Текст книги "За службу и храбрость. Священники – кавалеры ордена Святого Георгия. Неизвестные страницы"

15. Очаковская династия Судковских
 Долгий век протоиерея Гавриила Судковского

В каждом городе есть славные фамилии, оставившие о себе прочную память. В крупных городах таких имен много, и зачастую они теряются в большой истории большого города. В провинции же все на виду, и память о выдающихся горожанах передается из поколения в поколение. В Очакове многие наверняка вспомнят о династии Судковских, тем более что одна из основных достопримечательностей города – это Музей живописи Руфина Гаврииловича Судковского, известного русского художника-мариниста. И хотя он прожил всего 34 года, его картины украшают коллекции Третьяковской галереи и Русского музея. Но большая часть работ, 24 полотна, находится в стенах музея города Очакова.

Его жена, Елена Петровна Самокиш-Судковская, также известная художница, чей талант проявился еще с детства. Благодаря ее работам мы имеем представление о том, как происходили коронационные торжества Императора Николая II. К началу XX века технически уже можно было делать вполне качественные снимки, но вести фотосъемку в храмах не позволяло благочестие, и поэтому запечатлеть венчание Императорской четы на царство в Успенском соборе доверили художникам. Из всех рассмотренных кандидатур выбрали именно Елену Петровну. К этому времени она приобрела большую известность благодаря своим книжным и журнальным иллюстрациям, в которых ей удавалось удивительно метко запечатлевать характер персонажей. Она же является автором модели бюста своего супруга Р.Г. Судовского, этот памятник в наши дни можно увидеть в Очакове на территории военно-исторического музея.

Иллюстрация из Коронационного сборника 1899 года. Художник Е.П. Самокиш-Судковская

Талант живописца унаследовала и ее дочь Маргарита. В свою очередь, ее потомки тоже оказались людьми искусства. Так, правнук Руфина Судковского, Владимир Руфинович Лагранж – профессиональный фоторепортер, классик отечественной фотографии. В 1960-х годах работал в фотохронике ТАСС, был фотокорреспондентом журнала «Советский Союз». Его снимки публиковались в «Литературной газете», «Комсомольской правде», АПН, сотрудничал он с французским агентством «Sipa Press», а также с «Paris Match» и «Freie Welt».

Не отошел от дел и сегодня. Среди множества наград отмечен высшей наградой профессиональной гильдии фотографов и Союза журналистов «Золотой глаз России». В 1982 и 1994 годах он подарил музею маринистической живописи в городе Очаков 191 картину своей прабабушки Елены Самокиш-Судковской из семейного архива. Сын его пошел по стези отца: стал известным тележурналистом, снял множество документальных репортажей, в том числе из горячих точек: Чечни, Ирака, Сирии, Ливана.

Все эти известные люди вышли из рода Судковских, который в XIX веке прославился как династия священнослужителей, стяжавших уважение горожан не только своей беспорочной службой, но и славой, добытой на полях сражений. Для Очакова, у стен которого постоянно гремела война, это было вполне естественно.

Крепость Очаков переходит к русским в 1791 году по Ясскому мирному договору, а в 1807 году в память взятия Очакова 6 декабря 1788 года освящают храм: Свято-Николаевскую крепостную церковь. Здесь с самого начала служит отец Дионисий Судковский. Всего у отца Дионисия к 53 годам в 1828 году было 4 сына, 3 из которых на тот момент учились в Кишиневской семинарии. Старший, Михаил, вскоре после семинарии оставил стезю духовенства и поступил на службу в канцелярию Новороссийского генерал-губернатора графа Воронцова. Младший, Григорий Судковский, стал священником. Служил он в Литовском егерском полку в Севастополе, а затем в Брестском пехотном полку. Когда ему было уже за пятьдесят, он вернулся на родину, в Очаков, где числился священником Очаковского собора и преподавал Закон Божий в школах города и близлежащего села Куцуруб.

