Текст книги "Архив сочинений 2015. Часть I"

ЛЕВ ТОЛСТОЙ «ВОЙНА И МИР» (1869)

«Война и мир» – это рефлексия Льва Толстого, рассматривающего под увеличительной лупой последствия Великой Отечественной войны; в какой-то мере является попыткой переосмыслить случившееся. С 1812 года минуло пятьдесят пять лет, сам Толстой рос и воспитывался в среде постоянных обсуждений, когда речь обязательно заходила о недавних событиях, результатом которых стало взятие Москвы французами, а также реально нависла угроза утраты государственности. Российская Империя сумела перебороть саму себя, противопоставив сопернику именно то, за что никто Россию собственно и не любит: климатические особенности, людское терпение до последнего взрывного момента и способность переварить любую чужую культуру, умело вплетая заимствованное в повседневный быт, не впадая в зависимое положение. Написать обо всём этом книгу было просто необходимо. И чем монументальнее получится полотно – тем лучше. Лев Толстой споро взялся за дело, но выполнил его не очень хорошо. Может тут сказалось не слишком умелое использование собранного материала, либо литературный опыт был недостаточным, из-за чего роман «Война и мир» превратился не просто в окно человеческих судеб, а в нечто сумбурное и чересчур насыщенное лишними деталями.

Русское общество начала XIX века активно пожинало плоды петровских реформ, чей топор пробил рубеж неприятия европейской культурой дикой неотесанной Руси, чьи порядки ничего кроме шока вызвать не могли. Хоть Пётр и не преследовал никаких мыслей об евроинтеграции, поскольку его главной заботой было наверстать разрыв в технологиях, способных в недалёком будущем позволить России занять лидирующие позиции на суше и на море. Достаточно было двадцати с лишним лет, чтобы уже не топором, но молотком заколотить брешь, повернувшись к Европе задом, которая уже сама должна была проявлять инициативу. К сожалению, за великими делами следуют дела разжиревших на харчах людей, предавшихся лени и прожиганию достигнутых результатов. Не получилось у России развязаться с Европой, порвав с ней связи. Интеграция только усилилась, что стало особенно заметно в высшем свете, где даже говорить на русском языке считалось постыдным занятием. На место русской речи пришёл французский язык – этот момент активно будет обыгрывать Лев Толстой в первых томах книги, с сарказмом показывая попытки князей шутить на тему крестьянства, прибегая к помощи языка простого народа, отчего хохочет окружающий люд, а читатель лишь недоуменно смотрит на такое положение дел, за которое надо краснеть, а не с восторгом взирать на бесконечные танцы и рауты.

Кажется, Россия была практически потеряна сама для себя. Высший свет с успехом получает образование за границей, будто Россия уже не уважаемое всеми самостоятельное государство, а данник некой метрополии, откуда возвращаются назад будто в ссылку, чтобы удручённо взирать на так и не достигшее важных результатов общество, продолжающее оставаться на окраине Европы не только географически, но и духовно. Всё это очень тяжело даётся пониманию, но ситуация складывалась именно таким образом. Однако, Россия не была бы Россией, если не умела правильно переваривать чужеродные элементы, превращая их в достоинства собственной культуры. Пусть высший свет говорит на французском, иная часть говорит на немецком, а кто-то вообще на английском – это всё плоды интеграции, наводнившие страну иностранными гражданами, которым было очень трудно усвоить русский язык, отличающийся сложной структурой построения слов и возможностью ставить слова в предложениях в каком угодно порядке. Даже ударение в словах не поддаётся никаким закономерностям. Все эти особенности языка являются прямым результатом развития русского народа, такого же непростого, живущего своим собственным укладом жизни. Война с Наполеоном отнюдь не стала спусковым механизмом для роста славянофильства и самосознания. Дело стоит рассматривать с самой банальной стороны: дети иностранцев уже не так отчужденно смотрели на истинную для них родину, а внуки эмигрантов и того более считали себя именно русскими, а не французами-немцами-англичанами, активно помогая восстановлению величия страны.

