Текст книги "Психология – наука будущего. Материалы VI Международной конференции молодых ученых. 19-20 ноября 2015 г., Москва"

Е. В. Каменецкая, Т. А. Ребеко (Москва)
Репрезентация телесного Я при нарушении пищевого поведения[21]21
  Работа выполнена при финансовой поддержке РНФ, проект № 14-28-00087.


[Закрыть]

В статье исследуется взаимосвязь между нарушением пищевого поведения (НПП) по типу переедания и когнитивно-личностными переменными. Приводятся результаты исследования женщин с помощью методик, позволяющих оценить взаимосвязь между нарушением пищевого поведения (по типу переедание), ПЗ/ПНЗ, отношением к своему телу и агрессивностью.

Биологические потребности с учетом индивидуального опыта и конкретных условий относятся к физиологическим потребностям. Именно к их числу относятся привычки, сформированные в процессе онтогенеза, стереотипные действия очень высокой степени прочности и автоматизации (Шостак, Лытаев, 1999). Пищевые привычки определяются традициями семьи и общества, религиозными представлениями, жизненным опытом, советами врачей, модой, экономическими и личностными причинами.

Под пищевым поведением понимается ценностное отношение человека к пище и к ее приему, стереотип питания в различных условиях, поведение, ориентированное на образ собственного тела, деятельность по формированию этого образа.

Пищевое поведение человека направлено на удовлетворение не только биологических и физиологических, но также психологических и социальных потребностей, таких как разрядка психоэмоционального напряжения; чувственное наслаждение, выступающее как самоцель; общение, когда еда связана с пребыванием в коллективе; поддержание определенных ритуалов или привычек (религиозные, национальные, семейные традиции); компенсация неудовлетворенных потребностей (потребность в общении, родительской заботе и т. д.); награда или поощрение за счет вкусовых качеств пищи; удовлетворение эстетической потребности (Савенков, 1985).

Стиль питания отражает эмоциональные потребности и душевное состояние человека. Ребенок впервые испытывает избавление от телесного дискомфорта во время грудного кормления; таким образом, удовлетворение голода обретает крепкую связь с ощущением комфорта и защищенности. Для ребенка ситуация насыщения эквивалентна ситуации «меня любят»; фактически чувство защищенности, связанное с насыщением, основано на этом тождестве (оральная чувствительность) (Александер, 2002).

Любой человек в процессе формирования Эго испытывает гнев и агрессию. Агрессия – это нормальное аффективное состояние, направленное на фрустрирующий внешний объект.

Дж. Винер различает гнев и ярость. Гнев возникает, если фрустрированы желаемые цели (связанные с Эго). Ярость, в отличие от гнева, отщеплена от Эго и его защит. Ярость является результатом нарциссической раны. Ярость обходит Эго и идет прямо из Самости. Ярость угрожает самой сущности наших представлений о самих себе и связана с опытом аннигиляции (Wiener, 1998).

В эмоции ярости утрачивается связь с внешним миром и усиливается динамика самообвинения. Ребенок чувствует себя виноватым за переживание таких сильных и запрещенных эмоций. Нормальная эмоция гнева превращается в ненависть к себе и в самообвинение. И, как следствие, ребенок пытается искупить свои гневные эмоции путем формирования соответствующего комплекса поступков, призванных доказать всем, включая самого себя, что он действительно хороший и заслуживает любви, а еще, самое главное, что он не сердится. В последующем эта модель совладания с гневом, сформированная в детстве, переносится во взрослую жизнь.

Расстройства пищевого поведения – это комплексы симптомов, которые возникают из-за длительного воздействия поведенческих, эмоциональных, психологических, межличностных и социальных факторов (Вознесенская 1990; Вахмистров 2001; Минабутдинов 1996; Гаврилов 1998). В научной литературе обсуждаются разные гипотезы, объясняющие НПП. Например, имеются неоспоримые данные о том, что люди с нарушением пищевого поведения часто используют еду и контроль над едой как попытку компенсировать неосознаваемые негативные чувства и эмоции, как способ восстановить контакт со своей самостью.

В некотором роде, диеты, переедание и очищение могут использоваться либо как способ справиться с тяжелыми чувствами, либо как способ чувствовать контроль над собственной жизнью. Но, в конечном счете, такое поведение вредит эмоциональному и физическому здоровью человека, снижает его самоуважение и заменяет истинное чувство компетентности и способности самоконтроля (Аныкина, Ребеко, 2009).

