Текст книги "Лев Толстой в зеркале психологии"

По характеру и темпераменту эти люди различны. Резкий, подвижный Сергий и флегматичный, спокойный Каренин. Кстати, есть один вид темперамента, особенно не уважаемый Толстым — сангвинический (хотя своего отца он тоже описывал как сангвиника). В устах Толстого «сангвиник» означает «пустой малый», несерьезный, самовлюбленный, во всем себе потакающий. Например, Стива Облонский, который быстро забыл погибшую сестру и ту роль, которую сыграл в этом Вронский. Не простил, а забыл. Вронского Толстой тоже не вполне уважает, хотя и признает, что ему выпало тяжкое испытание, из которого, как из центра перекрестка, он может направиться куда угодно или вообще расстаться с жизнью. Вронский остается наедине с его проблемами, хотя догадывается, что самостоятельно справиться с ними он вряд ли сможет.

Беседа 4. Остановиться, опомниться, оглянуться и найти в себе идеалы

– Вы писали, что нельзя жить без идеала. Что такое идеал?

– Идеал можно сравнить с фонарем, освещающим людям путь в темноте. Свет фонаря освещает дорогу, но «догнать» его люди не могут, ибо он всегда впереди. Для жизни необходим идеал. А идеал – только тогда идеал, когда он совершенство. Направление только тогда может быть указано, когда оно указывается математически, не существующей в действительности прямой.

– Но вы также утверждали, что чувства правды, красоты и добра независимы от степени развития. И что мы видим свой идеал впереди, когда он стоит сзади нас. Я совсем запуталась.

– Путаница происходит оттого, что люди хотят пережитое поставить опять идеалом. А идеал есть гармония. Родившись, человек представляет собой первообраз гармонии, правды, добра и красоты, а затем жизнь его идет так, что каждый шаг и каждый час грозит этой гармонии нарушением и не дает надежды восстановления нарушенной гармонии.

– Как же его тогда можно достичь?

– Самая большая ошибка в том, чтобы думать, что узнав путь к идеалу, вы можете достигнуть его. Если бы идеал был достижим, он бы не был идеал, и если бы люди достигли его, жизнь бы кончилась. Идеал всегда недостижим, но из этого не следует, что надо махнуть на него рукой и не следовать ему. Надо все силы прилагать на все большее и большее приближение к нему.

– Тогда остается ли идеал постоянным в течение жизни человека?

– Он не остается неизменным. Изменяются обстоятельства жизни, меняются нравственные ориентиры – корректируются представления об идеале. В противном случае он перестает «работать», вдохновлять людей на достижение высоких целей. Но опасно путать вечные идеалы и идеалы устаревшие. Опасность эта особенно велика именно в наше время, когда старые правила жизни, старые идеалы жизни разрушены для большинства людей, а новые правила и новые идеалы не только не признаются общественным мнением, но, напротив, выставляются чем-то смешным и даже вредным.

– А как вы чувствовали это изменение?

– Я, как очень увлекающийся человек, прошел в моей юности через постепенный ход удовлетворения похоти. Но у меня, как и у всех молодых людей нашего времени, были очень определенные правила и идеалы. Правила были очень глупые, аристократические, но они сдерживали меня. Для меня, например, мысль о том, чтобы пить с мужиками и кучерами водку или перед людьми выказать свое пристрастие к крестьянской девушке, было так же невозможно, как украсть или убить. Идеалы же жизни были такие, при которых я должен был продолжать жизнь, которую вели отец и дед, то есть составить себе видное и уважаемое общественное положение. Для этого я должен быть утонченно образован, как они, и так же мнимо благороден. Идеалы теперь кажутся мне дикими, но они были во мне так тверды, что удерживали меня от многого и отвлекали от всего того, что мешало достижению их.

– Разве сложно принять идеалы, способствующие развитию личности?

– А вы как думаете? Положение очень многих молодых людей страшно именно потому, что они не признают никаких ни правил, ни идеалов. И потому, как на рельсах, они катятся под крутую горку похотей и неизбежно вкатываются в вечно одно и то же болото, из которого почти нет выхода, – женщины и вино. Спасение от такого положения есть только одно: остановиться, опомниться, оглянуться и найти в себе идеалы, то есть то, чем хочешь быть.

