Текст книги "Герои и битвы. Военно-историческая хрестоматия. История подвигов, побед и поражений"

Победа при Гастингсе решила судьбу Англии. Вильгельм подошел к столице, окружил ее со всех сторон и грозил заморить голодом. Избранный королем вместо Гарольда, его племянник, еще совсем юный и беспечный как ребенок, первый заговорил о сдаче Лондона. Он сам явился в лагерь нормандцев и принял присягу на верность Вильгельму. У ворот столицы знатнейшие граждане ожидали победителя. Они поднесли ему городские ключи, представили заложников и поклялись в верности. В угрюмом молчании смотрел народ на торжественное шествие врагов; горе и злоба душили его, но он не смел это высказывать, у него не оставалось сил сопротивляться чужеземцам, и он должен был спокойно смотреть, как наследник храброго Гарольда склонял голову перед убийцей.

В день Рождества Христова Вильгельм короновался короной Англии и в скором времени стал выступать против английских законов и обычаев этой страны. Корыстолюбивые победители требовали наград за свое участие в завоевании Англии: они отнимали силой имущество англосаксов, павших в бою при Гастингсе, забирали в лондонских лавках лучшие товары, перепродавали людей, как рабочую скотину: человек шел за 40 копеек, за 70 копеек в год, ремесленники и особенно оружейники – немного дороже. Королю достались в наследство от прежних королей Англии целые груды золота, полторы тысячи зáмков и почти все главные города государства. Теперь он стал самым богатым и сильным из всех государей Европы. Вильгельм разделил всю Англию, кроме своего удела, на 700 больших и 60 тысяч малых участков, которые отдал нормандским баронам и простым воинам, обязав их нести за это военную службу и вносить денежную подать. Эта раздача земель положила начало нынешней богатой и гордой английской знати, но в то время еще покорной своему королю – завоевателю.

Первое время владычества нормандцев английский народ молча страдал, так как не нашлось человека, способного вести его на смертный бой. Но вот забегали гонцы с одного конца Англии на другой. И в хижине бедного пастуха и в замке владельца первое место уступали гонцу, ему давали лучший кусок, наливали большую кружку пива, и когда он передавал добрые вести, что там-то или там-то собираются борцы, то слушатели восторженно хватались за мечи и сами клялись умереть за родину. Скоро все узнали, что Эдвин Моркар и другие сподвижники саксонских королей подняли толпы смельчаков и, укрывшись с ними в непреступных трущобах, кружились, как шмели, вокруг войска. Они быстро нападали, неожиданно, отрезали небольшие отряды, истребляли врагов в одиночку, а в случае появления больших сил, они исчезали бесследно, как будто проваливались сквозь землю. Это было не войско, а целый народ, с отчаянием и ненавистью искавший случаи хоть чем-нибудь отомстить ненавистным чужеземцам.

Близ Кембриджа, на лесистом островке, собралось несколько отрядов из самых отважных бойцов. Они выкопали ров, насыпали валы и из этого укрепления ежедневно делали вылазки на зáмки соседних нормандцев. Дошло до того, что владельцы стали пленниками в своих собственных зáмках: они не смели выехать даже на охоту. Тех, кто решался на это, беспощадно убивали, или они попадали в плен, откуда их выкупали за очень большие деньги. На сто миль кругом страна трепетала, отважные предводители: Гируард, Моркар и Эдвин устраивали набеги, побивали королевские войска. Каждая победа умножала запасы их оружия и продовольствия. Отягощенные добычей, они возвращались в свое укрепление и наполняли склады на случай осады. Король Вильгельм выступил против них во главе своих войск. По мере того, как он подходил, дороги становились непроходимые, болота – более топкими, на каждом шагу попадались засеки. Тяжелые всадники погружались в трясину, отряд должен был останавливаться и вытаскивать их поодиночке. Как только король обложил укрепление, тотчас приказал насыпать гати, но беспрестанные вылазки мешали работе. Тогда Вильгельм велел выставить впереди рабочих старую и безобразную старуху, которая кривлялась, размахивала руками и напускала волшебные чары на лагерь англосаксов. Те испугались и уже думали, что их дело пропало, но Гируард сделал вылазку, и в лесном пожаре сгорели не только старуха, но и многие рабочие и воины.

