Текст книги "Квир-теория и еврейский вопрос"

Переписка

Во время работы над «Тотемом и табу» Фрейд активно переписывался и спорил с Блюхером относительно природы гомосексуальности – в частности, ее роли в немецком молодежном движении и, говоря шире, в формировании общества в целом [Neubauer]. Блюхер, которому тогда было двадцать три года, был одним из ведущих мыслителей немецкого молодежного движения и теоретиком роли гомоэротизма в мужских группах. Вскоре он также стал известен как философ, психиатр и автор нескольких антисемитских (и антифеминистских) работ, например Secessio Judaica, в которых настаивал на отделении евреев c их испорченным и приземленным образом мышления от немцев, Германии и немецкой культуры [Blüher, Secessio…, р. 21 и далее]. В ходе их общения Блюхер постепенно перешел от многословного восхваления Фрейда в своих статьях и частных письмах к написанию статей в находившиеся (и не находившиеся) под влиянием Фрейда психоаналитические журналы, затем к публикации открытого письма, посвященного расхождениям с Фрейдом в понимании гомосексуальности, и наконец, после того как контакты между ними были прерваны, – к осуждению «декадентской», «еврейско-либеральной концепции» (Kulturanschauung¹²) инверсии, воплощением которой стал психоанализ¹³.

В своем первом письме к отцу психоанализа Блюхер отмечает, что для него знакомство с работами Фрейда стало «подлинным озарением»¹⁴. Особенно впечатлила его «“Культурная” сексуальная мораль и современная нервозность», где Фрейд впервые пытается связать половую жизнь и стадию культурного развития, в частности следующее место: «Отречение [от инстинктов] на протяжении культурного развития человечества постоянно прогрессировало…» [The Standard Edition…, vol. 9] Как Фрейд, так и Блюхер продолжали исследовать эту взаимосвязь, но в очерке Фрейда Блюхера больше всего поразило то, как он определил и затем указал на различие между двумя формами замещения репродуктивной функции, двумя недегенеративными отклонениями от общепринятой в культуре нормы: перверсией и инверсией (или гомосексуальностью). Как и в первом из своих «Трех очерков о теории сексуальности», в «“Культурной” сексуальной морали» Фрейд доказывает, что ни перверсия, ни инверсия не являются признаком группы вырожденцев, отделенной от остального человечества, но представляют собой вариант сексуального желания, сознательно или бессознательно испытанный всеми людьми на том или ином этапе их развития¹⁵. Не менее важным для Блюхера было то, что, разделяя инверсию и перверсию, Фрейд освободил гомосексуальность от той медико-моральной окраски, с которой по-прежнему связывался термин «перверсия». Более того, Фрейд утверждает, что психоневроз представляет собой негативную форму перверсии, но не вводит никакого параллельного невротического определения инверсии. Гомосексуалы не описываются им как вырождение по отношению к высшей точке эволюции, каковой является современная цивилизация; напротив, их часто «отличает особенная склонность <…> к культурной сублимации»¹⁶. Они не только вносят творческий вклад в прогрессивное развитие общества, но гомосексуальное поведение само по себе может быть последствием развития «культурной» сексуальной морали. Современное европейское общество поддерживает подавление сексуального инстинкта во всех формах, кроме как с целью размножения, причем дозволенного только в рамках законного брака; следовательно, «перегораживание главного русла либидо вызвало расширение боковой протоки гомосексуальности» [Ibid., p. 201].

Блюхер восхищается отказом Фрейда классифицировать инверсию как перверсию или дегенеративный признак и, кроме того, добавляет, что понимает, почему Фрейд в своем описании инверсии колеблется между категориями патологии и нормы, негативного и позитивного: он говорит о «людях, страдающих от инверсии», и об инверсии как преодоленной стадии развития. Как врачу, Фрейду были интересны личности с психическими расстройствами, он стремился выявить причины расстройств, а в явном поведении видел симптомы чего-то иного. Тем не менее блюхеровский собственный опыт несублимированной инверсии в ее культуртрегерской роли давал основания думать, что теория Фрейда, без сомнения, могла бы осмыслить и этот вариант. Ради этого он пытался заручиться поддержкой Фрейда для издания третьего тома его истории Wandervogel «Немецкое молодежное движение как эротический феномен», где специально разбиралась сексуальная структура этого «очевидно инвертного социального комплекса»¹⁷.

