Электронная библиотека » Коллектив авторов » » онлайн чтение - страница 4


  • Текст добавлен: 2 октября 2019, 11:40


Автор книги: Коллектив авторов


Жанр: Прочая образовательная литература, Наука и Образование


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Екатерина II, продолжая политику Петра I, поставила перед собой цель выстроить систему, при которой гарантированную помощь мог бы получить практически каждый нуждающийся, принадлежащий любому общественному слою. Ради этого было создано множество Приказов общественного призрения, которые осуществляли надзор за школами, сиротскими домами, богадельнями, госпиталями и т. д. Кроме того, была учреждена Вдовья ссудная и сохранная казна с отделениями по всей стране. Любимым детищем императрицы Екатерины II были Воспитательные дома в Санкт-Петербурге и Москве, значительные средства на которые жертвовала царская семья.

И в дальнейшем, при наследниках Екатерины развитие государственной и великосветской благотворительности, безусловно, приносило полезные плоды. Среди наиболее известных попечительских организаций, созданных при участии двора, можно назвать Ведомство учреждений императрицы Марии, основанное Павлом I и возглавляемое первоначально его супругой, а также Императорское человеколюбивое общество, учрежденное Александром I.

Однако, возвращаясь к основной теме нашей работы, отметим, что только с середины XIX века в годы царствования императора Александра II начинается подлинное возрождение диаконического служения в Русской Православной Церкви. Как отмечают В. П. Мельников и Е. И. Холостова, во второй половине XIX века «…церковь получила возможность развивать давнюю традицию призрения нуждающихся в монастырских и церковно-приходских богадельнях, странноприимных домах, лечебницах и др. заведениях… Однако в условиях подчинения церкви государству монастырская благотворительность регламентировалась властями. По распоряжению правительства и Синода создание при обители благотворительных или воспитательных заведений стало обязанностью каждого вновь открываемого монастыря».[53]53
  Мельников В. П., Холостова Е. И. История социальной работы в России: учеб. пособие. М.: Маркетинг, 2001 – С. 146.


[Закрыть]

По всей России открываются десятки новых монастырей, оживляется приходская жизнь при городских и сельских храмах, открываются церковно-приходские школы для детей и взрослых, основываются братства и сестричества, ведущие регулярную благотворительную, медицинскую, просветительскую, церковно-устроительную, миссионерскую работу.

Совершенyо новым явлением становится деятельность сестер милосердия в фронтовых условиях. Россия много воевала и труд медицинских сестер на фронтах и в тыловых госпиталях часто оказывался востребован. Самым известным сестричеством была Крестовоздвиженская община, из которой в годы Крымской войны 120 женщин добровольно отправились работать в осажденный Севастополь. В 1863 г. военный министр издал приказ о введении по договоренности с Крестовоздвиженской общиной постоянного сестринского ухода за больными в военных госпиталях.[54]54
  Романюк В. П., Лапотников В. А., Накатис Я. А. История сестричества и ухода за больными. [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.randd.ru/ Miloserdie_3.htm. Дата обращения: 18 августа.


[Закрыть]

Во время Русско-Турецкой войны при Российском обществе Красного Креста было решено создать Комитет «Христианская помощь», который мог бы решать, кроме медицинских задач, социальные проблемы воинов-инвалидов и их семей. В 1882 году этот Комитет создал первую во всей всемирной организации Красного Креста общину сестер милосердия, а через некоторое время – курсы для их подготовки.

По данным, которые приводят В. П. Романюк, В. А. Лапотников, Я. А. Накатис, к 1877 г. в России насчитывалось 438 благотворительных учреждений, в том числе 210 – в Петербурге, 97 – в Москве, 131 – в губерниях. Среди них были воспитательные дома, родовспомогательные заведения, больницы, дома трудолюбия, детские приюты, попечительства о бедных, богадельни и др. В воспитательных домах Москвы проживало 40 754 ребенка, Санкт-Петербурга – 33 309, в родовспомогательных учреждениях двух столиц пребывало соответственно 103 902 и 55 497 родильниц. В детских приютах по всей стране к этому году находилось почти 300 тыс. детей. В богадельнях получили помощь около 70 тыс. человек.