– Это сложно. Проще подчиниться требованиям общества, потому что сразу увидишь, как люди тебя оценивают.

– В соответствии со своими идеалами человек и оценивает людей – соответствуют те их идеалам или нет, и в какой степени. Многие так называемые «светские молодые люди» рассуждают как Николай Иртеньев.

«Род человеческий можно разделять на множество отделов — на богатых и бедных, на добрых и злых, на военных и статских, на умных и глупых и т. д., и т. д., но у каждого человека есть непременно свое любимое главное подразделение, под которое он бессознательно подводит каждое новое лицо. Мое любимое и главное подразделение людей в то время, о котором я пишу, было на людей comme il faut и на comme il ne faut pas33
  Порядочных и непорядочных.


[Закрыть]. Второй род подразделялся еще на людей собственно не comme il faut и простой народ. Людей comme il faut я уважал и считал достойными иметь со мной равные отношения; вторых — притворялся, что презираю, но, в сущности, ненавидел их, питая к ним какое-то оскорбленное чувство личности; третьи для меня не существовали — я их презирал совершенно. Мое comme il faut состояло, первое и главное, в отличном французском языке и особенно в выговоре. Человек, дурно выговаривавший по-французски, тотчас же возбуждал во мне чувство ненависти. Второе условие comme il faut были ногти — длинные, отчищенные и чистые; третье было умение кланяться, танцевать и разговаривать; четвертое, и очень важное, было равнодушие ко всему и постоянное выражение некоторой изящной, презрительной скуки».

– Странное представление.

– Странно то, что ему, имевшему положительную неспособность к comme il faut, до такой степени привилось это понятие. А может быть, именно оно так сильно вросло в него оттого, что ему стоило огромного труда, чтобы приобрести это comme il faut. Главное зло состояло в том убеждении, что comme il faut есть самостоятельное положение в обществе. Человеку не нужно стараться быть ни чиновником, ни каретником, ни солдатом, ни ученым, когда он comme il faut. Достигнув этого положения, он уж исполняет свое назначение и даже становится выше большей части людей.

– А как же тогда ему следовать требованиям общества?

– Должен быть тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.

– Как влияет литература на формирование идеалов?

– По-разному. Например, для Николая Иртеньева чтение французских романов, которых много привез с собой Володя, было частым занятием. Все самые неестественные лица и события были для него так же живы, как действительность. Он не только не смел заподозрить автора во лжи, но сам автор не существовал для него, а из печатной книги сами собой являлись перед ним живые, действительные люди и события. Если он нигде не встречал лиц, похожих на те, про которых читал, то ни секунды не сомневался в том, что они будут. Он находил в себе все описываемые страсти и сходство со всеми характерами, и с героями, и со злодеями каждого романа, как мнительный человек находит в себе признаки всех возможных болезней, читая медицинскую книгу. Но книги должны учить, как правильно жить.

– Что можно считать антиидеалом?

– Праздность. Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность – было условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие все тяготеет над человеком. И не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Если бы мог человек найти состояние, в котором бы он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой-то обязательной и безупречной праздности состояла, и будет состоять, главная привлекательность военной службы.

– Будет ли человек счастлив, следуя идеалу? Мы опять возвращаемся к проблеме счастья.

– Вечная тема. Можно зарезать, украсть и все-таки быть счастливым.

– Почему?

– Потому что есть счастье как удовольствие и счастье как добро, благо. Счастье как удовольствие может олицетворяться даже круглым маленьким колечком табачного дыма. Счастье как благо состоит в наслаждении делать добро, и это есть единственное верное счастье жизни.

– А возможно и то, и другое одновременно?

– Возможно, но на короткое время, когда человек бывает на высшей ступени счастья. Тогда он делается вполне добр и хорош, и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

– Связано ли счастье с достижением желаемого?

