Текст книги "Эльнара-3. Опасности Востока. Первый русский любовно-эротический роман"

– Ты кого это, щенок, вздумал хоронить?! – внезапно загремел голос монаха, который в этой паре, по-видимому, являлся главным. – Я предъявил свидетельство своего титула, что ещё вам от меня нужно, черти окаянные? Немедленно развяжите мне руки!

– Не понял, как смеет верещать этот попугай в моём присутствии? – нахмурился Барс.

– Я – Великий Магистр тайного ордена кустодов! – взвизгнул монах, безуспешно пытаясь избавиться от веревок, стягивавших кисти его рук.

– Что я слышу?! К нам на огонек пожаловал собственной персоной сам Великий Магистр! – насмешливо протянул Удав, ловко подбрасывая вверх маленький складной ножик, который он всегда носил в кармане штанов. – Перестань хмуриться, Барс, а ты, Клинок, немедленно встань! Как можно позволить себе сидеть в присутствии столь важной особы?

– Перестань надо мной издеваться, щенок! – затопал ногами пленник. – Я требую к себе уважения!

– Запомни, осел, если ты хотя бы ещё раз назовешь меня щенком, я, не раздумывая, всажу тебе в сердце нож, – устремив на монаха немигающий, странно-неподвижный взгляд, прошипел Удав, и этот его свистящий шепот подействовал на пленника сильнее всякой брани.

В одно мгновение он вдруг присмирел, перестал топать ногами, его плечи ссутулились, глаза погасли. Его спутник ещё больше сжался. Кажется, только сейчас эти двое осознали в полной мере опасность своего положения.

– Что за околесицу несет этот откормленный боров? – небрежно кивнув в сторону пленников, спросил Барс. – Где вы умудрились их подобрать, Ястреб?

– Старик совсем из ума выжил, – набивая табаком трубку, спокойно подтвердил Ястреб. – Мы с Клинком тут немного прошвырнулись, но никого в ночном лесу не обнаружили и уже собирались возвращаться обратно, как вдруг нам на глаза карета попалась. По ней сразу же было видно, что хозяин кареты – богач, ну, ясное дело, мы с Клинком решили его малость потрясти. Как видно, эти двое надумали переждать в лесу ночь: тощий на облучке кареты примостился, толстяк внутри дрыхнул. Выволокли мы их поочередно и давай допрос чинить. Хотели узнать, от кого они в лесу скрываются, ведь сразу было понятно, что тут дело нечистое.

– А эти двое, – вмешался в разговор Клинок, – давай нам сказки рассказывать: дескать, ездили мы по своим монашеским делам в столицу, да на обратном пути нечаянно заблудились, вот и решили в лесу ночь скоротать, а с рассветом будем опять, мол, свой монастырь искать. Только мы им, ясное дело, не поверили. Где это видано, чтоб простые монахи в такой богатой карете разъезжали, да ещё и в лесу прятались? Тоже мне, врали!

– Как только они скумекали, что им не удалось обвести нас вокруг пальца, – продолжил рассказ Ястреб, – толстяк тут же запел другую песню. Тут взошла луна и, разглядев при её свете наши плащи, он, по-видимому, догадался, что мы принадлежим к тайному ордену кустодов и заверещал, что он, дескать, наш Великий Магистр, а в доказательство правдивости своих слов предъявил серебряное кольцо, да только оно фальшивое оказалось.

– Тебе ли об этом судить? – мрачно изрек пленник.

Кажется, он хотел добавить в конце слово «щенок», но успел вовремя прикусить язык.

– Где кольцо? – усмехнулся Барс.

– Лови!

Ловко подбросив кольцо в воздухе, Ястреб метнул его Барсу и в предвкушении скорой расправы злорадно расхохотался.

