Текст книги "За службу и храбрость. Священники – кавалеры ордена Святого Георгия. Неизвестные страницы"

13. Летописец осады Севастополя
 Протоиерей Арсений Лебединцев

Приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему…

Мф 3:3

Про внука отца Арсения Лебединцева, известного физика Георгия Антоновича Гамова, написано куда больше, чем про его деда, военного священника, героя обороны Севастополя. Не будем забывать, что если науку называют двигателем прогресса, то человеческий дух нужно уподобить компасу: только он может подсказать, куда подобает нам устремлять свой ум. Так что обратимся к истокам, и уделим внимание судьбе достойного сына русского народа, посвятившего жизнь служению Богу и Отчизне – Арсению Лебединцеву.

Арсений Гаврилович Лебединцев родился 2 марта 1818 года в многодетной, по обыкновению того времени, семье сельского священника села Яблонка Киевской губернии. Жизненный путь отца Арсения оставляет впечатление духовной твердости и, как бы сейчас сказали, «правильности». Ведь «править» – это кратчайшим путем направлять к цели.

Арсений с легкостью окончил Киевскую Духовную Академию и очень скоро стал профессором всеобщей истории и греческого языка в Одесской семинарии. В 29 лет в 1847 году он служит священником Одесского Преображенского кафедрального собора, а на следующий год становится протоиереем Севастопольского Петропавловского собора и благочинным всех церквей Севастопольского округа (епархиального ведомства).

Протоиерей Арсений Лебединцев

Быстрое восхождение по лестнице церковных чинов говорит о том, что перед нами личность незаурядная. Как благочинный, отец Арсений заботился о красоте богослужений в своем храме. Неспешные, исполненные духовной красоты службы проходили в Петропавловском соборе, столь любимом жителями города. Но вот, в 1854 году в райский уголок Российской Империи приходит война, оставившая глубокий шрам в истории России. Отцу Арсению суждено было встретить это тяжелейшее для русского народа испытание в самом пекле войны. В осажденном Севастополе он был духовником вице-адмирала Владимира Алексеевича Корнилова до самого дня его кончины на Малаховом кургане 5 октября 1854 года.

Как пишет биограф отца Арсения, он «как офицер на своей батарее, несмотря на постоянную и ежедневную опасность от пролетавших бомб и ракет, молился в церкви о победе на супостаты, доколе бомбы в августе 1855 года не разрушили кровлю и своды храма, а также бывший при нем церковный дом». Только после этого богослужения были прекращены. В течение всей обороны отец Арсений по поручению своего правящего архиерея архиепископа Херсонского и Таврического Иннокентия (Борисова) вел дневник и регулярно письменно докладывал владыке обстановку.

Позже эти записки публиковались в журнале «Киевская старина», а впоследствии вышли отдельной книгой, озаглавленной «Письма Протоиерея Арсения Лебединцева, благочиннаго церквей Южнаго берега Крыма, къ преосвященному Иннокентию, архиепископу Херсонскому и Таврическому, с донесением о ходе военных действий и состоянии церквей и духовенства во время 11-ти месячной осады Севастополя». После 1896 года эти записки, похоже, не переиздавались, так что приведем здесь выдержки из этого ценнейшего исторического документа, приоткрывающего перед нами будни героической обороны Севастополя.

Отец Арсений пишет:

«Бомбы разрывались по одну и другую сторону церкви, на улице. Ядра свистят у окон нашего церковного дома; одним вышибло карниз над самой дверью, другим вырвало несколько столбцов в каменной ограде церковной. <…> 12 октября 1854 года. <…> Когда уже звонили к вечерне, пала бомба близ самой церкви нашей, взрывом вышибло в южной стороне стекла, два окна даже с рамами, и повредила немного крышу. Обошлось без несчастья, хотя в церкви были люди, и я сам там находился. <…> Уже по окончании обедни осколком разорвавшейся над церковью в воздухе бомбы вырвало кусок железа и каменного карниза. В продолжение дня еще разорвалось три бомбы над церковью, но две также в воздухе; осколки падали по саду и на улице, не вредя ни церкви, ни дому. <…> 15 октября 1854 года.