В ответ Фрейд с большой осторожностью подошел к точке зрения Блюхера на гомосексуальность. Он отмечает, что негативная сторона более достойна внимания. Фрейд определяет этот негативный аспект как импотенцию при контакте с женщинами. Блюхер утверждает в своем последующем письме к Фрейду, что для неневротических инвертных субъектов импотенция при контактах с женщинами неважна, поскольку их психосексуальная ориентация обращена исключительно на мужчин. Невроз возникает, только когда они ненавидят свою ориентацию и пытаются подавить ее. Что существеннее, хотя Фрейд и рекомендовал работу Блюхера другому дружественному к психоанализу издателю, он в то же время проинформировал Блюхера, что любая его (т. е. Фрейда) просьба к своему издателю Дойтике относительно издания книги, освещающей тему гомосексуальности, будет оставлена без внимания¹⁸. Сексуальная инквизиция, вызванная к жизни делом Хардена – Ойленбурга – Мольтке, пронизывала полностью немецкое и немецкоговорящее общество [Hull; Steakley].

Фрейд стал первым человеком за пределами ближайшего круга знакомых Блюхера, кто получил этот труд. В сопроводительном письме к рукописи Блюхер выражает надежду, что она будет способствовать преодолению различий в суждениях между ним и Фрейдом и что Фрейд осознает, что труд Блюхера позволит закрыть пробел в его теории сексуального влечения. Далее, как и в своем первом письме, Блюхер украшает свои дополнения к теории Фрейда пышной похвалой «досточтимому мастеру», которому Блюхер считает себя обязанным «кристаллизацией» своих идей¹⁹.

Фрейд, в свою очередь, возвращает комплимент, выражая свое уважение к Блюхеру за его труд о молодежном движении²⁰. Уверенность Блюхера в том, что немецкое молодежное движение несет в себе восстание против власти отцов (Väterkultur), казалось, резонировало с разрабатываемой Фрейдом в тот момент теорией социального конфликта поколений, «настоящего с будущим», в книге, которую он в тот момент писал, – «Тотем и табу». Однако Фрейд категорически не соглашался со вторым компонентом блюхеровского анализа молодежного движения: его характеристикой движения как «эротического явления». Хотя Фрейд и характеризовал прочитанное им как «гораздо более разумное, чем большинство сочинений гомосексуального сообщества, и более верное, чем большая часть медицинской литературы» – за исключением самого Фрейда, – ему не понравилось утверждение Блюхера, что преследователи гомосексуалов в германском молодежном движении представляют собой невротиков, подавивших свою гомосексуальность и проецирующих свою борьбу с собственными сексуальными склонностями наружу, атакуя открыто гомосексуальных членов движения. Они могут быть подавленными гомосексуалами, но отнюдь не невротиками, отвечает Фрейд, сохраняя честь называться невротиками для тех, кто находится среди преследуемых. Он посылает Блюхеру экземпляр разбора случая Шребера, чтобы проиллюстрировать свою точку зрения²¹. Несмотря на то, что в том же письме Фрейд выражает облегчение, когда Блюхер признается ему, что не считает себя инвертом: «Между прочим, мне приятно слышать, что вы не относите себя больше к инвертам, поскольку ничего хорошего я от них не видел»²², – и тем самым демонстрирует буржуазную гомофобию или, следуя «“Культурной” сексуальной морали», прагматичное признание того факта, что в 1912 году перспективы для открытого гомосексуала были крайне ограничены, а жизнь – в высшей степени трудна²³, блюхеровская проповедь инверсии воспринималась им как повод для спора, но не для отвержения или презрения. Фрейд обычно был рад включить в свой круг заблудшего ученика, представлявшего круги, ранее безразличные или враждебные к психоанализу, уверенный, что он сможет заставить их принять истинную линию и таким образом позволить психоанализу колонизировать новые территории²⁴.