После шести месяцев осады работы нормандцев мало продвинулись вперед, но и у осажденных продовольствие было уже на исходе, это их и погубило. Между саксами нашлись изменники, которые, пробравшись в лагерь короля, вызвались указать скрытую тропинку, за эту услугу они требовали, чтобы им оставили все прихваченное богатство и позволили бы спокойно дожить в каком-нибудь монастыре. Хотя все это и было обещано, но осталось неисполненным: взявши укрепление, нормандцы ограбили его дочиста и перебили всех обессиленных защитников. Один Гируард с горстью земляков успел пробиться в свой замок, где он долго еще оставался страшен для своих заклятых врагов – нормандцев. Все недовольные и опальные находили у него в замке безопасный приют и вместе с ним нападали на проезжих путях, душили на ночлегах, на охоте – в лесах и полях. Это были последние попытки англосаксов возвратить прежнюю свободу. Власть нормандцев утвердилась навсегда.

Однако могущественный и богатый король Англии был несчастлив в семейных делах и закончил свою жизнь очень печально. Он жил то в Англии, то в Нормандии, где находилась его жена Матильда. Их взрослый старший сын, Роберт, потребовал у отца свое наследство – Нормандию, и когда получил отказ, поднял на него оружие. Отец и сын сошлись на поле битвы к лицу и узнали друг друга. Вильгельм проклял сына. Болезненная и удрученная горем Матильда узнала об этом и вскоре скончалась. Это было единственное существо, которому покорился гордый и самонадеянный король. После смерти королевы остался ковер ее работы, длиной в 50 аршин. Она вышила шелками не только все подвиги своего мужа, заканчивая битвой при Гастингсе, но и разные случаи из его детства. По этим вышивкам можно судить об одежде, вооружении и обычаях той далекой эпохи.

В последний год своей жизни Вильгельм поссорился с французским королем за то, что тот обозвал его «толстяком», между ними началась война. Нормандцы ворвались в небольшой городок Мант и, по обычаю того сурового времени, сейчас же его подожгли. На одной из городских улиц лошадь Вильгельма обожгла ноги и упала на кучу горящих обломков. Король ударился животом о переднюю луку и с трудом поднялся. Уже совсем больного его отвезли в Руан, и здесь на руках монахов он умер 8 сентября 1088 года. В своем предсмертном завещании король поделил владения между сыновьями и приказал отпустить всех пленных на свободу. Пожертвовал большие суммы денег на церкви и монастыри: на церковь Св. Марии, сгоревшую в городе Манте вместе с двумя монахинями, король назначил особый вклад, так как считал свою смерть Божьим наказанием за попущение этого тяжелого греха.

Проповедь Петра Пустынника

Народы Запада, принимая Христова учение, мысленно обращали свои взоры к Востоку, к местам, освященным стопами Спасителя. Из Галлии, Германии, Италии, Испании и других стран христианского мира шли тысячи богомольцев поклониться Святому гробу. Эти путешествия не прекращались даже и во время переселения народов. Бедный странник с посохом шел по полям, где происходили жестокие побоища, и никто его не трогал.

Обычный путь латинских христиан был таков: они шли на Цареград, переправлялись морем в Сирию и достигали сухопутьем Иерусалима. Здесь, пробыв несколько дней в посте и молитве, приближались к гробу Господню и омывали слезами Голгофу. Более благочестивые обходили после этого все окрестные места: поднимались на Сион, спускались в Иосафатову долину, ходили в Вифлеем и посещали гору Фавор, отсюда отправлялись к Иордану, чтобы омыть свои грехи в водах этой священной реки. В Иерихоне богомольцы собирали масленичные и пальмовые ветви, которые несли на родину, а некоторые не довольствовались и этим: через пустыни Сирии они ходили к горам Синаю и Хореву, на обратном пути посещали берега реки Евфрата, где вел счастливую пастушескую жизнь праотец еврейского народа – Авраам. Такие путешествия в то время были не особенно трудны: Святая Земля находилась еще под властью христианских государей, она цвела обилием и красотой, ее поля – хорошо возделаны, горы покрыты кедровыми лесами. Часто на пути попадались городки, деревеньки, монастыри; шла бойкая торговля между Цареградом и странами Востока. Но это продолжалось недолго: из пустынной Аравии явился новый завоеватель, о котором рассказано в статье «Завоевание арабов». Этот народ разрушил счастье христиан.

