Текст книги "За службу и храбрость. Священники – кавалеры ордена Святого Георгия. Неизвестные страницы"

4. Святой правитель Петр I (Негош) и его дипломат.  Архимандрит Спиридон Филиппович

Перед нами еще одна судьба архимандрита-черногорца. Как и Стефан Вукотич (см. предыдущий очерк), Спиридон Филиппович работал «для привлечения к России долмацких и на островах жителей» и, неся службу на Российском флоте, участвовал во Второй Архипелагской экспедиции под командованием адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина. Кроме того, архимандрит Спиридон Филиппович был доверенным лицом черногорского правителя и митрополита Петра I (Негоша) и резидентом Российской Империи в Европе (прежде всего в европейской Турции).

Петр I Петрович Негош (1748–1830)

(Свт. Петр Цетинский)

Имя Петра I Петровича Негоша уже упоминалось нами. Поскольку в России этот святой, прославленный церковью как святитель Петр Путинский, известен не столь широко, как в Черногории, где его знает буквально каждый, необходимо посвятить хотя бы несколько слов этой ключевой фигуре в истории отношений России с Балканами.

Петр I Петрович Негош (1748–1830) – личность легендарная. Ему удалось сплотить черногорские и брдские племена, организовав мощный костяк единого сопротивления Порте.

Судьба его замечательна еще и тем, что из нее мы можем увидеть достойный пример подлинного служения собственному народу, при котором нет места ни личным амбициям, ни личным обидам. Без сомнения, именно этот путь самоотречения во благо своих подданных привел коронованного митрополита к святости.

Для Черногории совмещение духовного и светского правления было явлением распространенным. Петр I Петрович, представитель династии Негошей, был пострижен в монахи в двенадцать лет, а в семнадцать – рукоположен во иеродиакона. В сан митрополита его посвятил Сербский митрополит Моисей (Путник) в 1784 году. Едва заняв место верховного правителя, князь Петр отправляется в Россию – добиваться помощи от Императрицы Екатерины II. Несмотря на то, что визит был согласован заранее, князь Потемкин не допустил его до дворца и самым обидным образом выставил из Санкт-Петербурга. Среди возможных причин такого инцидента называют общение владыки с одним сербским генералом, числившегося у Потемкина в недоброжелателях, а также недавний визит владыки в Австрию. Так или иначе, пробыв всего три дня в столице, святитель был с помощью полиции насильственно посажен в карету, которую тут же погнали через Полоцк, сопровождая ее до самой границы Российской Империи.

Императрица, узнав о том, что владыку Петра не допустили до аудиенции, просила его вернуться, но тот, по приезде на родину, поклялся, что ноги его не будет в России. Тем не менее, владыка не мог допустить, чтобы личные обиды вредили народу, за который он держал ответ перед Богом. Поэтому, отвергая приглашение Императрицы, он прибавил: «Прошу Ее Величество знать, что я всегда буду предан русскому царскому престолу». По прибытии же на родину, Петр Цетинский сказал: «кто против России – тот против славян».

До нас дошло и его завещание, которое святитель Петр продиктовал черногорцам незадолго до своей кончины. В нем он по традиции назначал преемником своего племянника Раде, впоследствии митрополита, правителя Черногории, выдающегося реформатора и одного из самых чтимых поэтов сербской литературы. Завещание заканчивалось словами: «Да будет проклят и тот, кто бы покусился отвратить вас от верности благочестивой и христолюбивой России, и всякому, кто бы из вас черногорцев пошел против единоплеменной и единоверной нам России, дай Бог чтобы у него у живого отпало мясо от костей, и не было бы ему добра в этой жизни и в будущей».

Сохранилось также немало документов из переписки святителя Петра с российскими чиновниками, и везде в них неизменно присутствует дух верности единоверному русскому народу, везде ощущается решимость в любой момент подтвердить свои слова делом. Так, в письме русскому посланнику в Венеции А.С. Мордвинову владыка пишет:

«Черная Гора со времен еще предков наших имела и имеет чрезмерное усердие к России и во всяком

случае не упускала оное показывать, когда только российские дела того требовали, и теперь по нещастию нашему всегда были оставлены, обвинены и забвению преданы. Но ревность наша не престает пылать к оказанию услуг наших России и в настоящем случае и тем паче возборяется, чем скорее помышляем по единоверию и единокровию нашему с тем народом, за коего мы умереть готовы».

