Текст книги "Шелест. Экспедитор"

– Лиза, а ты чего дома? – не смог сдержать я своего удивления.

– Петя, ты чего? Сегодня же твой день рождения.

– Правда? А я как-то и забыл.

Понятно, что я в принципе ничего не могу забыть. Но как-то не предавал этому значения, а потому попросту не думал в эту сторону. Сестра же как раз подумала. Мало того, судя по дыму коромыслом и витающим в воздухе дразнящим ароматам, тут, похоже, намечается застолье.

– Пригласила в гости Вадима?

– И не только его. Будут ещё и Мария с Анной.

– Мне казалось, что это мой день рождения.

– И?

– И гостей, значит, должен приглашать так же я.

– Вот и пригласи жениха Анны. Вы же, кажется, дружны.

– А он-то тут при чём?

– Ни при чем. Но мне кажется, он нравится Анне.

– А по-моему, они как кошка с собакой. Погоди, так это ты для неё просила разузнать об Осипове и Столбовой?

– Ну, не то чтобы она откровенно об этом говорила… А что ты узнал?

– Да ничего. Как я и думал, они просто дружны.

– Вот и Арина говорит то же самое. И, кажется, они не лукавят. Тем паче нужно постараться свести Виктора и Анну. Они же симпатизируют друг другу, это видно.

– Ну, может быть, ты и права, только я ничего подобного не замечаю. А вот насчёт приглашения Марии Ивановны…

– Ну, хватит уже! На ровном месте завёлся и всё успокоиться не можешь. А может, это просто упрямство? Не хочешь признавать, что не прав, вот и кобенишься.

– Лиза, ты где таких слов нахваталась?

– Да от тебя и нахваталась, босяк. И не смей ей сегодня дерзить. Обижусь. Стоять! Уходить тоже не смей. Прибью!

– Лиза, а может, ты просто желаешь свести меня с Марией Ивановной? Ну, признайся.

– А что такого? – тут же вскинулась она. – Ты вон нашёл волколака для меня, и для себя сыщешь. Поднимешь дар, и восьмое поколение дворянства тебе в помощь.

– Да мне не одного волколака сожрать надо.

– Ну, так и время у тебя есть, и денежки водятся. Не вижу непреодолимых препятствий.

– Я ещё с ростовщиками за твоего зверя не расплатился.

– Ничего. Скоро каретный двор заработает. У тебя получилась просто превосходная карета, я прям не нарадуюсь, кататься в ней одно удовольствие. Кстати, ты читал сегодняшнюю газету? Государь учредил Привилег-коллегию, и если ты подашь бумаги, то никто, кроме нас, не сможет делать такие. С твоим-то размахом и доходным домом долг ты закроешь быстро, и денег подкопить получится. Да даже если опять обратишься к ростовщику, он, не задумываясь, ссудит тебя деньгами. Просто ищи охотников.

– Лиза, остановись.

– Что?

– Кто сказал, что мне нужна княжна?

– А что, хочешь сказать, нужна эта старуха Тульева?

– Лиза! – припечатал я.

– Ну что Лиза-то? Петя, она ведь… – начала обиженным тоном бормотать она.

– Прекрати, – уже спокойно перебил я. – Елена Митрофановна не заслуживает подобного отношения с твоей стороны.

– Да? А знаешь, какие разговоры ходят по Москве? Мол, княжна Голицына-Тульева нашла молоденького жеребчика и теперь непременно женит на себе бесталанного, благо ей уже не рожать, и будет доживать старость в утехах.

– А о том, что мелкая дворянка отхватила себе потомка древнего и славного рода, уже не говорят?

– Петя! – возмутилась она.

– Всё, сестрёнка, закончили этот разговор.

Глава 27

– Судари, сударыни, предлагаю выпить за именинника. Вот уже год, как он обрёл дар, и за это время успел достигнуть многого. В том числе подняться из безнадёжно бесталанных. И учитывая то, как он вывел на совершенно иную высоту свою сестру, я уверена, что это только начало. Что-то мне подсказывает, что уже в будущем году он вновь удивит нас своими успехами. Пётр Анисимович, с днём рождения и успехов во всех ваших начинаниях. – Мария отсалютовала мне бокалом с шампанским.

– Благодарю, ваше высочество. Мне теперь остаётся лишь соответствовать вашим пожеланиям, – поднявшись, ответил я.

После чего все присутствующие с мелодичным перезвоном сдвинули бокалы и выпили. М-да. Вообще-то, я не отличаюсь общительностью, и здесь пока ещё не бывало так много народу разом. Долгорукова, Астафьева, Осипов, Рощин и… Столбова.