В последующие годы число благотворительных учреждений постепенно увеличивалось. «В начале XX столетия в губерниях Европейской части России их было уже 14,8 тыс., в том числе 5270 (35,5 %) в губернских и 9584 (64,5 %) – в уездных городах. Благотворительных обществ и учреждений, относящихся к различным ведомствам, было 1775. Частная благотворительность в России в то время также была на высоком уровне. К 1898 г. насчитывалось более 5600 частных благотворительных обществ и учреждений».[55]55
  Романюк В. П., Лапотников В. А., Накатис Я. А. История сестричества и ухода за больными. [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.randd.ru/ Miloserdie_3.htm. Дата обращения: 18 августа.


[Закрыть]

Таким образом, на рубеже XIX и XX столетий в Российской империи насчитывалось около 30 тыс. государственных, общественных и частных учреждений, которые оказывали благотворительную и медицинскую помощь населению. Значительную их долю, более 60 % составляли либо церковные (приходские, монастырские) учреждения, либо организации, тесно связанные с Церковью.

Несмотря на эти впечатляющие цифры, следует подчеркнуть, что социальное служение Русской Православной Церкви, конечно же, не было в те годы организовано на системных принципах. Чаще всего, учреждения возникали спонтанно, являясь откликом на какую-нибудь типичную социальную проблему или беду. Они устраивались по образцу таких же маленьких сообществ, но не всегда могли преодолеть проблему самоизоляции. Исключение составляли общества трезвости, которые в ряде губерний вырастали в крупные цепочки (сегодня мы назвали бы их социальной сетью), включающие различные организации, а не только трезвеннические группы. Сошлемся на краеведческую работу иеромонаха Рафаила (Ивочкина): «В начале 1890-х годов в Смоленской епархии было открыто 5 приходских обществ трезвости… Особенно активно борьба с пьянством начала разворачиваться после утверждения Устава Попечительств о народной трезвости (20 декабря 1894 г.)… В их задачу входило наблюдение за продажей спиртных напитков, распространение в народе сведений о вреде пьянства, открытие читален, чайных и лечебных приютов для алкоголиков. В ноябре 1897 г. губернатор В. Сосновский обратился к епископу Никанору с просьбой разрешить устройство бесплатных народных библиотек-читален в селах под наблюдением священников… В конце 1898 г. в Смоленской губернии наблюдается активное открытие бесплатных читален при чайных Попечительства. В библиотеках священнослужители проводили беседы, чтения о вреде пьянства, сопровождая их показом туманных картин с помощью волшебного фонаря. Так, в Вязьме и Вяземском уезде из 33 лекторов 19 были священниками».[56]56
  Рафаил (Ивочкин), иеромонах. Участие Смоленской епархии в борьбе за трезвость. (Из опыта социального служения Русской Православной Церкви во второй половине XIX – начале ХХ вв.). [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.pravoslavie.ru/smi/print38062.htm. Дата обращения: 4 августа 2011 г.


[Закрыть]

На фоне разрозненных и действующих без какой-либо системы благотворительных организаций, либо небольших губернских «профильных социальных сетей», выделяется уникальный опыт Марфо-Мариинской обители милосердия, связанный с деятельностью святой преподобномученицы Елизаветы, великой княгини Елизаветы Федоровны Романовой.

Елизавета Романова, урожденная принцесса Гессенская, была старшей сестрой последней императрицы России и супругой великого князя Сергея Александровича Романова, генерал-губернатора Москвы, дяди императора. Она приняла мученическую кончину под Алапаевском в 1918 г. и была причислена к лику святых в 1982 г. Русской Православной Церковью за рубежом, а затем, Архиерейским собором Русской Православной Церкви в 1992 г.

