Текст книги "Социальное служение Русской Православной Церкви. История, теория, организация"

Социальное служение монастырей в виде социальной реабилитации пострадавших распространялась на всех нуждавшихся. Монастырь помогал работоспособному человеку не только милостыней, но и возможностью заработать на пропитание, уважая человеческое достоинство и помогая стать полезным членом общества, предупреждая тунеядство. Социальное служение монастыря по духовному попечению большого числа верующих способствовало привлечению на архитектурно-строительные работы населения окрестных городов и деревень.

В увлечении монастырей бурной хозяйственной деятельностью многие современники увидели отход от изначальных монашеских идеалов. В рядах монашеских корпораций сохранялся весьма тонкий слой монахов-аскетов и монахов-мистиков, предлагавших прежде всего достичь внутреннего преображения. Выдающимся деятелем этого направления был Нил Сорский, долгое время подвизавшийся на Афоне и принесший в духовный опыт русских монастырей учение о созерцательной жизни. Он стоял во главе монастыря-пустыни неподалеку от Кирилло-Белозерского монастыря. И хотя подобные примеры оставались скорее подвигом одиночек, чем массовым явлением в духовном состоянии общества, они не были бесплодны. Идея самоограничения («внутреннее делание»), естественно вытекавшая из опыта внутреннего созерцания, быстро вошла в массовое сознание в качестве положительного идеала (пусть даже и недостижимого) и была чрезвычайно необходима в условиях ограниченных ресурсов средневекового русского общества.

По существу это была диакония-ориентация. Монашеский идеал всегда служил в православии идеальной моделью для всех, духовно-нравственным ориентиром для каждого благочестивого христианина. Сама ориентация на монашеский идеал русского религиозного сознания определила многое, прежде всего то, что «природа русского народа сознается как аскетическая, отрекающаяся от земных дел и земных благ».[21]21
  Бердяев Н. Судьба России. М., 1990. С. 12.


[Закрыть]

Одним из важных последствий такого взгляда на мир было признание православным религиозным сознанием работы, какой бы полезной она ни была, действительно благой лишь постольку, поскольку она служит высшим целям и способствует основному делу человека в этой жизни – духовному деланию. Как говорил великий русский святой преп. Серафим Саровский: «Лишь только ради Христа делаемое добро приносит плоды Святого Духа, все же не ради Христа делаемое, хотя и доброе, мзды будущего века нам не представляет, да и в здешней жизни благодати Божией не дает».[22]22
  Монашеское делание. М., 1991. С. 14.


[Закрыть]

В течение XV–XVI веков на глазах одного-двух поколений выросла многотысячная сеть православных сельских приходов. Каждая волость добровольно, по своему желанию, строила свой храм, а также обязывалась содержать его и клир. Все эти изменения внесли немало нового и в социальную диаконию Церкви. Не теряя указанных выше принципиальных направлений, она реализовывалась по-своему на каждом из трех уровней: на уровне епархии (макродиакония), на уровне благочиния (мезодиакония) и на уровне прихода (микродиакония).

В макродиаконии исключительно важную роль имел епархиальный архиерей, что исходит из православного восприятия епископа как преемника апостолов, святителя и единственного (в пределах епархии) носителя права учительства и управления. Епископы подавали пример нищелюбия, раздавали милостыню и учреждали первые богадельни. Епископы в своих посланиях обращались к пастве и пастырям с призывом-обязательством помогать нуждающимся, а главное – оберегать человека от падения, развивать взаимопомощь и солидарность. В период объездов епархии епископы, в первую очередь, посещали местные богадельни, приюты, тюрьмы, школы, библиотеки, памятники истории и культуры. Тем самым епископы указывали на наиболее важные объекты социальной диаконии в своей епархии.

В рамках макродиаконии была оформлена и система духовного образования, в центре которой с 1730-х годов стояли епархиальные семинарии. Центром микродиаконии становился приход. Православные приходы, созданные самими прихожанами на свои средства, сочетали в себе черты молитвенно-литургического сообщества с большими возможностями взаимопомощи. Вместе со священником в делах приходского сообщества активную роль играли приходское собрание, церковный староста, обладавшие вплоть до XVIII века (а на Севере и в первые десятилетия XVIII века) правом самостоятельного распоряжения церковной казной и земельными угодьями. Появление большой сети приходов перемещало сюда центр социальной диаконии. Выявились новые возможности диаконии-ориентации (большую роль в реализации которой играли приходской священник и грамотные и духовно опытные прихожане), и новые направления диаконии-предотвращения, вобравшей в себя многообразный опыт разумного ведения домохозяйства и нравственно-этического строя семейных отношений, и иные масштабы диаконии-помощи, вовлекавшей в себя практически каждого прихожанина.