О сыне Иоанне практически ничего не известно, но самая примечательная судьба досталась сыну Гавриилу, который подменил отца на месте служения в очаковском Свято-Николаевском храме, где вдвоем они прослужили ровно 100 лет: 40 – отец Дионисий и 60 – отец Гавриил.

Гавриил Дионисиевич родился в 1816 году. Окончив Херсонскую семинарию, он стал служить в Очаковском соборе, периодически отправляясь в командировки по Военному и Епархиальному ведомствам. Тщательно исполнял он и свои пастырские обязанности: по поручению Новороссийского генерал-губернатора графа М.С. Воронцова – в Очаковском военном полугоспитале, крепости Кинбурн; находился на должности карантинного священника Очаковской брандвахты, исправлял требы при Очаковском военно-временном госпитале № 54. Работал также законоучителем Очаковского приходского училища, затем – наблюдателем за преподаванием Закона Божьего во всех мужских и женских учебных заведениях Очаковского благочиния, был членом санитарной комиссии Очакова. Получил благодарность архиепископа Херсонского Никанора «с призыванием благословения Божия за труды и усердие по преподаванию Закона Божьего в Очаковской и Куцурубской школах, за образцовую опытность и заботливость, благочиние, а также строгое соблюдение уставности и церковности».

В прошлом очерке мы видели пример того, как священник, настоятель монастыря, взял непосредственно на себя командование обороной Соловецкого монастыря, в результате чего удалось отогнать два английских военных фрегата и не допустить высадки десанта на остров. В результате один из кораблей получил пробоину, и, по некоторым сведениям, на нем не обошлось без жертв. Случаи, когда священник вынужден в сражении брать в руки не только крест, но и оружие, исключительно редки, но подобные исключения помогают нам не забывать об очень важной истине: буква убивает, а дух животворит.

Протоиерей Гавриил Судковский

Свой крест на Георгиевской ленте отец Гавриил получил «за содействие в отражении англо-французских пароходов, напавших на Очаковскую крепостную Николаевскую батарею 22 сентября 1854 года, когда под выстрелами благословлял каждого и сам заряжал орудия калеными ядрами» [выделено нами. – Авторы]. Государем Императором (1850–1885) отцу Судковскому было «лично выражено Высочайшее благоволение за усердную службу во время войны».

Руфин Гаврилович Судковский

В 1886 году, будучи настоятелем Свято-Николаевской соборной церкви, отец Гавриил встречал проезжавших через Очаков императора Александра III с наследником. В церкви хранились крест и евангелие, преподнесенные полководцу солдатами после штурма Очакова, эти святыни были показаны высочайшим гостям. И когда позже, в 1902 году, Гавриил Судковский освящал крейсер 1-го ранга «Очаков», присутствовавший на торжественном событии Николай II узнал священника: «Я помню Вас…Служите, служите».

«Одесский волнолом» (1885). Художник Р.Г. Судковский (1850–1885)

Отец Гавриил прославился в Очакове как большой молитвенник и постник. Известно, что в первую неделю Великого поста он брал себе за правило вкушать пищу только дважды за шесть дней: в среду – просфоры и маслины, в субботу – вареную пищу и чай. В Страстную седмицу каждый день утром он уходил в храм и возвращался только после вечернего богослужения. В другие дни отец Гавриил обычно просыпался на молитву в 1 час ночи. За 22 года до кончины он приготовил себе гроб, чтобы помнить о смерти, куда положил немного земли из Иерусалима, где трижды был на поклонении святыням.

Своими ратными подвигами и высокой подвижнической жизнью отец Гавриил добился в Очакове такого авторитета, что во время волны еврейских погромов он стал надежным гарантом для еврейского населения от всяких неприятностей. Благодарность евреев не знала границ – под благословение к нему стали подходить не только рядовые иудеи, но и раввин. В юбилей 60-летнего пребывания в священном сане отцу Судковскому от еврейского населения была преподнесена Библия.

В 1889 году определением Херсонского дворянского депутатского собрания отец Судковский был признан в дворянском достоинстве по ордену св. Владимира и вместе с сыном Алексием и детьми последнего внесен в родословную книгу.

