Текст книги "Лев Толстой в зеркале психологии"

Беседа 12. Всегда элегантный и красивый, и вместе с тем
необыкновенно правдивый и честный

– Давайте поговорим о ваших героях-мужчинах.

– Давайте.

– Развитие жизни взрослого мужчины отличается от аналогичного процесса в жизни женщины. Для него особенно важно реализовать себя как личность, важно быть признанным. Как вы относитесь к честолюбию?

– Сложно. Вероятно, оно обеспечивает один из возможных этапов в развитии личности. Так было и с Андреем Болконским, и с Пьером Безуховым и другими.

– Зачем вы так жестоко с князем Андреем в самом начале романа?

– Я вообще хотел его убить, но потом передумал.

– Почему?

– Хотел было сделать из него символ, а вышел живой человек, который хотел прославиться, ради этого пошел на войну, где его могли убить. В конце концов, он умер от ран, но до этого многое осознал в своей жизни. Честолюбие – это сила, которая движет и человеком, и человечеством в целом. Нет никакой возможности описывать движение человечества без понятия о силе, заставляющей людей направлять свою деятельность.

– Пойти на войну – его выбор?

– А как лучше всего можно прославиться? Кроме того, как дворянин, он обязан был служить. Он думал, что готов как принести себя в жертву, так и принять жертву от других.

– Но по иронии судьбы вместо этого он лежал на поле Аустерлица тяжело раненым.

– Он не годился на роль жертвы.

– Но потом вы его все-таки убили.

– Вот тогда он был готов к смерти.

– Честолюбивые мечты обуревают не только героев «Войны и мира»?

– Да, но они бывают разными. Например, спасти для мира талантливого человека.

Дмитрий Делесов, решивший помочь музыканту Альберту, так обосновывает свое решение: «Хоть это все странным может показаться многим из моих знакомых, но ведь так редко делаешь что-нибудь не для себя, что надо благодарить Бога, когда представляется такой случай, и я не упущу его. Все сделаю, решительно все сделаю, что могу, чтобы помочь ему. Может быть, он и вовсе не сумасшедший, а только спился. Стоить это мне будет совсем недорого: где один, там и двое сыты будут. Пускай поживет сначала у меня, а потом устроим ему место или концерт, стащим его с мели, а там видно будет». Приятное чувство самодовольствия овладело им после такого рассуждения. «Право, я не совсем дурной человек; даже совсем недурной человек, — подумал он. — Даже очень хороший человек, как сравню себя с другими».

– Часто честолюбие велит служить государству.

– Служить нужно не государству, а Отечеству, иначе неизбежно крушение мечты. Например, когда Дмитрий Нехлюдов знал Селенина студентом, то это был прекрасный сын, верный товарищ и по своим годам хорошо образованный светский человек, с большим тактом, всегда элегантный и красивый, и вместе с тем необыкновенно правдивый и честный. Он учился прекрасно без особенного труда и без малейшего педантизма, получая золотые медали за сочинения. Он не на словах только, а в действительности целью своей молодой жизни ставил служение людям. Служение это он не представлял себе иначе, как в форме государственной службы, и потому, как только кончил курс, он систематически рассмотрел все деятельности, которым он мог посвятить свои силы. Решил, что он будет полезнее всего во втором отделении собственной канцелярии, заведующей составлением законов, и поступил туда. Но, несмотря на самое точное и добросовестное исполнение всего того, что от него требовалось, он не нашел в этой службе удовлетворения своей потребности быть полезным и не мог вызвать в себе сознания того, что он делает то, что должно. Неудовлетворенность эта, вследствие столкновений с очень мелочным и тщеславным ближайшим начальником, так усилилась, что он вышел из второго отделения и перешел в сенат. В сенате ему было лучше, но то же сознание неудовлетворенности преследовало его. Он, не переставая, чувствовал, что было совсем не то, чего он ожидал и что должно было быть. Тут, во время службы в сенате, его родные выхлопотали ему назначение камер-юнкером, и он должен был ехать в шитом мундире, в белом полотняном фартуке в карете благодарить разных людей за то, что его произвели в должность лакея. Как он ни старался, он никак не мог найти разумного объяснения этой должности. И он еще больше, чем на службе, чувствовал, что это было «не то». Между тем, с одной стороны, он не мог отказаться от этого назначения, чтобы не огорчить тех, которые были уверены, что они делают ему этим большое удовольствие. С другой стороны, назначение это льстило низшим свойствам его природы, и ему доставляло удовольствие видеть себя в зеркале в шитом золотом мундире и пользоваться тем уважением, которое вызывало это назначение в некоторых людях.

