Текст книги "Монастырь и тюрьма. Места заключения в Западной Европе и в России от Средневековья до модерна"

Такая ситуация давала заключенным большое пространство для действий. Это также создавало благоприятные условия для более или менее легальной социализации в тюрьмах, которая могла доходить и до многочисленных сексуальных контактов, в результате которых женщины-заключенные рожали в цухтгаузах детей248248
  Bretschneider 2011.


[Закрыть]. Кроме того, в этих взаимодействиях нередко участвовали сотрудники тюремного персонала, которые часто были выходцами из той же социальной среды, что и люди, за которыми они должны были следить. Совместное распитие алкоголя или курение трубки, игра в карты, а иногда даже воровство предметов из кухни или кладовой и продажа их за пределами заведения были частым явлением249249
  Wolter 2003. S. 348; Stier 1988. S. 152; Härter 2005. S. 689; Bretschneider 2008a. S. 156.


[Закрыть]. В результате отношения между двумя группами постоянно колебались между кнутом и пряником. Тюремщики и надзиратели зависели от заключенных в «социальной игре» пенитенциарного учреждения, которая могла быть достигнута не столько насилием и угнетением, сколько материальными и социальными трансакциями, важнейшей из которых было существование самих учреждений. Для многих заключенных это была не только форма принуждения, но и ресурс, который в обмен на хорошее поведение предлагал отапливаемое помещение, регулярное питание, медицинскую помощь, которую трудно было получить во внешнем мире, и честную работу, что было, возможно, самым важным в сословном обществе раннего Нового времени, построенном на чести его членов.

Все это не делало пенитенциарные учреждения раем на земле. Страдания также были в них ежедневным гостем. В обществе, в котором насилие повсеместно считалось законным средством принуждения других к исполнению своей воли, в котором большинство людей жили в крайне тяжелых материальных и социальных условиях и в котором защита от таких рисков, как старость, болезнь или инвалидность, была в значительной степени индивидуализирована и основывалась в первую очередь на семье и близком социальном окружении, условия жизни в приютах едва ли отличались от тех, которые можно было ожидать в других местах. Это, в свою очередь, относится и к конкретным формам, которые принимала институционализированная социальная жизнь. Семейные структуры определяли социальное взаимодействие как внутри, так и вне учреждений. Таким образом, в доме почти всегда жили не только заключенные, но и члены персонала – исключения делались только для врачей или священнослужителей, которые не работали исключительно на учреждение250250
  Rudolph 2000. S. 177; Brietzke 2000. S. 573.


[Закрыть]. Это домашнее сообщество всех людей, живущих и работающих в тюрьме, поддерживалось и укреплялось многочисленными ритуальными практиками. Они включали в себя общие молитвы несколько раз в день и церковные службы в тюремных церквях. Однако, прежде всего, коллективный характер «дома» выражался в ритуале застольной общины, который был связан с монашескими традициями, а также встречался в других учреждениях раннего Нового времени, например в госпиталях. Еду ели вместе за столами, расставленными в порядке в трапезной, а ритуальное освящение, предназначенное для общей трапезы, поддерживалось чтением религиозных текстов с кафедры или стоячего стола во время трапезы251251
  Bretschneider 2008a. S. 80–81; Finzsch 1990. S. 119; Hatje 2008. S. 81.


[Закрыть] (ил. 3).

Ил. 3. «Мужской салон» в тюрьме-цухтгаузе Вальдхайм

Как и общество раннего модерна в целом, пенитенциарная система была пронизана многочисленными проявлениями неравенства, которые частично являлись следствием внутренних правил тюрьмы (например, распределение между различными категориями заключенных), а частично – следствием сословных различий. Кроме того, во всех сферах деятельности учреждения существовало разделение полов, которое, однако, сводилось на нет многочисленными возможностями столкнуться друг с другом на работе, в церкви или по другим поводам. Однако, помимо всех этих различий, принцип «дома» удерживал вместе сообщество людей, живущих в учреждении. Каждый цухтгауз и работный дом образовывали обширное хозяйство, которое, как матрешка, складывалось из множества более мелких хозяйств252252
  Spierenburg 2007. S. 106.


[Закрыть]. Так, члены персонала жили в учреждении со своими семьями, то есть с женами и детьми253253
  См., к примеру, описание жизни поэта Кристиана Дитриха Граббе (1801–1836), который вырос в цухтгаузе Детмольда. Grabbe 1960–1973, здесь Vol. 5. S. 164.