В небольшой и какой-то очень домашней Черногории всё на виду. Каждый шаг, каждое слово правителя сразу получают самую широкую огласку. Так, народ Черногории был свидетелем тому, как владыка Петр не единожды самолично водил войска против неприятеля. В 1796 году он дважды (у села Мартиничи в июле и у села Крусы в сентябре) разбивает турок. Узнав об этом, Екатерина II наградила святителя Петра орденом святого Александра Невского с бриллиантами[9]9
  Орден был послан в Цетинье Павлом I уже после смерти Императрицы.


[Закрыть], а только что вступивший на трон Император Павел I послал в Цетине дополнительно для отличившихся в бою воинов Георгиевские награды и назначил ежегодное денежное вспоможение для Черногории. Император ценил рыцарское поведение.

После падения Венецианской республики в 1797 году приморские города Бока Которская и Будва отошли к Австрии. Австрийцы захотели захватить монастырь Подмайне (Подострог) в Будве, чтобы превратить резиденцию черногорских митрополитов в крепость. Созванное владыкой Петром вече не позволило им этого. Когда после этого австрийцы послали к владыке предложение купить монастыри Подмайне и Станевичи, они получили достойный ответ: «Засыпьте эти голые камни золотом, и тогда не удастся вам купить меня вашими деньгами… Что мы саблей добыли, то без сабли не отдадим, хоть бы до колен пролилась геройская кровь».

Но в отношениях с Россией случались и недоразумения. В 1804 году нашлись злопыхатели, оклеветавшие владыку перед русским Императором Александром I. Царь послал в Черногорию графа Марка Ивелича, родом происходившего из Боки Которской, и архимандрита Стефана Вучетича, черногорского посланника при русском дворе. Они везли с собой письмо Святейшего Синода, в котором против владыки Петра выдвигались тяжкие обвинения, и по такому случаю ему предписывалось явиться на суд в Петербург. При этом архимандрит Стефан претендовал на то, чтобы заступить на место владыки.

Чтобы защитить доброе имя своего князя, черногорцы собрались на сход в Цетине. Они написали ответное послание, в котором отвергали обвинения как несправедливые и просили русского Императора прислать другого посланника, русского, чтобы тот мог разобраться во всем беспристрастно. Царь выполнил прошение, и прибывший вскоре новый посланник убедился в ложности выдвинутых обвинений. Митрополит Петр и старейшины поклялись в верности России, и прочные и добрые отношения с Россией были восстановлены. Перед приходом войск Наполеона это было исключительно важно как для России, так и для Черногории.

В 1805 году область Боко-ди-Каттара была передана австрийцами французам. Это было нарушением действовавшего соглашения с Россией, в котором было прописано, что в случае ухода из Которского залива Австрия не имеет права передавать Боко-ди-Каттара никакой другой стране. Область формально не была еще включена в состав Черногории и числилась под протекторатом Австрии. Собственно черногорцы населяли главным образом горные районы нынешней Черногории. Жители области Боко-ди-Каттара, не желая отдаваться во власть французов, объединились с черногорцами и перешли под власть митрополита Петра. Тем временем действия Наполеона не оставляли сомнений, что французы будут стремиться захватить Далмацию и все прилежащие земли. Соответственно, статус Черногории для России усиливался многократно.

Через тайного советника Сандковского владыке была послана финансовая поддержка в размере 3000 дукатов. По поводу включения области Боко-ди-Каттара в состав Черногории был сделан запрос в Петербург, и после полученного одобрения черногорцы спустились из горных областей в приморские города. Когда русские корабли вошли в залив, над портом был поднят флаг России. Русская эскадра под командованием адмирала Сенявина приняла в свой состав черногорцев в качестве морской пехоты. А об умении черногорцев сражаться говорит уже тот факт, что Далмация была в то время едва ли не единственным местом в Европе, где Наполеон терпел поражение.