– Дмитрий Нехлюдов тоже хотел, чтобы его уважали, но со временем все переменилось…

– Раньше он был честный, самоотверженный юноша, готовый отдать себя на всякое доброе дело, – потом стал развращенным, утонченным эгоистом, любящим только свое наслаждение. Тогда мир божий представлялся ему тайной, которую он радостно и восторженно старался разгадывать, – теперь все в этой жизни было просто и ясно и определялось теми условиями жизни, в которых он находился. Тогда нужно и важно было общение с природой и с прежде него жившими, мыслящими и чувствовавшими людьми, – теперь нужны и важны были человеческие учреждения и общение с товарищами. Тогда женщина представлялась таинственным и прелестным, именно своей таинственностью прелестным существом, – теперь значение женщины, всякой женщины, кроме своих семейных и жен друзей, было очень определенное: женщина была одним из лучших орудий испытанного уже наслаждения. Тогда не нужно было денег и можно было не взять и третьей части того, что давала мать, можно было отказаться от имения отца и отдать его крестьянам, – теперь же недоставало тысячи пятисот рублей в месяц, который давала мать, и с ней бывали уже неприятные разговоры из-за денег. Тогда своим настоящим я он считал свое духовное существо, – теперь он считал собою свое здоровое, бодрое, животное я.

– Как мать относилась к стремлениям души юного Нехлюдова?

– Не понимала. Когда Нехлюдов, достигнув совершеннолетия, отдал то небольшое имение, которое он наследовал от отца, крестьянам, потому что считал несправедливым владенье землею, – этот поступок привел в ужас его мать и родных и был постоянным предметом укора и насмешки над ним всех его родственников. Ему, не переставая, рассказывали о том, что крестьяне, получившие землю, не только не разбогатели, но обеднели, заведя у себя три кабака и совершенно перестав работать. Когда же Нехлюдов, поступив в гвардию, со своими высокопоставленными товарищами прожил и проиграл столько, что Елена Ивановна должна была взять деньги из капитала, она почти не огорчилась, считая, что это естественно и даже хорошо, когда эта оспа прививается в молодости и в хорошем обществе.

– В обществе тоже считали его поступки, мягко говоря, странными. Как Нехлюдов это переживал?

– Сначала боролся, но бороться было слишком трудно, потому что все то, что он, веря себе, считал хорошим, считалось дурным другими. И наоборот, все, что, веря себе, он считал дурным, считалось хорошим окружающими. И кончилось тем, что Нехлюдов сдался, перестал верить себе и поверил другим. В первое время это отречение от себя было неприятно, но продолжалось это неприятное чувство очень недолго, и очень скоро Нехлюдов, в это же время начав курить и пить вино, перестал испытывать это неприятное чувство и даже почувствовал большое облегчение.

– Ему стало легче потому, что его поведение не противоречило поведению других людей?

– Да, легче стало, но перемена была страшной. Она совершилась с ним только оттого, что он перестал верить себе, а стал верить другим. Перестал же он верить себе, а стал верить другим потому, что жить, веря себе, было слишком трудно: веря себе, всякий вопрос надо решать всегда не в пользу своего животного я, ищущего легких радостей, а почти всегда против него. Веря же другим, решать нечего было, все уже было решено, и решено было всегда против духовного и в пользу животного я. Мало того, веря себе, он всегда подвергался осуждению людей, – веря другим, он получал одобрение людей, окружающих его.

– И что потом?

– Нехлюдов, со страстностью своей натуры, весь отдался этой новой, одобряющейся всеми его окружающими жизни и совершенно заглушил в себе тот голос, который требовал чего-то другого. Чувствовал же он все это время восторг освобождения от всех нравственных преград, которые он ставил себе прежде, и не переставая, находился в хроническом состоянии сумасшествия эгоизма. Началось это после переезда в Петербург и завершилось поступлением в военную службу.

– Разве военная служба эгоистична?

– Она вообще развращает людей, ставя поступающих в нее в условия совершенной праздности, то есть отсутствия разумного и полезного труда. Она освобождает их от общих человеческих обязанностей, взамен которых выставляет только условную честь полка, мундира, знамени и, с одной стороны, безграничную власть над другими людьми, а с другой – рабскую покорность начальникам.