[Закрыть], и в состав семьи часто входил обслуживающий персонал из числа заключенных. Они, в свою очередь, жили группами в салонах, где, в свою очередь, образовывали небольшие домашние хозяйства под присмотром «отцов салонов» или «матерей салонов». Однако это не привело к созданию четкой структуры уровней, которые можно было бы четко отделить друг от друга. Скорее, различные домашние хозяйства перетекали друг в друга, что также означало, что роли часто пересекались. Например, воспитатель или надзиратель был «главой семьи» в своем собственном доме и в определенной степени также по отношению к заключенным, находящимся под его надзором, но в то же время он был «жителем» пенитенциарного учреждения и «слугой» своего начальства. Пример социального микрокосма пенитенциарного учреждения также показывает огромный спектр форм жизни, которые охватывала модель «дома» в период раннего модерна254254
  Troßbach 1993. S. 282.


[Закрыть].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Это возвращает нас на круги своя: в названии этого текста намеренно говорится об «общем доме», а не о «всеобщем»255255
  «Ganzes Haus», «Всеобщий дом», как мы уже обсуждали выше, является концептом Отто Бруннера.


[Закрыть]. Пенитенциарные учреждения и работные дома раннего Нового времени не были самодостаточными социальными, экономическими и правовыми единицами, а во многом были переплетены с окружающим обществом. Они были частью муниципальных или суверенных администраций и, следовательно, подлежали контролю со стороны властей. Кроме того, они почти никогда не были финансово самоокупаемыми, а зависели от субсидий. Сюда же относятся многочисленные отношения экономического плана: такие материалы, как мука, дерево, масло или ткани для изготовления одежды, учреждения получали извне и продавали продукцию, произведенную на мануфактурах, на местных или региональных рынках. В приюты также регулярно приходили посетители: предприниматели, которые вели здесь производственный бизнес, походники, нашедшие приют на ночь, любопытные, которым было интересно, что происходит внутри, или жители окрестных кварталов и деревень, посещавшие службы в тюремных церквях. Поэтому границы между внутренним и внешним миром были проницаемы – это касалось даже заключенных, которых нередко нанимали в качестве поденных рабочих к фермерам в окрестностях и которые строили или ремонтировали дороги, работали на полях учреждений или выполняли поручения в городе. Таким образом, пенитенциарные учреждения раннего периода не были «всеобщими домами» в понимании Отто Бруннера.

Не следует также понимать их характеристику как «общие дома» как романтизацию. Эти учреждения воплотили в себе усилия, несомненно, исходящие от властей, но разделяемые значительной частью населения, по превращению «дома» в ядро социальной интеграции, которая во многом характеризовалась насилием и принуждением, но в то же время предоставляла возможности для социального участия тем, кто ранее был лишен их. Эти учреждения характеризовались авторитарным патернализмом в той же степени, что и модель «дома», служившая им образцом для подражания; однако они были в равной степени связаны со всеми другими «домами» в регионе усилиями их обитателей по обеспечению собственного существования и, таким образом, существования самого «дома» посредством труда. В этом отношении они не представляли собой маргинальную область социума, в которой формы жизни и экономической деятельности были бы принципиально иными256256
  Как, например, модель «тотального института» Ирвинга Гофмана (Goffman 1961), которая также используется для анализа учреждений раннего Нового времени: Bretschneider 2008b.


[Закрыть]. Напротив, они были связаны со стремлением реализовать идеальную концепцию общества путем переноса модели «дома», ставшей нормой повсеместно, на тех людей, которые до сих пор от нее уклонялись или были исключены из нее.

Перевод с немецкого Екатерины Махотиной

БИБЛИОГРАФИЯ

Ammer, Weiß 2006 – Ammerer G., Weiß A. S. «Jede Besserung… ist dem Staate nützlich». Das Innsbrucker Zucht-, Arbeits– und Strafhaus 1725–1859 // Ammerer G. (Hrsg.) Strafe, Disziplin und Besserung. Österreichische Zucht– und Arbeitshäuser von 1750 bis 1850. Frankfurt/M. u. a., 2006. S. 97–129.

Anonym 1802 – Anonym. Warum werden so wenige Sträflinge im Zuchthause gebessert? Leipzig, 1802.

Beschreibung Waldheim 1721 – Beschreibung des Chur-Sächsischen allgemeinen Zucht= Waysen= und Armen=Hauses, welches Se. Königl. Maj. in Pohlen und Churfl. Durchl. zu Sachsen […] Anno 1716. allergnädigst aufrichten lassen. Dresden; Leipzig, 1721.

Blickle 1980 – Blickle R. Nahrung und Eigentum als Kategorien in der ständischen Gesellschaft / Schulze Winfried (Hrsg.). Ständische Gesellschaft und soziale Mobilität. München, 1980. S. 73–93.