Дело Петра закончилось успешно. Но в начале XIX века всё обстояло не так благополучно. Засилье иностранного образа жизни приносит плоды для развития России, но в далёкой перспективе всё воспринимается благополучно. Конечно, Лев Толстой не до конца мог осознать это явление, сводя понимание сложившихся дел в пользу разумеющихся вещей, должных быть в виду того, что это просто должно быть именно так, а никак иначе. Да, жизнь не стоит на месте. Однако, Толстой не старается делиться с читателем какими-либо теориями, предлагая принять тот факт, что если уж мы живём именно в таком мире, то просто иного мира быть не должно. История, в понимании Толстого, это чистая формальность: можно предпринимать любые действия, только результат уже заранее определён. Не зря в «Войне и мире» увесистая часть повествования отводится масонам и разжёвыванию их идей, что сводит с ума читателя, когда не удаётся понять истинное призвание вольных каменщиков, использующих мистические элементы и глубокую религиозность для достижения всеобщего блага. Стоит оставить масонов на совести Льва Толстого, как и тут часть текста, где разжёвываются особенности нумерологии и прочих мистических материй. Толстой сам наглядно показывает, что увидеть число зверя можно не только в имени Императора Наполеона, но и в имени одного из главных персонажей, особенно если взять за основу именно то сочетание букв, которое тебе требуется. Именно это уже доказывает то, что Лев Толстой видел в делах фортуны простую закономерность, где результат зависит от верного сочетания цифр, но это никак не означает чего-то сверхъестественного.

Самый главный недочёт «Войны и мира» – это полное игнорирование низшего сословия русских людей, то есть крепостных крестьян. Лев Толстой подробно говорит о страданиях знати, чья собственность уходит в руки французской армии; он даже говорит о бедах русского войска, что теряет больше людей при отступлении от невыносимых условий. Но где же слёзная доля рядового человека, являющегося главным кирпичиком общества, от чьего поведения зависит благополучие всех вышестоящих сословий? Солдаты – безликая масса, выполняющая волю командования, теряющая головы на поле боя от случайно пролетающих ядер. В общей суматохе на клочки может разорвать и генералиссимуса, настолько кашеобразным представляет баталии Лев Толстой, не сводя всё к подробным описаниям каждого боя, предпочитая ограничиваться думами о манёврах. Хорошо, когда кто-то с умным видом размышляет над ходом войны, считая себя истиной в последней инстанции. «Война и мир» теряет всю свою прелесть из-за чрезмерной документальности, куда автор старается поместить действующих лиц, смешивая их поступки с действиями реальных исторических фигур.

Описать войну изнутри – это отличный художественный приём, позволяющий дополнительно показать те моменты, которых на самом деле могло и не быть. Всем хорошо знаком эпизод, когда оглушённый Болконский взирает на небо, слушая внутреннюю тишину, порождённую долгим желанием побыть наедине с самим собой; но это сделано Толстым только для того, чтобы показать фигуру Наполеона, которая предстаёт перед читателем именно такой, какой её представляет себе автор, но не как раненый Болконский, чья жизнь вот-вот оборвётся, а он лежит в гуще исторических событий, не имея возможности действительно помочь своей стране. Через Ростова Толстой показывает веру молодых людей в непобедимость России и в величие императора, за которого можно и нужно биться до самой смерти, не считаясь с возможными потерями; фанатичность главного героя поражает воображение, однако Толстой никак не объясняет поведение Ростова, считая это вполне обоснованным. Позже через Безухова Толстой приведёт яркий пример отчаянного человека, который от никчёмной жизни «пойдёт на баррикады», будто участник Великой французской революции, готовый принять смерть уже не за императора, а за спонтанно возникшие ценности, кричащие ему о необходимости встать на защиту родного дома; только дальше Толстой из Безухова делает подлинного сумасшедшего, потерявшего разум, едва ли не с факелом отправляя его по тлеющей Москве искать Наполеона, чтобы убить антихриста и принести действительную пользу людям (именно людям, а не государству в целом).