Мы полагаем, что подавленная ярость (агрессия) может являться одной из причин нарушений пищевого поведения.

Наша теоретическая гипотеза состоит в предположении взаимосвязи между особенностями выражения агрессии, когнитивным стилем (ПЗ/ПНЗ) и репрезентацией своего тела.

Эмпирическая гипотеза исследования: хронически переедающие женщины имеют фиксированный ПЗ или ПНЗ когнитивный стиль, не могут конструктивно выражать свою агрессию и не имеют дифференцированной репрезентации своего телесного образа.

Наша задача состояла в том, чтобы найти операциональный инструмент, позволяющий оценить всю совокупность переменных – личностных и когнитивных, – участвующих в патогенезе НПП.

Целью настоящего исследования является изучение ПЗ/ПНЗ, агрессии и отношения к собственному телу у женщин с проблемами НПП (по типу переедания). Полученные результаты могут использоваться в психокоррекционной работе и в программах помощи женщинам, озабоченным снижением веса.

Объектом настоящего исследования являются женщины с избыточным весом, не страдающие органическими заболеваниями (не имеющие диагнозы, связанные с НПП), а также женщины с нормальной массой тела, обеспокоенные по поводу лишних килограммов.

Предметом исследования являются личностные особенности и психологические корреляты ПЗ/ПНЗ у женщин с проблемами переедания.

Участники исследования: 75 женщин, которые, по результатам предварительного опроса, высказывали недовольство по поводу собственного веса и систематически занимались его коррекцией.

В исследовании использовались следующие методики:

1. Опросник: «Мысли и паттерны поведения» для лиц, страдающих лишним весом.

2. Методика «Включенные фигуры» (Witkin, Oltman, Raskin, Karp, 1971), представляющая разновидность перцептивных тестов.

3. Опросник «Диагностика телесного Я».

4. Я-структурный тест Г. Аммона (ISTA).

В соответствии с целью исследования мы использовали только некоторые из шкал опросников.

Исследования проводились индивидуально. Полученные данные обрабатывались с помощью программы Statictica, версия 8.0.

Выводы. Мы выявили закономерности связей между стилевыми характеристиками, разными видами агрессии и репрезентацией тела в зависимости от параметра «Переедание».

Обобщая полученные результаты, можно сказать, что переедание сопряжено с недифференцированностью как разных видов агрессии, так и репрезентаций тела (Сам – Другой). Этот факт позволяет рассматривать переедание как личностную защиту, при которой происходит регресс в ранее инфантильное состояние. Тогда утрачивается различие между Я и Другой, между конструктивным способом преодоления фрустраций и яростью.

Литература

Аммон Г. Динамическая психиатрия. СПб., 1995.

Аныкина А. В., Ребеко Т. А. Адаптация на русскоязычной выборке опросника «Мысли и паттерны поведения» М. Купер, Г. Тодда, Р. Вулрича // Психологический журнал. 2009. Т. 30. № 1. С. 106–118.

Вахмистров А. В., Вознесенская Т. Г., Посохов С. И. Клиникопсихологический анализ нарушений пищевого поведения при ожирении // Журнал Института неврологии и психиатрии им. С. С. Корсакова. 2001. № 12. С. 19–24.

Каменецкая Е. В., Ребеко Т. А. Телесный образ Я у лиц с нарушением пищевого поведения // Вестник Костромского университета. 2014. № 4.

Холодная М. А. Когнитивные стили: О природе индивидуального ума:. Учеб. пособ. М.: Пер Сэ, 2002.

В. В. Кикилашвили (Магнитогорск)
Исследование взаимоотношений родителей и подростков

Одна из основных проблем, возникающая у подростков, – это проблема взаимоотношений с родителями. Даже в самых благополучных семьях в этот возрастной период возникают определенные сложности.

Многие ученые отечественной и зарубежной психологии обращались к данной теме исследования, среди них А. Адлер, А. Болдуин, Д. Баумринд, А. Я. Варга, А. И. Захаров, Ю. Гиппенрейтер, В. И. Гарбузов, А. С. Спиваковская, В. В. Столин, Р. Снайдер, Э. Г. Эйдемиллер и др.

