Автор книги: Коллектив авторов
Жанр: Языкознание, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 10 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
Томаш Гланц
«НУЖНО УМЕТЬ / РАЗГЛЯДЕТЬ ЭТО»
ЭКСКРЕМЕНТАЛЬНЫЙ РЕАЛИЗМ В ЦИКЛЕ «МОЧА И ГАВНО» ИГОРЯ ХОЛИНА
Стихотворения цикла «Моча и Гавно» были написаны в 1960-е годы и изданы в 2011 году художником Виктором Пивоваровым, близким другом поэта и хранителем одного из немногочисленных экземпляров (если не единственного352352
«Думаю, у меня находится единственный экземпляр этого одного из самых радикальных холинских сборников» – Пивоваров В. Влюбленный агент. М.: Гараж; Artguide Editions, 2016. С. 58–59.
[Закрыть]) произведения, вышедшего малым тиражом (14 экземпляров) как «книга художника». В своей автобиографической монографии «Влюбленный агент» Пивоваров вспоминает, что Холин подарил ему сборник в конце 1960-х годов, посмотрев свободную графику Пивоварова, стремящегося тогда к переходу от книжной иллюстрации к живописи. Одна из работ этого периода называется «Карнавал экскрементов» (1968). Холин почувствовал родство. Его дарственная надпись звучала так: «Собрату по говну!» Решение иллюстрировать цикл кажется с этой точки зрения весьма естественным, хотя было осуществлено лишь более чем 30 лет спустя. Но стилистика экскрементальной графики Пивоварова за это время сильно изменилась. Если в конце 1960-х мы видим пространство картины, аналитически разделенное на четыре части, и на каждой из них большое количество миниатюрных, с тонким графическим мастерством нарисованных деталей (кишки, лестницы, ноги, задницы, унитазы…), напоминающих «Сад земных наслаждений» Иеронима Босха, то иллюстрации холинского цикла сделаны в более «брутальном» стиле, кистью, без геометрической изощренности и цветовых переходов от белой через разновидности серой к черной краске – в одном случае комбинируя рисунок со словами («говно», «вонючее»).
Пивоваров сделал 14 иллюстраций к 12 стихотворениям цикла плюс обложку, компьютерный набор текстов, скопировал черно-белые рисунки, собственноручно сшил листы, пронумеровал экземпляры и добавил место и дату издания: Прага 2011. Это был не только долг и оммаж великой дружбе, но также и проявление глубокого и естественного взаимопонимания. Пивоваров пишет на эту тему:
Сегодня один из экземпляров хранится в Архиве Музея современного искусства «Гараж» в Фонде Виктора Пивоварова, он оцифрован и выложен в интернет354354
Холин И. Моча и гавно / Рис. В. Пивоварова. Прага 2011 // RAAN. https://russianartarchive.net/ru/catalogue/document/D5678 (25.03.2020).
[Закрыть], так же, как и «матрица/оригинал для печати»355355
Моча и гавно. Матрица-оригинал для печати // RAAN. https://russianartarchive.net/ru/catalogue/document/D5736 (25.03.2020).
[Закрыть].
Подробное описание технических обстоятельств издания приводится не только с целью библиографической порядочности. Они в нескольких отношениях симптоматичны. Оказывается, что некоторые тексты Игоря Холина, классика послевоенной русской поэзии и одного из самых значительных представителей «Лианозовской школы», до сих пор, сто лет после рождения поэта и двадцать лет после его смерти, тридцать пять лет после начала постепенной отмены цензуры в СССР, не изданы иначе, чем в условиях, похожих на самиздат. Это свидетельствует о неровной канонизации наследия лианозовцев. Первое относительно полное собрание поэтических произведений Холина состоялось только в год его смерти356356
Холин И. Избранное. М.: Новое литературное обозрение, 1999.
[Закрыть].