<…>

Одна бомба пала у самой церкви, вышибла большой камень в ступенях, повредила немного колонну, и более ничего. Другие бомбы падали левее и правее церкви. <…> 19 октября 1854 года.

<…>

Ударом бомбы выбило в моей церкви колонну с западной стороны против входа в церковь, но церковь еще цела, и служение продолжается без изменения даже часов богослужения. <…> 29 октября 1854 года.

<…>

Одна бомба попала и в самую церковь мою. Я стоял под колоннадой и сам был свидетелем удара и взрыва. К счастью, пробив крышу, она ударилась не в потолок, который бы легко мог весь обрушиться, а в стену по ребру ея. <…>5 ноября 1854 года.

<…>

У входа в церковь выбита колонна. <…> От сотрясения разошлись и камни во фронте. <…> Я сделал подставку из толстой корабельной стеньги удлинения нижней мачты корабля. <…> 17 декабря 1854 года.

<…>

Во время освящения воды, 6-го января, над самой устроенной на Екатерининской пристани [купели] слетел орел и держался до исполнения стиха: «Во Иордани крещающуся тебе, Господи». Орел был замечен всеми, даже начальствующими лицами. <…> Январь 1855 года.

<…>

Несколько бомб лопнули в воздухе над самой церковью; одна ударила в стену церкви, миновала колонну и, хотя повредила стену, но не пробила насквозь, ибо удар последовал в самую нижнюю часть

стены, между тем был так силен, что запор ставни выскочил с пробками, а в церкви местные большие подсвечники повалились. Одна бомба упала в саду на дорожке к моей квартире. <…> 15 марта 1855 года. <…>

Во время утрени, стоя у престола, несколько раз ощущал я такое сотрясение от выстрелов, на самое здание церкви, что пол под ногами колебался. <…> 28 марта 1855 года.

<…>»

От смерти отец Арсений спасся чудесным образом. Летом 1855 года в своей квартире в 12 часов ночи он внезапно проснулся от сильной жажды и вышел из комнаты (где спал для безопасности на полу, у стены, ниже подоконника). Лишь только он перешел через сени на кухню, в спальню влетела бомба, и, разорвавшись, разрушила половину дома, ранив спавшего в соседней квартире малолетнего сына священника Антония Демьяновича.

Разрушенная Петропавловская церковь, где служил отец Арсений Лебединцев. Севастополь, 1855 год

В Севастополе отец Арсений становится духовником Крестовоздвиженской общины сестер милосердия, прибывшими из Санкт-Петербурга в осажденный город доброволицами. Община находилась под покровительством Великой княгини Елены Павловны. Вместе с общиной приехал и афонский иеромонах Вениамин. За оборону Севастополя иеромонах Вениамин был награжден орденом св. Анны 3-й ст. и наперсным крестом на Георгиевской ленте, однако, по мнению отца Арсения, ему плохо подходила роль духовника для санитарок. Молодые девушки получили образование в Санкт-Петербурге, а иеромонах Вениамин был человек простой, привыкший к строгому Афонскому уставу. По этой причине отец Арсений постарался найти ему более подходящее место. Об этом он пишет в таких словах:

«…не полюбился [Крестовоздвиженской] общине [сестер милосердия] афонский монах, прибывший с ними, Вениамин. По словам старшего доктора при общине Тарасова, который от Ея Высочества [Великой княгини Елены Павловны] уполномочен во всем распоряжаться по общине, иеромонах больше положит в сестрах несогласия чем мир и любовь. Чтобы он меньше имел на них влияния, [врач] Н.И. Пирогов прикомандировал его бессменно к палатам самых трудных больных, куда заставили переселиться на жительство. Вместо его рекомендуют Ея Высочеству меня, о чем 5 апреля [1855 г.] доктор Тарасов послал рапорт Великой княгине. Когда спрашивали на то моего согласия, я тем менее мог отказываться, что уже Вашим Высокопреосвященством милостивейше указан на это служение, хотя доселе проходил его только при отделении общины. Иеромонах пока ничего не знает про это. Он добрый человек, но, говорят, из солдат, и поэтому не имеет многих качеств для служения в обществе людей образованных. Притом смотрит на вещи по-афонски, – это ужо слишком много для общины, незнакомой с монашеством».