Впервые проблемы родительского воспитания были исследованы А. Адлером, который описывал неблагоприятные ситуации детства, связанные с родительским воспитанием.

Д. Баумринд выделила четыре параметра изменения родительского поведения: 1) родительский контроль; 2) родительские требования, побуждающие к развитию у детей зрелости; 3) способы общения с детьми в ходе воспитательных воздействий: убеждения, обоснования и готовность выслушать аргументацию детей; 4) эмоциональная поддержка – выражение сочувствия, любви теплых отношений (Либин,1999).

А. Я. Варга и В. В. Столин рассматривают четыре типа родительского отношения: принимающе-авторитарный; отвергающий с элементами инфантилизации и социальной инвалидизации; симбиотический и симбиотическо-авторитарный (Захаров, 2009).

В рамках данной проблемы нами было проведено эмпирическое исследование, направленное на изучение взаимоотношений родителей и подростков.

В качестве гипотез были выдвинуты следующие положения: 1) отношения отца с подростком строятся на принципах равенства и партнерства, а матери на основе требовательности и контроля; 2) подросток оценивает свои отношения с отцом как отношения сотрудничества, в то время как отношение матери воспринимается как контролирующее, которое проявляется в опеке, ограничениях; 3) существует связь между отношением требовательности родителя и личностными особенностями подростка.

Выборку исследования составили 90 чел. (30 матерей, 30 отцов и 30 подростков). Матери – в возрастном диапазоне от 30 до 35 лет, отцы – от 38 до 48 лет, подростки – от 12 до 14 лет.

Методики исследования: опросник «Взаимодействие родитель – ребенок» (И. М. Марковская) (взрослый вариант), опросник «Взаимодействие родитель– ребенок» (подростковый вариант), опросник «Значимость другого человека» (В. Н. Куницына), опросник «Подростки о родителях» (Л. И. Вассерман, И. А. Горьковая, Е. Е. Ромицына), опросник «Стиль родительского воспитания» (Э. Г. Эйдемиллер и В. В Юстицкис), 16-факторный опросник Р. Кеттелла, тест-опросник Р. Кеттелла для подростков (методика 14 PF).

Для статистического анализа результатов исследования применялся пакет статистических программ Excel 2007, SPSS 22. Были использованы методы, позволяющие вычислить меры общей статистики, непараметрический метод, используемый для сравнения двух выборок (U-критерий Манна – Уитни), выполнить корреляционный анализ (ранговая корреляция Спирмена).

Согласно полученным данным, матери оказывают определенное давление на ребенка, ожидают от детей высокого уровня ответственности, они очень требовательны по отношению к своему ребенку. Также выражено контролирующее поведение по отношению к ребенку, что может проявляться в опеке, навязчивости, ограничениях. Характер взаимодействия между матерью и ребенком отражается в различиях разногласий на воспитательную ситуацию в семье.

Воспитательная стратегия матери в глазах ребенка выглядит следующим образом: мать видится ему требовательной, ожидающей от него высокого уровня ответственности. Представления матери о себе как о последовательной и постоянной в своих требованиях, в применении наказаний и поощрений, оценивающей свои отношения с ребенком как отношения сотрудничества, в которых учитываются интересы, права и обязанности, не совпадают с мнением ребенка.

Описывая директивность своих матерей, подростки отмечают жесткий контроль с их стороны, тенденцию к легкому применению своей власти, основанной на амбициях и неприветствии при этом выражения собственного мнения. У отцов же доминирует уверенность в себе и отсутствие жесткости, авторитарности в отношениях с ребенком, что исключает воспитание посредством силового давления.

Подросток оценивает свои отношения с отцом как отношения сотрудничества, что позволяет предположить включенность подростка во взаимодействие с отцом, признание отцом прав и достоинств ребенка. Отношения между отцом и подростком строятся на принципах равенства и партнерства. Отец является авторитетным взрослым для подростка, отношения с отцом полностью удовлетворяют подростка. Представления отца о себе как о последовательном и постоянном в своих требованиях, в своем отношении, в применении наказаний и поощрений, оценивающим свои отношения с подростком как отношения сотрудничества, в которых учитывались бы интересы, права и обязанности, совпадают с мнением ребенка.