Важно и то, что церковные структуры не стремились заменять организованной помощью благородные порывы людей. Приходское духовенство считало куда более значимым делом убедить прихожан неустанно, по мере сил своих, творить дело социальной диаконии.

Что же касается былой роли монастырей в социальной диаконии, то ее смена во многом связана с трудностями и проблемами, которые переживал этот старинный институт Церкви в период Нового времени. Реформы Петра I и Екатерины II сильно подорвали экономические возможности православных монастырей, сократили численность монашеских корпораций и произвели изменения в их составе. Однако уже с конца XVIII века монастыри, пережившие эти проблемы и адаптировавшиеся к новым условиям, нашли новую форму служения миру. Стараниями старца Паисия Величковского и других в отдельных обителях Русской Православной Церкви стал развиваться феномен старчества – духовного наставничества. Наибольшую известность приобрели старцы Оптиной пустыни, Соловецкого и Валаамского северных островных монастырей. Это был уникальный опыт диаконии, оказывавший глубокое воздействие на все духовное состояние общества.

В отличие от монастырской, приходская помощь была более открытой. В ней сосредотачивалась вся общинная, гражданская и церковная жизнь. Приход являлся территориальной, административной и податной единицей. В памятках древней письменности есть свидетельства того, что почти в каждом из приходов существовали богадельни. К особо значимым формам приходской благотворительности можно отнести ссуды из церковной казны денег, хлеба, семян. Приходская благотворительность явилась переходным звеном между монастырской и общественной системами помощи.

Вторая половина XIX века была для России переломным временем: после отмены личной зависимости крестьян стремительными темпами развивались индустриализация общества и урбанизация. Экономические успехи сопровождались ростом нищеты и преступности. Как никогда прежде стал нуждаться в организованной благотворительности и помощи русский город. Церковь деятельно откликнулась на запрос времени. Со второй половины XIX века видное место в социальной диаконии Православия стали занимать добровольные благотворительные общества. В своей повседневной деятельности они сочетали диаконию-помощь с диаконией-ориентацией, по-прежнему соединяя благотворительность с профилактикой.

В рамках микродиаконии появились попечительские советы при многих приходах. Они объединяли наиболее просвещенных и состоятельных прихожан. Престиж купца или предпринимателя в конце XIX – начале ХХ века напрямую зависел от его активности в делах благотворительности и милосердия.

Но традиционные направления и формы социальной диаконии не успевали за остротой проблем. Неприятие вызывала и распространяющаяся практика диаконии-откупа, когда участие в делах милосердия ограничивалось лишь взносами, присутствием на собраниях обществ милосердия и проведением разовых благотворительных акций. Церковные люди отмечали нарастание отчуждения и равнодушия в обществе, которое они прямо связывали с ростом атеизма и религиозного равнодушия. В начале ХХ века катехизаторская деятельность и воцерковление новых поколений рассматривались в качестве важнейшего условия успешной социальной диаконии.

К акциям защитного свойства относятся общеприходские прошения к власти светской и церковной по самым различным поводам. Общественное мнение хорошо знало, что подобные акции никогда не останутся без внимания властей. Во второй половине XIX века в ряде крупных приходов стали создаваться специальные органы, призванные среди прочих своих дел оказывать регулярное содействие нуждающимся: кассы взаимопомощи, приходские попечительства и пр.

Важнейшей заслугой сельского прихода в XIX веке стало создание массовой крестьянской начальной школы. Постепенно школы были обеспечены достаточно подготовленными учителями. Основную тяжесть финансирования этих школ брал на себя приход. Можно говорить, что живой опыт социальной диаконии создал в приходском пространстве несколько ее центров. Главным центром всей общеприходской диаконии был храм. Именно здесь формировалось и закреплялось убеждение в спасительном значении служения ближнему. Видимым центром становился церковный дом, в котором проживала какая-то группа нищих и убогих. В церковном доме был, как правило, относительно постоянный состав нуждающихся людей.