Bradley 1982 – Bradley J. The Moscow Workhouse and Urban Welfare Reform in Russia // The Russian Review. 1982. 41. 4. S. 427–444.

Bräuer 1997 – Bräuer H. Der Leipziger Rat und die Bettler. Quellen und Analysen zu Bettlern und Bettelwesen in der Messestadt bis ins 18. Jahrhundert. Leipzig, 1997.

Bräuer 2008 – Bräuer H. Armenmentalität in Sachsen 1500 bis 1800. Essays. Leipzig, 2008.

Bretschneider 2003 – Bretschneider F. Humanismus, Disziplinierung und Sozialpolitik. Theorien und Geschichten des Gefängnisses in Westeuropa, den USA und in Deutschland / Ammerer G., Bretschneider F., Weiß A. S. (Hrsg). Gefängnis und Gesellschaft. Zur (Vor-) Geschichte der strafenden Einsperrung = Comparativ. Leipziger Beiträge zur Universalgeschichte und vergleichenden Gesellschaftsforschung. 2003. 13. 5/6. S. 18–49.

Bretschneider 2008a – Bretschneider F. Gefangene Gesellschaft. Eine Geschichte der Einsperrung in Sachsen im 18. und 19. Jahrhundert. Konstanz, 2008.

Bretschneider 2008b – Bretschneider F. Die Geschichtslosigkeit der Totalen Institutionen. Kommentar zu Erving Goffmans Studie «Asyle» aus geschichtswissenschaftlicher Perspektive // Wiener Zeitschrift zur Geschichte der Neuzeit. 2008. 8. 1. S. 135–142.

Bretschneider 2011 – Bretschneider F. «Unzucht im Zuchthaus». Sexualité, violence et comportements sociaux dans les institutions d’enfermement au XVIII^e siècle // Francia. Forschungen zur westeuropäischen Geschichte. 2011. 38. S. 77–92.

Bretschneider 2014 – Bretschneider F. Spaces of Confinement. Institutional Stabilization and Eigensinn – the Case of Saxony / Friedrich K., Bailey G., Veit P. (Hrsg.) Die Erschließung des Raumes: Konstruktion, Imagination und Darstellung von Räumen und Grenzen im Barockzeitalter. Wolfenbüttel; Wiesbaden, 2014. S. 97–113.

Bretschneider 2015 – Bretschneider F. Violence et obéissance. La place et le rôle des châtiments corporels dans les établissements d’enfermement aux XVIII^e et XIX^e siècles / Bretschneider F., Claustre J., Heullant-Donat I., Lusset E. (Hrsg.) Enfermements II. Règles et dérèglements en milieu clos (IV^e–XIX^e siècle). Paris, 2015. S. 253–291.

Bretschneider, Muchnik – Bretschneider F., Muchnik N. The Transformations of Confinement in a Global Perspective (c. 1650–1800) / Rousseaux X. (Hrsg.) A Global History of Crime and Punishment in the Enlightenment. London.

Brietzke 2000 – Brietzke D. Arbeitsdisziplin und Armut in der Frühen Neuzeit. Die Zucht– und Arbeitshâuser in den Hansestâdten Bremen, Hamburg und Lübeck und die Durchsetzung bürgerlicher Arbeitsmoral im 17. und 18. Jahrhundert. Hamburg, 2000.

Brunner 1956 – Brunner O. Das «ganze Haus» und die alteuropäische «Ökonomik» / ders., Neue Wege der Sozialgeschichte. Vorträge und Aufsätze. Göttingen, 1956. S. 33–61.

Carré 2016 – Carré J. La Prison des pauvres. L’ Expérience des workhouses en Angleterre. Paris, 2016.

Carrez 2005 – Carrez J.-P. Femmes opprimées à la Salpêtriere de Paris. Paris, 2005.

Cerutti 2012 – Cerutti S. Étrangers. Étude d’une condition d’incertitude dans une société d’Ancien Régime. Montrouge, 2012.

Derks 1996 – Derks H. Über die Faszination des «Ganzen Hauses» // Geschichte und Gesellschaft. 1996. 22. S. 221–242.

Dinges 1988 – Dinges M. Stadtarmut in Bordeaux 1525–1675. Alltag, Politik, Mentalitäten. Bonn, 1988.

Eibach, Schmidt-Voges 2015 – Eibach J., Schmidt-Voges I. (Hrsg.) Das Haus in der Geschichte Europas. Ein Handbuch. Berlin; Boston, 2015.

Eisenbach 1994 – Eisenbach U. Zuchthäuser, Armenanstalten und Waisenhäuser in Nassau. Wiesbaden, 1994.

