Текст книги "Европа XXI века. Новые вызовы и риски"

Глава 4. Судьбы гуманитарного прогресса

Понятие «прогресс», то есть движение вперед, выход на новые рубежи в открытии законов природы и использовании ее ресурсов, имеет, безусловно, позитивные коннотации. Иммануил Кант вообще видел в нем первоначальное призвание и категорический императив человеческого общества. Это тем более справедливо для понятия «гуманитарный прогресс»: по определению российского философа В. И. Корниенко, под ним подразумевается «познание человеком собственной сущности, опыт его самореализации и самоограничения, который проявляется в самых разных сторонах его жизнедеятельности»[55]55
  Корниенко В. И. Гуманитарный прогресс человеческого общества // Вестник ЧГУ. 2007. № 17. С. 49.


[Закрыть]. Речь идет, таким образом, о человеческом измерении любого прогресса – в науке и технике, экономике, политике, культуре, где его цена и результаты оцениваются последствиями для жизни людей.

Важную роль в судьбе гуманитарного прогресса играет его цивилизационное измерение. «Истина по одну сторону Пиренеев становится заблуждением по другую», – отмечал французский философ XVII в. Блез Паскаль. В наши дни это ироническое замечание звучит еще более справедливо. Унификация производства, потребления, массовой культуры, стимулируемая гигантскими потоками товаров, капиталов, людей через границы суверенных государств, не отменяет, а, напротив, усиливает стремление народов спасти и утвердить свою национальную идентичность.

Между тем в разных регионах многополярного мира XXI в. люди живут не только на различных уровнях экономического развития, но и как бы в разных исторических эпохах. Каждой из них присуще свое понимание гуманитарного прогресса, определяемое собственной системой этических и культурных ценностей. Речь идет о таких его фундаментальных параметрах, как равноправие женщин, устои семьи (моногамия, полигамия, «брак для всех»), терпимость к этническим, конфессиональным, сексуальным меньшинствам, отношения между религией и правом, экономической эффективностью и социальной солидарностью, государством и гражданским обществом, человеком и природой.

Неудивительно, что гуманитарный прогресс протекает неравномерно, асимметрично как в пространстве, так и во времени. Контрасты в оценке отдельных его граней принимают порой драматический характер, выливаясь в кровопролитные войны, международный терроризм, приводя к гуманитарным катастрофам. Поэтому сравнительный анализ уровней, достигнутых гуманитарным прогрессом в разных странах, требует дифференцированного подхода, учитывающего их культурно-ценностную специфику.

Потенциальные возможности гуманитарного прогресса отчасти зависят от объективных физико-географических параметров страны – ее территории, населения, климата, ресурсов, объема ВВП. Однако эти показатели, характеризующие вес государства в мировом или региональном балансе сил, лишь отдаленно, а порой и неадекватно отражают уровень и качество жизни его граждан: у ряда малых и средних государств они иногда заметно выше, чем у иных великих держав.

Поэтому инструментом для сравнения материальной основы гуманитарного прогресса, достигнутого в разных странах, служит прежде всего объем ВВП на душу населения, рассчитанный по паритету покупательной способности (ППС). Всемирный банк делит по этому признаку 193 государства – члена ООН на три категории – страны с высоким (от 12 616 долл. США и выше), средним (от 1036 до 12 615 долл.) и низким ВВП (1035 долл. и ниже). К первой относятся 82 страны, ко второй – 98, остальные – к третьей категории, причем внутри каждой из них существует множество градаций[56]56
  [Электронный ресурс]. URL: http://gmarket.ru//ratings-countries-gni (Дата обращения 09.08.2017).


[Закрыть].

Первая десятка самых богатых, где подушевой ВВП колеблется (по убывающей) от 128 530 до 54 270 долл., включает небольшие государства с населением максимум 5–6 млн человек, которые либо располагают значительными запасами экспортного сырья, прежде всего энергоносителей – нефти и газа (Катар, Кувейт, ОАЭ, Саудовская Аравия, Оман, Норвегия), либо служат центрами кредитно-банковских структур, управляющих глобальными потоками капиталов, офшорными зонами ухода от налогов, хабами – перевалочными пунктами на мировых торговых путях (Швейцария, Люксембург, Гонконг, Сингапур).