Ярким примером, а может быть, и высшей точкой развития церковной благотворительности в России была созданная в Москве в 1905–1910 гг. Великой княгиней Елизаветой Федоровной, принявшей впоследствии мученическую кончину и причисленную к лику святых, – Марфо-Мариинская обитель. По замыслу основательницы здесь должны были соединиться воедино две добродетели: помощь ближнему и служение Богу через молитву и работу над собой. Это был монастырь, сочетавший в себе благотворительную и медицинскую работу, монастырь, обращенный к нуждам мира. Сестры шли в дома заболевших бедняков, трудились в монастырской больнице и аптеке, в бесплатной столовой и библиотеке, шли в госпитали и лазареты. Это была программа служения всех – всем. Без различия национальности, сословия, вероисповедания. Обществу помогали даже те, кто «не интересовался» религий. Просуществовала Марфо-Мариинская обитель до 1926 года.

После Октябрьской революции 1917 г. благотворительная деятельность была объявлена свойственной лишь буржуазному обществу как средство унижения для бедных и орудие угнетения для богатых. Такое отношение к милосердию вело к забвению социального служения Русской Православной Церкви, хотя Церковь и стремилась продолжать благотворительную деятельность в полном соответствии со своими многовековыми традициями и христианскими заповедями.

В соответствии с постановлением ВЦИК и СНК СССР от 8 апреля 1929 г. «О религиозных объединениях» Церкви было запрещено заниматься благотворительной деятельностью в любых формах. Были закрыты все приходские учреждения (ликвидированы все церковные попечительства – около 20 тысяч, почти двести монастырских больниц). Приходам под страхом уголовной ответственности было запрещено оказывать даже конкретно-адресную помощь своим прихожанам.

Практика последних лет свидетельствует о том, что православные общины осваивают богатый дореволюционный опыт социального служения Церкви – миротворческого, патриотического, духовно-нравственного просвещения, диаконии и пр., открывают новые горизонты данной работы, вызванные реалиями сегодняшнего дня. Сегодня Марфо-Мариинская обитель возрождена, вновь создано Свято-Димитриевское Сестричество сестер милосердия и др.

Сегодня благотворительность – это не только раздача милостыни и пожертвования. Сегодня религиозные организации вправе создавать благотворительные фонды и некоммерческие автономные организации, организовывать благотворительные акции. Отличным подспорьем церковных организаций, занимающихся социальным служением, может стать собственная хозяйственно-производительная деятельность: сельскохозяйственные, реставрационные, строительные и другие предприятия.

В каждом конкретном случае своей практики, при рассмотрении реальной социальной ситуации приходские социальные работники не всегда могут применить собственные знания, умения и навыки. Поэтому им необходима опора на те правила, которые формулируются наукой и практикой на основании открытых закономерностей: на обобщенные результаты аналитического исследования тенденций, характеризующих ту или иную ситуацию, на выводы из предшествующего опыта, на экспериментальное подтверждение выявленных объективно действующих закономерностей.

Общие исходные положения, принципы социального служения являются объективными по своему содержанию, они выступают требованиями, которыми необходимо руководствоваться в практической деятельности всем задействованным в социальном секторе государственных и негосударственных структур, как профессионалам, так и добровольцам. Среди ключевых принципов социального служения особо нужно выделить следующие: справедливость, любовь и милосердие, свобода и солидарность, соборность и субсидиарность.

Современные вызовы мира требуют, чтобы диаконические проекты в отличие от благотворительных акций были глобальными, потому что общество страдает именно из-за таких глобальных проблем, как нищета, голод, бедность, последствия геофизических и геополитических катастроф, эпидемий, войн. В таких условиях каритативным структурам необходимо централизованное управление, способное не только соединить массу разрозненных акций в единую планомерную программу помощи, но и сконцентрировать необходимое для этого количество материальных и финансовых ресурсов.

Попробуем определить параметры происшедших глобальных изменений, влияющих на социальное учение и служение Церкви.