Не забыли отца Гавриила и в канун 50-летнего юбилея обороны Севастополя. В 1902 году он был пожалован орденом св. Анны 1-й ст. «в ознаменование 60-летней пастырской деятельности и ввиду проявленных во время Севастопольской кампании подвигов мужества».

Господь наградил пастыря долгой и яркой жизнью, причем отец Гавриил до последних лет сохранял бодрость и энергичность. Жизнь его длилась почти век: родился он в царствование Императора Александра I, а скончался при Николае II в возрасте около 94 лет. За это время сменилось 5 государей. Как писал корреспондент журнала «Вестник военного духовенства», во время похорон отца Гавриила в 1907 году «все магазины в городе, не исключая еврейских, по личной инициативе их владельцев прекратили торговлю. Процессия двигалась медленно, имея впереди семь священников. Ордена почившего несли офицеры и чиновники. Венков была масса; от родственников почившего, от чинов крепостной артиллерийской минной роты, штаба крепости и инженерного управления; от 208-го Очаковского резервного полка, от города и даже от еврейского общества с надписью: „Покровителю". В синагоге совершена заупокойная молитва по отцу Гавриилу, еврейское общество всегда чтило в почившем человека безукоризненного и справедливого, как и весь город».

Еще при жизни протоиерей обращался к архиепископу с просьбой разрешить устроить для себя усыпальницу в ограде собора. Просьба была уважена, и в 1907 году «в воздаяние его заслуг» на могиле Гавриила Судковского разрешено было положить плиту и обнести ее оградой. Позже останки отца Гавриила были перезахоронены на городском кладбище, могила затерялась, и на сегодняшний день о ее местонахождении ничего не известно.

У священника Гавриила Судковского было три дочери и два сына. О самом известном, художнике Руфине Судковском, мы уже говорили. Кое-что известно о его сыне Алексее. Он стал военным, участвовал в Русско-турецкой войне, и Господь уберег его в сражениях. За боевые заслуги Алексей был награжден орденом св. Станислава 3-й ст. с мечами и бантом, а за отличия при обороне Шипкинского перевала – оружием «За храбрость» ордена св. Анны. Скончался он в 1936 году.

Потомки славной династии до сих пор продолжают жить и трудиться среди нас, и многие из тех, кто сталкивается с ними, скорее всего даже не подозревают, с какими удивительными судьбами переплелась их собственная жизнь, и какие молитвенники и заступники помогают нам, когда, быть может, мы даже не подозреваем, отчего нам в очередной раз «повезло»…

16. Неблагонадежный орденоносец
 Иеромонах Иоанникий (Добротворский)

…иже всем человеком хощет спастися и в разум истины прийти

I Тим. 2, 4.

Чем дальше поток времени уносит нас от прошлого, тем труднее становится различать детали, и тем большую ценность обретают неожиданные мелочи, до которых, казалось, добрую сотню лет никому не было дела. Так бывает, когда где-нибудь на чердаке случайно наткнешься на забытую игрушку, и вдруг с поразительной ясностью осознаёшь, что ты и есть тот самый мальчишка, который возил этот жестяной грузовичок по крашеному полу… Нечто подобное случается и с историей, где порой мелькнет что-то до боли знакомое, и тогда точно так же приходит понимание: несмотря на новые технологии, продолжается та же самая жизнь, а люди, которые жили за два века до нас – это и есть мы, народ, и наши будни заполняют новые страницы все той же летописной книги.

Вот и сегодня, благодаря уцелевшим архивам, мы имеем возможность всмотреться в перипетии судьбы священника с «украйны земли русской». Иван Добротворский родился в 1808 году в Подольской губернии. Десятью годами ранее, после третьего раздела Польши, эта область вошла в состав российских земель. Как сын священника, Иван поступил в духовное училище в г. Шаргород. Городок мало чем отличался от сотен ему подобных, рассыпанных по неохватным просторам Малороссии. Если он и был чем-то примечателен, то кроме местной синагоги да живописных руин польского замка-крепости на слиянии рек Мурашки и Колбасной упомянуть вроде как нечего. Но колорит местной жизни навеки запечатлен великим земляком нашего героя: ведь ни кто иной, как Николай Васильевич Гоголь не только был родом из тех самых мест, но и по возрасту приходился ровесником Ивану. Как тут не вспомнить знаменитую миргородскую лужу, гусей, важно разгуливающих по тихим улочкам, послеобеденную лень и неподражаемые типажи гоголевских повестей: Иванов Ивановичей и Иванов Никифоровичей…