Пивоваров в роли иллюстратора и издателя цикла не озабочен канонизацией и максимальной доступностью издания, он действует в определенной традиции общения в среде неофициальной культуры, к которой принадлежал как он, так и Холин. Для этого типа общения важна, кроме прочих черт, творческая деятельность, основанная на близких личных отношениях (совместные мастерские художников, соавторство, стихи и картины, посвященные друзьям-коллегам), а также зачастую тесная связь литературной и художественной практики. Эмблематичной с точки зрения последнего явления стали картины близкого лианозовцам художника Эрика Булатова, основанные на текстах Всеволода Некрасова. На картинах Пивоварова неоднократно появляются его друзья, включая соратников из лианозовской группы Генриха Сапгира и Игоря Холина – двух, пожалуй, самых близких Пивоварову поэтов (например, в альбоме «Действующие лица» (1996) или в альбоме «Холин и Сапгир ликующие» (2005)), отношения с которыми описываются также в автобиографической книге Пивоварова «Влюбленный агент». Сотрудничество Пивоварова с Сапгиром зафиксировано также в совместных книгах для детей357357
Сапгир Г. Леса-чудеса / Рис. В. Пивоварова. М.: Дет. лит., 1967; Сапгир Г. Красный шар / Рис. В. Пивоварова. М.: Дет. лит., 1972.
[Закрыть].
Хрупкая и уникальная материальность издания, отсылающего к эстетике самиздата (хоть и в новых условиях, с компьютерной печатью и современной копировальной машиной), является также отсылкой к медиальной особенности литературной культуры, которая десятилетиями характеризовала весь культурно-социальный пласт, в котором создавались стихи цикла «Моча и Гавно».
Первым интерпретационным вызовом при встрече с этим сочинением Холина является орфографическое отклонение в названии. Слово «гавно» сам автор прокомментировал в миниатюрном предисловии к стихотворениям: «Слово гавно пишу через а только потому, что лучше звучит». Авторский комментарий одновременно и самый радикальный, и самый последовательный с точки зрения логики эстетической системы Холина. И автор его повторил в простонародном слове «сортир», которое он во втором стихотворении цикла пишет также через «а» как «сартир». Радикализм заключается в ничем не оправданной абсурдности, на первый взгляд, неверного утверждения. Ведь именно «звучит» это слово с обязательным ударением на втором слоге абсолютно одинаково, пишется ли оно через «о» или через «а». Но это с фонетической точки зрения вызывающее утверждение тем не менее оправдано на более глубинном уровне и весьма последовательно. Ведь «конкретизм» как черта лианозовской поэтики проявляется у Холина с предельной прямотой. На это обратил внимание еще молодой Эдуард Лимонов, ставший после своего приезда из Харькова в Москву (1966) активным участником этого сообщества и даже позднее представивший его членов в парижском альманахе «Аполлон-77» как участников придуманной им группы «Конкрет». Даже изобретательные повторы и минималистские ряды слов в поэзии Всеволода Некрасова являются интеллектуальными приемами в сопоставлении с лаконичной прямотой обозначений в стихах Холина.
На эту выразительную черту холинского письма обратил внимание в некрологе 1999 года Павел Пепперштейн, представитель самого молодого поколения неофициальной советской культуры, который, будучи сыном Виктора Пивоварова и поэтессы Ирины Пивоваровой, с детства был знаком с Игорем Холиным и его произведениями358358
«Я знал его, как мне представляется, всегда, то есть с раннего детства» (Пепперштейн П. <Умер Холин> // Зеркало. 1999. № 9–10. С. 288).
[Закрыть]. «Холин, – пишет Пепперштейн, —
был мастером совершенно прямого взгляда на вещи. <…> В своих стихах он, первый в русской поэзии, стал называть говно говном, мочу мочой, хуй хуем – и делал это без всякого к тому отношения, без психологизма, без юмора, без желания рассмешить или шокировать. Он называл эти вещи так просто потому, что так они называются359359
Там же.
[Закрыть].
Пепперштейн обозначает эту эстетическую прямолинейность выражением «поэзия совершенной невозмутимости».
Надо сказать, что в случае говна эта безусловная прямота еще радикализована вышеупомянутым целенаправленным и с языковой точки зрения ничем не обоснованным игнорированием ассимиляции гласных. В любом случае этот сдвиг, этот акт остранения превращает вульгарность в художественное произведение.