1. На протяжении прошлых столетий положение человека в мире рассматривалось и понималось в контексте модели традиционного, малодифференцированного общества, в котором каждый индивид включен во все существующие немногочисленные институты: государство, церковь, общину, семью. В условиях простых форм социального опыта Церковь легко доносила до человека свою весть. В плюралистичном современном обществе все происходит наоборот: человек не может быть включен во все многочисленные институциональные структуры. В то же время он настолько опутан социальными связями, что немыслим как независимое существо. Такое общество секулярно и плюралистично. Личный опыт индивида случаен, многообразен и принимает самые различные конфигурации. Поэтому в таком обществе отделение Церкви от всех иных социальных пространств, а человека – от религии может казаться вполне естественным. Церковь сегодня должна восполнять методы своей миссии, становясь активной и наступательной, способной «проникать» в иные социальные сферы, приходить к человеку. Социальное учение и социальное служение есть познание специфики этих социальных областей для проникновения в них христианской этики.

2. В отличие от неизменного традиционного социума, общество модерна постоянно меняется. Принципы развития и модернизации, созданные для этого социальные инструменты – институты, превращают общество в объект интенсивной социальной инженерии. Меняются и этос, и нормы жизни общества. Соответственно, радикально меняются механизмы социализации и морального регулирования индивида. На место морализирования вступают структурно-институциональные изменения, к которым активная и разумная личность самостоятельно приспосабливается. Задача христианской социальной этики – влиять на эти институциональные изменения.

3. Синхронно с социальными изменениями меняется структура этического сознания. Традиционная этика персональных отношений в современном обществе становится одной из многих профессиональных и институциональных стратегий. Ограничиваясь моральной проповедью, Церковь превращается в одну из институциональных нормативных систем, значимых, прежде всего, для верующих. Культура не может существовать без разнообразия мыслительных программ. Социальная этика и социальное служение позволяют универсализировать нравственное слово Церкви.

Трансформация современного общества ведет к такой ситуации, что жизнь Церкви начинает необратимо меняться. Церковь сохраняет свои сущность и задачу: нести миру Слово Божие и исполнять свою спасительную миссию. Трактуя жизнь Церкви как нечто совершенно иное и чуждое миру, с иным языком, иными проблемами, иной моралью, Церковь рискует утратить возможность любого контакта с миром и человеком, не говоря уже о призвании преобразить их. Путь от Бога к сердцу человека и обратно пролегает через множество каналов и препятствий. Их можно преодолеть, если их не игнорировать. Используя свое социальное учение, Церковь простирает свой дар Богопознания до способности высветить содержание социальной жизни. Она определяет при этом те задачи и методы социального служения, которые приемлемы для современного общества.

Социальное служение основывается на транслируемом в социальной памяти понимании ценности человеческой личности, на вере в божественное происхождение человека. Содержанием социального служения является вся жизнь и деятельность человека. Следует различать церковное социальное служение и гуманитарные акции. Различие состоит в том, что при подготовке и проведении социальных программ Церковь руководствуется принципами долгосрочного стратегического планирования, целью которого является человек. Кроме того, социальное служение важно не только для того, кому оказывается помощь, но и для оказывающего ее, так как способствует его духовному совершенствованию.

1.2. Анализ исторического опыта милосердия и благотворительности Православной Церкви в России

В истории отечественной церковной благотворительности прослеживается несколько последовательных этапов, на каждом из которых принципы и формы диаконической деятельности претерпевали существенные изменения. Митрополит Воронежский и Борисоглебский Сергий предложил периодизацию развития традиций социального служения в Русской Православной Церкви, связав его основные стадии с важнейшими вехами исторического пути России.[23]23
  Сергий (Фомин), митр. Краткий очерк истории социального служения Русской Православной Церкви. [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.vob.ru/mitropolit/trudi/science/service/sv-2.htm. Дата обращения: 9 августа 2011 г.