Вид на Шаргород (Подольской губ.), 1872 год

Примерно те же картины, надо полагать, видел в детстве и Иван Добротворский. По какой-то причине полный курс в бурсе Иван так и не прошел, но благодаря музыкальным способностям в 22 года был зачислен певчим в архиерейский хор. Через четыре года пришла пора принять сан. Иван женится, и сразу же после того, в декабре 1834 года, постригается в диакона. В 1837 году его рукополагают во священника и определяют в Иоанно-Предтеченскую церковь в тот самый гоголевский Миргород. Со знаменитым писателем, сделавшим бессмертным название этого захолустного городка, Ивану пересечься не довелось: к этому времени Гоголь уже уехал за границу, где он скитался в течение десяти лет.

Годы летели быстро, молодой чете довелось пожить вместе недолго: супруга Ивана скончалась, и в 1844 году отец Иоанн «по вдовству поступил послушником в Каменецкий Свято-Троицкий монастырь». До образования Подольской губернии монастырь с 1700 по 1795 год принадлежал унии. С монастырской жизнью у послушника что-то не заладилось. Возможно, Иоанн просто не был готов к ней. Так или иначе, он подает прошение и переводится «в число флотского духовенства», находившегося в ведении Балаклавского Георгиевского монастыря.

На флоте служилось тяжелее, но вольготнее, чем в монастыре. С 1844 по 1853 отец Иоанн не менее 15 раз ходил в плавание на кораблях «Месемврия», «Мидия», «Ягудиил», «Силистрия», «Флора», «Селафаил», «12 Апостолов», «Париж», «Уриил», «Святослав», «Кулевчи», в том числе, участвовал в отряде Абхазской экспедиции под флагом контр-адмирала Юрьева 2-го.

В послужном списке отца Иоанна за 1844 год сказано: «В поведении отличен, сердца доброго, и церкви усерден, и к послушанию довольно способен». При этом отец Иоанн отнюдь не чурался алкогольных напитков, и по сему случаю часто попадал под внимание монастырского начальства. Так, 20 августа 1845 года «священнику Иоанну Добротворскому ордером за нетрезвое поведение и оскорбление товарища было назначено наказание».

Вскоре после этого случилось и более серьезное происшествие. 21 ноября 1845 года настоятель Георгиевского монастыря митрополит Агафангел (Типальдо) «послал в монастырь ордер о наказании иерея Иоанна Добротворского за оскорбление в пьяном виде семьи Севастопольского купца 2-й гильдии Ивана Яковлевича Гущена». А купец тот был ктитором обители и, между прочим, занимал видное место в севастопольском городском управлении.

Последствия такого деяния были суровы. Отцу Иоанну запретили отлучаться из кельи, не велено пускать к нему посетителей и братию, «а пищу носить ему в келью и то только хлеб и воду».

Иоанн подал прошение митрополиту Агафангелу разрешить ему явиться для объяснения проступка и «не доносить [о нем] до сведения епархиального начальства». Отца Иоанна поддержал и помощник Агафангела игумен Иринарх, который со своей стороны советовал настоятелю: «Вместо донесений епархиальному начальству особою своею возложить на виновного епитимию или оштрафовать; и надеюсь, что благодетель нашей Святой обители Иван Яковлевич на это согласится, впрочем, как заблагорассудится Вашему Высокопреосвященству». Купец-благодетель оказался человеком незлобивым, раздувать скандала не стал, и дело удалось замять.