Марфо-Мариинская обитель труда и милосердия была основана великой княгиней в 1907, открыта в 1909 г. Мысль о создании такой обители для сестер милосердия, которые жили бы по уставу, близкому к монастырскому, но имели возможность, при желании вернуться к мирской жизни, возникла у Елизаветы Федоровны после трагической гибели ее супруга в 1905 г. Обитель была названа в честь Марфы и Марии, сестер Лазаря, и призвана была совмещать в своей деятельности созерцательную молитвенную сущность Марии и деятельную, активную сущность Марфы. В 1926 г., через 8 лет после кончины матушки, обитель была закрыта, а начиная с 1992 г. она начала возрождаться.

Еще до гибели мужа Елизавета Федоровна возглавляла Женский Комитет Российского Красного Креста, под ее началом тысячи москвичек трудились в годы Русско-Японской войны в помощь фронту. Кроме того, она основала целую сеть благотворительных учреждений – ясель, приютов, лечебниц, бесплатных столовых по всей стране. Однако Марфо-Мариинская обитель стала абсолютно новым для России явлением. В сущности, здесь впервые был предложен прототип современного комплексного территориального социального центра для людей, нуждающихся в помощи и поддержке.

Рассмотрим основные направления деятельности обители в период с 1909 до 1926 г. Медицинская и медико-социальная помощь включала амбулаторию для малоимущих; стационар с собственной операционной для тяжело больных женщин и детей (на 25 мест); лечебницу и приют для женщин, больных туберкулезом (на 18 мест); аптеку с бесплатной выдачей лекарств для бедных и скидками для всех обращающихся. В амбулатории и больнице круглый год вели бесплатный прием 34 высококвалифицированных врача, в год амбулатория принимала более 10 тысяч пациентов. Бывшим пациентам (пожилым, немощным, семьям, где были ослабленные дети) на дом доставлялись бесплатные горячие обеды (до 150 обедов день). В годы Первой Мировой войны в обители оказывалась помощь раненым, был устроен лазарет на 65 мест. Все сестры получали основательную медицинскую подготовку, сама же Елизавета Федоровна настолько хорошо владела сестринским делом, что могла ассистировать во время тяжелейших операций. Хирургическая помощь в обители считалась одной из лучших в Москве.

Кроме медицинской помощи сестрами велась работа по воспитанию сирот. Был устроен приют, в котором могли жить около 20 девочек. Вне стен обители Елизавета Федоровна устроила и опекала общежитие для мальчиков и юношей, а также дом для бедных девушек-работниц с бесплатными или дешевыми квартирами.

Великая Матушка, как называли Елизавету Федоровну, и сестры патронировали бедные семьи, в которых воспитывались ослабленные дети, поддерживали малоимущие многодетные семейства, одиноких матерей, оказывали содействие родителям в трудоустройстве. Елизавета Федоровна за годы своего служения в обители лично приняла участие в судьбе 9 тысяч детей.

Помимо социальной велась и просветительская работа, была устроена воскресная школа, желающие могли пользоваться библиотекой, участвовать в беседах, проводившихся духовником Елизаветы Федоровны и сестер о. Митрофаном Сребрянским (св. преподобноисповедником Сергием). В лучших традициях отечественной благотворительности Марфо-Мариинская община содержала бесплатную странноприимницу для бедных с полным содержанием. Вне обители функционировали елизаветинские гимназии, ясли, очаги (дневное содержание детей из семей малоимущей интеллигенции), убежища (для детей, чьи родители лишились заработка).

Обитель находилась рядом с Хитровским рынком, одним из самых опасных, «мутных», криминальных мест Москвы. Елизавета Федоровна регулярно посещала рынок и искала тех, кого еще можно было бы спасти, вырвать из разлагающей среды, прежде всего, тяжело больных детей и женщин, которые помещались затем в больницу.[57]57
  Миллер Л. Святая мученица Российская Великая княгиня Елизавета Феодоровна. М.: Православный паломник, 2009. С. 175.


[Закрыть]

Итак, Марфо-Мариинской общиной реализовывались принципы комплексности и территориальности еще задолго до того, как они был сформулированы в теории социальной работы.

Во времена расцвета обители Великой Княгиней была начата работа по созданию аналогичных учреждений по всей Москве, со временем планировалось создание городской сети подобных сестричеств и распространение опыта на другие губернии. Но вместо этого преподобномученица Елизавета погибла в шахте под Алапаевском.

