Электронная библиотека » Коллектив авторов » » онлайн чтение - страница 5


  • Текст добавлен: 16 октября 2020, 08:25


Автор книги: Коллектив авторов


Жанр: Общая психология, Книги по психологии


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Поэтому арест зачастую приносил им чувство облегчения?

– Для настоящих революционеров арест это отдых, успокоение. Нелегальный живет вечно в тревоге и материальных лишениях и страхе и за себя, и за других, и за дело. Когда, наконец, его берут, то вся ответственность снята: сиди и отдыхай.

– Однако первый раз лишение свободы приносит настоящий психологический шок. Те, кто сможет с ним справиться, особенно при поддержке товарищей, продолжает борьбу. Остальные ломаются.

– Сверять свои поступки нужно не с товарищами, а с Богом.

– Бывает ли, что тяжелое положение в семье или тяжелые обстоятельства придают человеку столько бодрости, сколько у него не было в минуты безмятежного существования?

– Когда у моего девятимесячного сына Николая обнаружили болезнь мозга, жена то отчаивалась, что он умрет, то отчаивалась, что он останется жив идиотом. И странно: я чувствовал такую потребность и радость в работе, как никогда.


Такая же ситуация имела место после смерти Ванечки. Лев Николаевич писал А. А. Толстой: «Телесная болезнь Сони, кажется, не опасна и не тяжела; но душевная боль ее очень тяжела, хотя, мне думается, не только не опасна, но благотворна и радостна, как роды, как рождение к духовной жизни. Горе ее огромно. Она от всего, что было для нее тяжелого, неразъясненного, смутно тревожащего ее в жизни, спасалась в этой любви, любви страстной и взаимной к действительно особенно духовно, любовно одаренному мальчику. Он был один из тех детей, которых Бог посылает преждевременно в мир, еще не готовый для них, один из передовых, как ласточки, прилетающие слишком рано и замерзающие. И вдруг он взят был у нее, и в жизни мирской, несмотря на ее материнство, у нее как будто ничего не осталось. И она невольно приведена к необходимости подняться в другой, духовный мир, в котором она не жила до сих пор. И удивительно, как ее материнство сохранило ее чистой и способной к восприятию духовных истин. Она поражает меня своей духовной чистотой  смирением особенно. Она еще ищет, но так искренно, всем сердцем, что я уверен, что найдет. Хорошо в ней то, что она покорна воле Бога и только просит его научить ее, как ей жить без существа, в которое вложена была вся сила любви. И до сих пор еще не знает как. Мне потеря эта больна. Но я далеко не чувствую ее так, как Соня, во-1-х, потому что у меня была и есть другая жизнь, духовная, во-2-х, потому что я из-за ее горя не вижу своего лишения и потому что вижу, что что-то великое совершается в ее душе, и жаль ее, и волнует меня ее состояние. Вообще могу сказать, что мне хорошо».


– Очень часто вступают в противоречие самовосприятие и восприятие человека другими людьми. Все, что выходит за рамки стереотипа, начинает интенсивно оцениваться, причем с одной-единственной, своей собственной, точки зрения. Человек ставил себя на место другого, и, если поступок не соответствовал его логике, считал его непродуманным или даже глупым. Например, вы в глазах нищего, которому рассказывали о своем учении, «теряли свое лицо».

– Нищий не доверял мне и, наверное, презирал. Всякий раз, как мне случалось на улице или дома давать бедному, не разговаривая с ним, какую-нибудь мелкую монету, я видел или мне казалось, что я видел, удовольствие и благодарность на лице бедного, и сам испытывал при этой форме благодарности приятное чувство. Я видел, что я сделал то, что желал и ожидал от меня человек. Но если я останавливался с бедным и с участием расспрашивал его о его прежней и теперешней жизни, более или менее входил в подробности его жизни, я чувствовал, что нельзя уже дать три или двадцать копеек. Я начинал перебирать в кошельке деньги, сомневаясь, сколько дать, давал всегда больше и всегда видел, что бедный уходит от меня недовольный.

– Почему? Ведь он получил больше, чем рассчитывал?