Признаться, в душе Ястреб уже жалел, что они привели пленников на поляну. Теперь он думал, что их нужно было укокошить там же, на месте, разделив между ним и Клинком обнаруженную под сидениями кареты добычу. Ведь они нашли несколько мешочков, туго набитых золотом, да различными каменьями, и на радостях от такой удачи решили потешить товарищей, предъявив их скучающим взорам двух скоморохов. Конечно, обнаруженной ими добычи с лихвой хватит и на четверых, но жадность обуяла Ястреба и, заливаясь нарочито-громким смехом, он мечтал об одном: поскорее отправить на тот свет пленников, пока они не успели проболтаться, что Ястреб с Клинком их ограбили. Тогда дележа не миновать, экая досада! Печальные размышления Ястреба прервал голос Барса:

– Прекрати притворяться, будто тебе весело! А вдруг, перед нами и в самом деле Великий Магистр? Ты знаешь, Ястреб, что бывает за неуважение к его особе? Веди себя примерно и не забывай, братец, о благоразумии.

В этих словах Ястреб уловил какую-то скрытую угрозу, а Барс как ни в чем не бывало повернулся к монаху и, подбрасывая в одной руке кольцо, спросил:

– Откуда, старик, у тебя это кольцо? Отвечай правду!

– Это моё кольцо, – бросив на разбойника исподлобья мрачный взгляд, глухо произнес пленник. – Развяжите мне руки и вы сами убедитесь, что оно абсолютно точно подходит по размеру к указательному пальцу моей правой руки.

– Ты думаешь, старый, у тебя одного на всём белом свете такие, хм, толстые пальцы? – расхохотался Барс и тут же жестко добавил: Я сказал, правду отвечай!

– Это моё кольцо, – упрямо повторил пленник. – Разве вы не видите, что на нём выгравированы буквы «ВМ»? Это свидетельство его подлинности!

– Глупец! – презрительно фыркнул Удав, поглаживая по холке своего коня. – Мы знаем, что с внешней стороны настоящего кольца действительно выгравированы буквы «ВМ», но с внутренней стороны, прямо под буквами, имеется маленькая выбоина, в которую оправлен редчайший голубой бриллиант, он-то и является свидетельством подлинности кольца. Ты мог, конечно, старик, одурачить здешних кустодов своей подделкой, но нам, воспитанникам тибетского монастыря, всегда была известна тайна кольца Великого Магистра.

– Посуди сам, старый, – вмешался в разговор Клинок, – неужто мы с Ястребом сумели связать тебе руки, если бы на тебе было настоящее кольцо, дарующее его обладателю силу и бессмертие? Ты – просто жалкий враль, а наказанием за твой обман станет смерть!

– Кто хочет потешиться? Давайте скорее, нам надо отсюда сматываться, – стараясь не смотреть в глаза товарищам, нетерпеливо бросил Ястреб.

– Постойте, – нахмурил брови Барс, – я ещё не всё узнал, – и, сделав паузу, повернулся к монаху: Теперь, старик, когда ты сам понимаешь, что продолжать дальше врать бесполезно, признайся, кто ты есть на самом деле, и откуда тебе стало известно о том, как должно выглядеть кольцо Великого Магистра? Кустоды никогда не разбрасывались своими секретами!

– Я – Великий Магистр! – расправил плечи пленник. – Правда, в свете меня знают под именем барона Кустодинского, но таковы традиции нашего славного братства: никто не должен знать в лицо главу ордена, разумеется, за исключением приора. Кстати, вы можете послать гонца в столицу, и приор незамедлительно подтвердит мою личность.

– Никто не станет заниматься такими глупостями! – не выдержал Ястреб. – И, вообще, нам давно пора из этого леса убираться.

– Это ты хорошо придумал насчет приора, старый, – как будто не услышав слов Ястреба, задумчиво обронил Барс. – А, скажи, зачем ты в лесу нынче прятался, если тайные агенты короля тебя ни в чём не подозревали, свалив всю вину за захват Ластока на свихнувшегося виконта Женюси?

– Я казнил свою дочь, – сдвинув брови, признался пленник. – Но ещё накануне мне шепнул приор, что тайные агенты короля намерены вызвать меня на допрос, поскольку им кто-то донес, будто я имею непосредственное отношение к тайному ордену кустодов. Переодевшись в монашеское платье, я был вынужден бежать из города вместе со слугой.

– Какие страсти! Я, кажется, сейчас заплачу, – прошипел Удав.