– Нет. Например, Вронский, несмотря на полное осуществление того, чего он желал так долго, не был вполне счастлив. Он скоро почувствовал, что осуществление его желания доставило ему только песчинку из той горы счастья, которой он ожидал. Это осуществление показало ему ту вечную ошибку, которую делают люди, представляя себе счастье осуществлением желания. Первое время после того, как он соединился с Анной и надел штатское платье, он почувствовал всю прелесть свободы вообще, которой он не знал прежде, и свободы любви, и был доволен, но недолго. Он скоро почувствовал, что в душе его поднялись желания желаний, тоска. Независимо от своей воли, он стал хвататься за каждый мимолетный каприз, принимая его за желание и цель. Шестнадцать часов дня надо было занять чем-нибудь, так как они жили за границей на совершенной свободе, вне того круга условий общественной жизни, который занимал время в Петербурге!

– Может быть, это связано с отсутствием четких правил в жизни?

– У Вронского был четкий свод правил, определяющих все, что должно и не должно делать. Свод этих правил обнимал очень малый круг условий, но зато правила были несомненны, и Вронский, никогда не выходя из этого круга, ни на минуту не колебался в исполнении того, что должно. Правила эти определяли, что нужно заплатить шулеру, а портному не нужно, что лгать не надо мужчинам, но женщинам можно, что обманывать нельзя никого, но мужа можно, что нельзя прощать оскорблений, и можно оскорблять и так далее. Все эти правила могли быть неразумны, нехороши, но они были несомненны, и, исполняя их, Вронский чувствовал, что он спокоен и может высоко носить голову.

– Мечты о будущем и их воплощение различаются?

– Разумеется. Например, когда Левин был женат третий месяц, он был счастлив, но совсем не так, как ожидал. На каждом шагу он находил разочарование в прежних мечтах и новое неожиданное очарование. Левин был счастлив, но, вступив в семейную жизнь, он на каждом шагу видел, что это было совсем не то, что он воображал. На каждом шагу он испытывал то, что испытал бы человек, любовавшийся плавным, счастливым ходом лодочки по озеру, после того как он бы сам сел в эту лодочку. Он видел, что мало того, чтобы сидеть ровно, не качаясь, надо еще соображать, ни на минуту не забывая, куда плыть, что под ногами вода и надо грести, и что непривычным рукам больно. Только смотреть на это легко, а делать это хоть и радостно, но очень трудно.

– Может быть, все просто: не будет несчастий – человек станет счастливым, как говорил князь Андрей?

– Потом этого становится мало. Вначале князь Андрей полагал, что единственно возможное счастье – есть счастье животное. Но когда он простил Наташу, у него появилось новое счастье, и это счастье, как он чувствовал, имело что-то такое общее с Евангелием.

– Есть ли какое-то ощутимое средство стать счастливее в нужный момент?

– Есть. Труд. Например, уже не раз испытав с пользой известное ему средство заглушать свою досаду и все, кажущееся дурным, сделать опять хорошим, Левин употреблял это средство. Когда он посмотрел, как шагал Мишка, ворочая огромные комья земли, налипавшей на каждой ноге, то слез с лошади, взял у Василья севалку и пошел рассевать.

– Счастье – вне или внутри человека?

– Человек сотворен для счастья, счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей. Все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка. На свете нет ничего страшного. Как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Есть граница страданий и граница свободы, и эта граница очень близка. Человек, который страдал от того, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, засыпая на голой, сырой земле.

– Возможно ли счастье в браке?

– Сложный вопрос. С одной стороны, любовь мужчины к женщине по преимуществу плотская, и в этом плане она препятствует самосовершенствованию мужчины. С другой стороны, если безбрачие лучше брака, то очевидно, что люди должны делать то, что лучше. Однако если люди сделают это, то род человеческий прекратится, и потому не может быть идеалом рода человеческого уничтожение его.

– Говорят: «Если люди достигнут идеала полного целомудрия, то они уничтожатся, и потому идеал этот не верен».

– Те, которые говорят так, умышленно или неумышленно смешивают разнородные вещи – правило, предписание и идеал. Целомудрие не есть правило или предписание, а идеал – одно из условий его. Идеал только тогда идеал, когда осуществление его возможно только в идее, в мысли, когда он представляется достижимым только в бесконечности и когда поэтому возможность приближения к нему – бесконечна. Если бы идеал мог быть достигнут, если бы мы могли представить себе его осуществление, он бы перестал быть идеалом.

– Наверное, весь смысл человеческой жизни заключается в движении по направлению к этому идеалу?