Им стало легче, когда калифом стал славный и мудрый правитель Гарун-аль-Рашид. Он вошел в дружбу с Карлом Великим, писал ему письма и посылал подарки: благовонную мирру, шахматы, часы, слоновую кость, но самый главный и драгоценный подарок – это ключи от гроба Господня. Карл Великий устроил тогда убежище для богомольцев. Оно состояло, как тогда говорили, из 12 гостиниц, к которым принадлежали отдельные поля, виноградники и обширный сад в Иосафатовой долине. Близ Силоамской купели устроили особое кладбище для богомольцев, умиравших в Иерусалиме. Многие христиане стали теперь доживать свой век в стенах Святого города: они молились о себе, о своей далекой родине, читали священные книги, помогали делами милосердия странникам, ухаживали за больными, хоронили мертвых, показывали святые места, снабжали пищей и всем необходимым. Многие христиане отправлялись в Палестину и для торгового дела. Рядом с пилигримом шел купец. Он вывозил оттуда шелк и разные драгоценности, которые служили украшением христианских королей. Но каждый богомолец непременно приносил из Иерусалима святые мощи; он отдавал их в церковь или хранил в семье, таков был тогда обычай. Всякое преступление, самое тяжкое, даже братоубийство иступлялось путешествием в Святую землю. Виновный приговаривался или судом короля, или же более высшим судом святого отца; и он был обязан исполнить приговор. На богомольца, который благополучно вернулся из Святой земли, смотрели иначе: в нем видели святость. Часто его провожало и встречало духовенство, кропило святой водой его одежду, сумку и палку. Но между ними были и такие, которые ходили собственно для того, чтобы похвастаться своими приключениями, они рассказывали разные небылицы, смущали тем истинно верующих.

После смерти мудрого Гаруна, христиане недолго наслаждались миром. Арабы стали подозревать христиан Палестины в тайных сношениях и помощи грекам, с которыми они вели частые войны. В случае какой-либо неудачи, христиане Иерусалима и Сирии подвергались яростной мести арабов.

Когда греческий император Никифор Фока взял Антиохию, то иерусалимского патриарха осудили за сношение с греками: его сожгли на костре, в тоже время было сожжено несколько церквей. При султане Хакиме началось беспощадное истребление христиан, в них стали видеть самых заклятых врагов, которых не следует щадить. Появились мученики. Все церковные церемонии были строго запрещены; церкви превращены в конюшни, Храм Гроба Господня разрушен до основания. Несчастные христиане рассыпались по всему Востоку, весь христианский мир был глубоко опечален. Появились разные небесные явления, которые окончательно смутили умы. Все заговорили о конце мира, и всякому набожному человеку хотелось умереть в городе, где страдал и был распят сам Господь.

В XI столетии, чаще, чем прежде, совершались путешествия в Святую землю. Туда шли графы и князья, монахи и священники, епископы и даже короли. Такие знатные лица шли с большой свитой, которая возрастала в числе по мере приближения к святому городу. В 1064 году в одной толпе богомольцев, которую вел майнцский епископ, считали не менее семи тысяч человек, многие из них полегли дорогой в боях. Никогда еще стечение народа не было таким великим в Иерусалим, несмотря на жестокости магометан: все думали, что Вечный Судья явится именно теперь и в этот город. Толпы народа покрывали дороги, их грабили, убивали, а они все шли, да шли. У стен Иерусалима их ждали новые испытания: арабы, или как их называли, сарацины, требовали по червонцу с человека. У кого были деньги, те давали, а бедняки так и пропадали под стенами от голода, болезней, от непривычки к знойному климату Палестины. И те счастливцы, которые попадали в город, тоже терпели горе, часто находили там и смерть. Случалось, что во время божественной службы, когда христиане лежали в слезах пред алтарем, врывались в церковь буйные толпы. С криком бросались они на духовенство, били его палками, кидали священные сосуды, срывали иконы и топтали их ногами. Ни один большой праздник не обходился без побоища и осквернения христианской святыни. Богомольцы, возвращаясь в Европу, рассказывали про те мучения, которые они там вынесли. Многие христиане помышляли об освобождении Гроба Господня из рук неверных, но для этого нужно было действовать сообща, дружно бороться, а у христиан шли вечные споры. Короли спорили с вассалами и духовенством, вассалы жили не в ладах с городами, ссорились друг с другом и так без конца.