Эпоха возрождения церковной благотворительности в конце XIX – начале XX века оборвалась вместе с октябрьской революцией. В советское время Русская Православная Церковь смогла выстоять под натиском тяжелейших испытаний, но, казалось, утратила силу своих диаконических традиций. Впрочем, может быть, наш поверхностный взгляд не замечает следов милосердного подвига простых приходских батюшек, монашествующих в дальних заповедных обителях, сохранивших веру мирян. Думается, что, начав внимательно и терпеливо изучать этот предмет, мы получим много волнующих свидетельств и просто интересных фактов социального служения Церкви в советские годы. Однако это дело будущего. Нам же, завершая данный исторический очерк, осталось только охарактеризовать настоящее.

Современный период в истории церковной благотворительности, начавшийся в 90-е гг. прошлого столетия, ознаменован возвращением Церкви в число лидирующих институтов, определяющих стратегии социальной политики в стране. Этот процесс нашел отражение в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви», важнейшем документе, принятом на Освященном Архиерейском Соборе 2000 г. Другой отличительной чертой нынешнего этапа является возрождение диаконии и активное внедрение инновационных подходов в практику социального служения на всех уровнях церковной организации. Значимой вехой в развитии благотворительности стало принятие на Освященном Архиерейском Соборе 2011 г. документа «О принципах организации социальной работы в Русской Православной Церкви», который задает основные направления диаконической деятельности, востребованные социумом, определяет ее структуру, а также очерчивает области партнерского взаимодействия с государственными и общественными организациями.

В последние годы существует устойчивая положительная динамика в развитии церковной благотворительности. За последние годы значительно увеличилось число сестричеств, 60 из них входят в недавно созданную профильную Ассоциацию. Растет количество православных добровольческих организаций, объединяющих молодежь, готовую помогать ВИЧ – инфицированным, бездомным, тяжело больным людям и инвалидам. При монастырях открываются новые приюты для детей и подростков, оказавшихся в трудной жизненной ситуации, а приходы организуют помощь социально уязвимым семьям и пожилым людям. Крепнет движение «За жизнь», ставящее своей целью предотвращение абортов и оказание всесторонней поддержи беременным женщинам и молодым матерям, лишенным семейной заботы. Примеров можно привести множество. Но сегодня на фоне внешних, пусть даже и весьма масштабных изменений, происходящих в области православной диаконии, становится актуальным более значимый, глубинный процесс, связанный с постижением предельного смысла и подлинной сущности милосердия.

Невозможно представить дальнейшее развитие диаконической практики без углубления нашего понимания мотивации социального служения. Существует ли особый христианский альтруизм, основанный на самых высоких проявлениях любви, какие только доступны человеку? Если да, то не о нем ли говорит наш современник митрополит Волоколамский Илларион? В своих размышлениях о сущности человека, его природы и предназначения, Владыка предлагает неожиданный ракурс: «…любовь в ее высших проявлениях есть наследие рая; любовь – это то, что в естестве человека осталось от его первозданного блаженного и богоподобного состояния».[58]58
  Илларион (Алфеев), митр. Святоотеческое учение о человеке. Лекция, прочитанная в Свято-Димитриевском училище сестер милосердия. [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://hilarion.ru/2010/02/24/920. Дата обращения: 1 августа 2011 г.


[Закрыть]
Развивая эту мысль, можно сказать, что, пребывая в состоянии милосердной, деятельной любви к другому человеку, не только духовно прикасаясь к нему, но и помогая практически, мы способны жить, чувствуя и выражая в поступках свое первозданное «Я».

Но быть может вовсе не христианская любовь является основой милосердия и внутренние интенции, глубинные мотивы человека, посвящающего себя служению ближним, имеют сугубо биологическую, инстинктивную природу и поэтому всегда одинаковы, независимо от его религиозной идентичности. Либо же они, в первую очередь, обусловлены психологическими факторами, сознательными и бессознательными, и порыв к оказанию помощи есть только выражение мучительного комплекса вины и желания заслужить добрыми делами прощение и любовь окружающих? Или, напротив, они указывают на скрытый эгоцентризм – «я лучше вас, я милосерден и великодушен». Вероятно также, что альтруизм детерминирован социальными условиями, системой общественных норм и ценностей и развивается он лишь в тех обществах, где помощь ближним считается поведенческой нормой. Конечно, внутренняя жизнь человека невероятно сложна, многогранна, полифонична, на его поведение оказывают влияние множество мотивов. Но важно, какой из них будет ведущим.