Следующая двадцатка – от 53 760 до 33 440 долл., которая открывается США и замыкается Южной Кореей, включает промышленно развитые страны, вступившие в постиндустриальную стадию, где сфера услуг и потребление домохозяйств составляют две трети общего объема ВВП. Характерно, что в этой категории большинство составляют малые и средние страны – Швеция, Дания, Нидерланды, Австрия и т. д., как правило, опережающие по многим критериям жизненного уровня державы «семерки» – Германию, Японию, Великобританию, Францию, Италию, Канаду, Австралию.

Более многочисленная и разноплановая категория включает 55 государств со средним подушевым доходом от 32 700 до 13 070 долл. Среди них фигурируют большинство стран Европы – Центральной (Чехия, Словакия, Польша), Южной (Испания, Португалия, Греция), Юго-Восточной (Словения, Хорватия, Болгария, Румыния). К этой категории примыкают РФ и КНР (соответственно 23 190 долл., 43-е место в общем рейтинге, и 11 850 долл., 86-е место) и «новые индустриальные» государства Азии, Африки, Латинской Америки (Бразилия, ЮАР, Мексика, Турция, Индонезия, Таиланд, Филиппины, Малайзия).

Остальные 107, то есть более половины государств – членов ООН, по уровню ВВП на душу населения относятся к наименее благополучным. Это большинство развивающихся стран Тропической Африки, Южной и Юго-Восточной Азии, Центральной и Южной Америки, в том числе такие значительные по населению, как Индия (5360 долл., 127-е место) и Нигерия (5360 долл., 126-е место).

За последнюю четверть века глобальный тренд эволюции ВВП на душу населения – материальной основы гуманитарного прогресса – имел в целом позитивную динамику. Это объяснялось прежде всего высокими темпами роста экономики ряда развивающихся стран бывшего «третьего мира», догнавших, а иногда даже опередивших по душевому доходу «золотой миллиард» – США, ЕС, Японию. Сотни миллионов жителей этих стран вырвались из тисков вековой нищеты, пополнив ряды среднего класса.

Доклад ООН «Цели развития тысячелетия» за 2015 г. подвел итоги 25-летней борьбы с бедностью, болезнями, антисанитарией и другими проблемами, решение которых было признано в 1990 г. приоритетным. За эти годы численность живущих за порогом нищеты (менее 1,25 долл. в день) сократилась с 1,9 млрд человек до 836 млрд. Доля живущих ниже уровня крайней бедности снизилась с 47 до 14 % населения развивающихся стран. С 22 до 50 % выросло число тех, кто зарабатывает более 4 долл. в день и считается работающим средним классом. В Китае численность живущих ниже порога бедности снизилась с 61 до 4 % населения, в Индии – с 52 до 17 %[57]57
  2015. Время глобальных действий для людей и планеты. Изд.: Департамента общественной информации ООН – DPI/2594R.


[Закрыть].

Тем не менее эти достижения не отменяют того факта, что два десятка государств с подушевым ВВП ниже тысячи долларов остаются в крайней нищете – по данным Продовольственной программы ООН, каждый восьмой житель планеты с доходом менее 1,25 долл. в день постоянно недоедает. В еще более тяжелом положении оказываются сотни тысяч людей, страдающих от природных катастроф – засух, наводнений, цунами, частота и масштабы которых с потеплением мирового климата заметно увеличились. Наконец, состояние хронической гуманитарной катастрофы переживают миллионы жертв гражданских войн в «горячих точках» планеты – от Ближнего Востока до Украины, которые нуждаются в срочной и масштабной гуманитарной помощи. К тому же после мирового финансово-экономического кризиса – Великой рецессии 2008–2009 гг. – темпы роста большинства развивающихся стран, включая Китай, заметно снизились, замедляя процесс наверстывания ими вековой отсталости.

Уйти от этого вызова не удается: он властно стучится в дверь то террором Аль-Каиды, то средневековым варварством ИГИЛ, то потоками сотен тысяч беженцев в Европу через Средиземное море и Балканы, многие из которых гибнут в пути.

Сопоставление ВВП по ППС дает представление о сравнительном жизненном уровне в каждой стране, то есть доступном гражданам объеме товаров и услуг с учетом соотношения доходов и цен. Однако не менее важным критерием материальной составляющей гуманитарного прогресса является характер распределения этих доходов между разными социальными слоями. Для его оценки используется чаще всего так называемый «индекс Джини» – сравнение доли каждой социальной группы в общем объеме ВВП страны с ее удельным весом в населении: чем выше индекс, тем глубже неравенство, и наоборот.