Торговые города Средиземного моря собрались как-то и выслали морскую силу против сарацин, но их никто не поддержал – дело ничем не кончилось. А между прочим, положение христиан еще более ухудшилось, когда Сирия и Палестина из-под власти арабов перешли во власть турок. Это бедное племя жило в палатках и переходило с места на место, кочуя около берегов Каспийского и Аральского морей. Турки питались молоком своих коз, дикими яблоками, грушами, кореньями и тем, что было под рукой. У них не было настоящего Отечества – жили там, где находили хорошие пастбища, где паслись их лошади и козы. Но в тоже время они были храбрыми, любили войну: падки к грабежу и хищничеству. Никто на Востоке не ездил так хорошо верхом, как турки, никто так хорошо не владел копьем и не стрелял из лука, как эти кочевники. Стрельба с лошади была их любимым занятием, причем они забрасывали свои пики за плечо.

В XI столетии турки приняли магометанскую веру и подобно арабам устремились на покорение мира. Воинственное племя без труда завоевало Малую Азию, Сирию и Палестину. Ни арабы, ни греки не могли сломить их дикого мужества. Каждый турок носил копье с надписью своего имени и клялся заставить уважать это копье, а предводитель посылал в орду только свой лук, и этого было достаточно, чтобы вся орда поднималась, как один человек. В бою они располагались по ордам и семействам. Наступали в беспорядке, толпами, без передовой и тыльной стражи. Всадники, действуя в одиночку, вызывали противника и начинали отдельные схватки. Потом схватывались кучками и, наконец, вся их армия бросалась на противника. Она – как морская волна – то набегала, то отливала, пока не кончится бой. От одного перса турки научились окапывать свои лагеря, но атаку и оборону укрепленных мест они долго не умели вести. Потом уже у них появились мечи, латы и разные приспособления в боевом порядке – в виде авангарда и резервных частей. Турки любили прибегать к засадам: притворно побегут, а засадные части перекроют дорогу. Когда неприятель обращался в бегство, они, как и арабы, следовали за ним по пятам, истребляли всех до последнего человека. В нравах турок замечалась хитрость, коварство, на их обещания нельзя было полагаться. И вот эти-то кочевники в самой грубой одежде, обернутые войлоком, на лошадках с деревянными стременами, с самым скудным вооружением, в течение каких-нибудь десяти лет стали господами, сделались хозяевами богатых стран, густонаселенных, знакомых с наукой, с искусством. В 1084 году они взяли даже Антиохию, богатейший город на Востоке, принадлежавший до сих пор грекам. Незнакомые с торговлей и земледелием, турки разрушали города и продолжали вести кочевую жизнь: жили в палатках, их кони и козы бродили между развалами. Но завещание Пророка они соблюдали свято и, наследуя земли арабов, унаследовали от них ненависть к иноверцам. И они считали бой за веру и смерть в бою – за лучшую дорогу к вечному спасению. По закону каждый турок должен был идти на войну, за исключением детей и безумных, даже старики, женщины, больные и слабые должны помогать в защите. Таковы были новые враги христиан, совсем дикие, склонные к насилию и к тому же страшно жадные. Все это скоро испытали на себе бедные богомольцы.