Elias 1984 – Elias N. What Is Sociology? New York, 1984.

Farge, Foucault 1982 – Farge A., Foucault M. Le Désordre des familles. Lettres de cachet des Archives de la Bastille au XVIII^e siècle. Paris, 1982.

Finzsch 1996 – Finzsch N. Elias, Foucault, Oestreich: On a Historical Theory of Confinement / Finzsch N., Jütte R. (Hrsg.) Institutions of Confinement: Hospitals, Asylums, and Prisons in Western Europe and North America, 1500–1950. Cambridge, 1996. S. 3–16.

Foucault 1972 – Foucault M. Folie et déraison. Histoire de la folie à l’âge classique. Paris, 1972.

Foucault 1975 – Foucault M. Surveiller et punir. Naissance de la prison. Paris, 1975.

Foucault 2004 – Foucault M. Sécurité, Territoire, Population. Cours au Collège de France 1977–1978. Paris, 2004.

Frank 1992 – Frank M. Kriminalität, Strafrechtspflege und sozialer Wandel. Das Zuchthaus Detmold 1750–1801 // Westfälische Forschungen. 1992. 42. S. 273–308.

Geremek 1988 – Geremek B. Geschichte der Armut. Elend und Barmherzigkeit in Europa. München u. a., 1988.

Goffman 1961 – Goffman E. Asylums: Essays on the social situations of mental patients and other inmates. New York, 1961.

Grabbe 1960–1973 – Grabbe Ch. D. Werke und Briefe. Historisch-kritische Gesamtausgabe in sechs Bänden, hrsg. von der Akademie der Wissenschaften in Göttingen, bearb. von Alfred Bergmann. Emsdetten, 1960–1973.

Härter 2000 – Härter K. (Hrsg.) Policey und frühneuzeitliche Gesellschaft. Frankfurt/M., 2000.

Härter 2005 – Härter K. Policey und Strafjustiz in Kurmainz. Gesetzgebung, Normdurchsetzung und Sozialkontrolle im frühneuzeitlichen Territorialstaat. Frankfurt/M., 2005.

Hatje 2008 – Hatje F. Institutionen der Armen-, Kranken– und Daseinsfürsorge im nördlichen Deutschland (1500–1800) // Scheutz M., Sommerlechner A., Weigl H., Weiß A. S. (Hrsg.) Europäisches Spitalwesen. Institutionelle Fürsorge in Mittelalter und Früher Neuzeit. Wien u. a., 2008. S. 307–350.

Hinkle 2006 – Hinkle W. C. A History of Bridewell Prison, 1553–1700. London, 2006.

Hippel 1932 – Hippel R. von. Die Entstehung der modernen Freiheitsstrafe und des Erziehungs-Strafvollzugs. Jena, 1932.

Hippel 2013 – Hippel W. von. Armut, Unterschichten, Randgruppen in der Frühen Neuzeit = Enzyklopädie deutscher Geschichte, 34. München, 2013.

Holenstein 2003 – Holenstein A. «Gute Policey» und lokale Gesellschaft im Staat des Ancien régime. Das Fallbeispiel der Markgrafschaft Baden-(Durlach). Epfendorf, 2003.

Iseli 2009 – Iseli A. Gute Policey. Öffentliche Ordnung in der Frühen Neuzeit. Stuttgart, 2009.

Jütte 2000 – Jütte R. Arme, Bettler, Beutelschneider. Eine Sozialgeschichte der Armut. Weimar, 2000.

Krause 1999 – Krause Th. Geschichte des Strafvollzugs. Von den Kerkern des Altertums bis zur Gegenwart. Darmstadt, 1999.

Le cloître et la prison – Le cloître et la prison. Webdocumentary von Bretschneider, Falk, Claustre, Julie, Heullant-Donat, Isabelle et Lusset, Elisabeth. 2018. http://cloitreprison.fr.

Lüdtke 1991 – Lüdtke A. Einleitung. Herrschaft als soziale Praxis / Lüdtke A. (Hrsg.) Herrschaft als soziale Praxis. Historische und sozial-anthropologische Studien. Göttingen, 1991. S. 9–63.

Luhmann 1998 – Luhmann N. Die Gesellschaft der Gesellschaft. 2 Bde. Frankfurt/M., 1998.

Opitz 1994 – Opitz C. Neue Wege der Sozialgeschichte? Ein kritischer Blick auf Otto Brunners Konzept des «ganzen Hauses» // Geschichte und Gesellschaft. 1994. 20. S. 88–98.

Petit et al. 2002 – Petit J.-G., Castan N., Faugeron C., Pierre M., Zysberg A. Histoire des galères, bagnes et prisons en France de l’Ancien Régime. Toulouse, 2002.