Нет-нет-нет, мы с сестрой ни при чём, и когда отправляли Клима за Виктором, и в мыслях не было сталкивать лбами его, Анну и Арину. Просто боярышня вспомнила о моём дне рождения и пришла поздравить. Её отношение ко мне ничуть не изменилось, как смотрела свысока, так и продолжает. Но при этом не собирается забывать, кому обязана жизнью. Иного объяснения, отчего она пришла без приглашения, я не вижу. Ну и, понятное дело, я пригласил её к столу, а как иначе-то.

– Судари, вы слышали, татары вновь совершили большой набег. В этот раз на Киевское княжество. Сечевики бросились в погоню, но были опрокинуты оставленным заслоном. Когда же выдвинулись войска, воры слишком углубились в Дикое поле, и генерал Бутурлин не решился продолжать преследование. Более десяти тысяч уведённых в полон, – произнесла Астафьева, когда все взялись за вилки с ножами.

– Странно, об этом ни слова в газетах, – заметил Рощин.

– Ну, не обо всём можно говорить открыто. Если успех и победа, то это одно, а неудача и конфуз уже совсем другое, – положив на тарелку своего сердечного друга кусочек мяса, произнесла Лиза.

– И это правильно. Не вижу смысла в том, чтобы будоражить подданных, – заметил Осипов.

– Разумеется, вам, Виктор Карпович, куда комфортней проживать в неведении, словно страус, пряча голову в песок, – с усмешкой заметила Астафьева и продолжила: – Вот только от этого проблема не исчезает, а лишь усугубляется. Как по мне, то подданные Российской империи должны знать о сложностях на южных рубежах, сознавать опасность и объединиться для решения этого вопроса.

– Мне казалось, это проблема не подданных, а императора, имеющего для решения оной армию, – возразил Осипов.

– С армией не всё так просто, Виктор Карпович, – покачала головой Столбова. – У государя связаны руки. На севере шведы, на западе ливонцы, литовцы, поляки. Стоит ослабить свои позиции и сосредоточить усилия на юге, как можно получить войну на два фронта. К тому же татары пользуются поддержкой турок. Можно было бы рассчитывать на войну между западными державами, которые не ладят. Но они любезно расшаркиваются друг с другом, и далее пограничных конфликтов дело не идёт. Зато против нас непременно объединятся.

– За исключением великого княжества Литовского, – возразила ей Астафьева.

– Согласна, великий князь литовский старается усидеть на двух стульях сразу и предпочитает торговать, а не воевать, заключая выгодные союзы и династические браки, – поддержала её Столбова. – Так вот, в сложившейся ситуации я вижу единственный выход в сборе княжеского ополчения, которое и следовало бы двинуть против Крыма. Но им в этом нет прямой выгоды, а у государя нет всей полноты власти, чтобы повелеть им поступить именно так. Ну или хотя бы выделить на это средства. Увеличить же армию ему не позволяет состояние казны. Но если бы о происходящем на южных рубежах доподлинно знали не только проживающие там, но и остальная Россия, то настроение подданных оказало бы дополнительное давление на князей и легло бы гирькой на чашу весов государя.

Показалось, или Астафьевой не понравилось то, что её мнение совпало с мнением Столбовой? Вообще-то, они однокашницы, но, как видно, не ладят, и Анна явно хотела поддеть Виктора в надежде, что Арина займёт его сторону, а у неё появится возможность атаковать уже её. Но не тут-то было.

– Пётр Анисимович, я слышала, что вы пишите книги, – решила сменить разговор Долгорукова.

– Не книги, ваше высочество, а всего лишь навсего лубок. Рисованные истории.

– Брось скромничать, у тебя получаются весьма интересные истории. А уж какая подача, я ничего подобного не встречал. И раскупаются, скажу я вам, милостивые государи, на ура.

– Ах, это такие мелочи. Мой братец способен на куда большее, – поднялась из-за стола Лиза.

Не успел я толком удивиться, как она отошла к секретеру у окна и, подняв крышку, взяла оттуда лист бумаги. И когда только успела? В смысле время у неё, разумеется, было, как и доступ в мой кабинет. Но как она нашла именно этот рисунок?

– Извольте, господа. Вадим, даже тебе есть чему поучиться у Петра. – Она передала рисунок Долгоруковой.