– Если я давал после сближения с бедным три рубля и больше, то почти всегда я видел мрачность, недовольство, злобу даже на лице бедного. Случалось, что, взяв десять рублей, он уходил, не сказав даже спасибо, так, как будто я обидел его. И при этом мне всегда бывало неловко, совестно, и я всегда чувствовал себя виноватым. Если же я неделями, месяцами, годами следил за бедным, и помогал ему, и высказывал ему свои взгляды, и сближался с ним, то отношения с ним становились мукой. Я видел, что бедный презирает меня. И я чувствовал, что он прав.

– В чем он прав?

– В том, что я имею больше, чем мне нужно. Необходимое не отдают, поэтому мой поступок непонятен. Например, помещик Нехлюдов передал свою землю крестьянам. Но он видел, что крестьяне, несмотря на то, что некоторые из них говорили ему благодарственные слова, были недовольны и ожидали чего-то большего. Выходило, что он лишил себя многого, а крестьянам не сделал того, чего они ожидали. Нехлюдов говорил довольно ясно, и мужики были люди понятливые; но его не понимали и не могли понять по той самой причине, по которой приказчик тоже долго не понимал. Они были, несомненно, убеждены в том, что всякому человеку свойственно соблюдать свою выгоду. Про помещиков же они давно уже по опыту нескольких поколений знали, что помещик всегда соблюдает свою выгоду в ущерб крестьянам. И потому, если помещик призывает их и предлагает что-то новое, то, очевидно, для того, чтобы как-нибудь еще хитрее обмануть их.

– Поэтому они искали эту выгоду и не могли согласиться на предложение Нехлюдова, пока она не будет обнаружена?

– Да. На их согласие имело влияние объяснение поступка барина, высказанное одной старушкой, состоящее в том, что барин стал думать о душе и поступает так для ее спасения.

– Вы отмечали противоречивость поставленной цели и обыденного поведения.

– Они не часто совпадают. Например, Николенька Иртеньев, будучи подростком, решил: «Надо скорей, скорей, сию же минуту сделаться другим человеком и начать жить иначе». Несмотря на это он, однако, долго еще сидел на окне, мечтая и ничего не делая. В юности противоречивость цели и поведения проявилась в чувствах Николая, которому понравилась девочка. Но вследствие этого он почувствовал неопределенное желание сделать или сказать ей какую-нибудь небольшую неприятность. Это же факт я описал и в поведении других героев «Юности», например, мачехи Николая, Авдотьи Васильевны, единственной целью жизни которой было приобретение любви своего мужа. Но она делала, казалось, нарочно все, что только могло быть ему неприятно, и все с целью доказать ему всю силу своей любви и готовности самопожертвования. Она снова каждую ночь первая встречала его, когда он возвращался из клуба. К этим встречам, впрочем, кроме своей страсти к самопожертвованию, побуждала ее еще затаенная ревность, от которой она страдала в сильнейшей степени. Никто в мире не мог бы ее убедить, что муж возвращался поздно из клуба, а не от любовницы. Она старалась прочесть на лице мужа его любовные тайны; и, не прочтя ничего, с некоторым наслаждением горя вздыхала и предавалась созерцанию своего несчастья.

– То есть, человек как бы раздваивается: говорит одно, и тут же делает другое?

– Бывает. Например, в «Истории вчерашнего дня» герой вел себя не совсем логично. Так как он был занят рассуждением о формулах третьего лица, то не заметил, как тело его, извинившись очень прилично, что не может остаться, положило опять шляпу и село преспокойно в кресло. Видно было, что умственная сторона его не участвовала в этой нелепости.

– Каков третий вид парадоксальных ситуаций?

– Несоответствие между желаниями. Я писал детям, что жалко и еще грустно, что я не могу и не умею сказать того, что так ясно и так нужно им. Вроде чувства немого, который не может передать то, что знает, и то, что нужно и спасительно знать тем, кому он хотел бы сказать. Все это испытываемое мною чувство умиленного над собою уныния скорее нехорошо, но мне все-таки хотелось высказать его, чтобы они знали меня, какой я есть, и помогали бы мне иногда выходить из него. Главное в этом чувстве, обманчивое то, что себя хвалишь за то, что для тебя ничего не нужно, готов служить всем и все делать, но просишь от людей только немножко любви. Вроде Фета: дайте мне все, что нужно для жизни, и тогда мне ничего не нужно. Дайте мне любви, то есть высшего блага, и тогда мне ничего не нужно. Но нет, ты сам давай ее, коли ты знаешь, как она нужна сердцу человеческому.