Согласно статистике ООН, по этому индексу наибольшее неравенство доходов в 2008–2010 гг. наблюдалось в самых бедных из 193 государств – членов всемирной организации – в Африке южнее Сахары, Центральной и Южной Америке, Карибском бассейне, Южной и Юго-Восточной Азии – Намибии (74,3), Лесото (63,2), Сьерра-Леоне (62,9), ЦАР (61,3), Боливии (60,1)[58]58
  [Электронный ресурс]. URL: http://www.wacra.org/WORLD%20POVERTY (Дата обращения 09.08.2017).


[Закрыть].

В большинстве остальных государств этот индекс колеблется от 35 до 50. Так, среди стран БРИКС неравенство доходов в Бразилии (57,7) и Китае (46,9) больше, чем в России (39,9). В «семерке» индекс выше всего в США (40,8), в Великобритании (36,6) и Франции (36,0) он выше, чем в Японии (24,9) и Германии (23,3). Наиболее успешными в отношении относительного смягчения неравенства доходов выглядят страны Северной Европы – Дания (24,7), Норвегия (25,8), Швеция (25,0).

Степень социального неравенства измеряется не только индексом Джини, но и другими инструментами, в частности, децильным коэффициентом – соотношением доходов 10 % самых зажиточных и самых бедных граждан страны. По этому критерию разница доходов вершины и основания социальной пирамиды в государствах – членах ЕС составляла в среднем 5–6 раз, в России 21,6, в Бразилии 51,3, а в ЦАР – 69,2[59]59
  [Электронный ресурс]. URL: http://www.kommersant.ru/doc/2485570.


[Закрыть].

Из этих данных напрашивается, казалось бы, однозначный вывод: чем беднее страна, тем глубже в ней социальное неравенство. В большинстве случаев такая тенденция действительно существует. Немало, однако, и обратных вариантов, когда в богатой стране разрыв в доходах больше, чем в более бедной. Самый очевидный пример – США, где децильный коэффициент вдвое выше, чем в среднем по Евросоюзу, хотя их ВВП практически равны.

Согласно оценке рейтингового агентства «Standard and Pour’s», президенты – генеральные директоры 26 крупнейших корпораций США получили в 2014 г. денежные вознаграждения (оклады плюс бонусы, выходные пособия – так называемые «золотые парашюты» и т. д.), которые превышали среднюю зарплату их персонала – рабочих и служащих – в 500 раз. Абсолютным чемпионом оказался Дэвид Заслав, получивший 156 млн долл. – в 1951 раз больше, чем средняя зарплата персонала его компании «Дискавери» в 2014 г.[60]60
  McGregor J. Corporate America wary of disclosing exceptive pay ratios // Washington Post. 27.08.2015.


[Закрыть]

Если же сравнивать не доходы, а состояния, то есть степень концентрации частной собственности – движимой и недвижимой, то контрасты выглядят еще более впечатляющими: если в 2012 г. на долю 1 % самых богатых людей планеты приходилось 46 % личных активов, то в 2016 г. состояние 62 из них превысило имущество беднейшей половины жителей Земли – 3,6 млрд человек[61]61
  [Электронный ресурс]. URL: http://www.progect-syndicate.org/commentary/ world-leaders-should-adress-inequality-by-winny-byanyima-2016-01 (Дата обращения 09.08.2017).


[Закрыть].

Неудивительно, что проблема социального неравенства между странами и внутри каждой из них, как одно из главных препятствий на пути гуманитарного прогресса, оказалась одной из приоритетных в повестке дня мировой общественной мысли начала XXI в. Неслучайно она была в центре дискуссий на Всемирном экономическом форуме в Давосе в декабре 2015 г.

Выход децильного коэффициента за планку 10–12, то есть превышение разрыва доходов верхних и нижних этажей социальной пирамиды больше, чем на порядок, чреват подрывом социально-политической стабильности. Хотя это правило не является общим для всех стран, оно не лишено основания.

За последние три десятилетия по всему миру прокатилась волна массовых движений протеста, выводивших на улицы Каира и Рио-де-Жанейро, Стамбула и Мадрида, Бангкока и Афин сотни тысяч людей.

Хотя детонатором этих движений выступает учащаяся молодежь, связанная социальными сетями, основную массу недовольных составляют представители среднего класса, еще недавно казавшегося самым прочным оплотом стабильности общества. Приобщившись через современные средства массовой коммуникации к ценностям и стандартам общества потребления постиндустриального «золотого миллиарда», они оказались в результате Великой рецессии – мирового финансово-экономического кризиса 2008–2009 гг. – и ее последствий перед угрозой деклассирования. Результатом становится прогрессирующая поляризация социально-политических сил, утрата доверия к дискредитированным коррупцией элитам, рост влияния левых, но чаще всего ультраправых национал-популистов, подрывающий стабильность не только в развивающихся, но и в ряде постиндустриальных стран.