Отец Арсений также был пожалован наперсным крестом на Георгиевской ленте, украшенным драгоценными камнями «за отличное усердие и самоотвержение, оказанное во время осады Севастополя».

О своем награждении отец Арсений извещает архиепископа в следующих строках:

«Извещая Вас о получении [наперсных крестов на Георгиевской ленте] я с моим сослужителем Демьяновичем имеем случай паки и паки благодарить Ваше Высокопреосвященство за безмерную Вашу милость к нам и повторить обет вечной памяти незаслуженного нами воздаяния».

Его собственное отношение к награде хорошо видно из его предшествующих писем:

«Какой награды меня удостоите недостойного, та и будет для меня лучше, та будет полезнее и для потомков моих. Не знаю даже, к чему представлял губернатор. Хотя он и говорил мне о кресте на Георгиевской ленте. <…> Сегодня секретным образом дошло до меня сведение, что представление Ваше о награждении меня и товарища моего крестами на Страстной седмице было в Севастополе, и по засвидетельствовании князем Горчаковым, опять пошло по назначению, без всякого в нем изменения. Это, говорят, потому, что награды, кои так милостиво присудили нам, подлежат суду высшего начальства; и эта форма таким образом соблюдена. В сем ходе дела мы видим новую к нам милость Божию: ибо если бы оно пришло к князю Меньшикову, то вместе с представлением о всем военном духовенстве и врачах, осталось бы недвижимо в его канцелярии. О духовных и врачах он сказал: пусть их наградит Господь».

Здесь будет уместно вспомнить о провальном руководстве войсками самого светлейшего князя Александра Сергеевича Меншикова в Крыму. Имея все необходимое для остановки десанта на пути из Керчи до Севастополя, он не только не обеспечил организованного отпора неприятелю, но и ослабил наши позиции, предоставив разрозненным частям действовать «по обстоятельствам». Многие историки убеждены, что именно его действия привели к поражению в Крымской войне.

После того как Севастополь был оставлен, отец Арсений служил в Бахчисарайском Николаевском соборе. Здесь он удостоился визита Императора Александра II, который по окончании литургии пожаловал ему брильянтовый перстень из Кабинета Е. И. В. «с особо милостивым рескриптом и выражением Августейшей признательности».

Вскоре вместе с Крестовоздвиженской общиной сестер милосердия отец Арсений прибыл в Санкт-Петербург, по дороге повидавшись с семьей, которую не видел три года. В Санкт-Петербурге он посетил дом Великой княгини Елены Павловны, вновь был представлен Императору и приглашен на его Коронацию.

Великая княгиня пожаловала отцу Арсению большую серебряную медаль «В память милосердного служения страждущей братии» от Кресто-Воздвиженской общины и рескрипт с выражением «благодарности за достойное и примерное исполнение обязанностей духовника». Кроме того, она повелела ежегодно отпускать из своей придворной конторы по 250 рублей на приготовление двух старших сыновей отца Арсения к поступлению в учебные заведения и предложила содействие в определении Арсения к одной из столичных церквей.

Но, следуя совету архиепископа Иннокентия (Борисова), он вернулся в ведомство своего архипастыря. Быть может, совет был не плохим. Отец Арсений не затерялся в необъятном Санкт-Петербурге. В Одессе он стал известным и уважаемым человеком, вначале ключарем, а позднее настоятелем Одесского Преображенского кафедрального собора, где он прослужил более 40 лет. За это время он потрудился законоучителем городского девичьего училища, Ришельевского лицея, председателем уездного училищного совета и председателем Херсонской духовной консистории, членом испытательного комитета при попечительском совете Одесского учебного округа, цензором духовных журналов, реставратором древностей Херсонеса и Балаклавы, действительным членом Одесского общества истории и древностей, стал автором многих трудов по истории края.