Richarz 1991 – Richarz I. Oikos, Haus und Haushalt. Ursprung und Geschichte der Haushaltsökonomik. Göttingen, 1991.

Rudolph 2000 – Rudolph H. «Eine gelinde Regierungsart». Peinliche Strafjustiz im geistlichen Territorium. Das Hochstift Osnabrück (1716–1803). Konstanz, 2000.

Rusche, Kircheimer 1939 – Rusche G., Kirchheimer O. Punishment and Social Structure. New York, 1939.

Sabean 1990 – Sabean D. Das zweischneidige Schwert. Herrschaft und Widerspruch im Württemberg der frühen Neuzeit. Frankfurt/M., 1990.

Scheutz 2006 – Martin S. «Hoc disciplinarium… erexit». Das Wiener Zucht-, Arbeits– und Strafhaus um 1800 – eine Spurensuche // Ammerer G., Weiß A. S. (Hrsg.) Strafe, Disziplin und Besserung. Österreichische Zucht– und Arbeitshäuser von 1750 bis 1850. Frankfurt/M. u. a., 2006. S. 63–96.

Schimke 2016 – Schimke D. Fürsorge und Strafe. Das Georgenhaus zu Leipzig 1671–1871. Leipzig, 2016.

Schnabel-Schüle 1997 — Schnabel-Schüle H. Überwachen und Strafen im Territorialstaat. Bedingungen und Auswirkungen des Systems strafrechtlicher Sanktionen im frühneuzeitlichen Württemberg. Köln u. a., 1997.

Schubert 1995 – Schubert E. Fahrendes Volk im Mittelalter. Bielefeld, 1995.

Schwerhoff 1999 – Schwerhoff G. Historische Kriminalitätsforschung. Tübingen, 1999.

Spierenburg 1991 – Spierenburg P. The Prison Experience. Disciplinary Institutions and Their Inmates in Early Modern Europe. New Brunswick; London, 1991.

Stekl 1978 – Stekl H. Österreichs Zucht– und Arbeitshäuser 1671–1920. Institutionen zwischen Fürsorge und Strafvollzug. Wien, 1978.

Stier 1988 – Stier B. Fürsorge und Disziplinierung im Zeitalter des Absolutismus. Das Pforzheimer Zucht– und Waisenhaus und die badische Sozialpolitik im 18. Jahrhundert. Sigmaringen, 1988.

Thoms 2005 – Thoms U. Anstaltskost im Rationalisierungsprozess. Die Ernährung in Krankenhäusern und Gefängnissen im 18. und 19. Jahrhundert. Stuttgart, 2005.

Torremocha Hernández 2018 – Torremocha Hernández M. Cárcel de mujeres en el Antiguo Régimen. Teoría y realidad penitenciaria de las galeras. Madrid, 2018.

Toscano 1996 – Toscano P. Roma produttiva tra Settecento e Ottocento. Il San Michele a Ripa Grande. Rom, 1996.

Troßbach 1993 – Troßbach W. Das «ganze Haus» – Basiskategorie für das Verständnis der ländlichen Gesellschaft deutscher Territorien in der Frühen Neuzeit? // Blätter für deutsche Landesgeschichte. 1993. 129. S. 277–314.

Wagnitz 1791–1792 – Wagnitz H. B. Historische Nachrichten und Bemerkungen über die merckwürdigsten Zuchthäuser in Deutschland, 2 Bde. Halle/S., 1791–1792.

Wolter 2003 – Wolter St. «Bedenket das Armuth». Das Armenwesen der Stadt Eisenach im ausgehenden 17. und 18. Jahrhundert. Almosenkasse – Waisenhaus – Zuchthaus. Göttingen, 2003.

Wunder 1992 – Wunder H. «Er ist die Sonn, sie ist der Mond». Frauen in der frühen Neuzeit. München, 1992.

Zedler 1732–1754 – Zedler J. H. Grosses Vollständiges Universal-Lexikon. 63 Bde. и 4 Erg.bde. Leipzig; Halle/S., 1732–1754.

Ксавье Руссо
ДИСЦИПЛИНИРОВАТЬ, ИСПРАВЛЯТЬ, НАКАЗЫВАТЬ
Многоликость тюремного заточения в Габсбургских Нидерландах (1550–1795)

Историография практик тюремного заключения значительно расширилась за последние десятилетия, озадачиваясь не только появлением в наше время образа уголовно-наказующей тюрьмы (prison pénale), служащего эталоном для различных форм «дисциплинаризации» западного населения, но также интересуясь и отношениями, которые связывают эту тюрьму с «великим заточением» в тюрьму бедняков и бродяг при Старом режиме, через английскую и голландскую модель Bridewell/Tuchthuis XVI века для расселения этих бедняков и бродяг257257
  Gutton 1974; Geremek 1987; Spierenburg 1984; Spierenburg 1990; Spierenburg 1991/2007; Fijnaut, Spierenburg 1990; Finzsch, Jütte 1996.