– Может ли эгоистичный, избалованный ребенок развиться в нравственного человека?

– Вспоминаю свою изломанность, испорченность в молодости. Я испорчен ранней развращенностью, роскошью, обжорством и праздностью. Если бы этого всего не было, я бы теперь, в 65 лет, был свеж и молод. Но разве эта испорченность пропала даром? Все мои нравственные требования выросли из этой испорченности.

– Обычно самая распространенная парадоксальная ситуация кроется в подсознательной мотивации.

– Часто то, чего человек не замечает, на самом деле определяет его поведение. Например, герой рассказа «Святочная ночь», московский танцор, мечтал о том, как бы ему, невинному и стыдливому, как девушка, – попасть на скандалезные вечера госпожи З. и сойтись на «ты» со старым, скандально-развратным холостяком Долговым.

– И стать таким же, как Долгов? Пасть в глазах высшего общества?

– Оно обычно лживо. Например, дама с ужасом говорит, что содрогается от мысли об убийстве, а сама требует поддержания той жизни, которая невозможна без убийств.

– Разве общество не может выносить справедливое суждение?

– Не путайте общество и народ. Народ обычно не ошибается. А общество прибегает к услугам специальных людей, адвокатов, которые блестяще выворачивают закон наизнанку. Например, Нехлюдов видел старушку, у которой гениальный адвокат сумел отнять ее имущество в пользу дельца, не имевшего на это имущество никакого права. Это знали и судьи, а тем более истец и его адвокат; но придуманный ими ход был такой, что нельзя было не отнять имущество у старушки и не отдать его дельцу. Вот вам и справедливое суждение.

– Можно ли полностью исключить из жизни людей все зло?

– Наверное, нет. Странная грустная вещь – всегда несогласуемое противоречие во всех стремлениях человека. Но жизнь как-то по-своему соединяет все эти стремления, и из всего этого выходит что-то такое неконченое, не то дурное, не то хорошее, грустное, жизненное. Всегда полезное противоположно прекрасному. Цивилизация исключает поэзию. Полей с нарциссами уже остается мало, потому что скотина не любит их в сене.

– Но слишком много нарциссов тоже плохо?

– Любое «слишком» – плохо. Вот была в индийском городе Сурате кофейная. И сходились туда из разных земель проезжие и иностранцы и часто беседовали. Зашел туда раз персидский ученый-богослов. Он всю жизнь изучал сущность божества и читал и писал о том книги. Долго думал, читал и писал о Боге, зашел у него ум за разум, спуталось у него все в голове, и дошел он до того, что перестал верить в Бога.


Слишком сильные эмоции блокируются, чтобы не нанести вред человеку. Николенька Иртеньев потерял мать, смерть которой оказалась для него слишком сильным переживанием, которое тут же компенсировалось: «Вспоминая теперь свои впечатления, я нахожу, что только одна эта минута самозабвения была настоящим горем. Прежде и после погребения я не переставал плакать, и был грустен, но мне совестно вспомнить эту грусть, потому что к ней всегда примешивалось какое-нибудь самолюбивое чувство: то желание показать, что я огорчен больше других, то бесцельное любопытство, которое заставляло делать наблюдения над чепцом Мими и лицами присутствующих. Я презирал себя за то, что не испытываю исключительно одного чувства горести, и старался скрывать все другие; от этого печаль моя была неискренна и неестественна. Сверх того, я испытывал какое-то наслаждение, зная, что я несчастлив, старался возбуждать сознание несчастья, и это эгоистическое чувство больше других заглушало во мне истинную печаль».

– Парадоксы ярко проявляются и в патологии личности.

– Большая часть сумасшедших женщин, чем они чище и нравственнее, тем в сумасшествии цинично-безнравственнее, наглее. Ужасно!

– Вы говорили и писали о парадоксах в образовании. Какой, с вашей точки зрения, является самым главным?

– То, что малообразованный народ хочет образовываться, более образованный класс хочет образовывать народ, но народ подчиняется образованию только при насилии.