Как Георгиевский кавалер отец Арсений был приглашен на праздник 100-летнего юбилея ордена в 1869 году, где ему была вручена памятная настольная медаль. В 1896 году по случаю Коронации Императора Николая II он был пожалован орденом св. Анны 1-й ст.

Скончался отец Арсений в возрасте без малого 80 лет. На похоронах «присутствовала вся православная Одесса с архиепископом Иустином (Охотиным) и генерал-адъютантом графом Мусиным-Пушкиным во главе».

Серьезный вклад в просветительскую деятельность на Украине внесли и два брата отца Арсения – Петр и Феофан. Усилиями Петра Лебединцева – кафедрального протоиерея Софийского собора в Киеве, члена Киевской духовной консистории – была организована сеть деревенских школ. Петр занимал множество должностей в епархиальном управлении и был одним из инициаторов издания «Киевских епархиальных ведомостей». Феофан Лебединцев основал журнал «Руководство для сельских пастырей» и положил начало изданию журнала «Киевская старина». На службе состояли и два других брата отца Арсения: Андрей служил протоиереем в Киеве, а Даниил – в чине тайного советника в Санкт-Петербурге.

14. Оборона Соловков
 Епископ Александр (Андроник Павлович)

Крымскую войну можно было бы с полным основанием назвать первой мировой, так как России пришлось воевать против всего мира. Даже давнишние непримиримые враги, Англия и Франция, на время объединились, дабы не допустить образования на Балканах независимых государств, дружественных по отношению к России. Война затронула даже Африку и Азию – азиаты воевали в армии англичан, африканцы бились в рядах французских войск. Театр военных действий кроме Черного моря охватывал еще пять морей, боевые действия велись даже на Камчатке. Друзей в этой войне у России практически не осталось: бывшие союзники Австрия и Пруссия выдерживали шаткий, враждебный нейтралитет.

Война не обошла стороной и северные моря. У берегов Арктики англичане и французы обстреливали наши берега, пиратствовали на море, грабили и уничтожали мелкие торговые и промысловые суда, реквизируя у берегов Архангельска бочки с селедкой и мешки с мукой. Русского военного флота в Арктике не было, и оборону российских берегов возложили на местных жителей, призвав их обороняться имеющимися подручными средствами.

Бросив Север на произвол судьбы, власти не позаботились даже о том, чтобы обеспечить обороноспособность Соловецкого монастыря, преграждавшего вход в Онежскую губу. В Соловецкую крепость не прислали ни военных, ни серьезного вооружения. Велено было только отдать монастырю орудия малого калибра, которые останутся не-задействованными при вооружении Архангельска и Новодвинской крепости. Да и то у военного губернатора не нашлось судов для переброски даже этой малости – монастырю предлагалось перевезти пушки своими средствами.

Святейший Синод также не проявлял заботы о судьбе монастыря до тех пор, пока не был поставлен вопрос о спасении сокровищ, хранившихся на острове. Лишь в марте 1854 года Синод обязал настоятеля монастыря архимандрита Александра до наступления навигации перевезти все ценности на материк и укрыть их в надежном месте. По сему поводу была прислана подробнейшая инструкция с указаниями: как нужно составлять список ценностей, подлежащих вывозу, как составлять саму опись, как упаковывать предметы, опечатывать ящики, сопровождать груз… Самому же настоятелю предписывалось оставаться на острове безвыездно и принять «при содействии лиц, от военного начальства назначенных, все возможные меры как к защите монастыря, в случае нападения неприятельского, так и к самому бдительному надзору за находящимися в оном арестантами, адресуясь в потребных случаях за разрешением и содействием к г-ну Архангельскому военному губернатору».