При психологическом принятии родителями ребенка у отцов, по сравнению с матерями, доминирует отсутствие тенденции к лидерству, поскольку они стремятся достичь расположения и почитания их авторитета, не прибегая к силе, в отличие от матерей, которые в исключительных случаях позволяют себе авторитаризм в межличностных отношениях «ради блага» ребенка.

Матери крайне непоследовательны в проведении своих воспитательных мероприятий. Под непоследовательностью воспитательной практики со стороны матери подростки понимают резкую смену стиля воспитания от очень строгого к либеральному.

Также в нашем исследовании была рассмотрена значимость матери и сверстника. Для большинства подростков мать оказывается более значима в следующих категориях: «является для меня образцом, примером для подражания, люблю, чувствую близость, обеспечивает мое благополучие, чувствую от нее свою зависимость, влияет на мои решения и поведение, ее советам всегда следую». Многие подростки отмечали, что именно мать временами сильно давит на них. В то же время сверстник более значим в связи с тем, что всегда защищает и поддерживает, а также понимает, и ему всегда можно полностью довериться. Разной оказалась оценка влияния на нежелаемое поведение испытуемых: так, в основном подростки считают, что именно под влиянием матери часто делают то, что не собирались. Таким образом, подросток отражает неуверенность, подчинение, зависимость от матери («Временами сильно давит на меня; под ее влиянием делаю то, что не собирался делать; обеспечивает мое благополучие»).

Сравнение стилей семейного воспитания матери и отца показало, что матери придерживаются таких стилей семейного воспитания, как гиперпротекция, чрезмерность требований-запретов, отцы, в свою очередь, стремятся к максимальному и некритическому удовлетворению любых потребностей ребенка, придерживаясь стилей семейного воспитания потворствование и недостаточность требований-запретов.

В целях более детального изучения заявленной нами проблемы, нами получены данные о личностных особенностях матерей, отцов и подростков.

По результатам исследования личностных черт, у матерей проявляются такие личностные качества, как несентиментальность, самоуверенность, иногда некоторая жесткость по отношению к окружающим, у отцов же проявляется склонность к сочувствию и пониманию других людей. Для матерей характерна внутренняя тревожность, обеспокоенность, сильное чувство долга, скрупулезность, суетливость, характерны симптомы страха. Отцы беспечны, самоуверенны, спокойны, нечувствительны к одобрению или порицанию окружающих.

В свою очередь, подростки сдержанны, обособленны, чувствительны, эмоционально менее устойчивы. Легко расстраиваются. Изменчивы в поведении, в эмоциях. Избегают требований окружающей действительности. Раздражительны, эмоционально возбудимы. Активно реагируют на удовлетворение или неудовлетворение своих потребностей. Требуют немедленного решения проблем, удовлетворения потребностей. В поведении уступчивы, навязчивы. Неустойчивости в достижении цели. Избегают правил, мало чувствуют обязанности.

Был проведен корреляционный анализ между взаимоотношением родителей и личностными особенностями подростков. Существует взаимосвязь между отношением требовательности родителей и личностными особенностями подростков. Требовательность матери связана с такими личностными чертами подростка, как эмоциональная устойчивость, проявляющаяся в спокойствии, выдержанности и эмоциональной чувствительности, которая проявляется в сочувствие и сопереживание другим, уверенности в себе, отсутствие раскаяния и чувства вины.

В свою очередь, требовательность отца связана с такой личностной чертой подростка, как доминирование, проявляющееся в склонности к самоутверждению по отношению к другим, руководстве ими, отстаивании своих взглядов, установок, ожидании самостоятельности от других.

Таким образом, проведенное нами исследование позволило установить характер взаимоотношений подростков и их родителей, а также личностные особенности и стили семейного воспитания.

В дальнейшем представляется актуальным исследование половых различий в отношении подростков к родителям.

Литература

Захарова Г. И. Психология семейных отношений. Челябинск: ЮУрГУ, 2009. Либин А. В. Системная психотерапия Д. Баумринда. СПб.: Питер, 1999.

Ю. Д. Киреева (Москва)
Сравнение роли хронологического и субъективного возраста в восприятии временной перспективы и качества жизни

Проблеме восприятия своего возраста самим человеком посвящен целый ряд современных исследований. Исследования показали, что оценка возраста человеком далеко не всегда соответствует его биологическому возрасту. Восприятие собственного возраста определяется как субъективный возраст.