В одной из статей Председателя Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению епископа Пантелеймона приводятся неоспоримые доводы величайшей значимости и, более того, необходимости участия христианина в делах милосердия. Статья была опубликована вскоре после принятия Архиерейским Собором РПЦ в феврале 2011 года документа «О принципах организации социальной работы в Русской Православной Церкви», в ней архипастырь размышляет о мотивах, побуждающих людей к благотворительности. В частности, он напоминает, что на Высшем Суде человека, прежде всего, спросят о его поступках по отношению к ближним, особенно тем, кто испытывает какую-либо нужду или страдание. «Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне… истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25:31–46). «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут» (Мф. 5:7). В данном случае речь идет о самом важном мотиве – проявлении живой, деятельной любви к Богу через сострадание и милосердное служение людям.

Обращаясь к опыту христианской аскетики, Владыка Пантелеймон указывает на необходимость любя помогать нуждающимся, поскольку через эту помощь мы сами отходим от греха, становимся чище, добрее, в конечном итоге, получаем гораздо больше, чем те, кому ее оказываем. Очевидно, что оба эти стремления, и проявление любви к Господу через милосердие, и желание деятельной любовью очиститься от греха, сливаются в единый мотив спасения человеческой души. Сегодня, как, впрочем, и во все времена, чрезвычайно актуально звучат слова Иоанна Златоуста: «…в заповеди любви сокращенно вмещается весь состав заповедей, так как начало и конец добродетели есть любовь: она есть и корень, и необходимое условие, и совершенство добродетели».[59]59
  Святитель Иоанн Златоуст. Творения. Т. IX, кн. 2. СПб.: Изд. Санкт-Петербургской Духовной Академии, 1903. С. 779.


[Закрыть]

1.3. Принципы социального служения

Как уже отмечалось, православное социальное служение имеет свою специфику, которая отличает его и от служения других конфессий, и от светской социальной работы.

Председатель Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению епископ Орехово-Зуевский Пантелеймон выделяет четыре специфические характеристики: 1) православное социальное служение – это «служение любви»; 2) совершая социальное служение, христианин жертвует собой, сострадает, сочувствует, помогая понять тайну страдания – «полюбить свою болезнь» больным; 3) дела милосердия – общие совместные дела всех членов церкви; 4) служение осуществляется в тайне, «не пиаром, а подвигом».

Указанные епископом Пантелеймоном особенности церковного социального служения, по сути, являются основополагающими правилами практической деятельности. Та деятельность, которая является смысло– и целеориентированной, служит человеку и обществу, и духовный, глубинный смысл социального служения имеет для православного человека первостепенное значение. Принципы православного социального служения, раскрывающие его содержательную и общецелевую направленность, мы называем общими принципами, в соответствии с ними можно рассматривать всю систему диаконии вне зависимости от общественного строя, социальной политики государства. Это справедливость, любовь и милосердие, свобода и солидарность, соборность и субсидиарность.

Наряду с общими принципами, имеющими универсальный характер, существуют специальные принципы социального служения. Данные принципы связаны с требованиями к профессиональной деятельности в сфере оказания социальных услуг. Они представляют собой руководящие правила, конкретизирующие требования общих принципов при осуществлении социального сервиса и функциональных обязанностей приходских социальных работников. В свое время Н. А. Бердяев говорил о российском менталитете, содержащем жалостливый гуманизм в отличие от западного рационализма. Вместе с тем, сегодня совершенно очевидна невозможность оказания помощи населению, основанного исключительно на традициях милосердия. К специальным принципам социального служения можно отнести следующие: универсальность, комплексность, последовательность, конфиденциальность, сочетание интересов клиента социальной службы и общества, акционизм, профилактическая направленность, максимизация социальных ресурсов, преемственность, мобильность, своевременность и др.