Версии инверсии

В то время как гомосексуальность в теориях Фрейда на тот момент считалась обусловленной фиксацией на ранней стадии развития²⁵, для Блюхера инверсия была врожденной. В отличие от Zwischenstufentheorie, теории промежуточных сексуальных типов (то есть третьего пола), пропагандируемой Магнусом Хиршфельдом и его последователями – чье еврейство Блюхер в своих позднейших трудах будет с готовностью отмечать, словно чтобы намекнуть на связь между эффеминацией, декаденсом и еврейством²⁶, – настоящий инверт отнюдь не был женственным мужчиной, зачастую в физиологическом смысле гермафродитом (der invertierte Weibling) – в категориях Блюхера, гомосексуалом – как его изображал Хиршфельд²⁷, он был мужественным мужчиной (der Männerheld, «героем среди мужчин»²⁸). Эти героические мужчины социально и сексуально ориентированы на других мужчин; параллельно эти харизматичные инверты являются идеализированным объектом мужского желания. В этой характеристике Блюхер следовал идеям Бенедикта Фридлендера и его предшественника Густава Егера с его идеей «сверхмужественного мужчины» [Blüher, 1913, p. 326].

Блюхер также утверждал существование третьего типа, скрытого гомосексуала, который бессознательно борется с этой своей склонностью и, как следствие, развивает у себя невротическую реакцию и превращается в преследователя инвертов – или наоборот, как в случае судьи Шребера, в параноика. Блюхер называл как скрытую, так и женственную гомосексуальность патологическими состояниями; «нормальная [гомосексуальность] в античном смысле», по его мнению, «полностью здоровое явление»²⁹. В заключении к своей работе 1913 года «Три основные формы гомосексуальности» (экземпляр которой он послал Фрейду³⁰) Блюхер определяет эффеминацию не столько как врожденное качество, сколько как последствие деградации. Блюхер заявлял³¹, что эффеминация – как характерная для Римской империи форма инверсии – представляет собой упадочническую форму гомосексуальности, вырастающую из смешения рас (Rassenmischung), близкородственных связей (Engzucht) и нищеты (Verelendung). Магнус Хиршфельд, редактор «Ежегодника по промежуточным сексуальным типам» (Jahrbuch für sexuelle Zwischenstufen), в котором должен был появиться длинный очерк Блюхера, настаивал на исключении этого отрывка. Позднее эта специфическая сексуальная жизнь общества, находящегося в состоянии упадка, станет квалифицироваться как еврейская – «“упаднический удел” еврейской расы» [Blüher, 1965, p. 32].

В отличие от теоретиков третьего пола Блюхер предлагает не множество гендеров, а многообразие сексуальных практик и отношений, от дружбы до генитального секса между мужественными мужчинами. Более того, инверсия определяется не через гениталии, а через любовь и уважение, «отношение к мужчине на основании его личных качеств» [Blüher, 1919, p. 91]. Инверсия – это отношения между настоящими, ответственными, идеалистически настроенными мужчинами. Это универсальное (мужское) свойство, не причуда природы. Для Блюхера инверсия (в противоположность гомосексуальности) отнюдь не признак упадка, а проявление мужского сексуально-социального таланта к социализации и построению государства. Эротические отношения (в противоположность плотским или практическим – например, политическим или экономическим – связям) определяют мужские союзы. Инверсия не эффеминация; это отнюдь не идентификация себя с матерью и не принятие пассивной позиции, как иногда рассуждал Фрейд [The Standard Edition…, vol. 18, p. 221–233; vol. 17, p. 1–123]. Инверт – мужественное действующее лицо. Пространство его деятельности – «единственная продуктивная социальная форма»: мужское общество (männliche Gesellschaft) или союз мужчин (Männerbünde). Согласно Блюхеру, все прежние теоретики государства, выводившие монархию и, следовательно, государство из института семьи, проводили поверхностные аналогии³². Единственным предназначением семьи, проявления гетеросексуальной стороны влечения по сути своей бисексуального мужчины³³ является размножение вида [Blüher, 1914, p. 70–71].