Весной 1806 года была предпринята совместная операция в Дубровнике. Вице-адмирал Д.Н. Сенявин подошел к крепости с моря, а святитель Петр отрезал путь отступления французам с суши. 5 июня русские с черногорцами одержали здесь окончательную победу. В сентябре соединенные отряды русских и черногорцев разбили армию наполеоновского маршала Мармона. В ноябре 1806 года был взят о. Корчула, о котором мы писали в предыдущем очерке. Там вскользь упоминалось об отличившемся в боях брате св. митрополита Петра Савве. Он был награжден русским орденом св. Георгия 4-й степени. А самому владыке Император Александр I пожаловал белый клобук с алмазным крестом.

Как видно из документов, на кораблях находились и черногорские священники. В их числе нес свою службу и отец Спиридон Филиппович. Являясь фактически дипломатом высокого ранга, Спиридон Филиппович на протяжении все своей жизни оставался верным курсу, выбранному Петром I Негошем: словом и делом помогать России «по единоверию и единокровию с тем народом, за коего мы умереть готовы». За верность в служении архимандрит получил очень высокие, уникальные для своего времени награды: орден св. Владимира 3-й ст., митру, вышитую золотом, из Кабинета Е. И. В. ценой в 500 рублей, золотой наперсный крест, украшенный брильянтами, из Кабинета Е. И. В. ценой в 2000 рублей, орден св. Анны 2-й ст., украшенный брильянтами, из Кабинета Е. И. В. ценой в 2000 рублей и другие.

Так же, как и архимандрит Стефан (Вукотич), за участие в кампании 1806 года отец Спиридон был пожалован золотым наперсным крестом. И точно так же он просил разрешения носить его на Георгиевской ленте. Рапорт архимандрита Спиридона (Филипповича) от 26 июля 1808 года на имя военного министра графа А.А. Аракчеева хранится в Российском военно-историческом архиве:

«За сражение против французов в конце 1806 года, бывших на островах Курцоле и Брацце, Всемилостивейше награжден я золотым крестом с таковою же цепью для ношения на персях, который при отношении Вашего Сиятельства от 22 числа сего июля удостоился я получить. Благоговея глубочайшею признательностью ко Всемилостивейшему Государю Императору за все излиянные на меня Высоко-Монаршие милости, в том числе и за сей священный дар, осмеливаюсь при всем том представить на благоусмотрение и уважение Вашего Сиятельства нижеследующее:

В списках чинах, рекомендованных за отличие при изъясненном случае, показан я был иеромонахом; посему и крест Высочайше назначен в награду мне такой, какие обыкновенно белому духовенству даваемы бывают. Поелику же я имею сан архимандрита и украшен от Высочайших щедрот знаменитым орденом 3-й степени Святого Равноапостольного Князя Владимира, то сей последний препровожденный от Вашего Сиятельства крест на золотой цепи не может быть соответствен как носимому мною такового по архимандричьему сану, так и Всемилостивейшее пожалованному ордену; и для того не угодно ли будет Вашему Сиятельству учинить свое благораспоряжение о перемене сего знака в сообраздность описанным мною уважениям, и как оный определен мне в награду за военный подвиг, то я всепокорнейше прошу Вашего Сиятельства исходатайствовать мне у Всемилостивейшего Государя позволения носить оный, по примеру других духовных лиц, удостоенных за воинские дела подобных наград, на ленте Военному Ордену Святого Победоносца Георгия присвоенной. С глубочайшим к особе

Вашей высокопочитанием честь имею быть, милостивый государь, Вашего Сиятельства покорный слуга архимандрит Спиридон Филиппович». Прошение архимандрита было уважено. В 1809–1814 годах Спиридон находился в Европе, в частности в Триесте и Вене, где имел встречу с Императором Александром I.

Когда, наконец, наступили мирные дни, отец Спиридон поселяется в России. Он служит настоятелем Гербовецкого Успенского монастыря в Молдавии и присутствующим в Кишиневской духовной дикастерии. Его политические услуги Российскому государству не были забыты и много лет спустя. В 1840 году архимандрит Спиридон, единственный на то время из архимандритов Империи, был пожалован орденом св. Владимира 2-й ст.