Название цикла предвосхищает установку на вульгарную лексику: если моча – это нейтральное обозначение продукта жизнедеятельности, выделяемого почками, то в сочетании с говном/гавном она однозначно отсылает к сфере ненормативной лексики, к провокационному употреблению обозначения самых распространенных видов экскрементов. На самом деле, однако, в поэтическом цикле Холина вульгаризмов, грубых слов (например «рожа») и слов, считающихся матом (матерных выражений) совсем немного, ни в коем случае нельзя говорить об их гипертрофированном употреблении; наоборот, возникает впечатление, что они употребляются только в самых необходимых случаях, когда «жопа», «мать ёб» или «хуй» незаменимы. В этих случаях они выполняют особую роль, не социально маркируя говорящего или шокируя читателя своей «неуместностью», но являясь лишь лапидарным обозначением простых явлений жизни, таких, как, в другом контексте, пьянка, драка или клоп:
Тем не менее, несмотря на то что употребление вульгаризмов у Холина весьма сдержанное, моча и гавно приобретают статус терминов, даже топосов, которые определяют всю поэтическую программу, весь концепт цикла. Не только как тему, но и как генератор смысла или смыслов.
Холин наблюдает свой предмет с большого расстояния, что зафиксировано уже в игре букв о/а в слове «гавно». Его подход концептуален. Автор заинтересован не в натуралистическом толковании, но в системе, в парадигме гавна. Хотя он в своих выразительных средствах крайне лаконичен и прагматичен, использует одновременно то крайнее расстояние, которое создает язык в отношении к описываемому предмету. Ролан Барт пишет в книге «Сад, Фурье, Лойола» (1971), что «язык обладает способностью отрицать, забывать, диссоциировать реальное: в письменном виде дерьмо не пахнет»361361
Барт Р. Сад, Фурье, Лойола. М.: Праксис, 2007. С. 178.
[Закрыть]. Это именно та граница, на которой Холин строит свою поэтику экскрементов. Именно вонь входит в набор тем, но вне рамок смыслового реализма или натурализма. Стихотворное повествование тематизирует вонь с большого, можно сказать космического, расстояния.
В первом стихотворении встречаем акт инициации, переименования. Кал представлен в первых строках через процесс неузнавания. Обозначение словом «кал» называется «странной вещью» – непосредственно до того, как оно подвергается остранению (в слове «гавно»), которое ему возвращает первоначальное, «настоящее», и к тому же историческое значение (употребляемое веками, как подчеркивается в стихотворении). На этой основе – неузнавания и распознания в «исторических границах» семантики – происходит торжественное введение, открытие цикла, цитирующее одновременно пафос официальной советской риторики, в которой слова «слава» и «сила» играли центральную роль («Слава КПСС», «Комсомольская слава», «Знание – сила», «В партии – сила», «Сталевары, наша сила в плавках!» и др.):
После этой здравицы следует второе стихотворение, которое подтверждает, что моча и гавно носят дискурсивный характер. Моча и гавно – это призма, формирующая фиктивный мир, созданный стихотворениями. Эти два явления представляют собой целую систему координат повествуемой жизни. Так, во втором стихотворении мы оказываемся в привокзальной общественной уборной, в которой моча и гавно присутствуют лишь в форме предельной вони (такой интенсивной, что в ней «мухи дохнут»), создающей и заполняющей это место, определяющей его характер. Люди, находящиеся в этой ужасающей вони, реагируют на нее, однако, невозмутимо, занимаются спокойно самыми обычными видами деятельности, «ведут себя в сартире / как дома» (С. 10).
Домашняя обстановка и быт являются одной из важных площадок поэзии Холина. И главным местом действия с этой точки зрения безусловно можно считать барак, увековеченный в самом известном цикле стихотворений автора «Жители барака», написанном тоже в 1960-е годы и опубликованном в СССР тиражом в 3 000 экземпляров во время перестройки – также с рисунками Виктора Пивоварова363363
Холин И. Жители барака / Рис. В. Пивоварова. М.: Прометей, 1989.
[Закрыть]. Цикл можно рассматривать как стихотворный пандан к картинам Оскара Рабина, на которых увековечена атмосфера самих поселков Лианозово и Долгопрудный с типичными бараками и сырой бедностью постсталинского быта. Эта тетрадка надолго стала своего рода литературной сигнатурой поэта. Пивоваров иллюстрировал также библиофильское издание книги Холина «Воинрид»364364
Холин И. Военрид / Рис. В. Пивоварова. [М.]: Раритет-537; С. Ниточкин, 1993.