Хотя Фрейд, со своей стороны, признавал, что гомосексуальное желание – которое он моделировал по образцу гетеросексуального – является составной частью человеческой бисексуальности, гомосексуальность для него оставалась этапом, который необходимо пройти, преодолеть или сублимировать. Гомосексуальность – это производное, а не оригинальное явление, хотя игнорировать ее нельзя. Более того, если Фрейд считал, что воспроизводство как вида, так и индивидуальной идентичности происходит в семье, то Блюхер разделял эти два процесса: мужская идентичность формируется в маскулинном обществе главным образом через идентификацию себя с неродственным «героем среди мужчин» (Männerheld) [Hewitt; Widdig]. В итоге Блюхер рассматривает гендерную и сексуальную разницу как биологическое явление, вместо того чтобы, подобно Фрейду, рассматривать ее как составную часть процесса развития или как продукт экономии желания: мужское либидо в отсутствие женщин обращается на мужчин. Для Фрейда гомосексуальность не является движущей силой индивидуального развития, она разрушает или перекрывает пути продвижения вперед – если не сублимируется. Эти расхождения между Фрейдом и Блюхером были принципиальными³⁴. Принять теорию Блюхера для Фрейда означало бы оставить (или по крайней мере серьезно модифицировать) свою конструкцию гомосексуальности и динамики первобытного племени / группы братьев: Эдип лишился бы трона; возможно, на него взошел бы его отец Лай³⁵.

Итак, противореча неявному альтернативному нарративу Блюхера о гомосексуальном механизме развития общества, Фрейд пытается ограничить всякую необходимость в гомосексуальности: она становится эпифеноменальной, а не порождающей. Вопреки своему первоначальному рассуждению о первобытном племени в «Тотеме и табу» Фрейд заявляет, что группа изгнанных братьев могла удерживаться вместе гомосексуальными чувствами и действиями, и в конце концов разделяет их гомосоциальные связи и гомосексуальное влечение друг к другу, когда просит читателя не забывать, что к отцеубийству их привела ненависть к отцу, а не любовь. Гомосексуальные желания не так сильны, как потенциально чреватые братоубийством гетеросексуальные. Фрейд утверждает, что после отцеубийства был введен запрет инцеста, чтобы предотвратить гетеросексуальное соперничество и сохранить единство группы братьев, поскольку «[гетеро]сексуальные желания не объединяют мужчин, а разделяют их». Затем, по мере продвижения его генеалогии религиозных форм, мы узнаем, что формирование семьи в патриархальном обществе воспроизводит изначальную структуру первобытного племени [The Standard Edition…, vol. 13, p. 141–147].

Затем Фрейд возвращается к обсуждению вопроса о первобытном племени в утерянной метапсихологической статье «Обзор неврозов переноса». В дошедшем до нас черновике Фрейд пытается филогенетически связать развитие некоторых неврозов со стадиями исторического развития человечества. Далее он более подробно разбирает гомосексуальные отношения среди исключенных сыновей. В отличие от «Тотема и табу» эта более поздняя работа явно связывает социальные чувства с сублимированной гомосексуальностью: совместная жизнь должна была вывести социальные чувства братьев на передний план и могла быть построена на гомосексуальном удовлетворении. Далее Фрейд заявляет, что «вполне возможно, что наследственная предрасположенность к гомосексуальности, которую давно пытаются обнаружить, может быть найдена в наследии этой фазы развития человечества. Социальные чувства, зародившиеся именно здесь как сублимация гомосексуальности, стали прочным достоянием человечества и основой всех последующих обществ».