В конце зимы 1854 года в Приморском районе Архангельской губернии было введено военное положение. Военный губернатор В.П. Бойль распространил послание к народу, умышленно изложенное «просторечным» языком, где он подзадоривал население: «Зная, что жители Архангельской губернии народ смышленый, бесстрашный и всегда отважный, я надеюсь, что они, с Божьей помощью, не дадут себя б обиду какому-нибудь сорванцу-пришельцу, который бы, желая поживиться чем-либо нажитым трудами, вздумал напасть на них; я вполне уверен, что они при своем уме и всегдашнем удальстве постараются даже завладеть неприятелем, если он осмелится показаться на заветных водах нашего Белого моря».

Меж тем, сорванец-пришелец не заставил себя долго ждать. Более того, сорванец этот не преминул «поживиться чем-либо нажитым трудами». В архивах сохранилось немало описаний набегов англичан и французов, представлявших собою культурный цвет цивилизованной Европы. Вот типичные примеры происшествий:

«25 июня один из пароходов, накануне покинувший Бар, подошел к приморскому селу Сюзьма, что в 80 верстах западнее Архангельска, и, увидев на берегу собравшихся вооруженных крестьян, как бы для забавы послал в них две бомбы огромного калибра. Одна угодила в дом Андрея Сметанина и подожгла его, но крестьяне быстро ликвидировали пожар».

«29 июня английский пароход, остановившийся между селениями Кузоменским и Чаваньгским, высадил на берег 2 офицеров с 15 матросами, которые ограбили рыбачью избушку Василия Климова, застрелили корову с телушкой и, погрузив весь домашний скарб рыбака с убитыми коровьими тушами на фрегат, ушли в море».

За первую неделю англичане ограбили около 20 каботажных судов, направляющихся в город.

6 июля утром к Соловецкому монастырю подошли английские 60-пушечные фрегаты «Бриск» и «Миранда». Постояв у острова, они снялись было с якоря, но затем вернулись обратно и подняли переговорные флаги. Вслед за тем, не дождавшись ответа, англичане произвели три предупредительных выстрела. В монастыре не нашлось достаточно компетентных военных моряков, чтобы понять все эти военные тонкости, и в ответ монастырь тоже выпустил пару ядер. Англичане, оскорбленные атакой на флаг королевства, обрушили на обитель залповый огонь из всех орудий. На монастырь обильно посыпались ядра и бомбы, не причинявшие, впрочем, особенного вреда мощным укреплениям обители.

Роль руководителя обороной пришлось брать на себя архимандриту Александру. Ему в помощь для организации линии огня и обучения артиллерийскому делу в мае из Архангельска прибыли инженер-поручик Бугаевский и фейерверкер Друшевский. В монастыре была своя инвалидная команда[24]24
  Инвалидными командами называли нестроевые части внутренних войск, выполнявшие разнообразные хозяйственные и иные работы.


[Закрыть] из 50 человек. Ряды вооруженных защитников монастыря пополнились добровольцами из числа послушников и рабочих. Из хранилищ монастыря было извлечено все оружие, накопленное на острове, которое возможно было пустить в ход. Доставали даже старинные пищали, самострелы, бердыши и пики. В пороховницах нашлось 20 пудов пороха. Большинство пушек рассыпалось от пробных зарядов, а те, которые прошли испытания и были установлены на крепостных стенах, при ответном огне по английским фрегатам едва добивали до линии собственной береговой обороны. Зато один из 8 выстрелов, произведенных с береговых орудий, попал в цель, повредив английский корабль.

После этого англичане прекратили огонь и выслали парламентария, который доставил на остров ультиматум. В нем звучали обвинения в открытии огня по британскому флагу. Капитан Эразмус Омманей требовал уступки гарнизона со «всеми пушками, оружиями, флагами и военными припасами». Комендант гарнизона должен был лично в течение трех часов явиться на пароход «Бриск» и сложить там свою шпагу.