[Закрыть]

Первым Владыка называет Киевский период, начавшийся с крещения Руси Владимиром Великим и продлившийся вплоть до времени татаро-монгольского нашествия. Его сменяет монгольский период, начало которого датируется первыми десятилетиями XIII в., а окончание второй половиной XV в., когда происходит полное освобождение Руси от ордынского ига. С третьим, Московским периодом, длившимся почти полтора столетия, от середины XV в. до конца XVI в., связано бурное развитие российской государственности, укрепление царской власти. Следующим становится Патриарший период, пришедшийся в основном на XVII в. – сложный и насыщенный событиями отрезок российской истории, характерной особенностью которого является выдвижение на передний план взаимоотношений между Церковью и царем. Пятый этап обозначен в периодизации митрополита Сергия как Синодальный, он начинается с реформ Петра I, упразднившего патриаршество, и заканчивается восстановлением этого института в 1917 г. Далее следует советский период, на протяжении которого Церковь находилась под гнетом репрессивной политики государства, провозгласившего атеизм важнейшей частью своей идеологии. И, наконец, седьмой этап – современный период, ознаменованный возрождением Русской Православной Церкви и восстановлением ее в статусе важнейшего общественного института. Рассмотрим особенности диаконического служения на каждом из обозначенных исторических отрезков.

В 988 г. произошло ключевое событие отечественной истории – киевский князь Владимир Святославич принял крещение и крестил Русь, завершив дело, начатое задолго до него святой равноапостольной княгиней Ольгой. Именно Владимир Великий навеки соединил Россию и Православие. В «Слове о законе и благодати» святителя Илариона, митрополита Киевского, мы читаем: «Подобный Великому Константину, равный ему умом, равно христолюбивый, равно чтущий служителей Его! <…> Он царство эллинов и римлян Богу покорил, ты же – Русь. Теперь не только у них, но и у нас Христос Царем зовется. Он с матерью своей Еленой Крест от Иерусалима принес (и), по всему миру своему разослав, веру утвердил. Ты же с бабкой своей Ольгой принес Крест из Нового Иерусалима, Константинова града и, по всей земле своей поставив, утвердил веру».[24]24
  «Слово о законе и благодати» // Памятники литературы Древней Руси. М.: Художественная литература, 1994. С. 599–616.


[Закрыть]

В образе князя, каким он предстает после крещения, мы находим немало подлинно христианских добродетелей. В нем, прежде таком воинственном и гордом, пробуждается миролюбивый дух, уважение к человеческой жизни, осознание ее ценности, что выражается в отказе применять смертную казнь к пленным и даже разбойникам. Князь смиряет свою волю к власти и активно привлекает к делу управления государством совет, состоящий из военачальников дружины, бояр-землевладельцев и городских старейшин. По свидетельству Святителя Илариона, митрополита Киевского князь также очень часто советуется с епископами «…о том, как уставить закон среди людей, недавно познавших Господа». Но главное он укрепляется в ответственном несении своего княжеского долга перед народом, в том числе и перед неимущими, страждущими, убогими, проявляет к ним сострадание, деятельную любовь и удивительную щедрость.

Безусловно, этот образ, собранный по крупицам, оставшимся в самых ранних источниках (летописях, житиях и др.), несет в себе значительный элемент романтического псевдоисторизма. Однако вспомним слова В. О. Ключевского: «Читая начальный летописный свод, встречаем ряд полуисторических и полусказочных преданий, в которых историческая правда сквозит чрез прозрачную ткань поэтической саги. Эти предания повествуют о князьях киевских IX и Х вв. … Вслушиваясь в эти смутные предания без особенных критических усилий можно уловить основные побуждения, которые направляли деятельность этих князей».[25]25
  Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций. В 3 т. Т. 1. Ростов-на Дону: Феникс, 2004. С. 112.


[Закрыть] Отнесемся с уважением к призыву выдающего историка, и не будем прикладывать «особых критических усилий», пытаясь нарисовать портрет Владимира – благотворителя.

При князе Владимире, которого в былинной традиции называют Красно Солнышко, нуждающимся в помощи позволялось приходить на княжий двор, где их обязательно должны были накормить, а больным оказать необходимую помощь. Для немощных, которые были не в состоянии прийти самостоятельно отправлялись повозки, обильно нагруженные пищей. Поддержка малоимущих (вдов, сирот, увечных) и нищих осуществлялась в основном в форме обеспечения их продуктами, так как денежное обращение было еще недостаточно развито. Иногда помощь выражалась в строительстве жилья, например, в случаях с погорельцами. Существовал и такой вид благотворительности, как выкуп пленных, весьма актуальный для Руси не только при Владимире, но и в последующие столетия. В этот же период закладывается фундамент организации при храмах врачебной помощи, доступной всем нуждающимся. Основываясь на свидетельствах Иакова Мниха, можно предположить, что активная благотворительная деятельность разворачивалась не только в Киеве, но и на всей территории, подвластной князю.[26]26
  Память и похвала князю русскому Владимиру // Библиотека литературы Древней Руси/ Т. 1: XI–XII века. / Под ред. Д. С. Лихачева и др. СПб.: Наука, 1997. C. 543.