Разумеется, Фрейд признает наличие некоторых недостатков в этой теории и, чтобы устранить их, снова отказывает гомосексуальному желанию в какой-либо производящей силе. Например, если бы они не одержали верх над отцом и не получили бы доступ к женщинам,

психологическое состояние изгнанных сыновей, связанных друг с другом через гомосексуальность, не может повлиять на будущие поколения, поскольку они вымирают, как бесплодные ветви семьи. <…> Но если они достигают этого триумфа, тогда нужно исключить неограниченную передачу по наследству опыта всего одного поколения [The Overview…, р. 19–20].

Другими словами, это поколение братьев, отвергнув женщин и найдя сексуальное удовлетворение друг в друге, остается фиксированным в своей гомосексуальной стадии развития и, как следствие, остается импотентным с женщинами. Фрейд обходит этот репродуктивный тупик при помощи младшего сына, который благодаря поддержке матери избежал кастрации; он тоже испытывает соблазны однополого секса с мужчинами, испытывает искушение отвергнуть женщин и оставить племя, но не делает этого. И хотя на этой стадии он испытывал предрасположенность к гомосексуальности, он не реализовал эту возможность и не остался зафиксированным на этой стадии; гомосексуальность как унаследованная предрасположенность передается через его потомков. Таким образом, хоть Фрейд и сумел объяснить выживание человечества, ему с трудом удается справиться с вопросом, каким образом эта предрасположенность передается генетически [Ibid., р. 20].

Источники

Когда Фрейд читал «Немецкое молодежное движение как эротический феномен», его, несомненно, поразило, насколько широко автор использует его теории³⁶. Именно он был источником многих психологических гипотез Блюхера; в частности, фрейдовские теории бисексуальности, подавления и невроза подтолкнули Блюхера к пониманию гонителей гомосексуалов как подавленных гомосексуалов [Blüher, 1914, p. 102 и далее]. Использование им идей Фрейда в самом деле заставило некоторых рецензентов в австрийских журналах движения Wandervogel нападать на него и даже ставить под сомнение его принадлежность к немецкому народу: «Не еврей ли Блюхер?», «Книга Блюхера отвратительна. Не следует забывать, что идет борьба немецкого народа с совсем другим» [Schmidt; Wilker; Geuter, p. 95].

Ничего удивительного в таких отзывах на работу Блюхера не было, поскольку молодежное движение все больше поляризовалось по национальному признаку. Не исключено, что в авангарде были австрийские группы – они ввели параграф об арийском происхождении на своем ежегодном съезде в Кремсе в 1913 году: «Нам не нужны славяне, евреи или французы в наших рядах». Карл Фишер, бывший лидер Wandervogel, в чью защиту Блюхер активно выступал, требовал создания отдельной еврейской организации, которая выражала бы «семитскую культуру». Другие симптомы, появившиеся в предвоенные годы, включали случай 1912 года в Циттау, когда еврейской девочке было отказано в приеме под тем предлогом, что Wandervogel – «немецкое движение», в котором евреи ни к чему. Можно также назвать издание книжки «Немец или националист: вклад немецкого молодежного движения в расовый вопрос» Фридриха Вильгельма Фульды (Лейпциг, 1913). Один из журналов движения Wandervogel, Führer Zeitung, заявлял, что «Wandervogel не кладовая для старой обуви, которую раньше носили евреи с их плоскостопием и которая воняет чесноком, и не предмет спекуляции для еврейского бизнеса»³⁷. Зигфрид Копалле, один из основателей движения, позднее писал, что, даже когда молодежные движения не показывали своего антисемитизма так явно, они все равно находились под влиянием праворадикальной и антисемитской прессы того времени. Например, список чтения, рекомендованный газетой Deutsche Zeitung для членов движения, исключал католических и еврейских авторов, а также космополитов Гете и Шиллера, но включал «Антисемитский катехизис» Теодора Фритша. Сочинения Пауля де Лагарда, Юлиуса Лангбена и Хьюстона Стюарта Чемберлена были обычным чтением в Wandervogel³⁸. Во втором томе истории движения Блюхер отмечает, что многие члены Wandervogel ориентировались на ценности, выраженные в брошюре «Рембрандт как воспитатель» Лангбена, и воспринимали себя в качестве «рембрандтовских немцев». Блюхер также отмечает желание Фишера разделить немецкое и еврейское молодежные движения³⁹.