[Закрыть] (Москва, 1993), сборник стихов «Сексуальная истома» (рукописная книжка в одном экземпляре, 1993) и последнюю прижизненную книгу поэта (12 экземпляров) «Стихи, не имеющие смысла» (1999)365365
Холин И. Стихи, не имеющие смысла / Рисовал В. Пивоваров. 1999 // RAAN. https://russianartarchive.net/en/catalogue/document/99f59b54-7199-4457-85fa-19663d1a3d3e
[Закрыть].
В цикле «Моча и гавно» домашняя среда, ее уют и ужас, ее интимные и гротескные черты перекодированы с точки зрения логики экскрементов. Так в лапидарном одиннадцатистишии появляется в квартире «<…> кран / вроде каланчи», напрашивающийся уже с точки зрения закономерностей рифмы на «<…> фонтан / мочи» (С. 14). Дальше грамматика поэзии диктует два неологизма – мочерезервуар и мочепровод – и в заключение обстановка элементарного быта, у Холина, как правило, крайне бедная, скудная, превращается в сказочное обилие, которое, как и в случае первого стихотворения цикла, можно читать как параллель к официальной советской репрезентации идеального достатка и достижений всестороннего снабжения в духе ВДНХ. Только это – долгосрочное – счастье подчиняется с точки зрения его содержания тоже семантической базе всего цикла – баснословный и для всех доступный богатый «урожай», это моча.
<…> этот дар
Второй год
Пью мочу
Когда захочу (С. 14).
Экскремент, превращающийся в клад, желанное изобилие или деньги – древняя схема в истории культуры, о которой писал Фрейд в своей статье «Характер и анальная эротика»366366
Freud S. Charakter und Analerotik // Gesammelte Werke: In 18 Bände. Bd. 7. London; Frankfurt a.M.: Imago Publishing Co., Ltd. 1964. S. 203–209.
[Закрыть] (1908), указывая на ее начало еще в вавилонской культуре. Эта связь «золота» и «кала» (Gold und Kot)367367
В России называли испражнения, как известно, «ночным золотом», а ассенизаторов – «золотарями».
[Закрыть] просвечивает и у Холина, который во всем цикле приписывает испражнениям символическое значение и, прежде всего, наделяет их значением исключительной ценности, культового статуса.
Традиция символического трактования экскрементов является древней дисциплиной в истории гуманитарной мысли и в истории культуры. Монографию под названием «Копрологические обряды всех народов: диссертация о деятельности лиц, связанных с испражнениями в религии, лечебном деле, гадании, колдовстве, приворотных зельях и т. д. во всех уголках мира», посвященную толкованию испражнений, написал в конце XIX века офицер армии США, участник Индейских войн и антрополог Джон Грегори Бурк368368
Bourke J. C. Scatalogic Rites of All Nations. Washington: W. H. Lowdermilk & Co, 1891.
[Закрыть]. Ученик Лакана, психоаналитик Доминик Лапорт издает в конце 70-х годов ХХ века «Историю дерьма», написанную в духе французского постструктурализма и постулирующую тезис о том, что управление отходами жизнедеятельности человека имеет решающее значение для нашей идентичности369369
Laporte D. Histoire de la merde: prologue. Paris: Christian Bourgois, coll. «Première livraison», 1971.
[Закрыть]. Согласно Славою Жижеку (в endorsement для английского перевода книги Лапорта в MIT Press, 2000), «говно бросает свою тень даже на самые возвышенные мгновения человеческого опыта»370370
Zizek S. Endorsement – цит. по: The MIT Press, US. https://mitpress.mit.edu/books/history-shit.
[Закрыть] – Жижек имеет в виду двойной катарсис в древнегреческом театре – духовное очищение, с помощью которого душа освобождается от плохих эмоций, и очищение телесное через устранение дурно пахнущих испражнений. Популярную энциклопедию подходов к дерьму под названием «Темная материя – история дерьма» составил литературовед Флориан Вернер371371
Werner F. Dunkle Materie – Die Geschichte der Scheiße. Zürich: Verlag Nagel & Kimche, 2011.
[Закрыть].
Для Холина испражнение носит лишь косвенно философский характер: единственное, чем его испражнения философичны, – это расстояние, с которого он наблюдает их в разного рода ситуациях. Основная его позиция, однако, – это позиция некого метафизического очевидца, летописца «литературы факта», «очерков», для которых неважно, что списано с натуры (вонючий привокзальный сортир) и что зародилось в художественной фантазии поэта (мочепровод).