Однажды между простыми богомольцами появился человек, которого они стали замечать. Звали Петром Пустынником, родом француз, незнатного происхождения, но имел большой ум и теплую душу, отзывчивую к страданиям ближних. Напрасно он искал счастья в жизни, ему были немилы ни наука, ни семья, ни звание воина, ни духовный сан. И он ушел в пустыню, где вел жизнь строго подвижника. Он поступил так, как поступили тогда и многие другие, даже более богатые и знатные, также искавшие спасения души. Князья оставляли свои земли и шли в монастыри, чтобы быть ближе к Богу; монахи вовсе покидали монастыри, где шум мирской жизни казался им еще страшнее. Как и Петр Пустынник, они уходили от мира, пребывали в посте и молитве, пока их не осеняло благодатное просветление. И Петр Пустынник скоро почувствовал в себе силу к проповеди, к поучению народа. Когда он говорил, то его слова проникали в душу и приводили в трепет сердца. Бедный отшельник, без почтенного звания, без денег стал велик силой своего слова и делал то, что хотел. Его сердце обливалось кровью при виде жестокостей и насилий мусульман. Он кипел весь гневом, когда слышал рассказы о страданиях христиан или когда сам видел поругание христианской святыни. Он задумал об освобождении Гроба Господня и пошел к иерусалимскому патриарху. Это был белый как лунь старец, переживший много бед на своем веку. Между ними началась задушевная беседа. Когда Петр Пустынник со слезами и дрожащим голосом спросил: «Нельзя ли положить конец страданиям христиан?», то патриарх ответил: «Плач, печалься, сын мой; но не в твоей власти помочь нам. Разве ты не видишь, что Господь отвратил от нас свое милосердное око? Вся Азия в руках мусульман. На земле нет силы, которая вызвала бы нас из рук неверных».

– Но настанет же день, – сказал Пустынник, – когда Запад придет на помощь Святому граду?

– Да, ты прав, сын мой: это будет тогда, когда мера наших страданий переполнится, и Господь коснется своей десницей сердца князей и пошлет их сюда.

Продолжительная и задушевная беседа наполнила их сердца надеждой. Пустынник поклялся поднять народы Запада на освобождение Иерусалима, а патриарх написал письмо в Рим, к Папе и к сильным государям.

После этого Петр Пустынник со всем жаром своей души стал готовиться у Гроба Спасителя и слышал небесный голос: «Петр! Восстань, иди на Запад и возвести о нуждах моего народа! Настала пора избавления». Эти слова часто отзывались в душе Пустынника. Он не в силах был превозмочь себя больше, забрал письма от патриарха, сел на первый корабль и отплыл в Италию. Здесь он бросился к ногам святейшего отца и рассказал ему все, что видел, и все, что с ним случилось.

Римские Папы того времени, будучи владетельными государями, имели, кроме того, большую власть во всех мирских и духовных делах. И короли, и народы смотрели на святейшего отца как на наместника Христа и всякое его приказание принималось, как приказание самого Господа. Власть Папы была тогда единственной сильной властью на Западе.

Храм Гроба Господня

Греческий император, видя свое бессилие против турок, обращался еще к Папе Григорию за помощью, обещал за это воссоединение церквей – греческой и римской. Папа Григорий готов был исполнить эту просьбу. Он уже мечтал о присоединении Иерусалима к своей церкви и стал поднимать западные народы на борьбу с мусульманами, но потом другие, более близкие дела, отвлекли его внимание, так что он умер, не успев ничего сделать.

Его преемником стал Урбан II – француз знатного происхождения, исполненный рыцарского духа. Он выслушал Петра Пустынника, принял от него письмо патриарха и пообещал свою помощь, благословил его на проповедь.

В рясе богомольца, опоясанный веревкой, без шапки и босой с крестом в руках Петр Пустынник сел на мула и через альпийские горы направил свой путь во Францию, а оттуда – в Германию. Он переезжал из города в город, из деревни в деревню и повсюду говорил, где только были люди: в церквах, на кладбищах, на площадях, на полях, в замках и хижинах. Он описывал посрамление святых мест, рассказывал о мученической смерти несчастных богомольцев, о их страданиях и жестокости турок. Если не хватало слов у вдохновенного Пустынника, он бил в себя в грудь, раздирал ее ногтями и проливал горькие слезы. В своих странствиях Петру часто случалось встречать больных богомольцев, возвращавшихся из Палестины. Это было дорогая для него находка. Он брал их с собой, указывал на их раны и рубища, как на живое свидетельство того, что он говорит правду. При таком зрелище сердца зрителей ныли от боли, негодования: раздавались крики сострадания и яростной мести. Народ теснился возле проповедника, везде его встречали как Божьего посланника. Всякий почитал себя счастливым, если ему удавалось коснуться его одежды, волосы, вырванные из хвоста или гривы его мула, хранились как святыня. Богатые несли ему деньги и драгоценности на освобождение Иерусалима. И богатые, и бедные клялись положить свою жизнь за святое дело.