Лев Толстой настолько детально уходит в описание боевых манёвров, что это заставляет его подолгу задерживаться над каждой сценой, не давая читателю что-то пропустить из происходящих событий. Этот приём Толстой активно будет использовать и в последующих произведениях, сводя с ума читателя, в чьи планы не входит подсчёт оставшихся патронов у главного героя, решившего стреляться, да за неопытностью побеждая умелого стрелка. Это же относится и к тем сценам, где Толстой нагнетает интригу, сводя в могилу добрую часть героев: кому-то суждено погибнуть на поле боя, иные погибнут в мирное время, допустим от родов.

Вообще, стоит сейчас вспомнить Безухова, чей идеальный портрет сквозит подобно решету. Хорошим человеком он никогда не был. Наследство ему свалилось с неба, правильно распорядиться финансами он не сумел. Жёны его были женщинами лёгкого поведения, а сам он является типичных примером неповоротливого рохли, эволюцию которого Толстой решил поставить в центр повествования. Жизнь шла для Пьера в виде взлётов и падений, каждый раз давая Безухову возможность реабилитироваться в глазах окружающих. «Война и мир» даже заканчивается самым благоприятным для него образом, давая читателю ощущение недоумения, что якобы активная деятельность перевернула представление человека о мире, заставив забыть обо всём, что было мило его душе. Пускай это будет так. Всё это останется на совести Льва Толстого, показавшего развитие событий далеко не в том виде, который был бы наиболее благоприятен. Пожалуй, на долю Безухова выпало поучаствовать во всех событиях, которые были только возможны. Одно навсегда останется непонятным: каким образом тепличное создание переросло в пламенного человека, в огне которого оно перегорело, утратив весь запал, сведя мироощущение к изначальному состоянию. Был всплеск, растворившийся в пустоте. «Война и мир» становится своеобразной пустотой, не давая читателю никакого конкретного понимания произошедшего, кроме желания Толстого показать свою точку зрения. Граф подвержен рефлексии – это свойственно для тех сорока лет, в которые он взялся за принёсшую ему признание эпопею.

Взятие Москвы французами – хорошая возможность для размышлений, которыми Толстой щедро делится с читателем. Почему всё сложилось именно так при Аустерлице, почему продолжили отступать после Бородина, отчего решили сдать Москву, как вышли из положения: обо всём подробно, невзирая на художественность «Войны и мира». Кажется, Толстой забыл для чего он пишет свою книгу, вновь и вновь подменяя понимание общей проблемы своими личными представлениями. Только читателю гораздо интереснее другое, отчего Наполеон не пошёл на Санкт-Петербург, взятие которого было бы более важным для его армии. Красные стены Кремля не могли послужить образом тряпки для быка, чьи мысли и желания направлены именно на реальный шанс захватить древнюю столицу России, богатой храмами. Толстой невольно желает реабилитировать Наполеона перед самим собой, чьи войска накануне марш-броска на Россию потерпели сокрушительное поражение от Испании, не сумев одолеть не самого грозного противника. Перед читателем не раз будет представать образ Наполеона, а также мысли французского императора, за которого решит мыслить Лев Толстой, проявив таким образом смелость. Привыкший всё детально описывать, Толстой не допустит оставить читателя в неведении касательно фигуры великого человека, в конце-концов нагнав такую скуку, когда уже не имеет никакого значения то, чем именно занимался Наполеон в ссылке, якобы думая о причинах, приведших его политические достижения к полному краху.