– Почему же народ так сопротивляется?

– А отчего безграмотные люди разумнее ученых? Оттого, что в их сознании не нарушена естественная и разумная постепенность важности предметов, вопросов. Ложная же наука производит это нарушение.

– Как же тогда стремиться к совершенному?

– С осторожностью. Совершенное возможно в воображении, как вечное движение возможно без трения и тяготения. Одновременно самое увлечение красотой и истиной мешает осуществлению красоты и истины.

– Как же быть?

– Думать. Со мной так часто бывало, приходит мысль, кажущаяся странной, парадоксом. Потом она приходит с другой стороны, в другой, третий раз. Начинаешь думать о предметах и мыслях, связанных с нею, и вдруг приходишь к убеждению, что это не только не парадокс, не случайная мысль, а самая основная, важная, которая открывает новую важную сторону жизни. Так это было с мыслью о призвании человека совершенствоваться.


Б. И. Бурсов отмечает, что всю жизнь Толстой считал, что живет, думает, поступает не так, как должен жить, думать, поступать. Он ставил перед собой такие духовные, нравственные и практические задачи, которые до конца никогда не мог исполнить. Либо они вообще были неисполнимы, либо пересматривались и заменялись новыми, на осуществление которых просто не хватало времени, так как вскоре на смену этим последним приходили другие. Позже, собственно, уже к концу его жизни, Софья Андреевна напишет, что, например, в хозяйстве большинство своих начинаний Толстой не доводил до конца. Она это оценила как непостоянство, нетвердость его характера. В действительности надо говорить о неустанном стремлении Толстого к новому, когда для него становилась ясна иллюзорность прежнего увлечения, о неутомимом движении его могучего духа.

Беседа 6. Разрушение Ада и восстановление его

– Человека постоянно тянет в разные стороны. Часто он хочет одного, а делает другое. Разве человек не может быть спокойным и гармоничным?

– Полной гармонии не бывает. Однако это не означает, что между поступками людей и их целями воздвигнута непроходимая стена. Люди целостны. Но они неоднозначно целостны.

– Что определяет эту целостность?

– Самолюбие. Я думаю, что всякий человек самолюбив, и все то, что он ни делает, – все из самолюбия.

– Что такое самолюбие?

– Самолюбие есть убеждение в том, что я лучше и умнее всех людей.

– Да как же могут быть все в этом убеждены?

– Уж не знаю, справедливо ли, или нет, только в этом никто не признается. Я убежден, что я умнее всех на свете, и уверен, что вы тоже уверены в этом.

– Нет, я вовсе так не считаю.

– Я вам это докажу. Отчего мы самих себя любим больше других? Оттого, что мы считаем себя лучше других, более достойными любви. Если бы мы находили других лучше себя, то мы бы и любили их больше себя, а этого никогда не бывает.

– Бывает. Это любовь матери, это любовь женщины к мужчине.

– Которые в чистом виде не встречаются. Кроме того различные явления жизни можно объединить в две группы: в одних преобладает внутреннее (содержание), в других – внешнее (форма). К числу последних, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную.


Иногда внутреннее или внешнее преобладает в жизни человека. Например, жизнь Ивана Ильича была лишена подлинно живого начала  и потому это была хотя и самая простая и обыкновенная, но и самая ужасная жизнь. Это было просто существование как мостик между прошлым и будущим. Всю свою жизнь до болезни Иван Ильич только и делал, что подавлял в себе человека. Человеческое подавлялось вещами, суетными желаниями, отношениями к людям, которые носили формальный характер.


– В рассказе «О разрушении и восстановлении Ада» соотношение внутреннего и внешнего составляет суть движения истории. Ад был разрушен учением и страданиями Христа. Как же он был восстановлен?

– Прежде всего, заменой внутреннего содержания на внешнее. Вместо следования Евангелию в душе своей люди создали церковь. Делается же церковь так: люди уверяют себя и других, что учитель их, Бог, во избежание того, чтобы открытый им людям закон не был ложно перетолкован, избрал особенных людей, которые одни они или те, кому они передадут эту власть, могут правильно толковать его учение. Так что люди, называющие себя церковью, считают, что они в истине не потому, что то, что они проповедуют, есть истина, а потому, что они считают себя едиными законными преемниками учеников учеников учеников и, наконец, учеников самого учителя – Бога.