Мария в удивлении посмотрела сначала на рисунок, потом на меня и опять на рисунок. Ну вот скучно бывает порой, в особенности вечерами. Я, конечно, не изменяю своим привычкам и иногда шляюсь по ночной Москве, а, в частности, по её окраинам в поисках приключений на пятую точку, чтобы кровь молодецкую разогнать по жилам. Но не всегда же этим заниматься.

Вот и сиживаю порой, рисую в стиле гиперреализма. А что такого, я подобными талантами прежде не обладал, теперь же мне это откровенно нравится. А то что на рисунке великая княжна… Так ведь я не только её нарисовал. У меня в той папке лежат портреты Голицыной-Тульевой, Рябовой, Архиповой, Столбовой, Лизы и ещё с десяток женщин и девиц. Отчего именно так? Ну, я ведь рисую для собственного удовольствия, а мужские лица мне его не доставляют. Но сестрица отчего-то стащила именно этот. Хотя вру, понятно почему. Решила произвести впечатление на Долгорукову, мол, она мне небезразлична.

– Такое ощущение, словно смотрюсь в зеркало «Кошачьим зрением», – передавая рисунок Астафьевой, произнесла Долгорукова.

Ну да, местный магический прибор ночного видения передаёт черно-белую картинку, а этот рисунок сделан свинцовым карандашом. Портрет пошёл гулять по рукам, а я поднялся со своего места и направился в кабинет. Нужно срочно разбавлять созданное Лизой впечатление. А то присутствующие бог весть что подумают. Да у них попросту не будет шансов на что-то иное.

– Прошу, милостивые государи, – передал я стопку листов. – Порой бывает скучно, вот и рисую. Имею склонность к этому с детства.

Появившийся было в глазах Марии блеск тут же пропал, сменившись разочарованием. На лице Лизы мелькнуло раздражение, злость, разочарование и осуждение одновременно. Не спрашивайте, как она умудрилась поместить всю эту гамму чувств в одно мгновение, но ей это удалось.

– И с таким талантом рисовать для лубка?! – возмутился Вадим, когда в его руках оказался уже третий рисунок.

Кто бы сомневался, что возлюбленного сестрицы возмутит небрежение явно имеющимися способностями. Ну и такой момент, что ему подобное пока не под силу.

– Весь мой талант заканчивается на карандаше. Краски мне, увы, не даются, – возразил я.

– Вы просто не пробовали. Вам не хватает образования в этой области и техники, а это дело наживное. Главное, что у вас не просто потенциал, а талант. И это не громкие слова, – горячо возразил Рощин.

Угу. Прямо талантище. Вообще-то, режим аватара плюс абсолютная память, благодаря чему я, когда рисую или черчу, превращаюсь практически в робота. А человеку никогда не сравниться в точности с машиной.

– У меня множество талантов, Вадим Петрович, и рисование не относится к самым любимым. К примеру, тот же лубок мне нравится куда больше. Пусть там рисунки и попроще, зато с их помощью можно рассказывать занятные истории. Кстати, сударыни, ваши портреты можете забрать. Не считаю себя вправе оставлять их у себя, коль скоро вы их уже видели. – Я сделал паузу и, улыбнувшись, добавил: – Я себе ещё нарисую.

Ответом на это был дружный смех, а Осипов потребовал, чтобы я восстановил несправедливость и нарисовал его портрет, ибо чем он хуже девиц. Вадим вновь прошёлся по необходимости моего обучения изобразительному искусству.

Но я опять сумел отбояриться, попросив Лизу сыграть на клавесине. Увы, но фортепиано приобрести довольно сложно, а сестра хорошо играла, поэтому я приобрёл этот старинный инструмент. Брал с рук, но даже такой образец обошёлся мне по бешеной цене боевого коня.

В ходе вечера я успел сунуть в руку Марии записку, которую она молча спрятала, не подав виду. Бог весть чего она там себе подумала, но к амурным делам это никакого отношения не имело. Я решил, что пришла пора заканчивать балаган и по-настоящему озаботиться безопасностью как самой великой княжны, так и моей собственной. Опять же, бить морды московской гопоте на ночных улицах поднадоело, заботы с каретным двором подошли к своему логическому завершению, а значит, пришла пора придумать что-нибудь новенькое.

Правда, затея получается куда масштабнее. Буду надеяться, что не успеет наскучить до её завершения. Хотя для этого и всей жизни не хватит, а потому есть риск в какой-то момент бросить всё к Бениной маме. Ну, будем надеяться, что я не настолько безответственный. Впрочем, там потребуется столько всего, что вряд ли мне успеет наскучить.