Однозначно риторика экскрементов Холина связана с важным идеологическим аспектом – с советским гуманизмом. Манихейство советской системы хорошо известно: с одной стороны, ключевым аспектом экономики и общественного сознания становится репрессия (ГУЛАГ), с другой стороны – преобладает риторика гуманизма и «человечности». Советский социализм – самый человечный, поскольку у каждого есть работа, бесплатное образование, медицина, гарантированный отдых, всем доступная культура и т. д. Холин не критикует это противоречие. Критика вообще не входит в набор приемов поэта. Его дискурсивная стихия – констатация. В данном случае он заглядывает внутрь максимализма по поводу человечности и формулирует очевидный факт, что экспрессивно маркированное обозначение экскремента – «гавно» – обычно приписывается не любому организму, продуцирующему отходы, а именно человеку. Причем эксклюзивно мощным является и запах испражнений, не воспринимаемый так интенсивно в случае других организмов.
Когда мы произносим слово
Гавно
Мы имеем в виду
Человеческое гавно
Самое вонючее
Гавно на свете (С. 16)
Для этого элементарного утверждения Холин пользуется намеками на советскую традицию подчеркивания человечности. Прежде всего в его стихах слышатся, как мне кажется, отзвуки характеристики Владимира Ильича Ленина из одноименной поэмы Маяковского.
Что он сделал,
кто он
и откуда —
этот
самый человечный человек?
<…>
Он был человек
до конца человечьего —
неси
и казнись
тоской человечьей372372
Маяковский В. В. Владимир Ильич Ленин // Маяковский В. В. Полн. собр. соч.: В 13 т. Т. 6 / Подгот. текста и примеч. И. С. Эвентова, Ю. Л. Прокушева. М.: Гос. изд-во худож. лит., 1957. С. 241, 300–301.
[Закрыть].
Одновременно конструкция логической импликации типа «когда мы произносим <…> мы имеем в виду» намекает на другое крылатое выражение из той же поэмы:
Еще одним – несколько более отдаленным – подтекстом максималистской формулировки относительно человека можно считать цитату из пьесы М. Горького «На дне» (1902), где ее произносит Сатин, философствующий герой, любящий свободу: «Человек! Это – великолепно! Это звучит… гордо»374374
Горький М. На дне // Горький М. Проза. Драматургия. Публицистика. М.: АСТ; Олимп, 2000. С. 408.
[Закрыть].
Отношение поэтики Холина к поэтике Маяковского еще предстоит подробнее исследовать. Громких и звонких жестов футуристского провокатора у Холина нет, нет ультимативного восторга бескомпромиссных заявлений и беспощадной критики. Но лапидарная убедительность поэтического заявления, краткость и сжатые ритмические министруктуры дают понять, что для Холина, который никогда не был в первую очередь интеллектуальным поэтом, разрабатывающим тонкости интертекстуальных связей, тем не менее наследие авангарда является вызовом. С одной стороны, в смысле ритмической организации стиха, с другой стороны – в плане – иронически трактуемых – утопических проектов нового общества и человечества будущего.
В стихотворении «Если из гавна дадут нам сыр» (С. 22) тоже тематизируется важная составляющая советской идеологии: это поиск новых технологий, которые смогли бы ускорить достижение мечтаний коммунизма.
Одновременно здесь просвечивают и более древние мечты человека алхимического характера: трансмутации с целью синтетического получения благородных металлов и другие виды превращения элементов.
Холин в этом стихотворении, кажется, опирается не на одну конкретную стратегию, а на целый антропологический пласт пожеланий создать что-нибудь необычно выгодно, превратить камни в хлеба, совершить чудо (новозаветное измерение этой процедуры очевидно).
На раннем этапе в советской науке развивались самые смелые планы освоения космоса и строительство в нем городов, как это планировал еще Циолковский. Первый советский спутник в 1957 году, как раз во время лианозовских встреч, актуализировал эту веру в новые ресурсы социалистического производства и отдыха за пределами Земли. Многие верили даже в возможность воскрешения мертвых соответственно «Философии общего дела» Николая Федорова. И в любом случае большие надежды возлагались на инновационные советские материалы и технологические трансформации, обходящие капиталистическую логику и соответствующие скорее логике волшебной сказки с ее чудотворными возможностями. Так, вторичное сырье должно было превращаться в первичное, в СССР было создано Главное управление по заготовкам, поставкам и использованию вторичного сырья «Союзглаввторсырье». Многие открытия и достижения советских технологов и инженеров, подтверждающие преимущества советской системы в целом, демонстрировались на вышеупомянутой ВДНХ, напоминавшей чудотворный и одновременно мистический остров, как на это обратил внимание в своем концептуалистском исследовании Андрей Монастырский, написавший в начале 1980-х годов концептуалистский текст-трактат «ВДНХ – столица мира»375375
Монастырский А. ВДНХ – столица мира // Московский концептуализм. http://conceptualism.letov.ru/Andrey-Monastyrsky-VDNH.html.