Наконец, в органической взаимосвязи с общими принципами социального служения находятся организационные принципы, имеющие более узкую сферу применимости, они выражают требования к системе, структуре, процессу и механизму диаконии в социальных условиях, сложившихся в обществе. Организационные принципы – это: компетентность, полномочия и ответственность специалиста, единство прав и обязанностей, контроль и проверка реализации управленческих решений и др.

Итак, принципы социального служения – это основные требования к его содержанию, организации и осуществлению. Рассмотрим значение некоторых принципов подробнее.

Принцип справедливости означает: «во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так вы поступайте с ними; ибо в этом закон и пророки» (Мф. 7,12; Лк. 6,31). Справедливость указывает на то, что необходимо «обходиться с людьми не так, как если бы они были одинаковы от природы, но так как этого требуют их действительные свойства, качества и дела… чтобы права и обязанности людей, а также их творческие возможности предметно соответствовали их природным особенностям, их способностям и делам».[60]60
  Ильин И. А. О грядущей России // Избранные статьи / Под ред. Н. П. Полторацкого. Изд-во Св. – Троицкого монастыря и корпорации Телекс Джорданвилл, Н.-Й. США, 1991, М.: Воениздат, 1993. С. 63.


[Закрыть]

Можно иметь свои симпатии и антипатии, но они не должны отражаться на качестве работы приходского социального работника с различными категориями клиентов. Как отмечает Г. П. Медведева, «какие бы чувства клиент не вызывал у социального работника, отношения к нему всегда должно быть ровным, доброжелательным и внимательным, а его проблемы должны оцениваться адекватно… Справедливость должна проявляться и по отношению к коллегам – каждое действие коллеги должно получать справедливую оценку, без преувеличения или преуменьшения его заслуг или недостатков, с учетом как объективных, так и субъективных факторов. Воплощение в практике социальной работы принципа справедливости предохраняет социального работника от отчуждения и от клиента, и от коллектива».[61]61
  Медведева Г. П. Этика социальной работы: учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. М.: ВЛАДОС, 1999. 2008. С. 86.


[Закрыть]

На основании принципа социальной справедливости, с одной стороны, каждый обладает правом на социальное обслуживание, а с другой – отдельные категории населения имеют специальные права, гарантии и льготы в соответствии с их потерями в трудных жизненных ситуациях.

Принцип милосердия находится в тесной связи с принципом справедливости. Справедливость является гранью между законностью и милосердием. Милосердие умеет прощать во имя будущего, способствуя открытию новых возможностей человеческого сознания. Такое милосердие не является жалостью, потакая слабостям, но судит со всей строгостью закона. Из милосердия происходит любовь к ближнему: «милосердное служение помогает человеку обрести любовь, а вместе с ней – самоотверженность, кротость, долготерпение, смиренномудрие и другие христианские добродетели».[62]62
  О перспективах развития церковного социального служения. Итоговый документ I Общецерковного съезда по социальному служению. [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.diaconia.ru/news/podgotovlen-itogovyjj-dokument-obshhetserkovnogo-sezda-po-sotsialnomu-sluzheniju/. Дата обращения: 11 июля 2011 г.


[Закрыть]

Принцип любви. Царство Божие есть Царство любви. «Любовь, которая есть БОГ, явление любви в мире – вот что есть такое церковное социальное служение. Любовь – это когда другой человек, каким бы он не был, является для нас радостью… У нас должно быть понимание того, что человек, к которому мы с вами обращены в нашей деятельности, что человек этот – это образ Божий. Образ Господа нашего Иисуса Христа. Человек носит на себе образ того, кто воплотился на нашей земле, стал нашим учителем, нашим Господом. И служа этому человеку – мы служим самому Иисусу Христу. Это мы должны помнить и искать эту радость, радость, которая одна только является целью человеческой жизни», – указывает епископ Пантелеймон.[63]63
  Пантелеймон, еп. Четыре особенности церковного социального служения. Доклад на пленарном заседании Первой региональной конференции по церковному социальному служению «Новая эра милосердия». [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://sluzhenie.tomsk.ru/?p=2608. Дата обращения: 20 июля 2011 г.