– Мне нужно выбраться за пределы королевства, – не обращая внимания на издевку, продолжил пленник, – дабы, обосновавшись не слишком далеко от Ланшерона, вновь возродить к жизни братство кустодов!

– Складно ты говоришь, старик, – прищурив глаза, медленно произнес Барс, – только нет правды в твоих словах. Может, ты и в самом деле барон Кустодинский, но уж никак не Великий Магистр! Если бы, дурень, ты сразу представился нам бароном, мы тебя просто ограбили, да отправили подобру-поздорову, а ты вздумал нас дурачить, и теперь за своё наглое вранье тебе придется ответить.

– Вы не смеете!.. – взвизгнул пленник.

– Хочешь, Удав, развеять скуку?

Не успел Барс договорить, как молниеносным движением Удав вынул из ножен висевший у него на поясе кинжал и вонзил его в сердце старика.

Не издав ни звука, пленник, выдававший себя за Великого Магистра, рухнул на землю, а Клинок хладнокровно перерезал горло его несчастному спутнику. В глазах Ястреба вспыхнул довольный огонек. Боясь выдать свою радость, он повернулся к товарищам спиной и принялся спешно запрягать коня, но вдруг вздрогнул, услышав голос Барса:

– Ты ничего не хочешь, Ястреб, нам сказать?

– Ты это о чём, Барс? – не поворачивая головы, отозвался Ястреб.

– О том, что золотишком нужно с товарищами делиться, – процедил Барс.

– Ах, об этом! – растягивая слова, сказал Ястреб и выхватил из-за пояса кинжал.

Воспитанник тибетского монастыря, он ничуть не сомневался, что его товарищ уже держит в своих руках такое же оружие. И, действительно, резко развернувшись, Ястреб заметил, как под полой плаща Барса сверкнуло остро отточенное лезвие. Не задумавшись ни на мгновение, они сделали шаг навстречу друг другу, но ловкий и проворный Клинок помешал им скрестить оружие.

– Что вы делаете, братцы? Нас и так в Европе уже мало осталось! – воскликнул он, встав между двумя недавними товарищами, и укоризненно добавил: В монастыре нас учили принимать смерть за дело, которому мы служим, а вы надумали из-за золота сражаться. Разве так годится? Что бы сказал, глядя сейчас на вас, наш Учитель?

– Ты не прав, Клинок! – не выпуская из рук кинжал, отозвался Барс. – Вопрос не в том, кому достанется золото барона, а в том, что Ястреб хотел сжульничать. Так нельзя поступать по отношению к своим товарищам. Уверен, то же самое и наш Учитель сейчас сказал бы.

– Да что ты, Барс! – воскликнул Клинок. – Нам с Ястребом даже и в голову не приходило утаить от вас с Удавом добычу. Скажи, Ястреб?

– Это правда? – вперив в Ястреба тяжелый взгляд, спросил Барс.

– Ну, да, конечно, – нехотя откликнулся Ястреб, продолжая следить взглядом за каждым движением товарища. – Мы с Клинком больше всего были озабочены тем, чтобы поскорее покинуть Ланшерон, а на границе собирались поделить добычу между всеми.

– У тебя быстрый конь, Ястреб? – неожиданно поинтересовался Барс, вкладывая в ножны кинжал.

– Не жалуюсь, – удивленно отозвался Ястреб и в свой черед спрятал оружие.

– Ну, так, чтоб твой конь мог бежать ещё легче и быстрее, кинь-ка мне мешочки с золотом, а как доберемся до границы, всё по справедливости и поделим, – заключил Барс.

Ястребу не оставалось ничего другого, как последовать этому совету, после чего воспитанники тибетского монастыря сели на коней и спешно покинули поляну.

Стоило утихнуть топоту копыт, и Пабло с Мучо тотчас же вылезли из своего укрытия. Пока кучер, усевшись на пень, разминал свои затекшие конечности, бывший мажордом герцогини Шепетон приблизился к телам, распростертым на поляне, и, вглядевшись при свете луны в лица покойников, признал в одном из них барона Кустодинского, который в прошлом не раз посещал их замок, заслужив весьма лестные отзывы хозяйки. После некоторых препирательств к мажордому присоединился кучер, и вдвоем, дополняя друг друга, они сумели прочитать молитву за упокой души Густава Кустодинского и его ни в чём неповинного слуги, затем вырыли могилу и предали тела несчастных погребению.