[Закрыть].
На основе этой логики Холин планирует великие достижения, основанные на превращении говна в полезные продукты. Он поворачивает наизнанку классическую схему, соответственно которой клад может превратиться в кал, как об этом писал Фрейд. «Архаический способ мышления во всех своих проявлениях постоянно приводит в самую тесную связь деньги и нечистоты… – пишет Фрейд. – Существует суеверие, приводящее в связь процессы дефекации с находками кладов, а фигура „Dukatenscheisser“ (непереводимое выражение – обозначающее человека, испражнения коего состоят из дукатов) известна всем и каждому…»376376
Фрейд З. Психоанализ и учение о характерах / Пер. В. А. Белоусова. М., Пг.: Госиздат, 1923. – цит. по: Проект «Весь Фрейд». https://freudproject.ru/?p=567.
[Закрыть]
У Холина наоборот: в его логике «гавна» изобилие создается из экскрементов.
Если из гавна
Дадут нам сыр
Тогда мы
Ёб мать
Весь мир
Если из гавна
Дадут нам колбасы
Тогда мы
Мать ёб
Космические трассы
Если из гавна
Дадут нам калачи
Хорошо харчи (С. 22)
В неподцензурной культуре позднесоветского периода субверсивная обработка фрагментов или целых приемов советской риторики и идеологии имеет устойчивое место. Десятки примеров можно приводить как из живописного соц-арта (Соков, Косолапов, Комар и Меламид, Орлов, Брускин и другие), так и на примере многих произведений концептуалистского направления (у Кабакова, Пригова, в ранних рассказах Сорокина и т. д.). Специалистом по остроумному переделыванию идеологически привилегированных советских цитат, лозунгов, крылатых выражений, высказываний и названий книг школьного канона оказался художник Вагрич Бахчанян, самым известным из огромного количества каламбуров которого стала фраза «мы рождены, чтоб Кафку сделать былью» (в создании которой принимал участие близкий лианозовскому кругу Эдуард Лимонов).
Но в центре работы Холина с клише и подтекстами нет этой легкости остроумия, нет установки на находчивую шутку. Поэт создает свою собственную убедительность поэтического приема рядом с идеологией и с предшественниками, но далеко от соц-арта. Его стихи никогда не являются сатирическими, они написаны не в стилистике смеха, а в стилистике изумления. Причем с установкой не на шок или остранение, а на разработку собственного, уникального (хоть и вписывающегося в историю культуры) понимания явлений и их соотношений.
Это внутреннее и совершенно индивидуальное видение является как в прямом, так и в переносном смысле «внутренним» в стихотворении, посвященном внутренностям женщины. Жанр куртуазного стихотворения, воспевающего красоту женщины, в этом тексте перекодирован поворотом с внешней стороны, «поверхности» женского тела внутрь. Но Холин не сосредотачивается на классических внутренних аспектах, таких, как душа, сердце, мысли или чувства, а со свойственной его стилю прямолинейностью обращается к тому, что «на самом деле» внутри женского идеала: «кишки / начиненные гавном» (С. 18). Последовательно реализуя куртуазный жанр текста, настаивает Холин на красоте и этих аспектов образа прекрасной женщины:
Внутренности женщины
Печень
Желудок
Кишки
Начиненные гавном
Так же красивы
Как и внешние части
Лицо
Груди
Бедра
Нужно уметь
Разглядеть это (С. 18)
Центральным является заключительный императив, служащий своего рода шифром всего поэтического метода Холина: он не описывает явления эмпирической действительности и не создает фантастические миры по ту сторону реального мира, не занимается первично областью рассуждений и процессами мышления, а специализируется на разглядывании явлений, которое, однако, является более чем неординарным.