[Закрыть]

Чтобы на службе Богу принять ответственность за исполнение высшего долга – любви, христианин должен использовать различные подручные средства – аскетизм, созерцание, культовые действия; и по мере освоения более простых практик, приступать к исполнению более сложных – задач из сферы христианского долженствования. Так, новоначальный посредством аскетических практик может учиться управлять своим телом, проходя подвиги волевого сдерживания потребностей в еде, питье, сексуальном удовлетворении. Затем он преодолевает чувства злости, зависти, раздражения и др. порочные наклонности. Возвышение над собственными физиологическими потребностями позволяют человеку овладеть бескорыстием, сопереживанием.

Впрочем, чтобы преодолеть господство страстей, нужно нечто большее, чем гуманистическая доброжелательность. Только любовь способна создать соответствующую преобразующую атмосферу. Любовь не только по отношению к единоверцам и родственникам, но и к инаковерующим. По мысли С. Л. Франка, «высший и универсальный долг христианина есть долг любви к ближнему – к каждому человеку и ко всем людям, – так как он обязан во всех смыслах помогать ближнему и спасать его, он осознает себя косвенно ответственным за всякое зло, всякое страдание, всякую нужду в мире – за все, что есть в мире несовершенного, греховного. Ибо всякое такое зло как бедствие он осознает как итог своего упущения в исполнении долга любви».[64]64
  Франк С. Л. Свет во тьме. М.: Факториал, 1998. С. 141.


[Закрыть]

Принцип соборности. Несмотря на то, что Евангелие не определяет форм общественной жизни, но «оно прямо называет такие руководящие принципы человеческих общественных отношений, которые, безусловно, дают христианину возможность уметь непосредственно, как при свете ясного дня, оценивать и формы общественных отношений… И не трудно назвать основные евангельские начала для всяких общественных отношений: начала эти – свобода и любовь…».[65]65
  Экземплярский В. И. Евангелие и общественная жизнь. Киев, 1913. С. 47–48.


[Закрыть]
Как внутреннее духовное единство человеческой жизнедеятельности соборность находится в оппозиции с общественностью – организационно-правовым единством. Именно соборность должна являть собой творческое начало общества: «все механическое, извне налаженное и объединенное в человеческом обществе есть лишь внешнее выражение внутреннего единства и оформленности общества, т. е. его соборности» – писал С. Л. Франк.[66]66
  Франк С. Л. Духовные основы общества. М.: Республика, 1992. С. 56.


[Закрыть]

В своей интронизационной речи в 1990 году Святейший Патриарх Алексий сказал: «Много вопросов встает сегодня перед Церковью, перед обществом и перед каждым из нас. И в их решении нужен соборный разум, нужно совместное решение и обсуждение их на соборах. Соборный принцип должен распространяться и на епархиальную, и на приходскую жизнь – только тогда мы решим те вопросы, которые стоят сегодня перед Церковью и обществом».[67]67
  Комаров Е. В. Патриарх. М., 1993. С. 22.


[Закрыть]

Соборность приходской жизни – это инициативность мирян в социальной, просветительской деятельности, участие в решении административных вопросов. Причем «религиозное понимание общества как соборного служения правде требует блюдения в общественной жизни двух начал… личной свободы и общественной солидарности».[68]68
  Франк С. Л. Проблемы христианского социализма // Путь. Париж, 1939. № 60. С. 25–26.


[Закрыть]

Принцип свободы отражен во «Всеобщей декларации прав человека от 10 декабря 1948 года»: «Каждый человек имеет право на жизнь, на свободу и на личную неприкосновенность» [Ст. 3]. Однако, свобода – не только неотъемлемое право каждого человека, но и его призвание. Призвание – нечто большее, чем долг. Христиане призваны к свободе. «К свободе призваны вы, братия…» (Галл 5:13).