В то же время греческий император Алексей, по примеру Михаила, обратился за помощью к Папе Урбану II. Утвердившись в Малой Азии, турки угрожали теперь самой столице греческих царей и Афинам. Для спасения Империи надо было взять обратно хотя бы одну Никею, но Алексей, несмотря на свою храбрость, не в силах был собственными средствами бороться с турками. Он разослал послов, писал письма к Папе, к латинским государям, призывая их на Восток и обещая в награду богатые и плодоносные страны, принадлежащие некогда грекам. Тогда Папа Урбан принял это дело близко к сердцу. Он назначил в город Клермон, во Франции, собор, и на этот собор, кроме послов императора Алексея, прибыло более 200 епископов, 400 аббатов, множество священников и светских владетелей: графов, князей, баронов и рыцарей. Несметная толпа народа собралась на городской площади.

Тихо и величественно вошел на трон Папа, окруженный кардиналами и преподал всем благословение. Все присутствующие преклонили колени; настала мертвая тишина. Рядом с троном стал человек, в самой грубой одежде, с посохом в руке – это был Петр Пустынник. Он начал говорить во имя Христа: напомнил обиды и гонения, причиненные турками, рассказал, как христиане, обремененные цепями, таскают плуги или переносят на спинах тяжелую ношу, как турки отбирают деньги за то, что христианин мог поклониться Гробу Господню, как у нищих отнимают кусок хлеба и сдирают последние лохмотья, как тащат священников на поругание: секут их розгами, рвут на них священные одежды и казнят.

Клермонский собор

Рыдания не дали закончить проповеднику: он совсем изнемог, упал на колени и рыдал неудержимо. Собрав последние силы, он вдруг поднялся и могучим голосом призвал сильных мира на защиту веры и креста. Как награду он пообещал им Царствие небесное.

Уже раздались одобрительные крики, когда заговорил сам Папа: «Вы слышали, что народ, избранный Богом, гибнет под нечестивым игом мусульман. А, между тем, эти люди Божии не хотят покидать Гроба Господня: они боятся отдать его на посрамление. Они не хотят оставить страждущих и больных без утешения. Горе нам, если мы будем наслаждаться при виде этих мучений. Пришло время идти в битву за святое дело. Не за обиды человека вы будете мстить, но за оскорбление, нанесенные Богу и Его Предвечному Сыну. Оторвитесь от ваших домов, идите освобождать Сион, и из рода в род, из века в век, память о вашем благочестии, о ваших подвигах будет сохраняться, как драгоценная святыня».

Когда Урбан закончил, все как один человек, вскочили со своих мест. Раздался дружный единодушный крик: «Да будет воля Божия! Да будет воля Божия!».

Никогда еще человеческое слово не имело такой силы, как здесь, в Клермоне. Когда волнение немного утихло, Папа взял крест и, показав его всем присутствующим, сказал: «Иисус Христос из Своей могилы дает вам этот крест; Он приведет к вам разбросанных сынов Израиля. Носите его на плечах, на груди; пусть он блистает на оружии, на знаменах. Он вечно будет напоминать вам, что Иисус умер за вас, и что теперь вы должны умереть за Него».

Один из кардиналов громким голосом прочел молитву покаяния, весь народ с горячими слезами бросился на колени, бил в себя в грудь и принял отпущение грехов. Присутствующие рыцари и бароны дали клятву защищать веру и своих собратьев-христиан; некоторые государи велели сказать через послов, что пойдут в Святую землю. Вызвался идти и епископ Адемар, человек, близкий к Папе, прославленный своей кротостью и усердием к защите церкви. Все желающие принять крест толпились к святому отцу, который прикалывал его к правому плечу, отчего и сами походы стали называться – крестовыми походами, а воины участники в них – крестоносцами. Папа сам было хотел вести войско, но дела задержали его в Европе, и он назначил вместо себя епископа Адемара. По этому случаю были составлены на время войны особые законы. Всем крестоносцам обещано отпущение грехов, их семейства, а равно и имущество на все время отсутствия поручались церкви и молитвам святых апостолов Петра и Павла. Тех же, которые будут мешать походу, предали анафеме, точно также осудили и тех, которые дадут клятву, а потом не исполнят ее. Срок окончательного выступления в поход назначил сам Папа.