После того, как Русский флот оставил Адриатику, приняв крайне невыгодные условия Тильзитского мира, владыка Петр не позволил французам открыть свое консульство в горной части Черногории, сказав, что «без разрешения русского царя никакого иностранного консульства на Цетинье быть не может». В горах войска Наполеона также потерпели поражение, десятитысячная армия генерала Клоузера, отправившаяся в горы завоевывать черногорцев, была разбита отрядами святителя Петра. А в 1813 году владыка, пользуясь поддержкой английского флота, овладел всей Бокой, и на скупщине было достигнуто решение об объединении приморских и горных районов в единое государство. Казалось, объединению братьев-славян на Балканах положен прочный фундамент, и их будущее находится в надежных руках у великой северной державы…

На следующий год святитель Петр I обратился к Императору Александру I с просьбой принять всю Черногорию под покровительство России. Однако в ответ пришла весть, ошарашившая черногорцев своей нелепой непредсказуемостью. Русский Император просил черногорцев освободить Боку, которая по решению Венского конгресса переходила к Австрии.

Надо ли говорить, с каким горьким чувством восприняли черногорцы предложение Александра оставить с таким трудом завоеванный выход к морю и отказаться от объединения земель Приморья и горной Черногории? Многолетие усилия владыки Петра, жертвенные подвиги адмирала Сенявина, отважные битвы черногорцев, бок о бок сражавшихся с русскими моряками – все перечеркивалось единственным росчерком пера на сборище каких-то ушлых европейских дипломатов. Виртуозно используя психологические особенности личности русского Государя, они сумели навязать России абсурдную логику Венского Конгресса, обеспечив себе баснословные выгоды на десятилетия вперед.

Святитель Петр, никогда не склонявший голову перед силой, принял волю русского Императора как свою.

5. Беспокойный характер
 Священник Симеон Якубович

Симеон родился в 1753 году в дворянской семье Черниговской губернии. Вероятно, семья была не богатой, поскольку в послужном списке священника в графе «образование» отмечено только: «Умеет читать по-русски и польски». Это был минимум грамотности, требуемый для получения сана. Белое духовенство в середине XVIII века было грамотно практически поголовно, хотя еще встречались батюшки, научившиеся вести службу «с голоса», по старинке. Среди монахов неграмотные священники встречались чаще: в среднем один из трех иеромонахов букв не разумел.

Симеон начинает службу сельским дьячком Могилевской губернии довольно поздно, в то время ему было уже за 40. В 1797 году он уже служит диаконом, еще через год рукополагается в священники, а спустя несколько лет, в 1799 году, переходит на военную службу.

Есть люди, которым не по душе безмятежное существование. Отец Симеон вдоволь поучаствовал в наполеоновских войнах. О его рвении говорит редкая по тому времени награда: скуфья. Судьба бросает его в одно из самых кровавых сражений наполеоновской эпохи. В битве при Прейсиш-Эйлау 26–27 января 1807 года с обеих сторон полегло до трети. Гибли не только в бою, огромные потери обе стороны несли от холода и болезней, в результате маневров: люди тонули в грязи, увязали в непролазных топях, некоторые части без всяких столкновений теряли до половины своего состава. Очевидцы вспоминали: «Без преувеличения могу сказать, что каждая пройденная в последнее время миля стоила армии тысячи человек…» «В нашем полку, перешедшем границу в полном составе и не видевшем еще французов, состав рот уменьшился до двадцати-тридцати человек…» Недаром за это сражение был выпущен специальный золотой крест с надписью «Победа при Прейш Ейлау 27 ген 1807 г.».

Поле битвы под Прейсиш-Эйлау

Сегодня принято считать, что победа в Прейсиш-Эйлау не досталась никому, однако русская армия в целом добилась невероятного по тем временам результата – Наполеон впервые встретился с противником, которого он не обратил в бегство. Русские войска отошли, что позволило Наполеону приписать победу себе, но после сражения император был мрачен. Еще немного – и с поля боя побежали бы его солдаты. Меж тем, русские достигли своей цели: Наполеон был остановлен, а его армия была сильно ослаблена. Сражение, несомненно, повлияло на дальнейший ход кампании и позволило русским считать сражение выигранным в стратегическом плане.

За отличие в сражении при Прейсиш-Эйлау 26–27 января 1807 года отец Симеон получил золотой наперсный крест на Георгиевской ленте, украшенный эмалью.