Один из важных аспектов этого видения касается уровня архаических значений кала, как о них писал в вышеупомянутой статье Фрейд. Стихотворение «Внутренности женщины» в рамках всего цикла уникально тем, что обращается к эротической теме, к теме привлекательности. И утверждая красоту кишок, начиненных гавном, воспроизводит утверждение Фрейда о связи интереса к анальной зоне с сексуальностью – явление, которое ученый наблюдал на ранней стадии развития и которое теряется впоследствии: «эрогенное значение анальной зоны утрачивается, теряется в процессе развития…»377377
Фрейд З. Психоанализ и учение о характерах.
[Закрыть].
Стихотворное повествование заглядывает, например, в интимно физиологическую область своеобразных экспериментов с собственным телом. Эта линия напоминает некоторые мотивы прозы Юрия Мамлеева, прозаика и поэта, который практически одновременно с «Лианозовской группой» развивал собственную стратегию литературного исследования запредельных зон человеческого бытия. Часто это были поиски по ту сторону моральных норм, включая погружение в область радикальной физиологической и сексуальной патологии. У Холина в небольшом стихотворении у героини своеобразная привычка – разглядывать свою кишку в зеркале:
У нее оригинальная
Привычка
Она надувается
У нее вываливается
Прямая кишка
И торчит из жопы
Как хуй
Она подносит жопу к зеркалу
И улыбается (С. 20)
Тут принципиально именно сопоставление с Мамлеевым, в прозе которого можно наблюдать аналогичные явления, когда радикальный и извращенный акт приводит не к эксцессу, скандалу или к эскалации, а скорее к медитативному умилению (с улыбкой во время разглядывания собственного внутреннего органа в зеркале). Такому толкованию соответствует и рисунок Пивоварова, на котором женщина смотрит в зеркало в позе, которая могла бы быть отсылкой к жанровым картинам «женщина за туалетом» – Анри Тулуз-Лотрека или Эдгара Дега (Пивоваров часто ссылается на произведения художественного канона, выдающимся знатоком которого он является).
В цикле есть несколько стихотворений, которые можно считать заключительными. Из них выделяются два, которые в двух разных отношениях подытоживают всю тему: в первом случае на уровне индивидуальном, а во втором – на уровне коллективном. Оба эти принципа являются в поэтике Холина формирующими: часто повествование воспроизводит, с одной стороны, историю отдельного индивидуума, а с другой стороны – коллективных механизмов, которые являются для отдельного человека детерминирующими (как силы «барака» в цикле «Жители барака»). Одно из этих стихотворений начинается введением в манере сказа: имитируется речевой акт, которым повествователь обращается к своей публике: «Вот что я хочу сказать…». Дальше идет рассказ о процессе испражнения, не приносящий, однако, облегчения, катарсиса, он не заканчивается хеппи-эндом. Для концовки стихотворений Холина является типичным лапидарное разочарование. Избавиться от отходов – полезно и желательно. В этом акте у Холина есть эмансипационный, даже революционный по своему характеру потенциал («Человеку надоело…»). Но вместо благополучной развязки наступает неразрешимая и угнетающая безвыходность, дурная бесконечность (с атрибутами волшебной сказки – «Не видать / Конца и края»378378
Фразеологизм «не видать конца и края» использовал Есенин в стихотворении «Гой ты, Русь, моя родная…»:
Гой ты, Русь, моя родная,Хаты – в ризах образа…Не видать конца и края —Только синь сосет глаза (Есенин С. Полн. собр. соч.: В 7 т. Т. 1. Стихотворения. М., 1995. С. 50).
[Закрыть]): кал оказывается настолько гипертрофированным, что создает некую тотальную среду, которую нет надежды покинуть: субъект попадает в нее без шанса выбраться когда-нибудь: «Убедился человек / Что в гавне сидеть вовек».
Вот что я хочу сказать
Человек
Решил посрать
Это мудро
Это смело
Человеку надоело
Быть с гавном
Себя внутри —
Только
Дьявол подери
Куча выросла такая
Не видать
Конца и края
Человек
Попал в гавно
Человеку
Не смешно
Убедился человек
Что в гавне сидеть вовек
Второй вариант концовки – это в последовательности стихотворений два последних текста сборника, и они проецируют процесс испражнения на место человека в обществе – это мотив, который, будь то имплицитно или эксплицитно, присутствует во всем цикле, но в его конце достигает апогея.