Что именно привлекает в «Войне и мире», так это те слова Толстого, в которых он даёт понимание бессмысленности человеческой агрессии. Если всё изначально определено, а продолжение политики в виде войны всё равно приводит к горю и частичному переделу границ между государствами, то стоит ради всего этого нарушать спокойный уклад жизни? Можно с этим утверждением согласиться: идеи Толстого о всеобщем благе и возможности противопоставить любой угрозе мирное решение проблемы – хорошо известны читателю. Позже ярким последователем этих идей станет Махатма Ганди и ряд других политических деятелей, чьи «бескровные» революции позволили добиться желаемого результата. Однако, опять же, это всё трудно осмысливать в рамках короткого размышления над прочитанной книгой, где автор лишь ближе к концу произведения решает подвести подобный итог, вызывая у читателя очередное недоумение. Почему Толстой столь увлекательно давал сухие отчёты о боях, если всё должно решаться мирными способами? Почему персонажи «Войны и мира» более агрессивны, нежели действительно преследуют те цели, о которых Толстой с жаром рассказывал, давая образ определённого деятельного масона? Или Толстой сам был масоном, что сокрушался над невозможностью реализовать замыслы в виду использования тайной организации в угоду личного роста его членов, пользующихся связями входящих в неё влиятельных людей?

Большое полотно непростого времени, перегруженное размышлениями Льва Толстого, где мир не может существовать без войны, а война питается плодами мирного времени. Осталось поговорить о цикличности исторических процессов, но Толстой их обошёл вниманием – обойду и я.

30.03.2015 (http://trounin.ru/tolstoy69)

АРКАДИЙ И БОРИС СТРУГАЦКИЕ «ГРАД ОБРЕЧЕННЫЙ» (1972)

«Град обреченный» – произведение с полки абсурда братьев Стругацких, более похожее по жанру на альтернативу, от которого цензор потеряет разум, столкнувшись с обилием брани, а также с действиями главных героев, что могут побудить читателя к асоциальному поведению. И это фантастика советского разлива, устремлённая своими побуждениями в далёкое будущее, где будет достижимо всеобщее благо для единого человечества. Стругацкие не писали своих произведений спонтанно, тщательно выверяя и взвешивая общую линию, ведущую читателя разными путями к одной цели, а именно к пониманию иллюзорности мира, скованного рамками кем-то навязанного алгоритма поведения. Даже неважно, кто поставил человека именно в такое положение, поскольку Стругацкие в каждой книге пытаются найти ответ на вопрос о поиске смысла в процессе жизни. Читатель видел подход братьев с разных сторон: иногда они делали Землю полигоном для изучения инопланетянами, а порой посылали землян будущего в космические дали, чтобы уже жители нашей планеты могли осуществлять там свои исследования, обязательно обнаружив на других планетах гуманоидные формы. Если быть категоричным, то нужно на некоторое время задуматься, чтобы понять всю глубину философии Стругацких, пытавшихся донести до читателя понимание бренности человеческой оболочки, обречённой на разрушение с последующей возможностью восстановления. Просто когда-нибудь всё подвергнется тщательному анализу, а пока перед читателем «Град обреченный», знаменующий собой эксперимент над невозможным.

Книга наполнена мистическими элементами, основанными на внушении животного ужаса. Стругацкие не просто пугают читателя, а создают выверенный образ, на основании которого возникает первое сравнение с «Повестью о приключениях Артура Гордона Пима» Эдгара Аллана По. После братья наполняют повествование абсурдом, вызывая у читателя непонимание происходящего, ведь так до конца и не будет понятно, где именно происходит действие «Града обреченного». Почему всё настолько фантасмагорично, что Эдгар По встаёт перед взором читателя постоянно? И это не взирая на нереальность происходящего. Не будет лишним упомянуть даже «Голема» Густава Майринка, где основная загадка событий сводилась к таинственному дому, откуда по легенде и происходит мифическое чудовище. У Стругацких всё гораздо запутаннее, хотя и связано с конкретным домом – некой формой портала – открывающим дорогу в земли, сходные чем-то с гиеной огненной, только опустошённой и лишённой каких-либо форм жизни. Там нет ничего, кроме ожидаемых напастей, должных обрушиться на героев в любой момент, но не наступающих. Мистика и абсурд – это определяющие слова для «Града обреченного».