– Хочешь одно, а получаешь другое.

– Иногда мечта сбывается, но было бы лучше, если бы она не сбылась. Она может уничтожить то, что дорого человеку. Например, князь Андрей говорил Пьеру: «Моя жена… прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которой можно быть спокойным за свою честь; но, боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым!» Вскоре жена умерла.

– Именно поэтому нужно «не засорять» душу, а засорив, «чистить» ее?

– Не засорять не получается. А чистить нужно. Например, с Нехлюдовым не раз уже случалось в жизни то, что он называл «чисткой души». Это такое душевное состояние, при котором он вдруг, после иногда большого промежутка времени, сознав замедление, а иногда и остановку внутренней жизни, принимался вычищать весь тот сор, который, накопившись в его душе, был причиной этой остановки.

– Нечто подобное пытался сделать с клиентами Зигмунд Фрейд, но он не ответил на вопрос: чем заполнять пустоту?

– Проблема в том, что пустота часто заполняется сама, вопреки желанию человека. Например, после таких пробуждений Нехлюдов составлял себе правила, которым намеревался следовать уже навсегда; писал дневник и начинал новую жизнь, которую он надеялся никогда уже не изменять, – turning a new leaf88
  Перевернуть страницу (англ.).


[Закрыть], как он говорил себе. Но всякий раз соблазны мира улавливали его, и он, сам того не замечая, опять падал, и часто ниже того, каким он был прежде.

Пиком изменений для Нехлюдова было то, что он узнал о якобы существовавшей связи Масловой с фельдшером. «Нехлюдов хотел обращаться с ней, как в прежний раз, но не мог, как он хотел, подать руки; так она теперь была противна ему.

– Я привез вам дурное известие, — сказал он ровным голосом, не глядя на нее и не подавая руки, — в сенате отказали.

– Я так и знала, — сказала она странным голосом, точно она задыхалась.

По-прежнему Нехлюдов спросил бы, почему она говорит, что так знала; теперь он только взглянул на нее. Глаза ее были полны слез.

Но это не только не смягчило, а напротив, еще более раздражило его против нее.

Смотритель встал и стал ходить взад и вперед по комнате.

Несмотря на все отвращение, которое испытывал теперь Нехлюдов к Масловой, он все-таки счел нужным выразить ей сожаление о сенатском отказе.

– Вы не отчаивайтесь, — сказал он, — прошение на высочайшее имя может выйти, и я надеюсь, что…

– Да я не об этом… — сказала она, жалостно мокрыми и косящими глазами глядя на него.

– А что же?

– Вы были в больнице, и вам, верно, сказали про меня…

– Да что ж, это ваше дело, — нахмурившись, холодно сказал Нехлюдов.

Затихшее было жестокое чувство оскорбленной гордости поднялось в нем с новой силой, как только она упомянула о больнице. «Он, человек света, за которого за счастье сочла бы выйти всякая девушка высшего круга, предложил себя мужем этой женщине, и она не могла подождать и завела шашни с фельдшером», — думал он, с ненавистью глядя на нее.

– Вы вот подпишите прошение, — сказал он и, достав из кармана большой конверт, выложил его на стол. Она утерла слезы концом косынки и села за стол, спрашивая, где и что писать.

Он показал ей, что и где писать, и она села за стол, оправляя левой рукой рукав правой; он же стоял над ней и молча глядел на ее пригнувшуюся к столу спину, изредка вздрагивавшую от сдерживаемых рыданий, и в душе его боролись два чувства — зла и добра, оскорбленной гордости и жалости к ней, страдающей, и последнее чувство победило.

Что было прежде, — прежде ли он сердцем пожалел ее, или прежде вспомнил себя, свои грехи, свою гадость именно в том, в чем упрекал ее, — он не помнил. Но вдруг в одно и то же время он почувствовал себя виноватым и пожалел ее.

Подписав прошение и отерев испачканный палец об юбку, она встала и взглянула на него.

– Что бы ни вышло и что бы ни было, ничто не изменит моего решения, — сказал Нехлюдов.

Мысль о том, что он прощает ее, усиливала в нем чувство жалости и нежности к ней, и ему хотелось утешить ее.

– Что я сказал, то сделаю. Куда бы вас ни послали, я буду с вами.

– Напрасно, – поспешно перебила она его и вся рассияла.

– Вспомните, что вам нужно в дорогу.

– Кажется, ничего особенного. Благодарствуйте.