– Стремление к нему во всей его совокупности и к целомудрию, как к одному из условий этого идеала, не только не исключает возможности жизни, но, напротив того, отсутствие этого христианского идеала уничтожило бы движение вперед и, следовательно, возможность жизни.

– Каким образом?

– Как есть два способа указания пути ищущему, указания путешественнику, так есть и два способа нравственного руководства ищущего правды человека. Один способ состоит в том, что человеку указываются предметы, долженствующие встретиться ему, и он направляется по этим предметам.

– А другой?

– Другой способ состоит в том, что человеку дается только направление по компасу, который человек несет с собой и на котором он видит всегда одно неизменное направление и потому всякое свое отклонение от него.

– Как можно проверить исполнение религиозных учений?

– Проверка исполнения внешних религиозных учений есть совпадение поступков с определениями этих учений, и совпадение это возможно. Проверка же исполнения Христова учения есть сознание степени несоответствия с идеальным совершенством.

– И ее можно определить?

– Степень приближения не видна: видно только отклонение от совершенства. Исповедующий закон Христа всегда в положении мытаря. Он всегда чувствует себя несовершенным, не видя позади себя пути, который он прошел. Он видит всегда впереди себя тот путь, по которому еще надо идти, и который он не прошел еще.

– Отклонение может быть видно только со стороны.

– Для этого нужно нравственное руководство. Во-первых, человеку даются определенные правила, то есть признаки поступков, которые он должен и которых не доложен делать. Во-вторых, человеку указывается идеал, по отношению к которому он всегда может видеть степень своего удаления от него.

– Зачем унижать себя по отношению к идеалу?

– Потому что позволив себе принижать идеал по своей слабости, нельзя найти того предела, на котором надо остановиться. На какой бы ступени ни стоял человек, всегда есть для него возможность приближения к этому идеалу. Но никакое положение для него не может быть таким, в котором бы он мог сказать, что достиг его, а потому не мог бы стремиться к еще большему приближению.

14 апреля 1858 года он писал своей тетушке А. А. Толстой: «…воспоминания и мечты вместе составят такой идеал жизни, под который ничто не подходит, все становится не то, и не радуешься и не благодаришь Бога за те блага, которые он дал, а в душе вечное недовольство и грусть. Бросить этот идеал — скажете вы. Нельзя. Это идеал не выдумка, а самое дорогое, что есть для меня в жизни».

Беседа 5. Нельзя в одном месте поднять уровень пруда

– Мне кажется, что мы живем в парадоксальном мире. Чаще всего парадоксы возникают, когда из намерения вытекает совершенно иное поведение, имеющее следствием прямо противоположный результат. Кажется, что ситуация развивается практически без контроля со стороны человека. Неужели чем сильнее человек желает чего-то, тем более вероятен противоположный исход событий?

– Очень часто сильные желания мешают и делу, и общению. Например, мой брат Сергей Николаевич был мне самый близкий (после семьи) человек, но мне с ним часто было тяжело, неловко. Я боялся всякую минуту сделать ему неприятное, и эта боязнь производила на него еще худшее впечатление.

– Вы отрицали однозначное толкование человеческих поступков. Как вы думаете, может ли человек избежать внутренних противоречий?

– Избежать не может, но у разных людей противоречивость выражена по-разному. Я смолоду стал преждевременно анализировать все и немилосердно разрушать. Я часто боялся, думал – у меня ничего не остается целого. Но вот я старею, а у меня целого и невредимого много, больше, чем у других людей. Орудие ли анализа у меня было крепко, или выбор верен, но уже давно я более не разрушаю. А целыми остались у меня непоколеблены – любовь к одной женщине, дети и всякое отношение к ним, наука, искусство – настоящие, без соображений величия, а с соображением настоящности наивного. Это ужасно много. У моих сверстников, веривших во все, когда я все разрушал, нет и одной сотой того. Но в молодости я был уверен, что несообразность между положением человека и его моральной деятельностью есть вернейший признак истины.

– Какие бывают виды парадоксальных ситуаций?

– Их можно разделить на три группы. Первая представляет собой состояние завышенной мотивации, внутреннее содержание которой – страх и гордыня. Помню, как я учился ездить на велосипеде в манеже, в котором делаются смотры дивизиям. На другом конце манежа училась ездить дама. Я подумал о том, как бы мне не помешать этой даме, и стал смотреть на нее. И, глядя на нее, я стал невольно все больше и больше приближаться к ней, и, несмотря на то, что она, заметив опасность, спешила удалиться, я наехал на нее и свалил, то есть сделал совершенно противоположное тому, что хотел, только потому, что направил на нее усиленное внимание.

– Похожей бывают аварии новичков на машине.

– Лучшие вещи всегда выходят нечаянно, а чем больше стараешься, тем выходит хуже. В деревнях редко стараются давать воспитание и потому нечаянно большею частью дают прекрасное.

Николенька Иртеньев, желал произвести хорошее впечатление на белокурое юное создание — Катеньку, хотел проявить себя прекрасным наездником. «Мы поехали назад вместе с линейкой. Володя и я, желая превзойти один другого искусством ездить верхом и молодечеством, гарцевали около нее. Тень моя была длиннее, чем прежде, и, судя по ней, я предполагал, что имею вид довольно красивого всадника; но чувство самодовольства, которое я испытывал, было скоро разрушено следующим обстоятельством. Желая окончательно прельстить всех сидевших в линейке, я отстал немного, потом с помощью хлыста и ног разогнал свою лошадку, принял непринужденно-грациозное положение и хотел вихрем пронестись мимо них, с той стороны, с которой сидела Катенька. Я не знал только, что лучше: молча ли проскакать или крикнуть?

Но несносная лошадка, поравнявшись с упряжками, несмотря на все мои усилия, остановилась так неожиданно, что я перескочил с седла на шею и чуть-чуть не полетел».

– Так же бывает, когда хочется поделиться своими идеями, мыслями.

– Удивительное дело! Стоит только рассказать, как-нибудь раскрыть людям то доброе, которое чувствуешь, делаешь или хочешь делать, и тотчас же та внутренняя сила и радость, которую давало это сознание добра, – исчезает. Точно как выпущенный пар из паровика.

– А если делаешь для Бога?

– Если делаешь для Бога, то делай только для Бога. Держи тайну с Богом, и он поможет тебе. Как разболтал людям, он отворачивается от тебя. Ты, мол, сказал людям, от них и жди помощи.

– Когда человек хочет быть добрым, он долго может оставаться в этом состоянии?

– Несмотря на желание быть добрым, против воли прорывается непрестанная ненависть.

– А если хочешь служить людям?

– Как меняется взгляд на жизнь, когда живешь не для себя, а для других! Жизнь перестает быть целью и делается средством. Несчастие делает добродетельным – добродетель делает счастливым – счастье делает порочным. Поэтому нужно соблюдать меру. Нет ничего тяжелее, как видеть жертвы, которые для тебя делают люди, с которыми ты связан и должен жить. Особенно тяжелы жертвы, которых не требуешь, и от людей, которых не любишь. Самая обидная форма эгоизма – это самопожертвование.

Это заметил Николай Иртеньев: «Вследствие этих и многих других беспрестанных жертв в обращении папá с его женою в последние месяцы этой зимы, в которые он много проигрывал и оттого был большей частью не в духе, стало уже заметно перемежающееся чувство тихой ненависти, того сдержанного отвращения к предмету привязанности, которое выражается бессознательным стремлением делать все возможные мелкие моральные неприятности этому предмету».

– Иногда противоречивость поступков и состояний определяется темпераментом человека.

– О, да. В юности иногда мне хотелось смеяться и подпрыгивать, хотя за пять минут до этого хотелось плакать.

– Бывает, что люди слишком большое внимание направляют на один предмет или человека, выпуская из виду окружающее пространство.

– Николенька Иртеньев попадал в подобные ситуации: «…я встал, но уже не был в состоянии поклониться, и, выходя, провожаемый взглядами соболезнования матери и дочери, зацепил за стул, который вовсе не стоял на моей дороге, – но зацепил потому, что все внимание мое было устремлено на то, чтобы не зацепить за ковер, который был под ногами».

– Ваши герои часто испытывают противоречивые чувства?

– Часто. Например, в повести «Детство» Николенька вызывает на откровенный разговор своего брата Володю:

«Ты не хочешь спать, ты притворялся! — закричал я, заметив по его блестящим глазам, что он нисколько не думал о сне, и откинул одеяло. — Давай лучше толковать о ней. Не правда ли, что прелесть? Такая прелесть, что скажи она мне: „Николаша! Выпрыгни в окно или бросься в огонь“, ну, вот, клянусь! — сказал я, — сейчас прыгну, и с радостью. Ах, какая прелесть! — прибавил я, живо воображая ее перед собою, и, чтобы вполне наслаждаться этим образом, порывисто перевернулся на другой бок и засунул голову под подушки. — Ужасно хочется плакать, Володя».

В повести «Детство» Николенька также испытывает противоречивые чувства в ситуации расставания с матерью: «Мне очень, очень жалко стало матушку, и вместе с тем мысль, что мы точно стали большие, радовала меня». «Выехав на большую дорогу, мы увидали белый платок, которым кто-то махал с балкона. Я стал махать своим, и это движение немного успокоило меня. Я продолжал плакать, и мысль, что слезы мои доказывают мою чувствительность, доставляла мне удовольствие и отраду».

– Человек может поневоле заражаться эмоциями тех людей, которых сам же и осуждает?

– Он может даже испытывать от этого удовольствие. Страшно утратить собственную чистоту и силу в постоянных столкновениях с ничтожеством и грязью – а приятно.

– А противоположная ситуация бывает?

– Да. Например, с тех пор, как Нехлюдов понял, что дурен и противен он сам себе, с тех пор другие перестали быть противны ему.

Иногда противоречивым бывает восприятие человека и его привязанностей: «Николенька Иртеньев долго смотрел на Машу, которая, лежа на сундуке, утирала слезы своей косынкой, и, всячески старался изменять свой взгляд на Василья. Он хотел найти ту точку зрения, с которой Василий мог казаться ей столь привлекательным. Но, несмотря на то, что Николенька искренно сочувствовал ее печали, он никак не мог постигнуть, каким образом такое очаровательное создание, каким казалась Маша в его глазах, могло любить Василья».

– Человек может совершенно сознательно колебаться между двумя выборами, разнонаправленными, но прилагаемыми к одному объекту?

– Это сложно. В молодости я был большим землевладельцем. Мне было приятно чувствовать свою власть над большою собственностью. Но, будучи восторженным последователем Герберта Спенсера я был неприятно поражен его заявлением о том, что справедливость не допускает частной земельной собственности.

– Раздираемый противоречиями, человек может совершить дурной поступок. А совершив один дурной поступок, он легче совершит и другие.

– Нет. Дурной поступок только накатывает дорогу к дурным поступкам; дурные же мысли неудержимо влекут по этой дороге.

– То есть, намерения иногда опаснее самого поступка и его последствий?

– Даже если поступка дурного не было, могло быть то, что много хуже такого поступка: те мысли, от которых происходят все дурные поступки. Поступок можно не повторить и раскаяться в нем, дурные же мысли родят все дурные поступки.

– Герои ваших произведений тоже противоречивы. Мне кажется, что литературный герой должен быть понятен читателю, а противоречия затрудняют этот процесс.

– Тогда это не герой, а типаж. Я всегда мечтал написать художественное произведение, в котором бы показал текучесть человека, то, что он, один и тот же, то злодей, то ангел, то мудрец, то идиот, то силач, то бессильнейшее существо. Человек не может быть однозначно хорошим или плохим. Нельзя в одном месте поднять уровень пруда.

– Каков второй вид парадоксальных ситуаций?

– Борьба мотивов. Когда я говорил про свое впечатление Ляпинского дома моим друзьям и знакомым, все выражали одобрение моей доброте и чувствительности и давали мне понимать, что зрелище это так особенно подействовало на меня только потому, что я, Лев Николаевич, очень добр и хорош. И я охотно поверил этому. И не успел я оглянуться, как вместо чувства упрека и раскаяния, которое я испытал сначала, во мне уже было чувство довольства перед своей добродетелью и желание высказать ее людям.

– Что произойдет, если человек попадет в условия, когда он вынужден пересмотреть свою самооценку?

– Жизнь постоянно нас бросает в подобные ситуации. Например, молодой человек считает свой вид благородным и значительным, но попадает в общество людей, которые выглядят гораздо благороднее и значительнее. Он падает с высоты прежней оценки себя ниже того уровня, которого достоин.

– Некоторые ваши герои поступают не в соответствии с разумными доводами, а зачастую вопреки им, руководствуясь какими-то глубинными, часто бессознательными, причинами.

– Да. Например, Василий Позднышев рассказывал о своем отношении к Трухачевскому, человеку, сыгравшему роковую роль в его жизни. Он очень не понравился Позднышеву с первого взгляда. Но какая-то странная, роковая сила влекла Василия к тому, чтобы не оттолкнуть его, не удалить, а, напротив, приблизить.

– Может быть, у него был комплекс вины, и он хотел измены жены? Или хотел избавиться от комплекса? В любом случае, он чувствовал, каким образом развернется этот сценарий. И играл согласно своей роли, наслаждался ею.

– Бывает, человек хочет одного, а поступает наоборот. Так разрушаются желания. Если человек говорит про поэтическое, знайте, что он лишен поэтического чувства. То же о религии, о науке (я любил говорить о науке). Тот, кто любит рассуждать о доброте, обычно зол. Поэтому дурное расположение духа не только не вредно, но всегда полезно для работы над собой. Станешь смотреть на плоды добра – перестанешь его делать, мало того – станешь тем, что смотришь, портишь его, тщеславишься, унываешь. Только тогда то, что ты сделал, будет истинным добром, когда тебя не будет, чтобы портить его. Но заготовляй его больше. Сей, сей, зная, что не ты, человек, пожнешь. Один сеет, другой жнет.

– Тогда, может быть, имеет смысл поддерживать в себе внутреннюю красоту?

– Чем больше человек привыкает к приятному и изящному, тем более он себе готовит лишений в жизни. Так называемые порядочные люди, gens comme il faut, ставя себя весьма высоко в собственном мнении, как только выходят из своей сферы и входят в сферу, в которой не ценятся условные достоинства порядочности, падают гораздо ниже людей непорядочных, которые, не гордясь ничем, стараются приобретать хорошее. Первые смотрят сверху и бездействуют, поэтому падают; вторые смотрят снизу и трудятся, поэтому поднимаются.

– В повседневной жизни вы подчеркиваете несоответствие, противоречивость и в своих повседневных делах?

– К этому нужно относиться с юмором.

Толстой считал, что самоирония спасает от гордыни. Об этом свидетельствуют его письма, дневниковые записи и высказывания. «Вчера много писал, – все о религии, — и потом объелся за завтраком, и весь день был вял». «Взял историю Кармазина и читал ее отрывками. Слог очень хорош. Предисловие вызвало во мне пропасть хороших мыслей. Нынче прибил Алешку». «Как комично то противопоставление, в котором я живу, в котором без ложной скромности вынашиваю и высказываю самые важные, значительные мысли, и рядом с ними: борьба и участие в женских капризах, которым посвящаю большую часть времени».

– Вы описывали чувства и действия революционеров. Они тоже были противоречивыми.

– Они не противоречивые, а запутанные. С революционерами поступали, как на войне, и они, естественно, употребляли те же самые средства, которые употреблялись против них. Например, военные живут всегда в атмосфере общественного мнения, которое не только скрывает от них преступность совершаемых ими поступков, но представляет эти поступки подвигами. Точно так же и для политических существовала сопутствующая им атмосфера общественного мнения их кружка. Вследствие этого, совершаемые ими жестокие поступки, при опасности потери свободы, жизни и всего, что дорого человеку, представлялись им также не только не дурными, но доблестными поступками. Самые кроткие по характеру люди, неспособные не только причинить, но видеть страдания живых существ, спокойно готовились к убийствам людей. Почти все признавали в известных случаях убийство, как орудие самозащиты и достижения высшей цели общего блага, законным и справедливым. Высокое же мнение, которое они приписывали своему делу, а вследствие того и себе, естественно вытекало из значения, которое придавало им правительство, жестоко наказывающее их. Им надо было иметь о себе высокое мнение, чтобы быть в силах переносить то, что они переносили.