Эти деструктивные процессы являются в конечном счете отражением тенденции к углублению неравенства. На протяжении почти всей второй половины прошлого столетия ее смягчала, амортизировала и даже порой нейтрализовала широкомасштабная система социальной защиты, сложившаяся после Великой депрессии – мирового экономического кризиса 1929–1933 гг., и особенно в период после Второй мировой войны на фоне сравнительно устойчивого роста мировой экономики. По существу, именно эта система казалась магистральным путем гуманитарного прогресса.

Однако в начале XXI в. она пришла в противоречие с новыми экономическими реалиями, оказавшись, по сути дела, в тупике, выхода из которого пока не найдено.

Критериями гуманитарного прогресса служат не только материальные составляющие жизненного уровня – соотношение доходов и цен, покупательная способность домохозяйств, структура их бюджетов. Не меньшее, а зачастую большее значение имеет качество жизни, которое во многом зависит от удовлетворения коллективных потребностей общества. Эта сфера охватывает социальное, в том числе пенсионное обеспечение, здравоохранение, образование, содействие занятости, урбанизацию, дорожно-транспортную инфраструктуру, коммунальные услуги, культуру, спорт.

На протяжении многих веков, а отчасти и до сих пор ответственность за социальную помощь брали на себя церковные структуры мировых конфессий – разных ветвей христианства, ислама, буддизма, для которых милосердие всегда было символом веры, а благотворительность – путем к сердцам верующих. Примеру духовных властей следовали светские. Для монархов и аристократии благотворительная деятельность и меценатство были обязательным условием престижа в глазах подданных, уважения элит.

После промышленных революций просветительская, гуманитарная и филантропическая деятельность видных представителей делового мира – предпринимателей, банкиров, коммерсантов приобрела гораздо больший размах. Фонды Ротшильда, Рокфеллера, Форда, Карнеги, Билла и Мелинды Гейтс являются спонсорами масштабных программ содействия развитию науки, культуры, образования.

Однако главной движущей силой гуманитарной помощи служат не индивидуальные доноры, а массовые неправительственные и некоммерческие организации гражданского общества, в деятельности которых принимают участие сотни тысяч добровольных активистов.

Наиболее известной из них является Международный комитет Красного Креста (МККК), созданный в 1863 г. для помощи пострадавшим в ходе вооруженных конфликтов. Федерация национальных комитетов Красного Креста и Красного Полумесяца, действующих почти в 80 странах мира, помогает раненым, больным, военнопленным, осуществляет мониторинг соблюдения воюющими сторонами Женевских конвенций об ограничении методов боевых действий. Аналогичные функции выполняют другие международные и национальные организации гуманитарной помощи, например Врачи без границ.

НКО берут на себя, в частности, помощь маргиналам, оказавшимся по разным причинам за бортом общества, предоставляют им временное жилье, питание, создают возможности социальной реабилитации.

С середины XIX в. гуманитарная помощь становится сначала в Европе, а затем во всем мире неотъемлемой частью, компонентом социальной политики государства, превратившейся ныне в одну из его основных функций. Принято считать, что сегодня в промышленно развитых странах на оплату суверенных функций государства – администрацию, поддержание правопорядка, внешнюю политику и оборону – выделяется около 10 % бюджетных расходов, тогда как на социальные цели – вдвое-втрое больше[62]62
  Косенко О. И. Основы социального государства. М.: Изд. дом «АТИСО», 2011.


[Закрыть].

В странах ОЭСР сложилась двоякая, смешанная система управления и функционирования социальной сферы, где перераспределительный и накопительный принципы сочетаются в разной пропорции. В Евросоюзе основную роль играет перераспределение средств налогоплательщиков через соответствующие публичные – государственные, региональные, муниципальные – структуры. В то же время в США и других англосаксонских странах преобладает частный сектор – страховые, пенсионные фонды, специализированные банки, которые финансируют соцзащиту (медицинское обслуживание, пенсии) за счет работодателей и лиц наемного труда на основе действующего законодательства и трудовых договоров.