В 1808 году по Высочайшему повелению священник направляется в церковь киевского Инвалидного дома с пансионом 200 рублей из Кабинета Е. И. В. Вдобавок, ведомство армейского духовенства продолжает ему платить 100 рублей в год. (Можно напомнить, что в среднем военный священник получал 100 рублей годового содержания.)

Инвалидные дома строили для содержания престарелых и увечных, большую часть из которых составляли люди воинского звания. Инвалидный дом в Киеве возник на месте немноголюдного Киево-Кирилловского мужского монастыря. Когда в 1770 году в Киеве случилась вспышка азиатской чумы, монастырь был приспособлен под лазарет. В 1786 году монастырь был окончательно упразднен, а постройки перешли в собственность Киевского Общественного Призрения. Монастырская Свято-Троицкая церковь стала действовать как приходской храм, но постепенно превратилась в больничную церковь, которую посещали обитатели Инвалидного дома. В 1803–1805 годах на территории бывшего монастыря возводятся новые каменные постройки для Кирилловских богаделен, здесь же выделяются помещения для душевнобольных на 25 мест.

В том же 1808 году Якубович увольняется в Черниговскую епархию «с удостоением протоиерейского чина». Казалось бы, после испытанных приключений можно было уже остановиться. Возраст для участника боевых действий по нынешним меркам вполне почтенный – 57 лет. Но беспокойный характер дает себя знать, и отец Симеон возвращается в строй.

Если поговорить с ветеранами Великой Отечественной, многие из них скажут, что они переживают военные годы как самые счастливые в своей жизни. Несмотря на все непридуманные ужасы войны, это отнюдь не единичное мнение. Не секрет, что и в мирное время многие посвящают собственный отпуск добыче адреналина, покоряя горные вершины или преодолевая пороги на бурных реках, но в таком риске остается привкус игры, искусственности. На войне же все «настоящее», а если при этом человек участвует в войне осознанно, понимая, ради чего он рискует жизнью, жизнь в военное время действительно достигает наивысшей степени полноты.

В новых походах отцу Симеону опять повезло. Правду говорят: храбрых судьба боится. Всю Отечественную войну и зарубежные походы отец Симеон прошел «с полком неотлучно». Генерал-лейтенант Бромберг в донесении Барклаю-де-Толли пишет: «В кампанию <…> 1812 года в деле, бывшем <…> 16 Ноября, я был самовидцем, что пехотного Нашенбургского полка протоиерей Якубович находился в самом огне с крестом и тем ободрял солдат к неустрашимости и исполнению их обязанностей, о чем долгом себе поставляю свидетельствовать».

Примерно такие же строки поступают к Барклаю-де-Толли от армейского благочинного Онисима Боровика, который подает прошение о награде отца Симеона камилавкой. Представление о награде было удовлетворено. И только после окончания войны в 1815 году отец Симеон «по болезни колен» выходит в отставку.

В наступившие мирные дни отец Симеон направился в Екатеринославскую епархию служить священником Херсонского военного госпиталя. В то время, согласно указу Императора Павла I, в госпитальные и крепостные недвижимые церкви не определяли никого «кроме армейских священников, несколько лет в армии служивших:, а потому и заслуживающих сии покойные места».

Покоя, однако, опять не получилось. На сей раз беда пришла совсем с другой стороны. Виною тому стал все тот же беспокойный характер батюшки. В 1821 году против отца Симеона было начато следствие. Священник Одесского пехотного полка Павел Стефанович написал рапорт благочинному Софронию Сомборскому о «причинении разных обид от Якубовича». Но поскольку жалобщик выехал вместе с полком на другое место службы, а на требование представить «ясные доказательства» прислал письмо, где «ничего не говорил по существу», отец Симеон был оправдан.

Вскоре открылось новое дело. На Высочайшее имя поступила жалоба от титулярного советника Степана Витвицкого о причинении ему, его жене и невестке протоиереем Якубовичем «в пьяном образе при многолюдном собрании <…> первым поносительным ругательством, а последней боем [побоями] тяжкой обиды».

На время расследования, проводившегося совместно духовными и гражданскими лицами, отец Симеон был даже запрещен в священнослужении.