– А что здесь плохого? Они, действительно, лучше знают учение Христа.

– Признав себя едиными толкователями закона Бога и убедив в этом других, люди эти сделались высшими решителями судеб людей и потому получили высшую власть над ними. Получив же эту власть, они, естественно, возгордились и большей частью развратились и тем вызвали против себя негодование и вражду людей. Для борьбы же со своими врагами они, не имея другого орудия, кроме насилия, стали гнать, казнить, жечь всех тех, кто не признавал их власти. Так что они самым своим положением были поставлены в необходимость перетолковать учение в таком смысле, чтобы оно оправдывало их дурную жизнь, и те жестокости, которые они употребляли против своих врагов. Они так и сделали.

– Ну, это было давно. Сейчас мы идем в церковь, чтобы укрепить свою волю, чтобы приобщиться к Богу, например, через таинства крещения, погребения, брака.

– Они уверяют людей, что настоящий брак состоит не в том, в чем он действительно состоит, в соединении мужчины с женщиной, а в том, чтобы нарядиться в самые лучшие платья, пойти в большое, устроенное для этого здание и там, надевши на головы особенные, приготовленные для этого шапки, под звуки разных песен обойти три раза вокруг столика. И люди, уверившись в этом, естественно, считают, что всякое вне этих условий соединение мужчины с женщиной есть простое, ни к чему их не обязывающее удовольствие или удовлетворение гигиенической потребности. Поэтому, не стесняясь, предаются этому удовольствию.

– Сейчас для соединения мужчины и женщины в браке церковь не обязательна.

– Но за развитие души жены и детей мужчина отвечает перед Богом. Это серьезно.

– Хорошо, а какие еще заповеди нарушаются?

– Для утверждения права грабежа дьяволы внушали людям, что вместо того, чтобы им грабить друг друга, им выгоднее позволить грабить себя одному человеку, предоставив ему полную власть надо всем. Для утверждения права грабежа одним человеком других людей мы ведем этого человека в храм. Там мы надеваем на него особенную шапку, сажаем на высокое кресло, даем ему в руки палочку и шарик, мажем постным маслом и во имя Бога и его Сына провозглашаем особу этого помазанного маслом человека священной. Так что грабеж, производимый этой особой, считающейся священной, уже ничем не может быть ограничен. И священные особы, и их помощники, и помощники помощников все, не переставая, спокойно и безопасно грабят народ.

– А как с заповедью «не убий»?

– Внушают, что лучшее средство отучить людей от убийства состоит в том, чтобы самим учителям публично убивать тех, которые убили. Этот способ не столько дает нам убийц, сколько приготовляет их для нас.

– Вы писали, что внешняя сторона жизни губит жизнь духовную, в связи с чем отрицали роль науки и техники в развитии человечества.

– Я отрицал не науку, а ложную науку, в которой нет правильного направления знаний.

– Почему же нет? Огюст Конт, например, создал науку социологию, чтобы показать, как нужно жить людям, чтобы быть счастливыми.

– Зачем? Это и так ясно: соблюдай установление законов жизни, которое указано в учении Христа. А Конт, по крайней мере, вначале, отрицал религиозное учение, в том числе и учение Христа, утверждая, что оно есть заблуждение и суеверие, а что узнать о том, как им надо жить, они могут из придуманной им науки, называемой социологией. Конт был уверен, что надо только изучить жизнь прежних людей, и из этого изучения можно вывести общие законы жизни. Для того чтобы жить хорошо, людям надо будет только сообразоваться в своей жизни с этими выдуманными ими законами.

– В таком случае как быть с развитием техники и технологий?

– Люди начинают думать, что если они сделают много вещей, то чем скорее они будут делать их, тем это будет для них лучше. И они, губя свои жизни для произведения вещей, делают их все больше и больше, несмотря на то, что вещи эти не нужны тем, кто заставляют их делать, и недоступны тем, которые их делают.

– Техника освобождает людей от тяжелого труда.

– Не только освобождает, но и подчиняет человека, включая его в процесс труда. Люди, превращенные в машины, ненавидят тех, которые сделали это над ними.