Р. Кастенбаумом (Kastenbaum) с коллегами была предложена модель субъективного возраста «Age-of-Me» как многомерного, состоящего из различных «внутренних возрастов», т. е. они предлагали субъективно оценивать возраст по 4 параметрам: эмоциональный (feel-age); биологический возраст (look-age); социальный возраст (do-age); интеллектуальный возраст (interest-age), или на сколько лет индивиды воспринимают себя: чувствуют, выглядят, действуют, и какому возрасту соответствуют их интересы (Montepare, 2009).

Первоначально исследования фокусировались исключительно на пожилых людях, и предполагалось, что их более молодая идентичность просто отражает протест негативным представлениям, связанными со старением. Однако была показана универсальность модели идеальный возраст<субъективный возраст<хронологический возраст в 18 культурно разнообразных странах (Barak, 2009). Исследования подростков выявили тенденцию завышать свой возраст примерно до 23 лет, при этом пик этого завышения приходится на 18 лет. Также было показано, что субъективный возраст человека тесно связан с его физическим и психологическим здоровьем, удовлетворенностью жизнью, временной перспективой и индивидуально-психологической организацией.

Дж. М. Монтепар (Montepare) предложила структуру, которая отражает изменения в субъективном возрасте индивидов. Главный принцип этой структуры заключается в том, что субъективный возраст формируется из процесса закрепления и корректировки своего возраста по отношению к отдаленным стабильным (якорным) и ближайшим лабильным (проксимальным) ориентирам возраста. Ближайшие ориентиры определяются как изменяющиеся возрастные показатели, состоящие из исторических (знаменательные даты), физических (связанных со здоровьем), нормативных или межличностных (взаимоотношения с людьми разных возрастов) событий, которые делают возраст заметным. Отдаленные ориентиры характеризуются как относительно стабильные персональные модели развития, состоящие из объединенного ряда показателей прошлого, настоящего и будущего, через которые индивидуумы оценивают себя и свой возраст. Предлагаемая структура постулирует, что, индивидуумы обращаются к этим моделям для идентификации своего возраста в отсутствии других (ближайших) показателей (Montepare, 2009).

Таким образом, субъективный возраст проявляется как особый конструкт, имеющий значение на протяжении всей жизни, и, возможно, играющий большую роль для возрастной идентичности личности, чем хронологический возраст.

Цель данной работы – проанализировать взаимосвязь субъективного возраста и его компонентов с временной перспективой и качеством жизни, в сравнении с взаимосвязями хронологического возраста с данными характеристиками.

Гипотеза заключалась в том, что компоненты субъективного возраста в большей степени, чем хронологический возраст, взаимосвязаны с факторами временной перспективы, физическими и психологическими компонентами здоровья в разных возрастных группах.

Были использованы следующие методики: 1) тест на определение субъективного возраста, модифицированный вариант опросника «Age-of-Me» (Barak, 2009), содержит 4 компонента: биологический, эмоциональный, социальный и интеллектуальный возраста; 2) адаптированный опросник Ф. Зимбардо по временной перспективе (Сырцова и др., 2008), имеет пять факторов: Негативное и Позитивное прошлое, Гедонистическое и Фаталистическое настоящее, Будущее; 3) опросник SF-36 – методика оценки качества жизни (Гуревич, Фабрикант, 2008); 4) анкета с вопросами общего характера.

В исследовании принял участие 301 чел. в возрасте от 20 до 70 лет, из них 104 мужчины и 197 женщин. Все участники были разделены на три возрастные группы: 1) от 20 до 30 лет – 41 чел. (19 мужчин и 22 женщины, Мed= 23, Min= 20, Max=30); 2) от 40 до 50 лет – 137 чел. (44 мужчины и 93 женщины, Мed=45, Min=40, Max=50); 3) от 60 до 70 лет – 123 чел. (41 мужчина и 82 женщины, Мed=65, Min=60; Max=70).

Использовались методы статистической обработки и анализа данных (описательная статистика, корреляционный анализ, сравнительный анализ) с помощью программы STATISTICA 8.0.