Смотритель подошел к ним, и Нехлюдов, не дожидаясь его замечания, простился с ней и вышел, испытывая никогда прежде не испытанное чувство тихой радости, спокойствия и любви ко всем людям. Радовало и подымало Нехлюдова на не испытанную им высоту сознание того, что никакие поступки Масловой не могут изменить его любви к ней. Пускай она заводит шашни с фельдшером — это ее дело: он любит ее не для себя, а для нее и для Бога».

– Может ли эта перемена проявиться внешне?

– Да, и люди это замечают. Например, после ранения и после смерти жены, князь Андрей Болконский очень изменился. Пьера поразила эта перемена. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое волнение, князь не мог придать радостного и веселого леска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем-то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.

– Изменение обстоятельств приводит к новому знанию?

– Несомненно. Например, Константин Левин пережил два события (смерть брата и рождение сына), которые парадоксально повлияли на него, вызвав желание убить себя. Но в этот момент он встретил простого мужика, который открыл ему глаза на многие простые и важные вещи: жизнь, людей и Бога. И он понял, что его жизнь, независимо от всего, что может случиться, каждая минута ее – не только не бессмысленна, какой была прежде, но и имеет несомненный смысл добра, который он, Левин, властен вложить в нее.

– Может ли измениться отношение к себе?

– Может, но не обязательно радикально. Например, Нехлюдов периодически сознавал, что ведет не ту жизнь, к которой стремился. Но в какой-то момент он вдруг понял, что то отвращение, которое он в последнее время чувствовал к людям, и в особенности нынче, и к князю, и к Софье Васильевне, и к Мисси, и к Корнею, было отвращение к самому себе. И удивительное дело: в этом чувстве признания своей подлости было что-то болезненное и вместе радостное и успокоительное.

– Человек пытается защититься от этих неприятных открытий?

– Лучше бы он этого не делал. Но под давлением жизненных условий правдивый человек, который допустил маленькую ложь, может попасться в путы лжи большой. Например, чтобы оправдать свои поступки, говорит себе, что для того, чтобы утверждать то, что неразумное – неразумно, надо прежде изучить это неразумное. Это маленькая ложь, но она-то и может завести в ту большую ложь, в которой человек непременно увязнет.

– Вероятно, это зависит от типа личности, от восприятия мира?

– Раньше, да и сейчас, наверное, в московском свете мужчины разделяются на два разряда: или на недоученных мальчиков, смотрящих на свет слишком серьезно, или на устарелых львов, смотрящих или показывающих, что смотрят на него свысока.

– А к какому разряду относились вы?

– Ни к какому. Я все время учился и мучительно раздумывал. Мне хотелось с кем-то поделиться своими мыслями. Я даже писал своей тетке Александре Андреевне Толстой: «Простите меня, если я вас потревожил; но я не виноват; я измучился в этот месяц, как никогда в жизни, и с мужским эгоизмом хотел, чтобы все, хоть немного, помучались со мною».

– Самое серьезное влияние на становление мужчины оказывает его отношение к женщине.

– А изменение этого отношения часто имеет пагубные последствия.

Убийца жены Позднышев рассказывал: «Я уже был развращен в воображении и в действительности, но последний шаг еще не был сделан мною. Я погибал один, но еще не налагая руки на другое человеческое существо. Но вот товарищ брата, студент, весельчак, так называемый добрый малый, то есть самый большой негодяй, выучивший нас пить и в карты играть, уговорил после попойки поехать туда. Мы поехали. Брат тоже еще был невинен и пал в эту же ночь. И я, пятнадцатилетний мальчишка, осквернил себя самого и содействовал осквернению женщины, вовсе не понимая того, что я делал».

– Его тоже соблазнила падшая женщина?

– Нет, никакая женщина не соблазнила его, а он пал потому, что окружающая его среда видела в том, что было падение, одни – самое законное и полезное для здоровья отправление, другие – самую естественную и не только простительную, но даже невинную забаву для молодого человека. Он и не понимал, что тут есть падение, он просто начал предаваться тем отчасти удовольствиям, отчасти потребностям, которые свойственны, как ему было внушено, известному возрасту, начал предаваться этому разврату, как он начал пить, курить. В результате естественное, простое отношение к женщине было погублено навеки.

– Воздержание сильно влияет на мужчину?

– Это зависит от отношения к своему состоянию.