Свобода в Священном Писании ставится очень высоко, это не только возможность выбора, но и задача творчества как преобразования чего-либо, поставленная Богом перед человеком, сотворенным по образу и подобию. Ограничение творческой инициативы личности в социальной, политической, экономической, духовной сферах могут привести к «уравниловке» по нижнему уровню, к пассивности и апатии, но не к равенству. Без собственной активности ни индивиды, ни страны не выйдут на путь решения социальных проблем. Действие под лозунгом «так говорят», «так принято» превращает человека в послушного раба диктаторов. Стандартные унифицированные взгляды опустошают силы человека, дезориентируют его и приводят к потере достоинства. Как писал Франц Кафка в своих дневниках: «полнейшее равнодушие и отупение… Пустота, пустота. Тоска, скука, нет, не скука, только пустота, бессмысленность, слабость».[69]69
  Кафка Ф. Дневники. [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.vehi. net/kafka/dnevnik.html. Дата обращения: 17 августа 2011 г.


[Закрыть]

Обретение цельности и свободы от эгоистичного «Я» возможно путем выхода за рамки собственных проблем, путем выстраивания отношений с людьми на «искренности и прозрачности подлинных чувств», на «теплом принятии и высокой оценке другого человека, тонкой способности видеть его мир и его самого, как он сам их видит».[70]70
  Роджерс К. Взгляд на психотерапию: Становление человека. М.: Прогресс, 1994. С. 79.


[Закрыть]
Посредством доверительного, глубинного общения станет возможным для индивида «воспринимать и понимать свои качества, которые прежде были им подавлены», обнаружить, что «становится более цельной личностью, которая способна жить с пользой», «более самоуправляемым», «человеком с более выраженной индивидуальностью, способным проявлять себя».[71]71
  Роджерс К. Взгляд на психотерапию: Становление человека. М.: Прогресс, 1994. С. 79.


[Закрыть]
Согласно психотерапевту Ролло Мэю, «ни Я, ни тело, ни бессознательное не могут быть “самостоятельными”, а могут существовать только как части целого. И именно в этом целом должны иметь свои основания свобода и воля».[72]72
  Мэй Р. Любовь и воля. М.: Рефл-бук; К.: Ваклер, 1997. [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Psihol/Mei/06.php. Дата обращения: 11 января 2011 г.


[Закрыть]

Принцип солидарности. Солидарность, равно как свобода, и справедливость обусловлены фундаментальным принципом любви, на котором выстраивается социальное служение. Только лишь на основе взаимопонимания и взаимопомощи единая Церковь способна выполнить свою миссию в обществе.

Солидарность противостоит деперсонализации и отчуждению человека. Вместо тотальной враждебности к «Другому», в образе которого может персонифицироваться носитель других идей, мнений, человек другой социальной или этнической общности, говорящий на незнакомом языке, вместо конформизма по отношению к тем, кто играет на чувстве солидарности, кто способен убедить людей, что их интересы и чувства ему близки, что он «вылеплен из того же теста», мы, наконец, обращаем внимание на того, кто находится рядом, и шаг за шагом, поступательно открываем для себя удивительный мир человека, с его внутренней болью и радостью, с недостатками и достижениями. Открываясь для общения с человеком любой нации и веры, мы возрождаем в себе доверие и преодолеваем страх самого себя и своего бытия, страх рефлексии, присущий многим и скрепленный договором о «невмешательстве» в жизнь другого.

Не случайно одно из имен Церкви – кинония (общение), так как в ней происходит взаимообщение верующих с Богом и друг с другом. «Приходам должно «быть дело» до всего – как до общественной жизни, экологии, экономики, политики, культуры, принесения туда христианских начал, так и до социально самочувствия и реализации в обществе своих членов, ибо максимальная социальная реализация, преодоление маргинальных тенденций – это важная составляющая общественного служения православного христианина», – призывают члены Ассоциации православных экспертов в докладе «Третий Рим. Суверенная модернизация».[73]73
  Логинов К., Фролов К. «Третий Рим». Суверенная модернизация. [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.regnum.ru/news/polit/1339303.html. Дата обращения: 17 июля 2011 г.


[Закрыть]


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации