Текст книги "Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы)"

Анализ документов позволяет сделать вывод, что Февральская революция не внесла радикальных изменений в судьбы большинства людей, впоследствии лишенных избирательных прав в городе (Прил. I, табл. 3). Деятельность лишь 16 чел. (1,3 % от всей группы) напрямую была связана с революцией, установлением новых порядков, работой в учреждениях Временного правительства. Четверо из пяти приговоренных к ссылке и различным наказаниям в этот период были освобождены. Поскольку мировая война продолжалась, некоторые граждане, ранее не участвовавшие в ней (в первую очередь выпускники учебных заведений, служащие государственных учреждений и разных коммерческих фирм и кампаний), были мобилизованы. Происходил и обратный процесс – демобилизация из-за тяжелых болезней, ранений; в 1917 г. было демобилизовано около 12 % от участвовавших в войне. После выздоровления люди возвращались к своим обычным занятиям.

В феврале – октябре 1917 г. большая часть будущих городских «лишенцев» (81 %) не переменила рода своей деятельности и продолжала заниматься тем, чем занималась и в годы Первой мировой войны: служить в армии, полиции, работать в школах и больницах, частных кампаниях и на заводах, в мастерских, при церкви, трудиться в сельском хозяйстве и т. д. На занятиях сельских «лишенцев» Февральская революция вообще никак не отразилась.

Октябрьская революция (октябрь 1917 – конец 1918 г.) по-разному повлияла на судьбы городских и сельских «лишенцев». После революции изменились занятия почти у половины будущих городских «лишенцев». В связи с выходом России из войны началась демобилизация из армии. Некоторые вчерашние фронтовики вернулись к своим прежним занятиям – хлебопашеству, торговле, работе в мастерских, единоличному труду и т. п. (Прил. I, табл. 4). Приход к власти большевиков поставил перед непростым выбором демобилизовавшихся некадровых офицеров царской армии, тех, кого называли офицерами военного времени – бывших специалистов, работавших как в частных компаниях, так и состоявших на государственной службе. Одни из них приняли новую власть и устроились в советский аппарат, другие оказались мобилизованными в Красную армию, третьи примкнули к Белому движению. Однако в 1918 г. менее 5 % представителей рассматриваемой группы являлись непосредственными участниками Гражданской войны.

В заявлениях о восстановлении в правах многие «лишенцы» подчеркивали, что их нельзя считать противниками советской власти, поскольку они признали советскую власть и перешли на службу к большевикам. Действительно, немало специалистов, служивших до Октябрьской революции в государственных учреждениях, приступило к работе в только создававшемся советском аппарате. Из служивших в карательных органах одни остались на прежней работе – надзирателями в тюрьмах, другие стали служащими советского аппарата или трудились по найму. Треть из тех, кто ранее был занят в учреждениях Временного правительства, перешла на работу в советский аппарат, половина поддержала Белое движение (они были либо чиновниками при белых правительствах, либо офицерами белых армий). С уверенностью можно сказать, что приход к власти большевиков поставил перед непростым выбором прежде всего представителей интеллигенции.

Более половины лиц, ранее занимавшихся торговлей или имевших собственное дело, продолжили свою деятельность и в 1917–1918 гг. Относительно стабильными оставались следующие занятия: хлебопашество, кустарный и единоличный труд, работа при церкви и домашнее хозяйство. В 1918 г. крестьяне, наемные работники в незначительной степени оказались втянутыми в Гражданскую войну, лишь единицы из них служили в 1918 г. в белых или Красной армиях (Прил. I, табл. 5).

Если в 1918 г. многие стояли перед необходимостью определиться, на какую из противоборствующих сторон встать, то в 1919 г. они оказались лишены этого выбора из-за проводимых насильственных мобилизаций как белыми, так и Красной армиями. В 1919 г. значительная часть солдат и офицеров, демобилизованных из царской армии в 1918 г. и только вернувшихся из плена, госпиталей, вновь оказалась мобилизованной. Мобилизация коснулась крестьян, наемных работников, кустарей, вчерашних студентов, гимназистов и служащих учреждений. Если из всей группы «лишенцев», как отмечалось выше, служившие в Красной и белых армиях в 1918 г. составляли лишь 5 %, то непосредственные участники Гражданской войны – 25 %. В белых армиях в 1919 г. в изучаемой группе служило в 3 раза больше лиц, чем в Красной.

В течение 1919 г. 43 % будущих «лишенцев» поменяли свои занятия. В какой-то мере это было связано с Гражданской войной, например, из-за закрытия предприятий часть рабочих вернулась в деревни. Однако не сменили род деятельности 75 % крестьян-хлеборобов, продолжали заниматься торговлей 61 и работать по найму 67, на фабриках и железных дорогах 62, заниматься кустарным трудом 87, единоличным трудом 74 % лиц, которые в будущем будут лишены избирательных прав (см. Прил. I, табл. 6).

В 1920 г. почти треть всей изучаемой группы вынуждена была сменить свои занятия (Прил. I, табл. 6). Этих перемен не смогли избежать в первую очередь солдаты и офицеры белых армий. Лишь четверть тех, кто оказался в 1918–1919 гг. в белых армиях, продолжала в них служить и в 1920 г. После поражения армии Колчака (именно в ней служило подавляющее большинство офицеров и солдат в рассматриваемой нами группе) значительная часть (47 %) белых офицеров перешла на сторону Красной армии, многие после плена; некоторые отбывали наказание в концентрационных лагерях. В эмиграции оказались единицы. Некоторые (10 %) уже в 1920 г. вместо службы в Красной армии выбрали работу в советском аппарате, что впоследствии создало у них как не служивших в Красной армии наиболее серьезные проблемы с восстановлением в правах. Чиновники, работавшие при белых правительствах, а также служившие в милиции Колчака в 1920 г., пополняли ряды Красной армии либо служащих советского аппарата. Рядовые белых армий возвращались к своим традиционным занятиям – хлебопашеству, кустарному, единоличному труду и т. п.

Сельчане в отличие от горожан во время революций, Гражданской войны, как и в годы мировой войны, в основном не изменили своих занятий (Прил. II, табл. 2). За весь этот период сменили вид деятельности менее трети сельских «лишенцев» (29,8 %), тогда как в городе поменяли свои прежние занятия более половины. В 1917–1920 гг. продолжали заниматься хлеборобством 88,8 % сельских жителей и работать при церкви 75 % будущих «лишенцев». Демобилизованные из царской армии либо возвращались к своему традиционному занятию – хлеборобству (65 %), либо устраивались в советские учреждения (5,6 %), работали по найму (4,4 %), занимались единоличным трудом (4,4 %). Часть демобилизованных была вновь призвана в Красную (25 %) и белые (5,6 %) армии, 2,2 % будущих «лишенцев» приняли участие в партизанском движении.

В 1917–1920 гг. сельчане, служившие в годы Первой мировой войны в карательных органах, работавшие в государственных учреждениях, торговавшие, работавшие по найму и на заводах, вернулись к крестьянскому труду. Трудности революций и Гражданской войны не способствовали спокойному развитию торговли и даже работе на заводах. Перипетии легче было пережить в деревне, поэтому туда возвращались даже те, кто некогда уехал в город.

Из ранее занимавшихся земледелием во время Гражданской войны были мобилизованы в Красную армию 6,3 %, в белые армии – 2, участвовали в партизанском движении и «контрреволюционных восстаниях» около 2 %. В целом, в отличие от горожан, лишь 12 % сельчан, ставшие «лишенцами», принимали непосредственное участие в Гражданской войне на стороне как белых, так и красных. Всего в белых армиях служили 2,2 %, Красной армии – 8,6, участвовали в партизанском движении – 1,3, «бандформированиях» – 0,6 %. Примечательно, что будущие сельские «лишенцы» чаще сражались на стороне большевиков (9,9 %), чем на стороне белых (2,8 %). В белых армиях лишь пятеро служили офицерами, остальные – рядовыми.

В июне 1921 г. Новониколаевск стал административным центром огромной территории. Сюда из Омска переехали сотрудники административных учреждений. Именно в 1921–1922 гг. в Новониколаевске оказалась значительная часть будущих городских «лишенцев» – бывшие белые офицеры – специалисты, работавшие теперь в краевом сибирском аппарате, и бывшие рабочие, кустари, призванные в Красную армию во время Гражданской войны и после ее окончания продолжавшие в ней служить или оставшиеся без определенных занятий. Одни бывшие белые офицеры отбывали наказание или пополнили ряды безработных, другие устроились в советский аппарат. Демобилизованные из Красной армии солдаты постепенно возвращались к мирной жизни. Несмотря на то, что уже была провозглашена новая экономическая политика, ее влияние на судьбы «лишенцев», судя по данным об их занятиях, сказывалось очень слабо. В 1921 г. лишь 10 чел. из анализируемой группы рискнули заняться торговлей и предпринимательством. Основная масса пыталась всеми способами устроиться в советский аппарат (Прил. I, табл. 7).

В 1922 г., как свидетельствуют архивные материалы, стал очевидным переход к мирной жизни (лишь 4 % от всей группы «лишенцев» продолжали служить в Красной армии). Демобилизованные красноармейцы возвращались к своим обычным занятиям – хлеборобству, кустарному, единоличному труду и т. д. Отбывшие наказание белые офицеры, являясь ценными специалистами, смогли устроиться на работу в советские учреждения. Однако 24 % «лишенцев» за год поменяли род своей деятельности, что указывает на отсутствие у них постоянной работы (Прил. I, табл. 8).

Для большинства в это время работа в советских учреждениях ассоциировалась со стабильностью. Впрочем, уже стали проявлять себя и начавшиеся «чистки»; около 8 % из тех, кто до 1922 г. был занят в советском аппарате, оказались уволенными. Отмечено, что торговля и предпринимательство стали привлекать уже больше людей, чем ранее, но пока эти занятия не стали популярными среди исследуемой группы «лишенцев».

Сельские «лишенцы» после окончания Гражданской войны также постепенно возвращались к своим прежним занятиям (Прил. II, табл. 3). Часть служивших во время войны в Красной армии (84,6 %), в белых армиях (78,5 %), а также все участники партизанского движения и контрреволюционных мятежей после окончания боевых действий вернулись к традиционному крестьянскому труду. Некоторые устроились на работу в советские учреждения, занялись торговлей, кустарным или единоличным трудом.

Годы нэпа по-разному отразились на занятиях городских и сельских «лишенцев». У многих новосибирских «лишенцев» в эти годы не было постоянных занятий. Люди меняли не просто работу, но и род деятельности. Безработные рабочие, например, на время становились псаломщиками при церквах или извозчиками (Прил. I, табл. 9–11). В 1923–1924 гг. сменили свои занятия 20 % городских «лишенцев», в 1925–1926 гг. – 27 и в 1927–1928 гг. – 28 %. Примерно перед половиной исследуемой группы стояла проблема поиска постоянного места работы. В этот период наиболее часто оставляли работу по найму (66 %), на заводах (61 %), в церкви (50 %) и прекращали заниматься кустарным трудом 49 %. Работу в советском аппарате сменили на другой вид деятельности или стали безработными лишь 15 %. Хлеборобство для новосибирских «лишенцев» в годы нэпа также было постоянным занятием.

В 1923–1927 гг. городские жители все чаще связывают себя с торговлей и предпринимательством. Численность сменивших свое прежнее занятие на торговлю возрастала год от года. Ряды предпринимателей и торговцев пополнялись представителями разных категорий – советскими служащими, рабочими, кустарями и домашними хозяйками (Прил. I, табл. 9–11). Однако торговля и предпринимательство также не являлись постоянными занятиями. В 1923–1924 гг. прекратили торговлю 15 %, в 1925–1926 гг. – 33, в 1927–1928 гг. – 67 % городских «лишенцев». Многие становились торговцами всего на несколько месяцев; нередко их вынуждали обстоятельства, например отсутствие работы. В таких условиях торговля носила по сути маргинальный характер, поскольку в основном была мелкой и мельчайшей, с минимальным оборотом средств и скудным доходом. Торговцы, как правило, не имели соответствующих профессиональных навыков, уровень их образования и квалификации, за редким исключением, был очень низким. Большинство занималось торговлей не с целью наживы, а чтобы помочь выжить своей семье, не имевшей иных источников существования.

Для многих торговля оказывалась неудачной, приносила лишь убытки, поэтому новосибирские «лишенцы» предпочитали заниматься единоличным или кустарным трудом, работали временно по найму. Наличие стабильной работы в годы нэпа во многом зависело от квалификации человека. Несмотря на «сомнительное прошлое», бывшие белые офицеры, обладая высокой квалификацией в различных областях, как правило, не имели проблем с работой.

В годы нэпа в отличие от «лишенцев»-горожан, многие из которых неоднократно меняли вид деятельности, сельчане не стремились к переменам в этой сфере своей жизни, лишь 31,2 % крестьян сменили за этот период вид деятельности (с учетом вернувшихся из армий). В 1920-е гг., как и прежде, стабильной оставалась численность тех, кто трудился на земле и работал при церкви. Крестьяне вообще неохотно меняли свои занятия. Лишь 15,4 % из них сменили (временно или постоянно) традиционный труд на торговлю (7,5 %), работу при церкви (1 %), в советских и кооперативных организациях (1 %), кустарный (1,3 %), единоличный труд (1,2 %), 2,3 % были призваны служить в Красную армию. При этом лишь единицы сельских «лишенцев» бросали свое хозяйство, даже служащие советских и кооперативных учреждений, хотя и были заняты на основной работе, вели хозяйство при помощи наемных работников (за что впоследствии, как правило, лишались прав). Труд торговцев зачастую носил сезонный характер; люди продавали продукты своего хозяйства и, конечно, не бросали его. Псаломщики и церковные старосты, кузнецы, пимокаты и прочие также продолжали вести хозяйство. Можно сделать вывод, что несмотря на все перипетии, войны и революции, до конца 1920-х гг. сельские «лишенцы» оставались верны своим традиционным занятиям. Крестьяне с большим нежеланием решались изменить вид деятельности.

Как сказалось свертывание нэпа на занятиях городских и сельских «лишенцев»? Для многих из них это было время радикальной перемены занятий, но городские «лишенцы», привыкшие к этому, как нам представляется, легче и быстрее сельских «лишенцев» адаптировались в новом обществе.

В 1929–1930 гг. для многих новосибирских «лишенцев» трудоустройство стало проблемой (Прил. I, табл. 12). По данным архивных материалов, именно в эти годы произошел рост численности «лишенцев», ставших «безработными». Как отмечалось, в годы нэпа новосибирские «лишенцы» часто меняли работу, что свидетельствовало о скрытой безработице, но они могли заняться торговлей или каким-то иным видом деятельности, неподконтрольным государству. Начиная с 1928 г. люди лишились этой возможности. В планы первых пятилеток по радикальному преобразованию общества не входило сосуществование с т. н. неорганизованным населением (торговцы, единоличники, мелкие хозяева, казавшиеся власти явным «пережитком» старого общества), составлявшим значительную часть новосибирских «лишенцев», поэтому их судьба была предрешена. Лишение избирательных прав многие мелкие хозяева города восприняли достаточно серьезно. Они постарались найти себе новое занятие, которое более устраивало власть. В 1929 г. лишь 24 % «лишенцев» продолжили заниматься торговлей, остальные сочли за благо устроиться по найму, в кустарные мастерские или на государственные предприятия, некоторым даже удалось стать совслужащими.

Обращает на себя внимание тот факт, что в 1929–1930 гг., в отличие от предыдущего периода, городские «лишенцы» стремились найти занятие в любой сфере, кроме торговли, они предпочитали даже оставаться безработными, но не начинать свое дело. Аналогично относились к работе при церкви. Именно в этот период священнослужители прекращают свою деятельность, а при отсутствии другой начинают работать по найму.

Для абсолютного большинства сельских «лишенцев» рубеж 1920–1930-х гг. стал поистине переломным. В этот период свои занятия сменили 97,6 % сельских «лишенцев» (Прил. II, табл. 4). В деревне произошла катастрофа: крестьяне, десятилетиями занимавшиеся хлеборобством, были либо насильственно высланы, либо были вынуждены сами сменить занятия. Лишь 1,3 % крестьян по-прежнему занимались хлеборобством, ни один человек в изучаемой группе не продолжил торговлю, не работал при церкви. Оказались высланными на спецпоселение 33 % ранее занимавшихся крестьянским трудом, 39,5 % торговцев и 42,8 % работавших при церкви. Были осуждены и отбывали наказание в тюрьмах 7 % крестьян, около 2 % сбежали из ссылки. Реальная численность избежавших «раскулачивания» (или высылки) была больше – устроились в городе по найму 3,3 %, на заводы – 6, занялись кустарным и единоличным трудом в городе – 2 %. Почти 19 % будущих «лишенцев» вступили в колхозы. Ранее учившиеся молодые люди оказались с семьями на спецпоселении, некоторым удалось устроиться на заводы и предприятия в городе. Работавшие в годы нэпа в сельских советских и кооперативных организациях или потеряли работу (25 %), или были высланы (15 %), или работали в колхозе, по найму и т. п.

В 1930 г. сельские «лишенцы» в основном работали в колхозе (15,3 %), на заводе (6,6 %), по найму (4,6 %). На спецпоселении оказался 31 % представителей изучаемой группы, около 7 % отбывали наказания в тюрьмах. Занятия 23 % сельских «лишенцев» в этот период неизвестны.

В 1930-е гг. заметны первые итоги преобразования общества: значительная часть городских «лишенцев» радикально меняет свои занятия, она пополняет ряды тех, кто работал на предприятиях (Прил. I, табл. 13, 14). При этом значительно увеличивается численность отбывавших наказание и находящихся в ссылке, в т. ч. крестьян. Если на протяжении предыдущего периода жители села неизменно занимались земледелием, то в 1930-е гг. большинство крестьян, входящих в исследуемую группу, сменило вид деятельности. Крестьяне оказывались на спецпоселении, либо, избежав ссылки, работали на тяжелых работах по найму, некоторые временно занимались единоличным трудом – стали печниками, извозчиками и т. п. Основная масса крестьян постаралась «раствориться» на стройках Кузбасса. В этот период многие бывшие «кулаки» работали на предприятиях и шахтах края.

На заводы и стройки края стремились не только бывшие крестьяне, но и лица, ранее ведшие торговлю, работавшие по найму на частных владельцев, домашние хозяйки, многие кустари и единоличники. Вместе с тем часть ремесленников и тех, кто занимался единоличным трудом, не изменила своим традиционным занятиям. Желающих торговать или вести свое дело в этот период среди новосибирских «лишенцев» не нашлось.

В 1931–1936 гг. в занятиях абсолютного большинства сельских «лишенцев» почти ничего не изменилось (Прил. II, табл. 5). Так, в 1930-е гг. занятия 60 % сельских «лишенцев» остались неизменными, в т. ч. 80 % крестьян, высланных в предыдущий период, оставались на спецпоселении, 6 % сбежали со спецпоселения, 3,3 % умерли в ссылке, некоторые (8 %) по разным причинам оказались освобождены и либо вернулись на прежнее место жительства и вступили в колхоз, либо, оказавшись в городе, устроились на заводы, занялись единоличным или кустарным трудом. Отбывавшие наказания преимущественно вернулись из мест заключения к семьям на спецпоселения. В 1930-е гг. продолжали работать на заводах и в артелях крестьяне, сумевшие в конце 1920-х гг. перебраться в город. Исключение составили те, кого уволили «за сокрытие социального положения» или призвали в тылоополчение (дети «кулаков», работавшие на предприятиях).

Судьбы сельских «лишенцев», вступивших в 1930 г. в колхозы, но в 1931–1935 гг. вышедших или исключенных из них, а также подвергшихся индивидуальному обложению, «раскулачиванию» и лишению избирательных прав, сложились по-разному. Более половины из них впоследствии остались работать в колхозе: они смогли доказать, что не относятся к «кулакам», или им позволили остаться в деревне. Остальных ожидала участь ранее «раскулаченных»: около 4 % попали в тюрьмы и лагеря, 16,5 % были отправлены на спецпоселение, другие, став отходниками, устроились в городах на стройках, заводах, занялись кустарным трудом, стали работать плотниками, извозчиками и т. п.

В 1931–1936 гг. на спецпоселение было выслано 10 % сельских «лишенцев» (по сравнению с 1930 г. втрое меньше). Остальные в этот период были призваны в тылоополчение, смогли устроиться работать на предприятия, заводы, стройки, шахты. Безработными оставались немногие сельские «лишенцы» (1,2 %), преимущественно бывшие белые офицеры, ранее работавшие в советских учреждениях.

Судьбы новосибирских «лишенцев» трудно назвать простыми. За небольшой по меркам мирного времени период эти люди прожили по сути несколько жизней. За первые 20 лет нового века было по меньшей мере три переломных момента в жизни значительной части рассматриваемой группы: Первая мировая война, Октябрьская революция и последовавшая за ней Гражданская война, начало нэпа. Едва приспособившись к новым социально-политическим условиям, люди вновь оказывались перед сложнейшим жизненным выбором в радикально изменившихся обстоятельствах. Зачастую дальнейшая судьба человека зависела от того, насколько он «уловил момент». На долю «лишенцев», помимо испытаний войнами и революциями, выпал и поворот, совпавший с рубежом 1929–1930 гг., в равной мере радикально изменивший судьбы и интеллигенции, и крестьян, и мелких городских хозяев.

До 1929–1930 гг. сельские «лишенцы», в отличие от городских, не изменяли своим занятиям. Даже Первая мировая и Гражданская войны не внесли радикальных изменений в традиционные занятия 75 % представителей группы. На рубеже десятилетий абсолютное большинство сельских «лишенцев» ожидала подлинная катастрофа, прервавшая привычное течение жизни, заставившая радикально изменить многое, в т. ч. занятия. После этого преобладающая часть сельчан уже не вернулась к традиционному крестьянскому труду.

Общественную активность городских и сельских «лишенцев» сравнивать не вполне корректно. Горожане располагали бóльшими возможностями для проявления себя на общественном поприще, чем сельчане. В городе люди, работая на предприятиях или в советских учреждениях, зачастую были вынуждены выполнять общественные поручения, вести кружки, участвовать в ликвидации неграмотности, читать лекции и т. п. В деревне выборных должностей было гораздо меньше, поэтому однозначно оценивать подобного рода активность непросто.

Значительная часть новосибирских «лишенцев» стремилась адаптироваться в обществе 1920-х гг. Это подтверждают данные об их участии в общественной жизни и членстве в профсоюзах. До своего поражения в правах представители рассматриваемой группы достаточно активно участвовали в общественной жизни: 42 % из них занимали различные выборные должности и 62 % являлись членами профсоюзов. Поскольку группа весьма разнородна, то и выборные должности, которые занимали ее представители, относятся к широкому диапазону – от председателей сельсоветов и маслоартелей (у крестьян) до руководителей драмкружков. Характерно, что лишенные прав во второй половине 1920-х гг. проявляли большую активность в общественной жизни: 72 % занимали выборные должности и 90 % являлись членами профсоюзов, тогда как из «лишенцев» в первой половине 1930-х гг. лишь 31 % занимались общественной деятельностью и 53 % были членами профсоюзов. Эти различия объясняются спецификой состава категорий каждого периода. Среди бывших белых офицеров, составлявших большинство «лишенцев» во второй половине 1920-х гг., доля состоявших в профсоюзах и участвовавших в общественной жизни была очень высокой, а среди предпринимателей и «эксплуататоров», преобладавших в рассматриваемой группе в первой половине 1930-х гг., – низкой.

В 1920-е гг. 16 % сельских «лишенцев» до своего лишения занимали различные выборные должности, из них 34,6 % являлись членами сельсоветов (волисполкомов), 17 % – председателями сельсоветов (волисполкомов), 10,4 % – сельскими исполнителями, 12 % – членами правления, председателями различных кооперативных обществ (маслоартелей, потребительских обществ, кредитных товариществ), 7,2 % – членами СККОВ, 5,6 % – членами школьных советов. Несколько человек были уполномоченными по землеустройству, членами и руководителями ревизионных комиссий и т. п. В 1930-е гг. среди тех, кто пополнил ряды «лишенцев», насчитывалось восемь бывших членов правления колхозов.

Судя по заявлениям, отзывам сослуживцев, коллег, соседей, односельчан, многие из тех, кого лишили избирательных прав, были уважаемы и могли оказывать влияние на настроения в обществе, а при желании и на результаты выборов. В деревне выборные должности занимали чаще всего представители самого многочисленного слоя сибирской деревни – середняки. Многие из них действительно были уважаемыми, хорошими хозяевами (некоторые даже «культурниками»[222]222
  Под «культурниками» имеются в виду крестьяне, которые совершенствовали приемы земледелия, выводили новые сорта культур и породы животных.


[Закрыть]), пользовались заслуженным авторитетом у односельчан. Поэтому власть в известной мере опасалась их влияния на людей и была заинтересована в их дискредитации в глазах окружающих. Поэтому факт участия в общественной жизни при рассмотрении жалобы, как нам представляется, в большинстве случаев не принимался в расчет.

Если общественная активность «лишенцев» была относительно высокой, то политическая, наоборот, низкой. Среди новосибирских «лишенцев» насчитывалось 32 члена политических партий, что составляло 2,2 % от всей группы, при этом до 1917 г. в различных партиях состояло около 1 % «лишенцев», а после 1917 г. – около 1,2 %. Не порвали с партией до и после революции всего 5 чел. Большая часть представителей рассматриваемой группы принадлежала к эсерам и меньшевикам, после 1917 г. – к большевикам. В числе неполноправных граждан общества оказались члены ВКП(б): оппозиционеры-троцкисты, попавшие в списки ошибочно, и те, кому удалось вступить в партию, скрыв свое прошлое. Около половины членов партий принадлежали к категории бывших белых офицеров, менее четверти – к административно-ссыльным, остальные равномерно распределялись по другим категориям.

В отличие от городских «лишенцев», среди которых встречались члены различных российских партий, среди сельских были только члены большевистской партии. В ВКП(б) состояли 1,6 % от рассматриваемой группы, еще 0,4 % являлись членами ВЛКСМ. Вступили в партию в начале 1920-х гг. 45 % (половина из них впоследствии «механически» выбыла из рядов); остальные стали членами ВКП(б) в конце этого десятилетия. То, что они оказались среди дискриминированных, члены ВКП(б) объясняли местью, ненавистью односельчан, родственников которых (или их самих) они недавно «раскулачивали».

Поскольку в изучаемой группе преобладали мужчины, то интересно анализировать сведения об их военной службе. До 1914 г. в царской армии служили лишь 10 % городских «лишенцев» от всей группы, в Первой мировой войне участвовали 32 % (среди последних были как бывшие белые офицеры, так и «кулаки», кустари, ремесленники и т. п.). Значительная часть представителей исследуемой группы с началом Гражданской войны была мобилизована в белые или Красную армии. В них служили примерно равные доли городских «лишенцев» (в белых армиях – 21 % от группы, в Красной армии – 24 %), при этом в белых армиях служили не только бывшие белые офицеры, но также и бывшие полицейские (10 %), «эксплуататоры наемного труда» (5 %), торговцы и предприниматели (11 %), административно-ссыльные (3 %) и члены семей будущих «лишенцев» (2 %). За новую власть сражались 40 % бывших полицейских, 22 % «эксплуататоров наемного труда», 20 % торговцев и предпринимателей, 15 % священнослужителей, 28 % административно-ссыльных и 7 % членов семей будущих «лишенцев».

Сельские «лишенцы» в меньшей степени принимали участие во всех войнах. На фронтах Первой мировой войны сражались 13,7 % сельских «лишенцев». Лишь около трети из них позже приняли участие в Гражданской войне. После 1917 г. около 14 % служили в Красной (до 1930 г.) и белых армиях. Как люди оказались на стороне противников революции – по мобилизации или добровольно, – выяснить не удалось; власти обвиняли их в активной и добровольной поддержке белых, а сами крестьяне утверждали, что их принудили к этому.

* * *

Восстановление в избирательных правах являлось важнейшей стороной деятельности избирательных комиссий, а для самих «лишенцев» принятие избирательной комиссией решения об их восстановлении – одной из главных жизненных забот. Насколько успешны были апелляции городских и сельских «лишенцев»?

Ходатайства городских «лишенцев» были значительно более успешными, чем сельских. Причин этому несколько. При подаче ходатайств многочисленные ошибки, допущенные местными властями, исправлялись, апелляции подавали «лишенцы», изначально знавшие, что у них имеются определенные шансы на восстановление в правах, и, наконец, многие из них удовлетворяли главным условиям для восстановления: имели трудовой стаж, являлись членами профсоюзов. С 1926 по 1936 г. было восстановлено в избирательных правах 77 % городских «лишенцев». Во второй половине 1920-х гг. их доля среди подававших ходатайства составляла 88 %, в первой половине 1930-х гг. – 64 %.

Среди сельских «лишенцев» смогли восстановиться лишь менее трети подававших заявления. В отличие от «лишенцев»-горожан, к которым избирательные комиссии относились со значительно большей снисходительностью, для сельчан восстановление в правах представляло огромную трудность (табл. 6).

Таблица 6

Структура восстановленных в избирательных правах сельских «лишенцев» по категориям, % от подававших апелляции

Численность восстановленных по разным районам не совпадает, что свидетельствует о различиях в позициях местных властей, районных избирательных комиссий, решавших вопрос о восстановлении в правах или подбиравших документы для окружной или краевой комиссии. Алексеевская (Мошковская) РИК либеральнее других подходила к вопросу о восстановлении, ею было восстановлено в правах 35,5 % «лишенцев». Черепановская РИК, напротив, занимала наиболее жесткую позицию по отношению к «лишенцам», в этом районе по сравнению с другими оказалось меньше всего восстановленных в правах – 27,6 %.