Следствие склонялось к тому, что он был виновен. В конце концов, дело разрешилось для протоиерея Симеона благополучно: чиновник заявил, что «по человеколюбию и старости его лет отца Якубовича прощает».

В октябре 1821 года титулярный советник и отец Якубович вместе написали покаянные письма на имя Государя Императора, Главного священника армии и следственной комиссии с внесением «в казну мировых денег» и взаимным прощением обид. В письмах было сказано, что «мы, сойдясь и поговоря между собой, помирились с тем, чтобы начатое тому прошению следственным порядком дело, прекратив дальнейшим производством, предать забвению <…> о ходивших между нами неудовольствиях».

Кто знает, какие еще сюрпризы могли ожидать отца Симеона в дальнейшем, но Господь пресек земную жизнь беспокойного батюшки на этом аккорде взаимного прощения. Отец Симеон отошел ко Господу в апреле 1822 года. Его супруга скончалась еще раньше, детей у них не было.

В завещании протоиерей пишет, что у него имеется «наличностью на долгах у разных лиц по письменным документам и без оных по одним закладным вещам до 3 400 рублей». Он просит распорядиться оставшимся наследством следующим образом:

«За погребение тела протоиерею Иоанну Глобачеву, Софронию Самборскому, Иоанну Павловскому по 25 рублей, священникам по 10 рублей, диаконам по 5 рублей, дьячкам по 2 рубля, певчим – 25 рублей;

– для поминального стола – 200 рублей;

– духовнику за поминовение – 300 рублей;

– изувеченным воинским чинам, вдовам и сиротам – 500 рублей;

– на богадельню – 500 рублей;

– в острог невольникам – 25 рублей;

– малолетней дочери скончавшейся племянницы-300 рублей;

– восьми Херсонским церквям – 400 рублей;

– и дополнительно за погребение тела в ограде кладбищенской Херсонской церкви всех святых – 50 рублей;

– наперсный крест золотой с эмалью [на Георгиевской ленте] и бронзовый [за войну 1812 года] да серебряную медаль [за войну 1812 года] – дать в госпитальную Казанскую церковь для приличной привески к иконам[10]10
  «Приличные привески к иконе» (и в наше время встречающиеся во многих церквях) церковными властями официально не разрешались. В том числе запрещалось подвешивать к иконам медали и наперсные кресты. Указом Святейшего Синода от 18 декабря 1819 года бронзовые наперсные кресты в память войны 1812 года было предписано «оставлять у родственников или хранить в ризницах». Поэтому, несмотря на завещание, армейский благочинный протоиерей Херсонского морского госпиталя Софроний Самборский написал рапорт обер-священнику Державину: «На благоусмотрение в покорности моей представляя нижайше испрашиваю в разрешении предписания куда <…> означенный крест обратить». От обер-священника была получена резолюция: «Исполнить по завещанию».


[Закрыть];

– домашние вещи стоимостью около 200 рублей продать и употребить по необходимости в случае недостатка наличной суммы. <…>

Находящиеся в залоге за занятие у меня разного звания людьми деньги, серебряные столовые ложки семь и чайные семь, щипцы сахарные серебряные одни и веницианские четверть червонца в ста двадцати рублях, атласный женский халат, сибирки и шаль в ста восьмидесяти рублях отдать тем, кому оные принадлежат, тогда когда полностью деньги внесены будут, а в случае невыкупа, оставить заклад вместо денег и продать по стоимости».

Завещание открывает еще один грех батюшки: как видно из текста, отец Симеон занимался ростовщичеством. Такой род деятельности, естественно, запрещался канонами, но начальство смотрело на это сквозь пальцы.

Любопытно и распределение оставшихся денег: 200 рублей (более годового жалования) священник выделил на поминальный стол, но при этом не забыл об увечных воинах, вдовах и сиротах, оставив им 500 рублей, такая же сумма завещана богадельне. Своей малолетней родственнице он оставил 300 рублей…

Будем надеяться, что Господь зачтет ратные подвиги отца Симеона и простит прегрешения, обусловленные беспокойным характером. Может быть, кто-нибудь из читателей также не преминет помолиться об упокоении души иерея Симеона.