[Закрыть]. В последнее время историки заинтересовались огромным разнообразием мест заточения монастырского, дворянского и городского типов, существующих в Средние века. Но в целом именно появление образцовой модели пенитенциарной тюрьмы (prison pénale), концентрирующей в себе уголовный гуманизм, тоталитаристскую институцию и социальную дисциплину, что, следовательно, делает XVIII и XIX века доминирующими в историографии. Эти исследования движимы четырьмя перспективами: интеллектуальными «моделями», которые оправдывают лишения свободы, влиянием государственных властей и частных предпринимателей на реализацию этих идей (строительство и организация мест для тюремного заключения, мобилизация производственных сил, борьба с бедностью), характеристиками заключенного в тюрьму населения и, наконец, повседневной жизнью в замкнутых тюремных пространствах. Эти исследования повседневной жизни на уровне самих заключенных или их охранников ставят особый акцент на пространственном измерении практик тюремного заточения258258
  Ignatieff 1978; Bretschneider 2008; Klewin 2010; Heullant-Donat 2011; Heullant-Donat 2015; Delpal, Faure 2010.


[Закрыть].

Такой пространственный поворот, затрагивающий все социальные науки, привносит новизну в изучение практик тюремного заключения, по крайней мере, на трех уровнях, таких как: материальная составляющая мест заточения, пространственные ограничения социальных отношений и культурные практики. Наше исследование посвящено этим вопросам, рассматриваемым в пространстве, которое Питер Шпиренбург определил как один из центров развития тюремных практик: города Северо-Западной Европы259259
  Spierenburg 1991/2007.


[Закрыть] и, в частности, одна достаточно урбанизированная со времен Средневековья зона вокруг княжеств Фландрии и Брабанта, постепенно интегрированная Европой в качестве составной политической единицы под названием Нидерланды, в ходе политики Габсбургов Испании (XVI–XVII века), а затем Австрии (XVIII век).

В Габсбургских Нидерландах историографические дебаты сосредоточены на попытке габсбургского правительства императрицы Марии Терезии и ее сына Иосифа II вынудить элиты богатых провинций Нидерландов основать провинциальные исправительные дома, чтобы собрать вместе всех девиантных личностей, бродяг и осужденных260260
  Stroobant 1900; Bonenfant 1926; Bonenfant 1934; Rousseaux 1997; Dupont-Bouchat, Rousseaux 2001.


[Закрыть]. Предназначавшиеся для Французской революции, два сооружения, открытые в Генте для Фландрии в 1774 году и в Вильворде для Брабанта в 1779 году, способные вместить несколько сотен заключенных, стали символами нововведений тюремного заключения в Западной Европе261261
  De Pauw 1981; Soly, Lis 1993; Rombaut 1983; Uytterhoeven 1989; Van Opdenbosch 1968; Vandekerckhove 1964; Vanderwiele 1971; Dendas 2002; Parée 2002.


[Закрыть]. Захват Нидерландов революционной Францией в 1795 году сделал эти здания двумя архетипами наказующих учреждений: центральными домами содержания под стражей262262
  Petit 1990; Rousseaux Dupont-Bouchat 1999.


[Закрыть], оказавшимися теперь совершенно необходимыми согласно двум новым уголовным кодексам, республиканскому (1791) и наполеоновскому (1810).

Недавние исследования показывают, что эти провинциальные дома не были рождены ex nihilo и что структуры или практики тюремного заключения существовали и ранее. В первой части нашей статьи мы осветим существование еще одной модели пространства заточения: городских домов дисциплины (tuchthuizen263263
  Здесь и далее: дисциплинарный дом (примеч. ред.).


[Закрыть]), появившихся в XVI веке. Затем мы сфокусируемся на практиках некарательного (или неуголовного. – Примеч. пер.) тюремного заключения в XVIII веке на примере Брюгге264264
  Bocher 1988.


[Закрыть]. Наконец, мы вернемся к роли провинциальных исправительных учреждений (correctiehuizen/исправительные дома) в процессе преобразования уголовного правосудия и в приумножении случаев тюремных заключений в приговорах уголовных судов в XVIII веке.