Тем не менее удельный вес расходов на медицину и образование – от начального до высшего, независимо от формы собственности, в обоих случаях достигает сопоставимых значений – 5–8 и 6–8 % ВВП соответственно, при том что суммарная доля социальных расходов в госбюджете колеблется от четверти до трети.

В развивающихся странах она пока заметно ниже – даже в тех, которые успешно вступили на путь форсированной модернизации (Китай, Индия, Бразилия, Турция, Мексика, Индонезия). Так, небывало стремительная индустриализация и урбанизация Китая с конца 1980-х гг. во многом обязаны дешевому труду 230 млн внутренних мигрантов, ушедших в города из деревни, но до недавнего времени почти лишенных основных социальных гарантий. То же касается и Индии, где официальное упразднение кастовой системы не ликвидировало фактическую дискриминацию в отношении сотен миллионов выходцев из низших каст.

Хуже всего социальная сфера выглядит в самых бедных государствах Тропической Африки, Центральной и Южной Америки, Южной Азии. В то же время в ряде богатых стран-экспортеров сырья, прежде всего «нефтяных монархиях» Персидского залива, правящая элита стремится избежать социальных потрясений типа «Арабской весны» с помощью патерналистской политики в пользу коренного населения, перекладывая бремя тяжелых низкооплачиваемых работ на иммигрантов из соседних стран.

Рейтинг эффективности систем здравоохранения в 2014 г. среди 51 страны, составленный аналитиками агентства Bloomberg на основании данных Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), ООН и Всемирного банка, включает три критерии: среднюю продолжительность жизни (шансы на дожитие при рождении), долю государственных затрат на здравоохранение в ВВП и стоимость медицинских услуг на душу населения[63]63
  [Электронный ресурс]. URL: http://gtmarket.ru/news/2014/091/22/6887 (Дата обращения 09.08.2017).


[Закрыть]. Согласно этой оценке, первое место занял Сингапур (82,1 года, 4,5 %, 2426 долл. США), за ним следовали Гонконг, Италия, Япония, Южная Корея, Австралия, Израиль и Франция. Замыкали список с конца Россия (70,5 лет, 6,3 %, 887 долл.), Бразилия, Азербайджан, Алжир, Колумбия, Иран, Болгария и США[64]64
  По оценке президента Национальной медицинской палаты РФ Л. Рошаля, удельный вес расходов на здравоохранение в ВВП России вдвое ниже, чем в среднем по ЕС. См.: Известия, 21.03.2015.


[Закрыть].

Хотя эти оценки не учитывают ряд важных показателей эффективности систем здравоохранения (число врачей на 1000 жителей, уровень медицинской инфраструктуры и т. д.), они дают реальное представление об успехах и нерешенных проблемах в этой ключевой для гуманитарного прогресса сфере.

Не менее противоречивая картина складывается в другой чрезвычайно важной области – образовании. Его впечатляющие успехи за последние четверть века связаны с тремя основными факторами: научно-технической революцией на основе информатики, резко повысившей требования к уровню знаний и облегчившей доступ к ним, глобализацией мировой экономики и модернизационному прорыву ряда развивающихся стран, особенно в АТР.

Обобщающим показателем состояния дел в системах образования служит составленный экспертами Программы развития ООН (ПРООН) индекс, который включает уровень грамотности и долю учащихся в школах трех ступеней – начальной, средней и высшей[65]65
  [Электронный ресурс]. URL: http://gtmarket.ru/ratings/education-index/ education-index-info (Дата обращения 09.08.2017).


[Закрыть]. Если принять высший уровень за 1000, то наибольших успехов из 193 государств – членов ООН по среднему (в промилле) образовательному уровню населения добились Австралия (0,97), за которой следуют Новая Зеландия, Норвегия, Нидерланды (0,980). Самые нижние строчки занимают Гвинея (0,294), Чад, Буркина-Фасо, Эритрея и Нигер (0,198).

Результаты остальных государств, находящихся между этими полюсами, не лишены сюрпризов: например, из 193 государств – членов ООН Беларусь (0,820 – 21-е место) опережает Францию (0,816 – 22-е место), Литву (0,877 – 8-е место) и Японию (0,808 – 26-е место). Из постиндустриальных государств «семерки» впереди идут США (0,890 – 5-е место), за ними следуют Германия (0,886 – 7-е место) и Великобритания (0,860 – 13-е место). Среди держав БРИКС лидирует Россия (0,774 – 36-е место), опережающая Китай (0,610 – 107-е место) и Индию (0,473 – 145-е место)[66]66
  Ibidem.