Ультиматум срочно доставили настоятелю в храм. Архимандрит Александр достоял утреннюю службу, после чего собрал совет, на котором был составлен ответ: «Соловецкий монастырь стрелял уже тогда, как с английских пароходов последовали выстрелы; оружия, флагов и других военных снарядов монастырь не имеет и поэтому сдавать нечего, коменданта в монастыре нет и никогда не бывало, и теперь нет».

После отправки депеши в монастыре началась служба. Когда она уже близилась к концу, на остров вернулся наш парламентер, и тотчас после этого англичане начали яростную бомбардировку. На монастырь посыпалась картечь, каленые ядра, бомбы и гранаты. По монастырю было выпущено около 1800 ядер и бомб, обстрел продолжался с разных позиций около девяти часов. Однако, несмотря на то, что многие здания были повреждены, никто из оборонявшихся не пострадал от обстрела. Одна из бомб пробила стену и разорвалась в соборе Преображения Господня, вызвав сильный переполох среди молящихся. Отец настоятель быстро успокоил братию, пожар тут же потушили, а под огнем неприятеля по стенам прошел крестный ход.

Вскоре стало темнеть, и огонь прекратился. Вся ночь прошла в молитвах. С рассветом защитники вновь заняли свои позиции, ожидая продолжения обстрела. Но английские корабли неожиданно снялись с якоря и подошли к Большому Заяцкому острову. Там они высадили десант, разграбивший деревянную церковь св. Апостола Андрея Первозванного. Разрубив двери, они осквернили храм, рассыпали медяки из кружки для пожертвований, украли три колокола и два небольших серебряных креста.

Этим и завершилась осада Соловков. В изложенных событиях можно и не усмотреть ничего необычного. Чего только не случается на войне – ну пришли два военных корабля, пусть даже современных и хорошо оснащенных, покрутились возле хорошо укрепленного острова и, не сумев сходу одолеть крепость хитростью и угрозами, решили ретироваться. Они могли не знать, что монастырь обороняет в основном инвалидная команда и послушники, вооруженные допотопным оружием, которым бились, вероятно, их деды, а то и прадеды. В конце концов, бывает и не такое.

Но именно потому, что «бывает и не такое», в таком благополучном исходе верующий сможет уловить несомненное присутствие помощи Божьей. Все-таки удивительно, что среди защитников крепости не было ни одной жертвы, а одну из бомб нашли неразорвавшейся за иконой «Знамения Пресвятой Богородицы». Эта бомба до 1917 года хранилась в ризнице монастыря. Все в этой необычной осаде прошло как по лезвию бритвы: стоило англичанам понять, кто на самом деле обороняет монастырь, и события могли пойти совсем по другому руслу. Отцу Александру достаточно было совершить малейший промах, и он тотчас мог оказаться роковым.

Монастырь в критическую минуту все бросили на произвол судьбы, действия военного губернатора вице-адмирала Р.П. Бойля вообще граничили с откровенным саботажем, казалось – все складывалось не в пользу отца настоятеля. Но архимандрит по-монашески честно выполняет все, что на него возложено и решает задачи одну за другой, уповая на Бога, ни в каком деле не допуская небрежения. При появлении неприятеля он тут же объявил в монастыре пост и велел читать акафисты Господу Иисусу Христу, Божией Матери и служить молебны преподобным Зосиме и Савватию. Пригодился и заготовленный намоченный войлок для тушения пожара при попадании бомбы, и высланные в лес добровольцы вовремя попались на глаза англичанам, из-за чего, видимо, они так и не решились на высадку десанта… Тем временем в Крыму, при оптимистичном соотношении сил, события почему-то получают совсем иной оборот.

Как здесь не вспомнить строки из Псалма: «и будет он как дерево, посаженное при потоках вод, которое приносит плод свой во время свое, и лист которого не вянет; и во всем, что он ни делает, успеет». Чтобы лучше понять, как прочное основание в вере помогло успешно преодолеть земные перипетии, обратимся к жизнеописанию архимандрита Андроника, руководившего обороной Соловков.