«В деревне он жил второй месяц и решительно не знал, как ему быть. Невольное воздержание начинало действовать на него дурно. Неужели ехать в город из-за этого? И куда? Как? Это одно тревожило Евгения Ивановича, а так как он был уверен, что это необходимо и что ему нужно, ему действительно становилось нужно, и он чувствовал, что не свободен и что он против воли провожает каждую молодую женщину глазами».

– Но может быть, женитьба на хорошей девушке решила бы эту проблему?

– Нет, это только возможность, которая не всегда реализуется. Например, Селенину устроили, с точки зрения света, блестящую женитьбу. И он женился тоже преимущественно потому, что, отказавшись, он оскорбил бы, сделал больно и желавшей этого брака невесте, и тем, кто устраивал этот брак, и потому, что женитьба на молодой, миловидной, знатной девушке льстила его самолюбию и доставляла удовольствие. Но женитьба очень скоро оказалась еще более «не то», чем служба и придворная должность. После первого ребенка жена не захотела больше иметь детей и стала вести роскошную светскую жизнь, в которой и он волей-неволей должен был участвовать. Она не была особенно красива, была верна ему. Но получалось, что этим стремлением к светской жизни она отравляла жизнь мужу и сама ничего, кроме страшных усилий и усталости, не получала. Однако она, при поддержке родных и знакомых, была уверена, что так нужно.

– Чего ему не хватало?

– Смысла жизни.

– Вы писали, что большая часть мужчин требует от своих жен достоинств, которых сами не стоят. Этим оправдывают адюльтер?

– Иметь успех у женщин считается очень важным в общественном мнении. Однако его не просто добиться. Для того чтобы иметь успех у женщин, нужно быть предприимчивым, а для того, чтобы быть предприимчивым, нужно иметь успех у женщин, в особенности в первой любви, а для того, чтобы иметь успех в первой любви, нужно быть предприимчивым. Видите, заколдованный круг.

– В народе отношение к женщине другое?

– Да. Например, казак на женщину смотрит как на орудие своего благосостояния; девке только позволяет гулять, бабу же заставляет с молодости и до глубокой старости работать для себя и смотрит на женщину с восточным требованием покорности и труда. Вследствие такого взгляда женщина, усиленно развиваясь и физически и нравственно, хотя и покоряясь наружно, получает, как вообще на Востоке, без сравнения большее, чем на Западе, влияние и вес в домашнем быту. Казак, который при посторонних считает неприличным ласково или праздно говорить со своею бабой, невольно чувствует ее превосходство, оставаясь с ней с глазу на глаз.

– Как превосходство матери?

– Мать всегда остается в памяти мужчины как идеал. Даже если он едва помнит свою мать, понятие о ней является для него священным воспоминанием, и будущая жена его должна быть в его воображении повторением того прелестного, святого идеала женщины, каким была для него мать.

– Как развивается отношение к семье, к детям?

– Часто мужчины представляют себе семью, а потом уже ту женщину, которая даст ему семью. Для многих женитьба – одно из общежитейских дел. Для некоторых это главное дело жизни, от которого зависело все ее счастье.

– Какое место в пространстве семьи занимают дети?

– Важное, хотя часто мужчины ревнуют жену к детям, потому что получают меньше внимания. Если между родителями есть согласие, то дети еще больше объединяют их, а если согласия нет – разъединяют еще больше. Например, ребенок Селенина, девочка с золотистыми длинными локонами и голыми ногами, было существо совершенно чуждое отцу, в особенности потому, что оно было ведено совсем не так, как он хотел этого. Между супругами установилось обычное непонимание, и даже нежелание понять друг друга и тихая, молчаливая, скрываемая от посторонних и умеряемая приличиями борьба, делавшая для него жизнь дома очень тяжелой.

– Что чувствует мужчина, когда видит своего первенца?

– Отцовское чувство просыпается не сразу. Например, Левин, глядя на крошечное жалкое существо, делал тщетные усилия, чтобы найти в своей душе какие-нибудь признаки к нему отеческого чувства. Он чувствовал к нему только гадливость. Но когда его обнажили и мелькнули тоненькие-претоненькие ручки, ножки, шафранные, тоже с пальчиками, и даже с большим пальцем, отличающимся от других, и когда он увидал, как, точно мягкие пружинки, Лизавета Петровна прижимала эти таращившиеся ручки, заключая их в полотняные одежды, на него нашла такая жалость к этому существу и такой страх, что она повредит ему, что он удержал ее за руку.

– Изменяется ли в процессе жизни мужчины отношение к Богу, к вере?