Результаты показали, что чем старше человек, тем в большей степени он занижает свой субъективный возраст. Так, если субъективный возраст 20–30-летних практически соответствует хронологическому, то к 60–70 годам субъективная оценка своего возраста в среднем отстает на 10–11 лет от реального (Сергиенко, Киреева, 2015).

Корреляционный анализ переменных субъективного и хронологического возрастов с факторами временной перспективы показал: отсутствие каких-либо взаимосвязей в возрастной группе 20–30 лет; отрицательную взаимосвязь всех компонентов субъективного возраста с направленностью на Гедонистическое настоящее в возрастной группе 40–50 лет; аналогичную, а также положительную взаимосвязь всех компонентов субъективного возраста с фактором Негативное прошлое в возрастной группе 60–70 лет. Получается, что чем старше люди себя оценивают, тем сложнее им получать удовольствие от настоящего. Наличие же положительного прошлого опыта в возрасте 60–70 лет способствует снижению самооценки возраста.

В возрастной группе 20–30 лет показаны положительные связи хронологического и субъективного возрастов с уровнем образования, а также компонентов субъективного возраста с частотой курения. Так, чем младше человек и/или чем младше он себя оценивает, тем ниже его уровень образования, также чем моложе человек себя воспринимает, тем больше он курит.

При рассмотрении физических и психических компонентов здоровья было обнаружено множество взаимосвязей с компонентами субъективного возраста, при этом количество связей увеличивается с возрастом. Так, люди в возрасте 60–70 и 40–50 лет при проблемах со здоровьем в основном чувствуют себя старше и ближе к своему хронологическому возрасту, тогда как молодые люди, если состояние здоровья ограничивает их жизнь, наоборот, оценивают себя младше. Отрицательная взаимосвязь хронологического возраста и общего состояния здоровья показана в возрастной группе 40–50 лет, т. е. чем старше люди в этой возрастной группе, тем ниже они оценивают свое состояние здоровья.

В возрастной группе 20–30 лет показаны значимые различия в хронологическом и субъективном возрастах между еще получающими образование и уже работающими и между имеющими и еще не имеющими семью. Аналогичные различия обнаруживаются в возрастной группе 60–70 лет между еще работающими и уже вышедшими на пенсию. Также в этих двух возрастных группах есть различия в компонентах субъективного возраста между довольными и недовольными своим материальным положениям. В возрастной группе 40–50 лет по хронологическому возрасту различаются имеющие и еще не имеющие внуков, а по компонентам субъективного возраста работающие и неработающие по разным причинам люди, а также имеющие и не имеющие к этому возрасту детей. Данные различия показывают, что хронологический возраст сам выступает предиктором субъективного. Человек, вышедший на пенсию или закончивший учебу в силу возрасту, начинает оценивать себя по-другому.

Таким образом, можно заключить, что отношение к временной перспективе, т. е. к своему прошлому, настоящему и будущему, оценка собственного физического и психического здоровья в большей степени связаны с самооценкой возраста и его аспектов: биологического, эмоционального, социального и интеллектуального. Хронологический возраст больше связан с так называемыми нормативными событиями: окончание учебы, женитьба, уход с работы на пенсию. Некоторые из этих событий происходят как раз из-за наступления определенного возраста и часто влекут за собой переоценку многих жизненных ценностей и ориентиров.

Литература

Гуревич К. Г., Фабрикант Е. Г. Методические рекомендации по организации программ профилактики хронических неинфекционных заболеваний // ГОУ ВПО Московский государственный медико-стоматологический университет, 2008. URL: http://bonoesse.ru/blizzard/RPP/M/ ORGZDRAV/Orgproga/p1.html.

Сергиенко Е. А., Киреева Ю. Д. Индивидуальные варианты субъективного возраста и их взаимосвязи с факторами временной перспективы и качеством здоровья // Психологический журнал. 2015. № 3. С. 39–51.

Сырцова А., Соколова Е. Т., Митина О. В. Адаптация опросника по временной перспективе Ф. Зимбардо на русскоязычной выборке // Психологический журнал. 2008. № 3. С. 101–109.

Barak B. Age identity: A cross-cultural global approach // International Journal of Behavioral Development. 2009. V. 33. № 1. P. 2–11.

Montepare Joann M. Subjective age: Toward a guiding lifespan framework // International Journal of Behavioral Development, 2009. V. 33 № 1. P. 42–46.