1. ГОРОДСКОЕ ПРОСТРАНСТВО И РЕГЛАМЕНТ ТЮРЕМНОГО ЗАКЛЮЧЕНИЯ: ОТ ДОМОВ ДИСЦИПЛИНЫ (1550–1795) К ИСПРАВИТЕЛЬНЫМ ДОМАМ (1770–1795)

В городах Брабанта дисциплинарные дома были введены по образцу домов города Амстердама, возведенных в конце XVI века: в Антверпене (1613), в Брюсселе (1625) и во Фландрии: в Генте (1626) и в Брюгге (1672, 1717). Другие были установлены в Ипре, Кортрейке и были сделаны попытки в Мехелене265265
  Decuyper 1991; Van der Auwera 1999.


[Закрыть]. Французская модель общепрофильного госпиталя вдохновит затем города Льеж (1685), Тонгр (1684) и Маастрихт (1738), находящийся под властью епископального княжества города Льеж. Сравнительное исследование266266
  De Zutter 2007.


[Закрыть] позволяет сделать некоторые выводы о городской «модели» и ее вариантах, а также об эволюции этой модели с XVI по XVIII век.

Как городское учреждение, дисциплинарный дом был навеян работами гуманистов, таких как Хуан Луис Вивес (1526) и Дирк Корнхерт (1587)267267
  Vives 1526; Coornhert 1587.


[Закрыть], о роли гражданских властей в помощи бедным и бродягам и опеке над ними. Он располагался в самом сердце города, и его социальные функции были направлены на объединение различных групп людей без работы вокруг производственных инструментов, чтобы с помощью социальной политики бороться с угрозой дезинтеграции городского общества. Можно сравнить организацию этих заведений с Rasphuis и Spinhuis в Амстердаме. В городах XVI–XVIII веков их организация зиждется на трех эшелонах: государственная организующая власть, группа посредников, отвечающих за контроль, и директор. Что касается городских домов дисциплины, то здесь городские магистраты несут ответственность за строительство и назначение директора, оплачиваемого городом, который окружает себя десятью сотрудниками (портье, мастера и служащие), а также врач, хирург и местный священник элемозинарий268268
  Специальный священник, ответственный за распределение милостыни, этот чин (aumônier) постепенно исчезает со времен Французской революции (примеч. пер.).


[Закрыть]. В провинциальных же исправительных учреждениях в конце XVIII века это уже сами провинциальные государственные органы власти, объединяющие на уровне княжества представителей элит Старого режима, это они теперь организуют и контролируют функционирование учреждения через комитет уполномоченных комиссаров. Персонал здесь уже более многочисленный и более военизированный, применительно к доле осужденных среди заключенных.

Финансовое управление учреждений варьируется в зависимости от города или княжества. Идеальная модель предусматривала самофинансирование за счет труда заключенных. Ни в одном из изученных случаев эти учреждения не могли функционировать без ежегодных субсидий со стороны города или княжеств, к которым они относились. Режим содержания под стражей строго регламентирован в отношении питания и присмотра за узниками, особое внимание также уделяется физическому, религиозному и моральному здоровью заключенных.

Ил. 1. Население провинциальных исправительных домов (1773–1795) (среднее годовое). Источник: Uytterhoeven 1989. P. 163–170; Rombaut 1983

Подход, основанный на изучении населения, позволяет выявить общую структуру городских мест тюремного заключения. В отношении tuchthuizen (дисциплинарных домов) Антверпена и Брюсселя мало что известно о населении до XVIII века269269
  Lis, Soly 1996.


[Закрыть]. Зато имеются цифры для дисциплинарного дома в Генте и для двух домов в Брюгге (Rasphuis и Spinhuis). Данные по двум провинциальным исправительным учреждениям более точны. В первую очередь бросается в глаза изменение общих масштабов заключения. Если в домах дисциплины Гента, Брюгге, Антверпена или Брюсселя насчитывается около сотни мест, то в новых пространствах тюремного заключения конца XVIII века (в исправительных домах) количество заключенных варьируется около цифры 400. Так, в мужском доме города Брюгге (Rasphuis) в 1739 году было около двадцати мужчин, а в 1772 году их уже 90270270
  Mahy 1982. Р. 210.


[Закрыть]. То же самое в двух исправительных домах в XVIII веке, особенно после 1750 года.

Получается, что исправительные учреждения не сразу заменили городские дома дисциплины, но какое-то время сосуществовали с ними. Провинциальные исправительные дома полностью заполняются в 1770‐х и 1780‐х годах, затем их население снижается в 1790‐х годах, во время революционных волнений к концу Старого режима.