– Да. Чаще всего это происходит под влиянием других людей. Так, когда Нехлюдов думал, читал, говорил о Боге, о правде, о богатстве, о бедности, – все окружающие его считали это неуместным и отчасти смешным. Мать и тетка с добродушной иронией называли его notre cher philosophe99
  Наш дорогой философ (франц.).


[Закрыть]. Когда же он читал романы, рассказывал скабрезные анекдоты, ездил во французский театр на смешные водевили и весело пересказывал их, – все хвалили и поощряли его. Когда он считал нужным умерять свои потребности и носил старую шинель и не пил вина, все считали это странностью и какой-то хвастливой оригинальностью, когда же он тратил большие деньги на охоту или на устройство необыкновенного роскошного кабинета, то все хвалили его вкус и дарили ему дорогие вещи. Когда он был девственником и хотел остаться таким до женитьбы, то родные его боялись за его здоровье, и даже мать не огорчилась, а скорее обрадовалась, когда узнала, что он стал настоящим мужчиной и отбил какую-то французскую даму у своего товарища. Про эпизод же с Катюшей, что он мог подумать жениться на ней, княгиня-мать не могла подумать без ужаса.

– Как влияет на это светское образование, наука?

– Образование формирует взгляды человека. Оно же расшатывает религиозные устои. Религиозные таинства и обряды постепенно становятся частью светского этикета. Например, Селенин, как и все люди его круга и времени, без малейшего усилия разорвал своим умственным ростом те путы религиозных суеверий, в которых он был воспитан, и сам не знал, когда именно он освободился. Как человек серьезный и честный, он не скрывал своей свободы от суеверий официальной религии во время первой молодости, студенчества и сближения с Нехлюдовым. Но с годами и с повышениями его по службе и, в особенности, с реакцией консерватизма, наступившей в это время в обществе, эта духовная свобода стала мешать ему. Не говоря о домашних отношениях, в особенности при смерти его отца, панихидах по нему, и о том, что мать его желала, чтобы он говел, и что это отчасти требовалось общественным мнением, – по службе приходилось беспрестанно присутствовать на молебнах, освящениях, благодарственных и тому подобных службах. Редкий день проходил, чтобы не было какого-нибудь отношения к внешним формам религии, избежать которых было нельзя. Присутствуя при этих службах, надо было или притворяться (чего он со своим правдивым характером никогда не мог), что он верил в то, во что не верит, или, признав все эти внешние формы ложью, устроить свою жизнь так, чтобы не быть в необходимости участвовать в том, что считает ложью. Но для того, чтобы сделать это кажущееся столь важным дело, надо было очень много. Надо было, кроме того, что стать в постоянную борьбу со всеми близкими людьми, надо было еще изменить все свое положение, бросить службу и пожертвовать всей той пользой людям, которую он думал, что приносит на этой службе уже теперь и надеялся еще больше приносить в будущем. И для того, чтобы сделать это, надо было быть твердо уверенным в своей правоте. Он и был твердо уверен в своей правоте, как не может не быть уверен в правоте здравого смысла всякий образованный человек нашего времени, который знает немного историю, знает происхождение религии вообще и о происхождении и распаде церковно-христианской религии. Он не мог не знать, что он был прав, не признавая истинности церковного учения.

– Как решил Селенин эту проблему?

– Поставив себе вопрос о том, справедливо ли то православие, в котором он рожден и воспитан, и которое требуют от него окружающие, он уже предрешал его. И потому для уяснения этого вопроса он взял не Вольтера, Шопенгауэра, Спенсера, Конта, а философские книги Гегеля и религиозные сочинения. Он хотел найти в них подобие успокоения и оправдания того религиозного учения, в котором был воспитан, и которое разум его давно уже не допускал. И он усвоил себе все те обычные софизмы о том, что отдельный разум человека не может познать истины, что истина открывается только совокупности людей, что единственное средство познания ее есть откровение, что откровение хранится церковью и тому подобное. С тех пор уже мог спокойно, без сознания совершаемой лжи, присутствовать при молебнах, панихидах, обеднях, мог говеть и креститься на образа и мог продолжать служебную деятельность, дававшую ему сознание приносимой пользы и утешение в нерадостной семейной жизни. Он думал, что он верит, но всем существом сознавал, что эта вера его была что-то совсем «не то». И от этого у него всегда были грустные глаза.

– Можно ли совсем не верить в Бога?

– Нет.