Замкнутая сфера, не дающая возможности выбраться наружу – это не только придуманный мир. Точно в таком же положении находятся все люди, не имеющие возможности открыть в себе способности для взаимодействия с потусторонними силами, связаться с параллельными вселенными и даже вырваться за пределы земной тверди, обречённые пребывать там, где им суждено это с самого рождения. Стругацкие несколько пересмотрели сферу, вписав для её жителей возможность выйти на иную сторону реальности, но для этого надо пройти ряд испытаний. Сама сфера представляет своеобразный «Мир реки», о котором незадолго до братьев начал писать Филип Фармер, позволив умершим людям с Земли попадать в такое место, где переплетаются культуры, нации, религии, а нить человеческих судеб тесно связана с одним загробным миром, далёким от христианских небес и чистилища. Так и у Стругацких – после смерти все попадают в Град обреченный, в котором им отныне жить, подстраиваться под своеобразные законы и, вполне реально такое, бороться с системой. Именно на борьбе с замкнутой системой Стругацкие предлагают читателю сконцентрировать своё внимание: всё будет очень больно, жизненно и вполне по-земному, с той лишь разницей, что в новом мире можно проявить ряд определённых способностей, о которых ранее приходилось только мечтать.

Стругацкие населили «Град обреченный» разными персонажами, но сделали это не слишком хорошо. Хоть бывшие русские, китайцы, японцы, немцы, евреи, и говорят на одном языке, однако делают это довольно косноязычно. Может такой стиль у авторов, точно сказать трудно. Перед читателем возникают не вдохновляющие герои, а подобие быдла, собравшегося перетереть пару вопросов, поплевать на пол и обязательно разобраться с мусорными контейнерами и выгребными ямами. Понятно, что существует сложившийся стереотип о простом рабочем, чей язык не столь изыскан, а вполне даже наполнен матерщиной, позволяющей ловко ввернуть любимую словоформу вместо паразитических выражений, свойственных более культурным людям. Даже если всё воспринималось Стругацкими именно так, коли они решили начать повествование с животрепещущих профессиональных тем сошедшихся в одном месте мусорщиков и ассенизаторов. Очень трудно понять особенности мира, когда взгляд постоянно упирается в хамское отношение персонажей друг к другу, вот так вот оказавшихся в центре описываемых событий. Сделать мусорщика героем книги вполне допустимо, особенно, если этот мусорщик окажется с богатой биографией при жизни на Земле сидевшего по лагерям, а теперь всеми силами отнекивающегося от любых форм благополучной жизни, предпочитая выгребать мусор из контейнера, но не получить престижную должность, от которой ему наконец-то будет хорошо.

«Град обреченный» стал для братьев отдушиной советского прошлого, когда не только половина страны сидела в лагерях, но и велась война с Германией. Многие персонажи книги были притесняемыми при жизни, но не все стараются вспоминать прошлую жизнь, чтобы она лишний раз не накладывала отпечаток на совершенно другие условия. В своём роде, нынешнее место обитания персонажей – это райские кущи, где можно реализовать любой потенциал. Пускай даже им окажется мировоззрение нациста, решившего устроить революцию хиппи, обязав каждого любить ближнего своего. Редкий читатель увидит в этом благо, но лишь дальнейшее повествование расставит всё по своим места, когда прикрываясь одной целью, будет осуществляться прямо противоположная. Стругацкие не даруют Граду демократическое управление, а в очередной раз показывают прелести тоталитаризма, от которого человечество никогда не отойдёт, вне своей воли находясь под чужим гнётом, исполняя волю властьимущих.

Читателю предлагается набор историй, показывающих каждый слой населения: не только пролетариат и чиновники, но и судебная система, а также влияние средств массовой информации, заканчивая военными интервенциями. Одно хорошо, что братья не превратили обреченный мир в индуистскую систему перерождений и не воздали каждому по заслугам. Жанр абсурдистики этого не требует, достаточно показать нереальность происходящего, чтобы читатель сам определился с тем, где ему лучше искать правду.

Мир может существовать и без человека. Мир и существовал без человека. И мир будет существовать без человека. А теории и версии – это временное явление на шкале бытия. «Град обреченный» обречён, поэтому стоит ли умирать спокойно, если количество ступеней посмертных жизней равняется бесконечности?

31.03.2015 (http://trounin.ru/strugatsky1972)