Хотя эти и другие расовые дискурсы со временем будут оказывать большее влияние на работы Блюхера, они присутствовали уже в «Немецком молодежном движении как эротическом феномене» – ибо Фрейд был не единственным источником его концепции инверсии. Работая над текстом, Блюхер извлекал квинтэссенцию из собственного опыта молодежной культуры в том виде, как ее воплощало Wandervogel, бешеной гомофобии после скандала Хардена – Ойленбурга – Мольтке, последующей чистки движения от всех членов, подозреваемых в гомосексуализме (которую Блюхер описал в своей истории) [Laqueur, p. 21–22], и впечатлений от чтения Бенедикта Фридлендера, особенно его «Возрождения Eros Uranios» (Die Renaissance des Eros Uranios) [Friedlaender].

Влияние Фридлендера на ранние работы Блюхера очевидно – и обвинение в плагиате со стороны интеллектуальных наследников первого тому свидетельством [Blüher, 1920, p. 345]. Подобно позднему Блюхеру [Blüher, 1914, p. 70–71], Фридлендер разграничивал женскую сферу семьи и мужскую социополитическую, основанную на социальных связях мужчины с мужчиной. Фридлендер пытался найти подтверждение своих теорий об изначально присущем мужчинам влечении к своему полу не только в древнегреческих практиках, но и у так называемых первобытных народов (Naturvölker)⁴⁰: в обществах, не подавлявших естественный инстинкт мужчины, заставляющий его искать мужской дружбы. Фридлендер именно этим объясняет присутствие определенных характеристик в человеческой физиологии, которые до него Густав Егер считал основанными на восприятии запахов или на том, что Фридлендер предпочитал называть хемотаксисом⁴¹ [Friedlaender, p. 117ff, 214ff]. Фридлендер утверждал, что не только для гомосексуалов привлекателен запах летучих веществ, выделяемых другими гомосексуалами, а запах женщин отвратителен, но что хемотаксис по типу «мужчина – мужчина» имеет место у всех представителей мужского пола и только отвращение к женщинам отличает инверта от гетеросексуала. Также вслед за Егером Фридлендер считал естественное отвращение европейцев к народам, колонизированным внутри и вне Европы, евреям и африканцам [Ibid., p. 123], весьма показательным примером хемотаксиса. Таким образом, стереотип foetur judaicus, «еврейской вони», оказывается укоренен в физиологической истине: евреи пахнут иначе, потому что они и есть иные. Не ограничиваясь описательным уровнем, Фридлендер следует за Егером в его антипатии к евреям, хотя исключительно мизогинистски настроенный Фридлендер оправдывал свое отвращение рассуждениями о еврейском феминизирующем влиянии на общество и о том, что неоправданно высокий статус женщин и запрет на любовь между мужчинами являются расово еврейскими изобретениями. Более того, в глазах Фридлендера традиционно сильные у евреев семейные чувства укрепляли буржуазный институт семьи.

Фридлендер также преобразовал егеровский концепт сверхмужественного мужчины в гомосексуального Männerheld, «героя среди мужчин». Таким образом, в противоположность изображению Хиршфельдом гомосексуала как женственного мужчины Фридлендер определял инверта как мужественного мужчину; образцом такового является Männerheld, харизматический лидер, на которого ориентируются все мужчины, инвертные и неинвертные. Разрабатывая детали своего понимания роли инверсии в мужских группах, Блюхер легко позаимствовал у Фридлендера концепцию «героя среди мужчин». Подражая Фридлендеру и дальше, Блюхер утверждал, что семья (как продукт гетеросексуального влечения) ни в коем случае не может служить основой для образования государства – и что государство основано на гомосексуальном влечении [Blüher, 1914, р. 71]. Он заключает, что инверсия, влечение к харизматическому Männerheld – организующий принцип общества.