– А как же транспорт? Поезда ведь существуют не только для того, чтобы давить отчаявшихся красивых женщин?

– А нужно ли людям как можно скорее переезжать с места на место? Вместо того чтобы улучшать свою жизнь каждому на своих местах, они проводят большую часть ее в переездах с места на место и очень гордятся тем, что в час могут проехать пятьдесят верст и больше.

– Но вы же не будете отрицать значение книгопечатания?

– Если его роль состоит в том, чтобы как можно большему числу людей сообщить все те гадости и глупости, которые делаются и пишутся на свете, то отрицаю.

– А искусство в чем провинилось?

– Само искусство ни в чем не провинилось, особенно если в его основе положено учение Христа. Но часто под видом утешения и возбуждения возвышенных чувств в людях, искусство потворствует их порокам, изображая их в привлекательном виде.

– Простите, но вы не смогли выздороветь, потому что в то время не было антибиотиков, способных вылечить воспаление легких.

– Скажите проще: «Умер». Медицина внушает людям, что самое нужное для них дело – это забота о своем теле. А так как забота о своем теле не имеет конца, то люди, заботящиеся с помощью медицины о своем теле, не только забывают о жизни других людей, но и о своей собственной.

– Понятно. А вот самое важное – воспитание подрастающего поколения.

– Правильно, это важно. Но еще более важно, кто воспитывает. А в системе образования и воспитания люди могут, живя дурно и даже не зная того, в чем состоит хорошая жизнь, учить детей хорошей жизни.

– Но есть еще и принудительное воспитание, система исправления преступников.

– То же самое. Порочные люди думают, что они могут исправлять порочных людей.

– Откуда берутся пороки?

– Люди вместо того, чтобы избавиться от страданий, производимых дурной жизнью, стараясь жить лучше, забываются под влиянием одурения вином, табаком, опиумом, морфином.

– А как же добродетели, например, благотворительность?

– Сама по себе благотворительность пагубна. Люди думают, что, грабя пудами и давая ограбленным золотниками, они добродетельны и не нуждаются в усовершенствовании. Это делает их недоступными к добру.

– Значит, нужно уничтожить социальное неравенство!

– Да, но не так, как это делают социалисты. Они во имя самого высокого общественного устройства жизни людей возбуждают вражду сословий.

– Нужно бороться за свои права: сословий, народов, рас, женщин!

– Чтобы для более усовершенствованного устройства жизни, кроме вражды сословий, возбуждать еще и вражду между полами?

– Если я правильно поняла, то в любом поступке можно обнаружить ориентацию на внешнюю сторону жизни и на внутреннюю, и внешняя, хоть и необходима, не недостаточна, чтобы человек жил правильно?

– Есть жизнь разумная, а есть личностная. Личностная, в свою очередь, может быть двух видов. Примером первого вида, в котором главное – быть принятым в обществе, – может служить жизнь Бориса Друбецкого. Он был небогат, но последние свои деньги употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других. Он скорее лишил бы себя многих удовольствий, чем позволил бы себе ехать в дурном экипаже или показаться в старом мундире на улицах Петербурга. Сближался он и искал знакомств только с людьми, которые были выше его и потому могли быть ему полезны. Он любил Петербург и презирал Москву. Даже воспоминание о доме Ростовых и о его детской любви к Наташе ему было неприятно, и он с самого отъезда в армию ни разу не был у Ростовых.

– Что предполагает второй вид личностной жизни?

– Любовь к себе. Например, Анатоль Курагин был весьма доволен своим положением, собой и другими. Он был инстинктивно, все существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем так, как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отзываться на других, ни того, что может выйти из того или иного его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно без отдачи, занимал у встречного и поперечного. Он не был игрок, по крайней мере, никогда не желал выигрыша, даже не жалел проигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно все равно, что бы о нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он не был скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, – это было веселье и женщины. Так как, по его понятиям, в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и со спокойной совестью высоко носил голову. У кутил, у этих мужских магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин-женщин, основанное на той же надежде прощения: «Ей простится, потому что она много любила; и ему все простится, потому что он много веселился».

– К какому типу относится Стива Облонский, брат Анны Карениной?