А в записке я указал адрес одного из доходных домов в стороне от центра и время встречи, попросив никому об этом не сообщать. От охраны она, конечно, не открестится, но это и не важно. Главное, что те не будут знать, с кем именно у неё встреча. Всё же существовал незначительный шанс того, что на меня выйдет наш с Марией общий недоброжелатель. На данном этапе мнимый разлад с Долгоруковой никак не мешал моему плану. А потому пусть идёт, как идёт…

К нужному дому я подъехал вечером следующего дня. Квартиру снял один дворянин из потерявших себя и обретающихся на дне. Он не видел причин отказываться от приработка, а я в том, чтобы лишний раз светиться. Так, на всякий случай. Вот и помогли друг другу. Сам он там, ясное дело, не обитал, оплатил аренду на год вперёд и передал ключи мне…

– Хруст, остаёшься в бричке. Дымок, со мной, – распорядился я, выходя из экипажа на задах нужного дома.

Вошли мы через чёрный ход, ключами от которого я так же обзавёлся. Далее по лестнице на второй этаж. Достаточно высоко, чтобы никто не заглядывал в окна, и в то же время низко, чтобы выпрыгнуть. Дую на воду, ага.

Мария прибыла к назначенному сроку минута в минуту. Оставила охрану на улице и вошла в парадное. Я видел в окно, как один из компаньонов пытался ей что-то втолковать, но не преуспел в этом и был вынужден подчиниться. Так что перед дверью квартиры она оказалась в одиночестве. Илья впустил её, принял плащ, так как на улице моросил весенний дождик, и мурмолку, после чего предложил пройти в гостиную.

– Здравствуйте, ваше высочество. – Я в подобающем официальном поклоне поцеловал ей ручку.

– Пётр, – растерянно произнесла она.

Похоже, встреча не оправдывала её ожиданий. Неужели она полагала, что это будет тайное свидание? В смысле оно, конечно, тайное, но Мария Ивановна явно вкладывала в него совершенно иной смысл. Хм. Надеюсь, я всё же ошибаюсь. Там, где начинаются романтические бредни, зачастую отсутствует здравый смысл. А мне этого не надо. Вот совсем. Категорически.

– Ваше высочество, я просил вас о встрече, чтобы…

– Пётр, или мы говорим на «ты», как друзья, или ты продолжаешь дуться и держишься официально, и тогда нам не о чем говорить.

– Мария Ивановна, эмоции дурной советчик. А личные хотелки вредят делу. Поэтому я прошу вас о небольшом одолжении. Давайте, вы для начала выслушаете меня, и если после моего вступления решите, что дальнейший разговор не имеет смысла, мы разойдёмся и оставим всё как есть.

– Говори, Пётр.

Она села на стул, откинулась на спинку, скрестила руки на своей рельефной груди и положила ногу на ногу. Хм. Штанина юбки-брюк мундирного платья весьма эффектно обтянула крутое бедро, а моё воображение дорисовало остальную картину. Правда, это единственный приятный момент. Если я правильно помню, это классическая поза отрицания. А значит, Долгорукова изначально настроена более чем скептически к любым моим предложениям.

– Итак, для начала. Я прекрасно понимаю, что ваш поступок относительно меня и Голицыной, пусть и болезненная, но всё же шпилька, а не нечто серьёзное. А потому моя реакция явилась, мягко говоря, неадекватной.

При этих словах Мария опустила ногу, выпрямилась и развела руки, словно хотела сказать: «А я о чём?» То есть откровенная враждебность чуть отступила. Надеюсь, дальнейшее ещё больше растопит лёд.

– Причина такого поведения в том, что незадолго до этого я поступил на службу в Тайную канцелярию, и в мои обязанности входит только один пункт: обеспечение вашей безопасности путём исполнения роли подсадной утки. Я должен был показать всем, что между нами не просто разрыв, но я вас ненавижу и лишь вынужден терпеть ваше общество. Насколько это в принципе возможно при столь значительной разности нашего положения. Шешковский предположил, что вы не оставите попыток сблизиться со мной, и этим могут воспользоваться ваши недоброжелатели.

– То есть использовать тебя, чтобы устранить меня? – недоумевающе уточнила она.

– Именно.

– Степан Иванович хотя бы представляет, насколько мал шанс этого?

Угу. Похоже, этого изначально не понимал я. Чем больше проходит времени, тем больше я убеждаюсь в том, что причина как раз во мне. Без понятия, зачем я понадобился Шешковскому, но мне кажется, что ему нужно именно вывести меня из-под крыла Долгоруковых. Правда, этого я озвучивать не стал.