Будущий архимандрит – ровесник века, родился он в последний год уходящего XVIII столетия в селе Кобринова Гребля, что в Киевской губернии. Семья обычного сельского священника, обычное детство, потом Киевская семинария, по окончании которой молодой выпускник преподает латынь для митрополичьего хора. В 1820 году он поступает на службу в Военное ведомство, где с небольшими перерывами служит до самого пострижения в монахи Александро-Невской лавры (с именем Александр) в 1853 году. В пострижении военного священника, который в том же году возводится в сан архимандрита и сразу, накануне войны, определяется на должность настоятеля Соловецкого ставропиги-ального монастыря, можно даже усмотреть нечто промыслительное.

И вот, известие о начале войны получено. Ввиду возможности подхода английских кораблей к монастырю 5 июля 1854 года архимандрит Александр на лошади отправился из монастыря в дозор и 6 числа, увидев англичан, успел прискакать обратно и приготовиться к встрече. Военные навыки, полученные за 20-летнюю армейскую службу, в сложившейся ситуации оказались весьма полезным дополнением к тем качествам, которые требуются настоятелю.

Как мы видели, оборона Соловков осталась одним из наиболее удивительных эпизодов Крымской войны. За руководство во время осады архимандрит Александр получил золотой наперсный крест на Георгиевской ленте, украшенный брильянтами, а несколько позднее – орден св. Анны 1-й ст. Золотыми крестами на Георгиевской ленте были награждены еще три иеромонаха: Варнава, Матфей и Николай. Первый из них был духовником обители.

Осенью 1854 года архимандрит Александр был вызван в Санкт-Петербург и имел аудиенцию у Императора Николая I и его супруги. К весне 1855 года Соловецкий монастырь получил дополнительные вооружения и целый гарнизон для обороны, но нового нападения не последовало.

В 1858 году монастырь посетил Государь Александр II. Вскоре после этого в обитель доставили подарок Императора: колокол, на котором была отлита панорама сражения и описана история осады, шедевр колокольного литья.

Монастырь свято хранил память о своей обороне. В 1863 году в обители была построена небольшая колокольня в память о развернувшихся здесь событиях. У ограды ее поставили две пушки, бывшие на батареях, и сложили две пирамиды из неприятельских снарядов и осколков.

Архимандрит Александр (Павло́вич)

Далее для архимандрита, казалось, пришла пора пожинать лавры. В 1857 году он был хиротонисан во епископа горского, в 1860 году переведен на лучшую кафедру – епископом Полтавским и Переяславским. Однако вскоре он неожиданно отправился на покой. Если верить словам митрополита Мануила (Лемешевского), Александру «было трудно находиться в бездействии, на покое на него напала скука, доходившая до отчаяния».

От уныния владыку спасло паломничество в Иерусалим и на Афон. В 1869 году он участвовал в богослужении в Зимнем дворце в честь 100-летнего юбилея ордена св. Георгия. Последние годы жизни владыка провел в Киевском Софийском архиерейском доме, управлял Киево-Выдубицким монастырем. Мануил (Лемешевский) пишет, что в Киеве владыка Александр «почти до самой кончины принимал в своей келье всех приходящих к нему за советом и помощью и каждому уделял внимание независимо от сословия».

Александр (Павло́вич) мирно скончался в 1874 году и удостоился чести упокоиться в Дальних пещерах Киево-Печерской лавры.

Любопытно, что уникальный колокол, подаренный Соловецкому монастырю Императором Александром II и пострадавший от рук большевиков, сохранился до наших дней. На нем имеется небольшой след от электропилы и одиннадцать пулевых несквозных ранений. Тем не менее, ультразвуковое обследование колокола, сделанное в 2003 году московским Колокольным центром, показало, что колокол не имеет внутренних дефектов и пригоден для богослужения. В наши дни он хранится в музее на Соловках.