В предпоследнем стихотворении «Фокус прост» описывается конкретно и без любых метафор процедура посещения туалета и акта испражнения. Затем внимание заострено на центральной метафоре – отношении эквивалентности между двумя словами, состоящими из трех букв: «кал» и «дом». Дом здесь – это не барак, не архитектурное явление советской действительности, не быт, а явление экзистенциальное. Выражение «жить/живем в дерьме/говне» оказывается здесь дословным – реализуемой метафорой, причем исходящей из кала, который при подробном рассмотрении оказывается именно тем местом, в котором «мы все» живем:
<…>
Обнюхай свой кал
Посмотри на него
Под определенным углом
ЭТО ДОМ
Дом
В котором
Мы все живем
В последнем стихотворении в очередной раз подчеркивается антропологическое измерение поэтического опуса Холина: оно начинается со слов «Человек / Друг мой и брат» (С. 30). На первый взгляд это отдельный, индивидуальный человек как в стихотворении, где говорится, что «<…> человек решил посрать <…>». Но продолжение идет здесь в другую сторону: к сопоставлению всех людей, которые оказываются рядом друг с другом, причем это не группа людей, а все люди вообще, все человечество: «<…> Что если нам всем / Сесть срать / В один ряд <…>» (там же). В этой виртуальной перформативной постановке, когда в акте испражнения рядом друг с другом оказываются ВСЕ люди вообще, наступает момент удивления «<…> Боже <…>», который задает завершительный аккорд произведения: похожесть, аналогию трех явлений экскрементальной антропологии Холина: человеческих лиц (причем лицо, лик – как в иконописи – это образ высокого начала в человеке, его душевная, нематериальная сущность), жопы (как низкого, телесного начала) и их прообраза, которым является гавно:
<…>
Боже
Какие ЖОПЫ
Какие РОЖИ
Каждая жопа
Каждая рожа
На собственное гавно
Похожа (там же)
Трудно говорить о рецепции или влиянии стихотворного цикла «Моча и Гавно», поскольку его распространение оказалось крайне скудным. И хотя он сейчас общедоступен, то тем не менее кажется, что его осмысление еще только предстоит.
Бесспорной кажется связь холинского цикла с целым рядом художественных произведений современной русской культуры, с разных точек зрения тематизирующих акт/процесс дефекации, сам экскремент как объект, а также другие объекты – включая соответствующие инстанции, среди которых, безусловно, на первом месте следует назвать сортир.
Как уже упоминалось выше, параллельно с холинским циклом возникали рассказы Юрия Мамлеева, в которых телесный низ и его связь с метафизическими поисками часто играют важнейшую роль. В рассказе «Петрова» выступает неординарная невеста, у которой зад вместо лица, в конце рассказа «Голос из Ничто» герой оказывается слоновьим калом, а в рассказе «Дневник собаки-философа» упоминаются мыслители, рассматривающие мир как «самодвижение съестного до кала и от кала обратно, взад и вперед». Кал они рассматривают одновременно как начало и как конец мира, которые между собой сходятся. Мамлеев, кстати, почти никогда не обозначает явления из области дефекации и экскрементов вульгарными словами, а описывает их нейтральной лексикой, дистанцированно и беспристрастно.
Своеобразным продолжением этого подхода можно считать поэтику экскрементов в (особенно раннем) творчестве Владимира Сорокина, где встречается кал или дефекация, как правило в качестве мотива, обозначающего крах, распад, резкий слом некого дискурса, коммуникационных или стилистических рамок. Несколько ярких примеров можно найти в сборнике рассказов «Первый субботник» (1992, рассказы написаны в 1979–1984 годы): так, в рассказе «Сергей Андреевич» выпускник школы и лучший из учеников Соколов благоговейно подъедает за своим учителем оставленную тем под кустом кучку кала, а в рассказе «Проездом» инспектирующий райком партийный чиновник Георгий Иванович в виде поощрения молодого завотдела пропаганды райкома Фомина накладывает целую кучу на подготовленный тем к юбилею комбината макет альбома. Можно вспомнить и тот факт, что пресловутая «норма» из одноименного романа Владимира Сорокина (1979), которую каждый житель страны должен ежедневно потреблять, есть не что иное, как спрессованное дерьмо.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