– И к тому, и к другому одновременно. Он зависел от мнения других. Степан Аркадьевич получал и читал либеральную газету, не крайнюю, но того направления, которого держалось большинство. И, несмотря на то, что ни наука, ни искусство, ни политика, собственно, не интересовали его, он твердо держался тех взглядов на все эти предметы, каких держалось большинство, и изменял их, когда большинство изменяло, или, лучше сказать, не изменял их, а они сами в нем незаметно изменялись. Степан Аркадьевич не избирал ни направления, ни взглядов, а эти направления и взгляды сами приходили к нему, точно так же, как он не выбирал формы шляпы или сюртука, а брал те, которые носят. А иметь взгляды ему, жившему в известном обществе, при потребности некоторой деятельности мысли, развивающейся обыкновенно в лета зрелости, было так же необходимо, как иметь шляпу. Если и была причина, почему он предпочитал либеральное направление консервативному, то это произошло не потому, что он находил либеральное направление более разумным, но потому, что оно было ближе его образу жизни. Либеральная партия говорила, что в России все скверно, и действительно, у Степана Аркадьевича долгов было много, а денег решительно недоставало. Либеральная партия говорила, что брак есть отжившее учреждение и что необходимо перестроить его, и действительно, семейная жизнь доставляла мало удовольствия Степану Аркадьевичу и принуждала его лгать и притворяться, что было так противно его натуре. Либеральная партия говорила, или, лучше, подразумевала, что религия есть только узда для варварской части населения. И действительно, Степан Аркадьевич не мог вынести без боли в ногах даже короткого молебна и не мог понять, к чему все эти странные и высокопарные слова о том свете, когда и на этом жить было бы очень весело.

– За что же его уважали в обществе?

– Главные качества Степана Аркадьевича, заслужившие ему общее уважение по службе, состояли, во-первых, в чрезвычайной снисходительности к людям, основанной в нем на сознании своих недостатков; во-вторых, в совершенной либеральности, не той, про которую он вычитал в газетах, но той, что у него была в крови, и с которой он совершенно равно и одинаково относился ко всем людям, какого бы состояния и звания они ни были, и, в-третьих, – главное – в совершенном равнодушии к тому делу, которым он занимался, вследствие чего он никогда не увлекался и не делал ошибок.


Внешний контроль важен для внутреннего совершенствования личности, без чего человек остается на уровне самосозерцания. Любовь к себе не требует доказательств, а вот любовь и уважение других нужно поддерживать. Результат, как правило, бывает положительным: «… ежели бы не учителя, которые продолжали ходить ко мне, не St.-Jerome, который изредка нехотя подстрекал мое самолюбие, и, главное, не желание показаться дельным малым в глазах моего друга Нехлюдова, то есть выдержать отлично экзамен, что, по его понятиям, было довольно важною вещью,  ежели бы не это, то весна и свобода сделали бы то, что я забыл бы даже все то, что знал прежде, и ни за что бы не выдержал экзамена».


– Во время переписи вы видели разных людей, в том числе тех, кто опустился с достаточно высоких ступеней социальной лестницы ни низкие. Как переживали эти люди отсутствие социальной поддержки?

– Более падших, несчастных и старых, обрюзгших, и молодых, бледных, растерянных лиц не было в этом доме. Я поговорил с некоторыми из них. Почти всё одна и та же история, только в разных степенях развития. Каждый из них был богат. Или отец, или брат, или дядя его были теперь еще богаты. Или отец его, или сам он имели прекрасное место. Потом случилось несчастье, в котором виноваты или завистники, или собственная доброта, или особенный случай. И вот он потерял все и должен погибать в этой несвойственной, ненавистной ему обстановке – во вшах, оборванный, с пьяницами и развратниками, питаясь печенкой и хлебом и протягивая руку. Все мысли, желания, воспоминания этих людей обращены только к прошедшему. Настоящее представляется им чем-то несущественным, отвратительным и не заслуживающим внимания. У каждого из них нет настоящего. Есть только воспоминания прошедшего и ожидания будущего, которые могут всякую минуту осуществиться и для осуществления которых нужно очень мало. Но этого-то малого нет, негде взять, и вот, погибает напрасно жизнь – у одного первый год, у другого – пятый, у третьего – тридцатый.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации