Текст книги "Правогенез: традиция, воля, закон"

5.3. Специфика формирования и структурирования системы законодательства российской империи[241]241
  «Раздел подготовлен при поддержке гранта РФФИ № 20-011 -00794 А «Государственно-правовые системы современного мира».


[Закрыть]

Империя как форма российского государства в период XVIII–XX вв.

Как правило, Российскую империю характеризуют как государство с унитарной формой территориального устройства. Соответственно, провозглашение РСФСР означало не только изменение формы правления, но и переход к федеративной (союзной) форме государственного устройства. Упрощенность подобного рода заявлений очевидна. Прежде всего само слово «империя» применительно к России несло специфическую смысловую нагрузку, существенным образом отличающуюся от той, которая вкладывается в понимание империи как колониальной державы.

Сущность Российской империи заключалась в патримонии императора, являющегося «отцом нации» и «хозяином земли русской». Кроме того, включение термина «император» в российский политический лексикон означало позиционирование российского государя в качестве правопреемника византийских императоров[242]242
  Сенат и Синод преподнесли Петру титул Императора Всероссийского со следующей формулировкой: «…как обыкновенно от римского сената за знатные дела императоров их такие титулы публично им в дар приношены и на статутах для памяти в вечные роды подписываны». См.: Шубинский С. Н. Исторические очерки и рассказы. СПб., 1911. С. 44–51.


[Закрыть]. Таким образом, самопровозглашение Российской империи имело своей основной целью закрепление статуса России в качестве государства, равного по своей значимости Священной Римской империи, объединявшей, а точнее – регулировавшей, отношения десятков немецких государств-княжеств и городов, а также королевств) на рубеже XVII–XVIII вв. и являвшейся носителем «высшей политической номинации в Западной Европе»[243]243
  См.: Агеева О. Г. Титул «император» и понятие «империя» в России в первой четверти XVIII века. URL: http://www.tellur.m/~historia/archive/05/ageyeva.htm.


[Закрыть].

Рассмотрение формы государственного устройства Российской империи предполагает сочетание двух подходов: централизованного (в соответствии с которым Россия есть единое государство – империя, персонифицированным носителем суверенитета которого является единоличный монарх – император) и децентрализованного (в рамках которого Российская империя объединяет государственные образования, обладающие различными по объему суверенитетами). К числу таких «государств в государстве» относились Королевство (царство) Польское, Великое княжество Финляндское, Бухарский эмират, Хивинское ханства и др. В перечисленных государственных образованиях сохранялись (в ряде случаев – без скольких-нибудь серьезных изменений) национальные политико-правовые системы. Поэтому нельзя говорить о единой системе законодательства Российской империи в том смысле, который вкладывается в данное понятие на современном этапе.

Представляется, что в Российской империи (в отличие как от СССР, так и от современной Российской Федерации) сложилась фактическая система двухуровневого законодательства, представленная подсистемами имперского законодательства и законодательства инонациональных государственных образований с ограниченным государственным суверенитетом.

При этом, безусловно, имела место тенденция к русификации национальных правовых систем, приведению их к состоянию соответствия «общеимперским» требованиям. Особенно ярко такая тенденция проявилась в политике России по отношению к Царству Польскому. Во многом это объясняется традиционной конфликтностью в отношениях между Россией и Речью Посполитой. После восстания 1863 г. само слово «поляк» в глазах власти и немалой части российского общества выступало не как титульное обозначение представителя жизнеспособной национальной общности, а как название «экзальтированного носителя химерических имперских претензий, призрака давно и безвозвратно погибшего государства. Проявления же национальной жизнеспособности присваивалось исключительно русской стороне – в той мере, в какой этот дух национализма совмещался с имперским легитимизмом»[244]244
  Бережная Л. А., Будницкий О. В., Долбилов М. Д. и др. Западные окраины Российской империи. М., 2006. С. 211.


[Закрыть]. Однако попытки формирования единой системы общероссийского законодательства, строящейся по принципу «законодательной вертикали», были реализованы только в условиях системы советского квазифедерализма.

Вывод: Российская империя с точки зрения формы государственного устройства представляла собой сложное государство, объединяющее два типа территориальных образований, наделенных государственным суверенитетом. Это прежде всего сама империя, носителем суверенитета в которой является император – «отец нации» и «хозяин земли русской». Кроме того, в состав Российской империи входили «государства подданные» обладавшие пусть и ограниченным, но все-таки государственным суверенитетом. Специфика государственного устройства обусловила ситуацию, при которой в Российской империи (в отличие как от СССР, так и от современной Российской Федерации) сложилась фактическая система двухуровневого законодательства, представленная подсистемами имперского законодательства и законодательства инонациональных государственных образований с ограниченным государственным суверенитетом.

Юридические формы законодательных актов Российской империи[245]245
  «Раздел подготовлен при поддержке гранта РФФИ № 20-011 -00794 А «Государственно-правовые системы современного мира».


[Закрыть]

Провозглашение Российской империи, ознаменовавшее завершение процесса абсолютизации монархической власти «государя Земли русской», означало окончательное утверждение законодательного права императора. «Главная причина, обусловившая господство закона в качестве источника права… состояла в том, что единственным субъектом законодательной власти стал самодержавный государь, воля которого творила закон»[246]246
  Латкин В. М. Учебник истории русского права периода империи (XVIII–XIX вв.) / под ред. и с предисл. В. А. Ромашова. М., 2004. С. 3.


[Закрыть].

Однако, обретя статус и силу закона, волевые акты императорской власти должны были иметь определенные юридические формы.

Формами юридического закрепления законодательных актов в Российской империи являлись:

1) указы – акты высшей юридической силы, содержащие нормы общезначимого характера. Можно назвать такие значимые акты, как Указ об учреждении губерний и о расписании к ним городов (1711 г.), Указ об учреждении Правительствующего Сената и о персональном его составе (1714 г.), Указ о фискалах и о их должности и действии (1721 г.), Указ о должности генерал-прокурора (1724 г.) и др.

2) уставы (артикулы) – акты, содержащие нормы права, регламентирующие организацию и деятельность отдельного ведомства либо определяющие порядок правового регулирования в определенной сфере социальных отношений. Таковы, например, Артикул (Устав) воинский (1716 г.), Морской устав (1720 г.), Устав вексельный (1729 г.), Устав благочиния (1728 г.) и др.

3) регламенты, учреждения, образования – документы, нормы которых регулировали порядок организации и деятельности государственных учреждений. В качестве примеров могут быть названы Генеральный регламент (1720 г.), регламенты отдельных коллегий (1719–1721 гг.), Учреждение о губерниях (1775 г.), Образование Государственного совета (1810 г.), Образование министерств (1802 и 1811 гг.) и др.[247]247
  См.: Вернадский Г. В. История права. СПб., 1999. С. 107; Российское законодательство Х-ХХ веков. Т. 4: Законодательство периода становления абсолютизма. М., 1986; Т. 5: Законодательство периода расцвета абсолютизма. М.: Юридическая литература, 1987.


[Закрыть]

Особое место в системе законодательных актов (узаконений) Российской империи занимали манифесты и грамоты.

Традиционно в юридической литературе манифест характеризуется как декларативный акт, содержащий в себе специализированные нормы (как правило, нормы-цели и нормы-принципы). Однако подобная характеристика применительно к манифестам, принимаемым в условиях императорской России, на наш взгляд, не отражает в полной мере функциональную нагрузку данного вида узаконений. Представляется, что целесообразно выделять три вида манифестов: нормативные (доктринальные), казуальные (правоприменительные) и манифесты-преамбулы.

Манифесты нормативного характера представляли собой источники доктринального права, выполнявшие те же функции, которые в настоящий период реализуются при помощи таких актов, как государственная доктрина (стратегия, концепция), определяющих наиболее значимые направления государственной политики в определенных сферах правового регулирования[248]248
  См.: Военная доктрина Российской Федерации (2010 г.); Стратегия национальной безопасности Российской Федерации до 2020 г. (2009 г.); Концепция внешней политики Российской Федерации (2013 г.) и др.


[Закрыть]. К доктринальным манифестам следует отнести Манифест «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству» 1762 г.

Казуальные (правоприменительные) манифесты принимались по отдельным государственным событиям и в юридическом аспекты являлись тождественными современным казуальным Конституционным законам России. Так, к примеру, Манифест Великой Императрицы Екатерины II «О присоединении Крымского полуострова, острова Тамани с всея Кубанской стороны к России» 1783 г. практически тождественен по своей сути Конституционному Закону Российской Федерации «О принятии в Российскую Федерацию Республики Крым и образовании в составе Российской Федерации новых субъектов – Республики Крым и города федерального значения Севастополя» 2014 г.

Манифест-преамбула не имел самостоятельного значения и использовался в качестве вводной части к соответствующему документу. Так, создание высшего законосовещательного органа Российской империи – Государственного совета, регламентировалось императорским Манифестом «Образование Государственного совета» императора Александра I, изданным 1 (13) января 1810 г. Документ фактически включал в себя два структурных раздела: вводную – манифест и содержательную – образование. В Манифесте раскрываются причины, вызвавшие создание Государственного совета, закрепляются основные принципы его деятельности и определяются предметы ведения образуемого органа. Образование регламентирует структуру Совета, предметы его ведения и порядок осуществления правомочий.

Грамоты выполняли функции актов правонаделительного характера. В частности, Грамота на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства 1785 г. подтверждала основные положения Манифеста «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству» 1762 г. и в значительной степени преумножала привилегии представителей дворянского сословия[249]249
  См.: Антология мировой правовой мысли: В 5 т. Т. IV. Россия XI–XIX вв. / рук. науч, проекта Г. Ю. Семигин. М.: Мысль, 1999. С. 338–340.


[Закрыть]. Грамота на права и выгоды городам Российской империи 1785 г. регламентировала организацию и деятельность вводимых органов городского самоуправления[250]250
  Там же. С. 340–342.


[Закрыть].

Обобщая сказанное, можно сделать вывод о том, что в системе имперского законодательства слова «узаконение» и «закон» рассматривались как тождественные. Понятие закон использовалось как обобщенное наименование всех актов высшей государственной власти. При этом нормативно-правового акта, имеющего собственное наименование «закон», в системе законодательства Российской империи не было[251]251
  Нормативно-правовые акты, имеющие название «закон», появились только в советский период и существовали наряду с другими законодательными актами, обладающими юридической силой законов, но называемыми иначе (указы, постановления и др.)


[Закрыть]. Таким образом, в имперской системе законодательства закон являлся субстанциональной (абстрактно-логической), а не формально-юридической конструкцией. Вместе с тем в императорском периоде уже проводится дифференциация законов и административных распоряжений. В частности, дифференцируются постоянные и временные указы. Под первыми понимаются такие, «которые в постановлении какого дела изданы по вся годы», под вторыми – временные распоряжения (говоря современным языком – акты правоприменения)[252]252
  См.: Латкин В. Н. Указ. соч. С. 4.


[Закрыть]. Соответственно, законами следует считать только постоянные (нормативные) указы.

В Проекте уложения государственных законов М. М. Сперанского отмечается: «Закон положительный не что другое есть как ограничение естественной свободы человека. В отношении к свободе они (законы. – Р. Р.) могут быть разделены на два главные класса. В первом должно положить те постановления, коими вводится какая-либо перемена в отношениях сил государственных или в отношениях частных людей между собой. Во втором те, кои, не вводя никакой существенной перемены, учреждают токмо образ исполнения первых. Первым принадлежит в точном смысле толкование закона, вторым – уставов и учреждений. Первые должны составлять предмет законодательного сословия, вторые же относятся к действию власти исполнительной»[253]253
  Цит. по: Латкин В. Н. Указ. соч. С. 5–6.


[Закрыть]. Однако терминологическое разграничение законов и административных распоряжений носило сугубо умозрительный характер. На практике никакой разницы между различными видами актов высшей государственной власти не делалось. Одной из причин подобного безразличия являлось то, что российская «юридическая терминология никогда не отличалась особенной определенностью и устойчивостью, почему с тем или иным наименованием, под которым являлся в свет данный закон, не связывалось всегда одного определенного содержания, и нередко сама практика употребляла известные термины в весьма различных смыслах»[254]254
  Там же. С. 16.


[Закрыть].

Определившись с типологией законодательных актов Российской империи XVIII в., следует рассмотреть технико-юридические аспекты законодательного процесса.

Прежде всего нужно еще раз выделить основополагающий принцип правотворчества в условиях государственного абсолютизма: законодательную власть «в Российской империи, кроме монархов, никто в полном значении не может иметь, позванные, однако, на такую должность монархами персоны могут и в законодательной власти иметь столько участия, сколько… их должность может дозволена быть с приказанием и по усмотрению монархов российских делать указы вновь, старые поправлять, дополнять или уничтожать так, как надобность и изволение монаршее потребует…»[255]255
  Десницкий С. Е. Представление о учреждении законодательной, судительной и наказательной власти в Российской империи. Цит. по: Антология мировой правовой мысли: В 5 т. Т. IV. Россия XI–XIX вв. / рук. науч, проекта Г. Ю. Семигин. М.: Мысль, 1999. С. 377–378.


[Закрыть]. Таким образом, государственный абсолютизм – это не только политический режим, но технология правообразования. Создание в 1711 г. правительствующего Сената имело своей первоначальной целью формирование государственного органа, наделенного надзорно-контрольными правомочиями в сфере исполнительной власти. В соответствии с императорским Указом на Сенат возлагались функции надзора за судом и финансами, контроль над деятельностью администрации, организация внешней торговли и кредита. Произошло своего рода разделение властей, а точнее, управленческого труда в сфере публичной власти. Императору принадлежала высшая законодательная власть, Сенату – исполнительная. Однако отмеченное разделение, как, впрочем, и все остальные реформационные изменения, носило сугубо волюнтаристский характер и всецело зависело от настроений царствующих особ. Субъективизм во взглядах на функциональность Сената и его место в государственном механизме обусловил его «взлеты и падения», находящиеся в прямой зависимости от политико-правового сознания верховного правителя. На мой взгляд, история создания и дальнейшей жизнедеятельности Сената является наглядным проявлением, жизнеспособности в условиях абсолютизма любой бюрократической структуры, созданной в результате практического воплощения «высшей воли». Изменение функциональности, равно как и субъективное восприятие значимости Сената в управленческом механизме империи, не влияло на сам факт его существования и бюрократического расширения. Таким образом, была экспериментально доказана одна из гипотез, положенных в основании «законов Парсонса о бюрократии», гласящая, что общее количество занятых в бюрократии росло на 5–7% в год безотносительно к каким-либо изменениям в объеме требуемой работы (если таковые были вообще)[256]256
  Функциональная неопределенность и отсутствие стабильной системы аппарата государственной власти привели к тому, что в середине XVIII в. в России сосуществовали три властных центра, исполнявших совещательные и исполнительные полномочия: Сенат, Кабинет министров, Конференция при высочайшем дворе. Взаимоотношения между этими органами были законодательно не урегулированы, что вело к ведомственной неразберихе и существенным образом снижало эффективность управленческой деятельности государственной бюрократии.


[Закрыть].

В качестве законосовещательного органа Сенат осуществлял разработку и предварительное обсуждение законопроектов. При этом император по собственному усмотрению мог передать Сенату право самостоятельно решать неотложные дела и издавать письменные указы в сфере государственного управления[257]257
  См.: История государства и права России: учебник для бакалавров / под общ. ред. В. Е. Рубаника. С. 380.


[Закрыть] либо игнорировать исходящие от этого органа предложения и поправки[258]258
  Такая ситуация имела место при подготовке «петровской табели о рангах».


[Закрыть], а также вообще обходить его в ходе правотворческой и правоприменительной деятельности[259]259
  «За Сенатом при Екатерине осталось пополнение мелких пробелов в законах, не имеющих политического значения, причем по большей части Сенат представлял свои предположения на утверждение верховной власти. При вступлении на престол Екатерина нашла, что Сенат довел многие части управления до невозможного беспорядка… поэтому те дела, которым императрица придавала наибольшее значение, она поручала отдельным лицам, пользовавшимся ее доверием, – главным образом генерал-прокурору, благодаря чему его значение усилилось до небывалых раньше размеров». См.: Сенат Российской империи. URL: http://www. kazedu.kz/referat/157921.


[Закрыть].

Анализ процедуры законотворчества позволяет выделять в ней несколько взаимосвязанных этапов (стадий). С определенной доли условности к названию этих этапов можно применить современную государственно-правовую терминологию. Как и в настоящее время, законодательный процесс начинался с законодательной инициативы.

Формой выражения инициативы являлись официальный и частный почины.

Право официального почина принадлежало императору, центральным (Сенату, Синоду, советам при императоре, коллегиям, министерствам) и местным учреждениям. Представители последних должны были на общем собрании, созванном генерал-губернатором, в присутствии губернского прокурора принять единогласное решение о выражении законодательной инициативы, заносившееся в журнал заседания и предоставлявшееся в Сенат. Таким образом, можно констатировать, что правом законодательной инициативы в Российской империи обладали не только органы и должностные лица высшей государственной власти, но и структуры местного самоуправления.

Частный почин, представляя своеобразную форму «народной инициативы», имел второстепенное значение и, как правило, использовался в случаях, когда «само правительство требовало возбуждения законодательных вопросов со стороны общества путем подачи так называемых наказов с изложением нужд и желаний сословий»[260]260
  Латкин В. Н. Указ. соч. С. 7.


[Закрыть].

В случае признания императором почина к закону правомерным, начиналась процедура составления законопроекта. Работа по подготовке текста будущего закона осуществлялась либо в государственных учреждениях (Сенате, Синоде, коллегиях), либо в специальных комиссиях, создаваемых специально для разработки конкретного законодательного акта. Специализированные органы способные осуществлять грамотную законодательную экспертизу и владеющие юридической техникой подготовки законопроектов отсутствовали, что влекло затягивание сроков выполняемых работ и противоречивость представляемых на обсуждение проектов, в которых отражались не столько объективные потребности государства, сколько субъективные взгляды на проблему со стороны авторов-разработчиков.

Подготовленный законопроект передавался на обсуждение.

Юридическая техника обсуждения законопроекта включала в себя два этапа: предварительное и окончательное обсуждение.

Предварительное обсуждение проводилось в государственном органе (комиссии) осуществлявшем разработку законопроекта. Окончательное обсуждение осуществлялось в высших государственных учреждениях (Сенате, Синоде, советах при особе государя). Начиная с 1810 г. большинство законопроектов стали вноситься на обсуждение в Государственный совет.

Прошедший обсуждение нормативно-правовой акт должен был получить санкцию со стороны верховной власти.

Был установлен и действовал порядок, в соответствии с которым санкция со стороны главы государства являлась необходимым условием превращения каждого законопроекта в закон. Вместе с тем отсутствовала полная определенность в вопросе о форме выражения императорской санкции. Петр I однозначно настаивал на письменной форме. В Генеральном регламенте 1720 г. закреплено положение, в соответствии

с которым «все указы его величества и сената надлежат быть письменные и зарученные, а не словесные»[261]261
  Реформы Петра I. Сборник документов / сост. В. И. Лебедев. М.: Государственное социально-экономическое изд-во, 1937.


[Закрыть]. При этом в последующие периоды ослабление абсолютной власти монарха повлекло за собой отступление от установленного порядка и допущение применения, наряду с письменной, устной формы издаваемых указов. При Екатерине I, Петре II, Анне Иоанновне и Елизавете Петровне словесная форма указов использовалась вместе с письменной. Естественно, что такое сочетание вызывало многочисленные противоречия и негативным образом влияло на правоприменительную практику. Попытку найти компромиссное решение проблемы предпринял Петр III, издавший в 1762 г. Указ, признававший действительной устную форму изложения только в том случае, если Указ: «1) объявляется определенными лицами, а именно, сенаторами, обер-прокурором, президентами трех высших коллегий (иностранных дел, военной и морской); 2) не отменял письменного указа; 3) не касается предметов, точно поименованных в Указе 1762 г.»[262]262
  Цит. по. кн.: Латкин В. Н. Указ. соч. С. 9.


[Закрыть] Документы, не соответствующие перечисленным условиям, объявлялись недействительными и не должны были исполняться. Окончательный отказ от устной формы императорских указов произошел в начале XIX в. при Александре I.

Завершающим этапом законотворческой деятельности являлась промульгация (обнародование) утвержденного государем закона.

В Уставе Благочиния или Полицейском 1782 г. закрепляется четкий порядок обнародования правительственных сообщений: «Когда в Управе Благочиния получится повеление или приказание Правления, или иных власть на то имеющих мест в силу и следствие узаконений; тогда, во-первых, записать в Управе Благочиния во второй книге число, месяц и год, когда получено; второе, откуда получено; третье, как получено; и бу де прислано ради обнародования в городе, то четвертое, призвав Стряпчего Управы Благочиния и требовать его заключения; бу де по заключению Стряпчего окажется сомнение, то доложить о том, где надлежит; буде же нет сомнения, то пятое, учинить приговор обнародования; потом шестое, прочесть в Присутствии; затем седьмое, прочесть при открытых дверях Частным Приставам и Квартальным Надзирателям; после чего восьмое, Частным Приставам обнародовать каждому в своей части, а Квартальным Надзирателям в своем квартале»[263]263
  Устав благочиния или полицейский от 8 апреля 1782 г. Ст. 52. URL: http://amnesia.pavelbers.com/Straniza%20istorii%20Rossii%20%2095%20a.htm.


[Закрыть]. На мой взгляд, представленный порядок информирования граждан о государственных законодательных новациях намного более эффективен, чем существующий в современной России.

Опубликование закона являлось завершающим этапом правотворческого процесса, а также предпосылкой и условием начала правоприменительных отношений.

В заключение представляется возможным сформулировать ряд обобщающих выводов по рассматриваемой проблеме.

Система государственного абсолютизма, формировавшаяся в России в течение XVIII в., представляла особую форму политического режима, существенным образом отличающуюся от деспотии периода Московского царства. Основным отличительным признаком абсолютизма выступало измененное отношение к закону как основанию и инструменту государственной власти. На смену обычному праву «закону отцов» приходит закон, в формально-юридическом смысле являющийся выражением воли главы государства – императора, выступающего в качестве основного субъекта государственного правотворчества.

В условиях абсолютизма осуществляется реформирование наиболее важных сфер общественной жизнедеятельности. При этом реформы инициируются и проводятся «сверху вниз», осуществляются без учета отношения к ним со стороны общества, за счет собственных ресурсов с широким применением репрессивно-карательных средств и методов. Отношения с Западом, строятся по принципу догоняющих и копирующих моделей. При этом осуществляемые заимствования носят, с одной стороны, избирательный (копируется то, что признается «правильным и приемлемым для России»), а с другой стороны, формальный (копируются внешние формы с последующей попыткой наполнить их «национальным содержанием») характер.

Объективными факторами абсолютизации государственной власти являются централизация, бюрократизация и милитаризация отношений в сфере реализации публично властных функций. Вместе с тем отсутствие устойчивой государственной традиции и сосредоточение важнейших государственных прерогатив у императора обусловливает ситуацию, когда, с одной стороны, императорская власть становится объектом нелегальной борьбы, что выражается в серии государственных переворотов и бунтов, а с другой стороны, растущая государственная бюрократия в структурно-функциональном отношении не определена. Такая неопределенность минимизирует конструктивное значение бюрократии для государственного развития и делает ее не двигателем государственного прогресса, а тормозом.

Технология правотворчества в условиях государственного абсолютизма по форме приобретает черты, аналогичные современному законотворческому процессу. Выделяются и получают юридическое закрепление такие обособленные правотворческие процедуры, как законодательная инициатива, разработка законопроекта, обсуждение законопроекта, санкционирование законопроекта, промульгация закона. Вместе с тем рассмотрение «монаршей воли» в качестве фактической «законодательной субстанции» обусловливает неопределенность в типологии нормативно-правовых актов, обладающих силой законов, и отсутствие четкости и нормативной упорядоченности в технико-юридических конструкциях правотворческих процедур, которые в конечном итоге определяются все той же волей императора.

Иерархия законодательных актов в системе законодательства Российской империи

В современной юридической литературе проблема иерархии источников права вообще и законодательных актов в частности разрабатывается достаточно активно. При этом абсолютное большинство выполненных работ посвящено современному состоянию проблемы. Что же касается советского и дореволюционного периодов отечественной истории, то приходится констатировать отсутствие монографических научных исследований в названной области. Взяв за основу рассуждений современный подход к юридической технике иерархизации законодательных актов, я постараюсь (естественно, не претендуя на окончательность и бесспорность обобщений и выводов) выстроить иерархию законодательства Российской империи.

В качестве основного критерия иерархии нормативно-правовых актов, в комплексе образующих систему национального законодательства, как правило, называется их юридическая сила. По данному критерию все нормативно-правовые акты подразделяются на законы и подзаконные акты. В свою очередь, законы дифференцируются на федеральную конституцию, федеральные конституционные и федеральные законы, конституции и уставы субъектов федерации и законы субъектов федерации.

В основу иерархии современного российского законодательства положен принцип субординации, предполагающий сосредоточение государственного суверенитета (а значит, и монополии на законодательную деятельность) в аппарате центральной (федеральной) бюрократии. Нижестоящие бюрократические аппараты (формируемые на уровне федеральных округов, субъектов, муниципалитетов) не обладают суверенной властью, а значит, не могут рассматриваться в качестве субъектов законодательной деятельности. Соответственно, акты, имеющие наименование «законов субъектов», на самом деле являются актами подзаконного (по отношению к федеральным законам) характера, что не является противоречием логики рассуждений. Ведь применительно к Российской империи существовала ситуация, когда акты, по сути являвшиеся законами, имели другие названия. Таким образом, современная иерархия российского законодательства предполагает деление всех нормативно-правовых актов на две категории: федеральные законы и подзаконные акты, к числу которых относятся как акты регионального законодательства, так и международные акты, вводимые в действие соответствующими федеральными законами.

С учетом сделанного вывода можно говорить о том, что иерархия законодательных актов Российской империи качественным образом отличалась от той, которая сложилась в современной России. По сути, современная система иерархии дублирует систему, сложившуюся и действовавшую в условиях советской государственности.

Как уже было сказано, Российская империя являла собой сложное государство, представленное, с одной стороны, государством-империей, являвшимся носителем абсолютного имперского суверенитета, персонифицированным носителем которого выступал «отец нации» и «хозяин земли русской» – император всероссийский, а с другой стороны – государствами с ограниченным суверенитетом. Последние, несмотря на вассальную зависимость от «Великороссии», вместе с тем сохраняли собственные национальные правовые системы, получавшие формальное выражение и закрепление в национальном законодательстве. Взаимоотношение законодательных систем «Великороссии» и «государств-подданных» предполагало сочетание принципов субординации и координации. В соответствии с принципом субординации империя пыталась придать законодательным актам общезначимый характер и распространить их действие на все нации и народности без учета специфики их культурологической и политико-правовой ментальности. Однако объективная невозможность создания единой законодательной вертикали в условиях мультикультурного социума обусловила выстраивание отношений координационного типа, когда имперское государство вынуждено было допускать присутствие иных законодательных систем, основанных на качественно отличающихся от «великорусского законодательства» началах[264]264
  В частности, в Царстве Польском сложилась система конституционного законодательства; в Бухарском эмирате и Хивинском ханстве сохранялись системы исламского права; устойчивые системы обычного права существовали в местах компактного проживания казаков, евреев, горских народов и т. д.


[Закрыть]. При этом, что особенно важно, законодательная система империи и «иные» законодательные системы соотносились как самостоятельные юридические явления.

Вывод: В Российской империи иерархия законодательства строилась по принципу разграничения на общегосударственное и «иное», сложившееся в государствах, добровольно вошедших в состав Российской империи либо насильственным образом присоединенных к ней. В свою очередь, «иное» законодательство (по аналогии с «иной» по сравнению с государственным православием религией) подразделялось на допустимое и недопустимое. По отношению к допустимому законодательству, нормы которого не противоречили имперским устремлениям Великороссии, государственная бюрократия проявляла терпимость и в ряде случаев выступала в качестве гаранта безопасности «присягнувшей на верность» императору всероссийскому местной властвующей элиты. Что же касается законодательства недопустимого, закреплявшего правила, идущие вразрез с имперской доктриной, то оно вполне естественно подлежало ограничению и искоренению за счет использования административного ресурса империи и полицейских мер преимущественно репрессивного характера[265]265
  Так, в результате польского восстания в 1863 г. было административным образом устранено противоречие в экономической политике между централизаторской тенденцией и сохранением определенной автономии Царства Польского. «Указом 7/19 июня 1864 г. была одобрена передача в ведение имперского Министерства финансов управления акцизными сборами: питейным, табачным, соляным и с сахара. Вместе с таможенным доходом, переданным в Государственное казначейство в 1851 г., акцизные сборы составляли около половины всех доходов Царства. В этих условиях, по мнению Комитета по делам Царства Польского, самостоятельность польского бюджета становилась фикцией» (Бережная Л. А., Будницкий О. В., Долбилов М. Д. и др. Западные окраины Российской империи. С. 199.


[Закрыть].