[Закрыть]

Митрополит Киевский Иларион говорит о Владимире Великом: «…ты был нагим одеяние, ты был алчущим кормитель, ты был жаждущим утробы охлаждение, ты был вдовам помощник, ты был странникам покоище, ты был бездомным кров, ты был обижаемым заступник, убогим обогащение».[27]27
  Слово о законе и благодати // Памятники литературы Древней Руси. М.: Художественная литература, 1994. С. 599–616.


[Закрыть]

В конце Х в. Святитель Русской земли князь Владимир предпринимает первые шаги по укреплению Церкви как социального института. Учреждается Киевская митрополия Константинопольского Патриархата, устанавливается иерархия внутри вновь образовавшейся Церкви. Начинается строительство храмов и монастырей, естественно, за счет княжеской казны. На финансирование Церкви выделяется «десятина» (десятая часть поступлений от хлеба, скота, пошлин), причем экономическая специфика государственной поддержки церковного института при Владимире выражается в том, что она отчисляется только с княжьих доходов, то есть не становится общей податью. В Уставе 996 г. князем Владимиром благотворительность в форме попечения о бедных определяется как обязанность духовенства, которое при этом остается свободным от различных платежей. Владимир Святой опирался на документы Православной греческой церкви, а именно на «Правила поместного Собора» 347 г., согласно которым епископы должны были помогать сиротам и вдовам, предоставлять кров, питание и иную помощь странникам и нищим. Под контроль Церкви отдаются больницы и странноприимницы. Некоторые источники сообщают, что строительство странноприимных домов закрепляется за Церковью, что же касается больниц, то они могут строиться как за счет церковных средств, так и на пожертвования князей.[28]28
  Фирсов М. В. История социальной работы в России: Учебное пособие для студ. высш. учеб. заведений. М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1999. С.39.


[Закрыть]

Оценивая деятельность святого равноапостольного Владимира, В. С. Соловьев писал: «Россия с самого начала своей исторической жизни обнаружила преимущества своего религиозно-политического сознания перед византийским… Первый христианский князь киевский крестившись…, сразу понял ту простую истину, которой никогда не понимали ни византийские императоры…, ни епископы греческие, между прочим и те, что были присланы в Киев для наставления новых христиан, – он понял, что истинная вера обязывает, именно обязывает переменить правила жизни, своей и общей, согласно с духом новой веры».[29]29
  Соловьев В. С. Византизм и Россия // Сочинения в двух томах. Т. 2. М.: Правда, 1989. С. 562–601.


[Закрыть] Оставим на совести В. С. Соловьева его крайний радикализм в отношении общественно-политического наследия Византийской Империи, но отметим, что в данном высказывании выдающегося русского мыслителя совершенно справедливо подчеркивается своеобразие, уникальность исторического, религиозного и социального опыта России, в частности, опыта христианизации.

В. О. Ключевский, в отличие от В. С. Соловьева, полагал, что «…на киевского князя пришлое духовенство переносило византийское понятие о государе, поставленном от Бога не для внешней только защиты страны, но и для установления и поддержания внутреннего общественного порядка».[30]30
  Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций. В 3 т. Т. 1. Ростов-на Дону: Феникс, 2004. С. 123.


[Закрыть] Однако и он постоянно подчеркивает своеобычность отечественной культуры, в том числе и традиции благотворения, основанной на «смешанных» нормах – византийских, славянских, варяжских.

Святой равноапостольный Владимир показал своему народу пример нищелюбия и милосердного служения всем просящим о помощи без разделения их на «достойных» и «недостойных», того особого религиозного служения ближним, которое было воспето святоотеческой традицией. Таинственным, непостижимым образом русский князь, проводивший жизнь в нескончаемых военных походах, властный, необузданный в самых темных страстях человек, вряд ли имевший хоть малейшее представление о наследии Святых Отцов, с их учением о милосердии, воспринял, крестившись, этот заветный дар Византии.