Заключенные под стражу становятся таковыми по решению властей в соответствии с двумя принципами: либо по запросам, поступающим от отдельных лиц, чаще всего семей, к городским властям (bottom-up: снизу вверх), либо через прямые указания политических или судебных властей (top-down: сверху вниз). Можно констатировать, что количество заключенных, содержащихся под стражей по просьбе частных лиц, в новых исправительных учреждениях постепенно снижается: идет переход от более чем 50% запросов в дисциплинарных домах Гента и Брюсселя в первые две трети XVIII века к меньшей цифре, до около 20–30%, в исправительных домах (correctiehuizen) Гента и Вильворде между 1772 и 1795 годами271271
  De Zutter 2007. Р. 164.


[Закрыть].

В действительности их население было гораздо более многочисленным, а прирост в основном связан с заключением в них девиантных личностей и злоумышленников по решению властей. Преобразование этих пространств позволяет увеличить улов девиантного населения, при этом полностью посвятив систему заключения под стражу запросам от частных лиц. Другими словами, в 1770‐х годах процесс «дисциплинаризации» снизу сопровождается процессом «дисциплинаризации» сверху. Новые исправительные дома позволют властям сажать в тюрьму больше осужденных. Эти новые пространства тюремного заключения сочетают в себе традиционные дисциплинарные ограничения свободы и новые формы заточения под стражу.

Распределение заключенных в зависимости от их пола также дает информацию об эволюции практик тюремного заключения. Снижение количества женщин, содержащихся в новых исправительных домах, связано с заметным увеличением числа лиц, осужденных судами, в основном мужчин. Что же касается распределения по возрасту, то разрозненные данные, собранные для различных институций272272
  De Zutter 2007. Р. 169.


[Закрыть], выявляют два феномена. Во-первых, в домах дисциплины очень велико присутствие молодежи273273
  Lis, Soly 2001.


[Закрыть]. Половина задержанных моложе 20 лет, а треть – от 20 до 30 лет. Там, где, согласно данным, имеет место разделение по полу, заключенные мужчины оказываются моложе (60% из них менее 20 лет), в то время как многим женщинам уже от 20 до 30 лет (40%). В исправительных же учреждениях зато средний возраст заключенных увеличивается, доминирующей категорией становится возраст от 20 до 30 лет, а средний возраст мужчин, как правило, приравнивается к возрасту женщин. Это еще раз указывает на то, что судебные репрессии в основном нацелены на взрослых мужчин (в возрасте от 20 до 39 лет) и вызывают старение населения узников из‐за более длительных сроков заключения, чем в домах tuchthuizen. Следует также отметить, что как в домах дисциплины, так и в исправительных учреждениях большинство заключенных как мужчин, так и женщин происходят из текстильного и сельскохозяйственного секторов, то есть тех, которые доминировали и затем находились в кризисном состоянии274274
  De Zutter 2007. Р. 175.


[Закрыть] в двух провинциях Фландрии и Брабанта в XVIII веке.

Официальные причины тюремного заключения сложны. Тем не менее сравнение четырех домов дисциплины и двух исправительных домов позволяет выявить основные формы поведения, на которые направлено заключение под стражу. Случаи Брюгге и Брюсселя подтверждают, таким образом, два классических вывода о гендерном разделении среди девиантных форм поведения, ведущих к лишению свободы275275
  Ibid, tab. 36 p. 178 et 38 p. 184.


[Закрыть]. Первой причиной задержания среди мужчин были кражи, а среди женщин – сексуальные преступления, в качестве следующих причин затем добавятся общественные беспорядки, дезертирство и отказ от работы. Как показал Спиренбург, говоря о городах Республики Соединенных провинций, или северной Германии, несмотря на то что дома дисциплины были учреждены городскими властями, не руководствуясь уголовной логикой (не преследуя цель покарать преступников. – Примеч. пер.), они, однако, функционировали затем как учреждения в распоряжении правосудия для наказания других правонарушений276276
  Ibid. Р. 185; Spierenburg 1991.


[Закрыть]. Возведение исправительных учреждений в Генте и Вильворде не меняет распределения заключенных по гендерному типу. Нарушения морального порядка (сексуальные девиантности, проституция) участились, так же как и содержание в тюрьме бродяг277277
  Изгнанные из города за свои преступления личности иногда становились бродягами за пределами городских стен. Если же они возвращались в город (в поисках пропитания, например), то такое поведение расценивалось как прерывание ими изгнания (то есть предписанной им меры наказания) и как непослушание, за что им грозило уже тюремное заключение в виде следующей меры наказания (примеч. пер.).


[Закрыть]. Появляются также заключения в тюрьму политических оппонентов в рамках беспорядков в конце Старого режима (Брабантская революция 1787–1789 годов, Французская революция 1789–1795 годов).