[Закрыть].

Из трех ступеней образования динамичнее всего развивается высшее. Согласно оценкам ЮНЕСКО, по доле граждан в возрасте 25–64 лет, получивших законченное высшее образование, с начала XXI в. лидируют США, Норвегия и Израиль (свыше 30 %). За ними идут Нидерланды, Испания, Дания, Канада, Австрия, Южная Корея, Япония (22–28 %). На почти тот же уровень вышла Россия (21 %), опережающая Великобританию, Германию и Францию[67]67
  [Электронный ресурс]. URL: http://demoscope.ru/weeky/2009/0375/analit02. php (Дата обращения 09.08.2017).


[Закрыть].

В странах среднего уровня экономического развития – Турция, Бразилия, Чили, Малайзия и некоторые европейские государства – члены ЕС (Италия, Португалия, Чехия, Словакия) – этот показатель снижается до 10–14 %, а в Индонезии или Тунисе падает до 2–3 %.

В то же время по численности студентов наиболее высокие показатели имеют США (13,2 млн), Россия (6,9 млн) и Япония (3 млн) – при том что у двух последних численность населения вдвое меньше.

В целом 12 стран-лидеров по охвату граждан высшим образованием превышают средний показатель для всего мира более чем вдвое, а три лидера – Польша, Россия и США – перекрывают его вдвое-втрое. Одной из важнейших тенденций эволюции современной высшей школы стал широкомасштабный международный обмен студентами, которые проходят за время учебы курсы или стажировку в нескольких странах. Так, в 2014 г. в США учились 275 тыс. китайских студентов – четверть всех иностранных.

На фоне впечатляющих успехов высшего образования шокирует статистика неграмотности, уровень которой в мире является одним из основных препятствий на пути экономического, политического, культурного и гуманитарного прогресса в целом.

Самое большое абсолютное число неграмотных сохраняется в Индии, превысив в 2014 г. 287 млн человек – 37 % их общего числа в мире. Мрачно выглядит ситуация еще в 21 стране, в том числе Пакистане, Марокко, Мавритании, большинстве африканских стран южнее Сахары, где менее половины детей получают начальное образование[68]68
  [Электронный ресурс]. URL: http://ria.ru/world/20140130/992149652.html (Дата обращения 09.08.2017).


[Закрыть].

Таким образом, гуманитарный прогресс в мировой социальной сфере остается крайне неравномерным, сохраняя и зачастую углубляя неравенство между регионами, странами и внутри каждой из них.

Между тем экономические предпосылки для его преодоления ограничены. После Великой рецессии темпы роста ВВП промышленно развитых стран остаются ниже, чем в докризисный период, и в среднесрочной перспективе их ускорение не предвидится. Этот прогноз аналитиков МВФ и ООН исходит прежде всего из учета растущего бремени долгов (суверенных, корпоративных, семейных), ограничивающих потребительский спрос и инвестиции в странах ОЭСР.

В то же время «всплывающие рынки» стран бывшего «третьего мира», которые в последнее десятилетие были главным мотором роста мировой экономики, исчерпывают прежнюю модель догоняющего развития, основанную на дешевой рабочей силе, импорте капиталов, передовых технологий и экспорте товаров массового спроса. Об этом свидетельствуют биржевые кризисы, неустойчивость валютных курсов, рост долгов («ловушка среднего дохода»). Переход же к новой парадигме тормозится падением цен на их экспортные товары, особенно сырьевые.

Сохранению и совершенствованию систем социальной защиты в развитых постиндустриальных странах препятствуют и демографические факторы – снижение рождаемости и увеличение средней продолжительности жизни. Результатом оказывается неуклонный рост доли иждивенцев, особенно старших поколений, и, соответственно, нагрузки на активное население. Эти же тенденции дают о себе знать в России и Китае.

В результате борьба вокруг поисков оптимального баланса между экономическим и социальным аспектами гуманитарного прогресса, которые оказываются трудно совместимыми, выдвинулась ныне в центр общественно-политической жизни.

Результатом таких противоречий оказываются массовые движения популистского характера, выступающие под флагом национализма или социальной демагогии, неуправляемые миграционные потоки, чреватые дестабилизацией политических систем с непредсказуемыми последствиями. Осознание такой опасности побуждает правящие круги самых разных государств к поискам новых моделей развития, которые сочетали бы императивы экономической эффективности, экологической безопасности и социальной справедливости на основе инновационных прорывов.