На протяжении долгих столетий после Владимира Россия будет пытаться воплотить восточно-христианский идеал государственного устройства, но в полный голос и без трагических диссонансов «симфония властей» – царской и Церковной, так и не зазвучит. Зато сила иного идеала, выраженного в евангельской и святоотеческой проповеди милосердия, впитается в душу нашего народа и, во многом, предопределит его путь.

Размышляя о святом равноапостольном князе Владимире, Святейший Патриарх Кирилл говорит: «Что же произошло с этим человеком? Почему он те ясные и понятные цели и ценности, которые исповедовал как правитель государства, изменил на другие цели и жизненные ценности? Потому что с Крещением он в свой разум и в свое сердце принял Христа; вместе с Крещением принял новую систему ценностей, столь радикально отличающуюся от того, чем жил, во что верил, ради чего боролся до того. А что же лежит в основе этой системы ценностей, которой святой Владимир отдал разум, душу и жизнь, ибо желал, чтобы вслед за ним весь народ приобщился к этой системе ценностей? Это Евангельское слово, а в центре этого слова – то, что до сих пор людям трудно понять; то, что не перестает удивлять каждое последующее поколение людей своей новизной и притягательной силой. В центре Евангельского послания – одно и самое главное слово: любовь. Любовь как основа бытия, любовь как основа личной и семейной жизни, любовь как основа жизни общественной и даже государственной».[31]31
  Священнослужители о святом князе Владимире. [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.pravmir.ru/svyatoj-knyaz-vladimir-zhitie-ikony-molitvy/. Дата обращения: 17 июля 2011 г.


[Закрыть]

По стопам Владимира Святого следовали многие из его царственных потомков. Так, при Ярославе Мудром в Киеве открывается первое училище для осиротевших мальчиков и юношей, в котором одновременно могли обучаться, находясь на полном государственном содержании, до 300 человек. Следует отметить, что Ярослав Владимирович все же прославился преимущественно христианско-просветительской и законодательной деятельностью, в то время как его внук, Владимир Мономах, вернулся к более активной благотворительности в форме нищелюбия по примеру своего великого прадеда.

Князь Владимир Всеволодович (Мономах) известен как один из самых талантливых и образованных правителей в домонгольской Руси. В эпоху феодальной раздробленности он был проводником политической идеи сохранения целостности страны на основе договора между правителями отдельных княжеств. Его также часто называют выразителем средневекового идеала жертвенного воинского служения князей отчизне. Но, кроме этого, Мономах прославился как великий благотворитель. Летописи сохранили образ князя, раздающего милостыню – деньги и различные предметы, «обеими руками».

Владимир Всеволодович является автором памятника древнерусской литературы – «Поучения Владимира Мономаха», который известен современным читателям в прекрасном переводе Д. С. Лихачева. В этом произведении, созданном глубоко верующим человеком в форме наставления детям, можно найти фрагменты, посвященные интересующей нас теме. Приведем несколько цитат: «Прежде всего, бога ради и души своей, страх имейте божий в сердце своем и милостыню подавайте нескудную, – это ведь начало всякого добра… Ни затворничеством, ни монашеством, ни голоданием, которые иные добродетельные претерпевают, но малым делом можно получить милость божию… Всего же более убогих не забывайте, но, насколько можете, по силам кормите и подавайте сироте и вдовицу оправдывайте сами, а не давайте сильным губить человека. Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его; если и будет повинен смерти, то не губите никакой христианской души… Куда же пойдете и где остановитесь, напоите и накормите нищего, более же всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришел, простолюдин ли, или знатный… Больного навестите, покойника проводите, ибо все мы смертны».[32]32
  Поучение Владимира Мономаха // Сборник произведений литературы Древней Руси / Под ред. Д. С. Лихачева. М.: Художественная литература, 1969. С. 146–171.


[Закрыть]

Среди князей-благотворителей также известны Всеволод Юрьевич (Большое Гнездо), Андрей Боголюбский, святой благоверный Александр Невский и др. Примеру князей все чаще следовали их супруги и сестры. Например, сестра Владимира Мономаха, Анна Всеволодовна основала в Киеве первое училище для девиц, которых содержала на собственные средства, и обучала грамоте, а также различным ремеслам.