В «Трех основных формах гомосексуальности», опубликованных вместе с открытым письмом, посвященным его разногласиям с Фрейдом относительно гомосексуальности, как раз перед выходом «Тотема и табу», Блюхер подробнее раскрывает источники своего понимания роли мужских союзов в формировании государства. В этом очерке среди прочих провокаций Блюхер указывает на Отто Вейнингера – который после публикации своей мизогинистской и антисемитской книги «Пол и характер» в 1903 году и последующего самоубийства был крайне неоднозначной фигурой для Фрейда, – а также на известных антисемитов Густава Егера и Бенедикта Фридлендера как на источники своих концепций. После этого Фрейд прекратил их переписку.

Вскоре антисемитские выводы из теорий Блюхера (намек на которые уже можно было усмотреть в указании трех предшественников) стали очевидными. Уже в «Молодежном движении как эротическом феномене» Блюхер отмечает, что членство в молодежных группах (Horden) «определенно подразумевало принадлежность к немецкому расовому типу» [Blüher, 1914, р. 135]. В последующих изданиях труда Блюхера в 1910-х годах к его изображению здоровой инверсии Männerbünde добавлялись новые штрихи, заимствуемые из риторики германского расизма и националистической (Völkisch) идеологии. Таким образом, в противоположность германской инверсии Блюхер уничижительно характеризует гомосексуальность так называемых weibliche Männer (феминизированных мужчин) как декадентско-еврейский тип. Со временем его оценка психоанализа изменилась: он видел в нем уже не форму просвещения, а еврейское подражание христианской исповеди и покаянию – причем подражание как таковое Блюхер отнюдь не одобрял [Blüher, Secessio…, p. 19–20].

Источники, использованные Блюхером в «Трех основных формах», не ограничивались Фрейдом или известными или неизвестными антисемитскими авторами; из других цитируемых им авторов прежде всего надо назвать Генриха Шурца⁴² [Blüher, 1913, р. 327]. Главенство, отведенное Шурцу, также показывает, как колониальный опыт Германии повлиял на теоретические разработки в области происхождения общества и форм общественного устройства. Шурц занимал пост старшего научного сотрудника в Музее естественной истории и этнографии (Übersee-Museum) в Бремене, и в его распоряжении была вся его богатая коллекция колониальных артефактов, приток которых увеличился с того момента, как Германия вступила в борьбу за колонии в 1884 году [Reulecke; Schweizer]. Его первый результат работы в музее, труд 1900 года «Ранняя история культуры», содержал зародыши теории формирования и развития общества [Schurtz, 1900], разработанной им позже в «Возрастных классах и мужских группах» (Altersklassen und Männerbünde)⁴³. Шурц утверждал, что одержимость родом у его предшественников-этнографов сделала их слепыми к явлению, не производному от семьи, но существующему самостоятельно: возрастным классам и мужским домам. Он также заявлял, что все попытки вывести общество и государство из семьи были подгонкой под заранее известный ответ. Шурц выводил развитие основных общественных институтов культуры из двух фундаментальных естественных различий: во-первых, противоположной психологии мужчин и женщин; во-вторых, антагонизма младшего и старшего поколений. Общественный инстинкт мужчин, противоположность семейному инстинкту женщин, привел к формированию мужских домов, часто различавшихся по возрасту.

Точно так же, как представление о важной роли родственных связей может быть увязано с тенденцией буржуазных мыслителей видеть в институте буржуазной семьи высшую точку эволюционной траектории и универсальный стандарт, Шурц вполне мог основываться на тех же общественных тенденциях, из которых в Германии и немецкоязычных странах возникли Wandervogel и другие антибуржуазные мужские движения. Книга Шурца перечисляла следующие альтернативы буржуазной семье: возрастные классы и мужские союзы. Его теория естественного различия – гендера – нашла отклик в мире, где капитализм и модернизация свели традиционные идентичности и различия к разменному эквиваленту, где бюрократия превратила индивида в анонима, где общество, Gesellschaft, понятое как женское сообщество, выхолостило, лишило мужественности мужское товарищество, Gemeinschaft. Блюхер взял работу Шурца и придал ей сексуальное звучание. И описание проложило путь действию.