– Не важно, насколько мал шанс, главное, что он есть. И коль скоро иных зацепок нет, он готов цепляться даже за него, и я его в этом поддерживаю.

Так. О том, что я собирался таким образом ещё и обезопасить себя, упоминать не буду. Лишнее это, и весь сказ. Лучше опустить такие детали и продолжить.

– Однако с некоторых пор я пришёл к выводу, что глухая оборона, да ещё и на чужом поле ни к чему хорошему не приведёт. Рано или поздно этот неизвестный дотянется до вас. Тем паче он может быть и не один.

– У тебя есть какое-то конкретное предложение?

– Есть. И весьма амбициозное. Уверен, что будет весьма занятно. Тем более что вы говорили о желании служить на границе с Диким полем или на Кавказе. Вот я и подумал, отчего не совместить приятное с полезным. Вы великая княжна без своего княжества.

– Предлагаешь купить земли и создать его?

– Не купить. Захватить. Скажем, сделать столицей вашего княжества Азов, что стережёт устье Дона и выход в море.

– Кажется, не далее как вчера мы говорили о том, что государь не имеет возможности вести войну на юге.

– Я говорю не о государе, а о вас. По именному указу его величества вы можете собрать ополчение. Полагаю, что для выполнения этой задачи одного полка будет вполне достаточно.

– Смеёшься? Пётр, если ты не в курсе, то гарнизон Азова составляет не меньше четырёх тысяч человек. Ты же предлагаешь захватить крепость, имея под рукой не более полутора.

– Во-первых, мы сможем привлечь казаков…

– Им-то это зачем? – перебила она меня. – В Черкасске два раза в год проходят богатые ярмарки, которые приносят хорошие барыши казацкой старшине.

– Я знаю. Но если донцы получат свободный выход в море и возможность сбывать добытые трофеи в Азове или всё на той же ярмарке, но уже самостоятельно, им это понравится куда больше.

– Ладно. А что во-вторых?

– А во-вторых, Мария Ивановна, у нас будет достаточное количество сильных одарённых. Ну и кое-какое новое оружие, которое сильно удивит как татар, так и турок. Впрочем, далеко не только их.

– Одарённые имеются и у турок, и у татар. Неужели ты полагаешь, что Россия терпела бы эти набеги, имей возможность с лёгкостью управиться с вражеской армией.

– Вы меня не услышали, Мария Ивановна. Я же сказал, множество сильных одарённых.

– И чем же ты собираешься их привлечь?

– Вы привлечёте к себе вассалов, пообещав обширные плодородные земли. И, между прочим, ничуть не солжёте, земли под пашни там более чем достаточно.

– Но зачем я нужна сильным одарённым?

– Вы правы, их вы не заинтересуете. Но вполне сможете привлечь безземельных и бесталанных.

– Бесталанных, – с издёвкой бросила она.

– Мария Ивановна, помните, я просил вас показать мне вашу Суть.

– Пётр! – вскинулась она, разом краснея.

– Понимаю. Но поверьте, женскими формами меня не удивить. Да и вы представляете себе анатомию мужчины, а потому я не намерен поразить ваше воображение. Но вы должны увидеть всё своими глазами.

Она какое-то время смотрела мне в глаза. Я же был твёрд в своём намерении, а потому не отводил взгляда, всем своим видом выражая уверенность в собственной правоте.

Наконец она устроилась поудобнее на стуле и решительно сделала мне приглашающий жест. Я поставил стул напротив и, опустившись на него, взял её за руку. Мы, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза, и когда между нами установился прочный зрительный контакт, заглянули в себя.

Ну что сказать, женскими формами меня, конечно, не удивить, но сразу отвести взгляд от Марии я всё же не смог.

– Пётр! – возмутилась она, попытавшись прикрыться руками.

– Кхм. Прошу прощения. Это непроизвольно. Но и вам стоило бы оторвать взгляд от меня и посмотреть на моё вместилище, – кивнул я себе за спину.

Она последовала моему совету, и в мгновение ока выражение смущения на её лице сменилось удивлением. Было отчего. Год назад я был поскрёбышем с потенциалом дара всего лишь третьего ранга. Сейчас же моё вместилище указывало на то, что я являюсь обладателем седьмого. А тянущиеся от него каналы, или как их называли местные, жилы, никак нельзя было назвать атрофированными, потому что они серьёзно превосходили таковые у Долгоруковой…