Вскоре после сего случая отец Иоанн подал прошение о пострижении в монашество. 10 октября 1848 года последовал Указ Святейшего Синода за № 10891: «Священника Иоанна Добротворского в монашество постричь разрешить, с тем, впрочем, если в Херсонской епархии есть монашеские вакансии». Вакансия нашлась, и в феврале 1848 года священник был пострижен в мантию с именем Иоанникий. К сожалению, это не помешало ему периодически пить горькую, и уже 31 июля того же года Агафангел ордером наказал иеромонаха Иоанникия за нетрезвое поведение. Ордер гласил: «Начиная с ряду Воскресенья, в заутрени сделать ему пред Распятием Спасителя под надзором игумена по 35 поклонов в каждый раз, и для исправления самого поведения в продолжение Успенского поста и до праздника Успения Пресвятой Богородицы в трапезе не давать ему ни водки, ни вина».

Обратим внимание на суровость приговора. Воздержание от спиртного в течение долгих двух недель Успенского поста и 35 ежедневных поклонов под надзором игумена. Несмотря ни на что, приговор пришлось исполнять.

Отец Иоанникий много времени проводил в плавании. В 1851 году он попросил об отдыхе, но консистория послала указ, которым в перечислении в запасные иеромонахи ему было отказано, а приказано оставаться во флоту. Истории с распитием спиртного продолжались, о них стало известно архиепископу Херсонскому и Таврическому Иннокентию (Борисову). 16 июля 1852 года в монастырь пришел указ архиепископа, где говорится, что «иеромонахи (такие-то и) Иоанникий <…> отдаются под особый строгий надзор монастырского начальства, которые иметь внимательно наблюдать за их образом мыслей и поведения и донести мне, могут ли они быть терпимы в составе монастырской братии».

В преддверии Крымской войны 31 декабря 1852 года Святейший Синод издал указ «О благоустройстве Балаклавского Георгиевского монастыря», для чего предлагалось «вызывать для служения в монастыре монашествующих из Киево-Печерской лавры, монастыря Задонского, Глинской и Святогорской Пустынь. Посылать монахов самых благонадежных; всех неблагонадежных немедленно удалить». Иоанникий оказался среди кандидатов на отчисление.

Но с началом Крымской войны события развернулись совсем неожиданным образом. В 1854 году отец Иоанникий был пожалован годовым окладом жалованья (34 рубля серебром) за то, что «18 ноября 1853 года находился при истреблении турецкой эскадры на Синопском Рейде, где назидательной речью под покровительством Божиим воодушевил команду до самоотвержения». В этом плавании отец Иоанникий служил на фрегате «Кулевчи», куда он был назначен одновременно с капитаном Л. И. Буди-щевым, Именно этот фрегат отважно преследовал турецкий пароход «Таиф» – единственное судно, сумевшее выбраться из Синопского сражения невредимым. Хотя по своим маневренным и ходовым качествам парусный фрегат не мог тягаться с паровым, «Кулевчи» первым пытался навязать бой. В результате обмена залпами на «Кулевчи» были ранены два матроса, а «Таиф», воспользовавшись туманом, ушел от погони.

При обороне города Севастополь иеромонах подвизался на одном из самых трудных участков: Корниловском бастионе Малахова кургана. Мы уже рассказывали, что приходилось претерпевать участникам обороны Севастополя. Под градом свинца и постоянных неприятельских атаках, отражать которые приходилось нередко по нескольку раз за сутки, каждый день из строя выбывало от 500 до 1000 солдат. Уцелеть в этаком пекле уже было немыслимой удачей.

В послужном списке отца Иоанникия говорится: «С начала бомбардировки Севастополя неотлучно находился при Корниловском бастионе, навещая и другие бастионы, с крестом в руках и ободряя воинов к подвигам и подвергаясь всем опасностям, смерти и ранам, состоя, кроме того, при 44-м морском батальоне».

Но и в Севастополе иеромонах довольно скоро стал вызывать нарекания церковного начальства. Отец Иоанникий периодически бывал в легком подпитии, что, вероятно, отчасти можно оправдать ситуацией в осажденном городе. Кроме того, он имел обыкновение ходить по Севастополю в епитрахили (без особой в том надобности). Церковными правилами этого не разрешалось, и архиепископ Иннокентий (Борисов) решил удалить иеромонаха из города.

Неожиданно «к замещению» Иоанникия, «житием иногда разнствовавшего», встретилось препятствие. «Око» архиепископа Иннокентия (Борисова) в Севастополе – протоиерей Арсений Лебединцев – докладывал владыке:

«О иеромонахе Иоанникие <..>я не писал Вам 1-е потому, что не хотел <…> оскорбить Вас вестию; <…> 2-е видевши [его] сам в самом том неприличном действии [хождении по городу в епитрахили] <…> о котором дошел слух до Вас, я усмотрел, что неприличие это более произошло от <…> невежества, чем от нетрезвости <…> которую можно было только приметить, не соблазняясь ею. Иоанникий 14 октября [1854 года] в епитрахили с крестом в руке ходил по батареям приглашать охотников на вылазку, с ведома и согласия на то, по его словам, адмирала Истомина. Я видел его уже возвращающимся к своему посту, и когда заметил ему, что ходить так по городу не должно, он тотчас же снял епитрахиль, в которую положил и крест. Потом слышал об нем, что он очень любим командой, с которой всегда даже у орудий, и ходил недавно на вылазку, рекомендуется адмиралом Истоминым и представлен к награде, кажется, к ордену. <…> После сего, думаю, неудобно высылать его в Одессу».

Видимо, и в самом деле священник из глухой провинции, да еще из той части Малороссии, которая недавно только отошла к России от польских земель, мог быть воспитан на иных нормах благочестия по сравнению со столичными. К тому же, военная обстановка в городе, где пули и ядра постоянно косили людей в самый неожиданный момент при отсутствии видимого боя (вспомним хотя бы, как погиб контр-адмирал В. И. Истомин), и где постоянно нужно было общаться с солдатами и матросами, наверняка заставляла смотреть на принятые нормы другими глазами.

В следующем году Лебединцев пишет владыке вновь:

«Между препятствиями есть и сие: к удалению неблагонадежного Иоанникия; в ночь с 2 на 3 Марта [1855 года] он опять был героем в деле, ходил с крестом впереди солдат и заставил броситься в штыки, когда они не решались на то, когда нужно; вместе с ними попал и впотьмах между неприятельскими трупами открыл одного врага – офицера живого, а только притворявшегося, за что военным начальством рекомендуется с отличной стороны и представляется к награде <…> Говоря сие, я нисколько не защищаю нетрезвости в ком бы и где бы не было, а осмеливаюсь только сказать свое мнение, что оказанные иеромонахом Иоанникием отличия в настоящее время выкупают его вину в ту же эпоху». И по свидетельству других современников, иеромонах Иоанникий «с начала обороны Севастополя постоянно был в траншеях, обходил ежедневно батареи с крестом в руках, вселяя мужество. <…> В ночном деле с 2 на 3 Марта показал себя героем. Отыскивая свой флотской 44-й батальон, бывший в цепи 1-го батальона Камчатского полка, он оказался среди воинов в момент страшного боя. Целую ночь отец Иоанникий с крестом в руках ободрял своим примером солдат, причем тут же на месте боя напутствовал умирающих и утешал раненых. Причащая в эту боевую ночь больных, отец Иоанникий увидел между вражескими трупами неприятельского офицера, которого взял в плен и сдал военному начальству».

Так Иоанникий пробыл в Севастополе до конца осады и «за отличные подвиги и непоколебимое усердие при исполнении своих обязанностей во время героической обороны Севастополя» был пожалован золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте из Кабинета Е. И. В. и орденом св. Анны 3-й ст.

После войны он отправляется в «Киево-Братский Богоявленский училищный первоклассный монастырь». В послужном списке иеромонаха за 1860 год значится, что он был духовником обители; «поведения весьма честного, к послушаниям способен и благонадежен».

Так к 50 годам отец Иоанникий не только перешел из разряда «неблагонадежных» в «благонадежные», но и стал духовником обители.