Посчитав свой долг исполненным, Пабло сказал Мучо, что теперь им нужно поторопиться, но кучер, задумчиво почесав затылок, предложил сначала осмотреть на всякий случай карету барона Кустодинского, которую разбойники, надо полагать, где-нибудь здесь неподалеку бросили. Бывший мажордом хотел было возразить, но вдруг они услышали конское ржание, и догадались, что бедные животные томятся в упряжи, поскольку никто и не подумал их распрячь. Действительно, довольно скоро на маленькой лужайке Пабло с Мучо обнаружили карету, запряженную парой добрых рысаков. С двух сторон они быстренько распрягли коней и пустили их на волю, а элегантный экипаж, оставшись без лошадей, теперь напоминал дом, внезапно покинутый жильцами. Правда, как ни странно, внутри кареты царил порядок, видать, разбойники знали, что и где им следует искать.

Пока Мучо с интересом рассматривал упряжь, по-видимому, что-то прикидывая в уме, Пабло от нечего делать скользил взглядом по карете и вдруг на ручке дверцы увидел сделанную витиеватым шрифтом надпись: «Бурже». Удивившись, почему на карете значится фамилия какого-то постороннего человека, а не её покойного хозяина, он указал Мучо на сию странность. В ответ кучер графини Ангалесской едва не запрыгал от радости и принялся торопливо пояснять, что Бурже – каретных дел мастер, который живет в Австро-Венгрии, но своим искусством славится на всю Европу, благодаря чему не имеет недостатка в заказах, а ещё всем отлично известно, что у него невозможно встретить двух одинаковых экипажей. Но главное, совершенно позабыв про заинтересовавшую его поначалу упряжь, взахлеб рассказывал Мучо, независимо от формы и внешнего вида экипажа, Бурже в своей работе использовал колеса только одного размера, которые ему исправно поставляли из соседней Швейцарии. Это значит, им с Пабло нет теперь никакой нужды искать каретного мастера, чтоб починить сломанную ось, они просто снимут с кареты одно колесо, ведь и у графини Ангалесской экипаж от Бурже. Пабло, не имевший никакого желания опаздывать в порт, тут же воодушевился и предложил Мучо свои услуги. Вдвоем они быстро справились с несложной задачей и весело зашагали обратно, подмигивая друг другу и приговаривая: «Не было бы счастья, да несчастье помогло».

Вернувшись, Пабло с Мучо обнаружили рядом со скособочившимся экипажем одну Эльнару, которая, пытаясь хоть как-то согреться, ходила вокруг него кругами. На вопрос: «Где Султан и Мари?», Эльнара, заметно смутившись, ответила, что им стало скучно сидеть на одном месте, и они решили прогуляться в окрестности. Бывший мажордом и сам-то особым благоразумием никогда не отличался, однако после недавней встречи в лесу он подивился беспечности неугомонной парочки и, не теряя даром времени, принялся помогать кучеру приводить в порядок карету. Пабло с Мучо уже закончили свою работу, а влюбленных всё не было видно, тогда они стали их кликать по очереди, да только толку от этой затеи всё равно не было. Потеряв терпение, приятель Эльнары собрался было отправиться на поиски дружной парочки, но тут Султан с Мари, взявшись за руки, показались из-за каких-то высоких зарослей. Все быстренько заняли свои места в карете, и отдохнувшие лошади резво побежали.

В дороге друзья начали расспрашивать Пабло, как долго им с Мучо пришлось искать каретного мастера? Возмущенный беспечным поведением Султана и Мари в то время, как они с Мучо подвергали серьезному риску свою жизнь, бывший мажордом поначалу отказывался что-либо говорить, но по его глазам было видно, что ему самому не терпится рассказать об их недавних приключениях. Наконец, поддавшись на уговоры приятелей, он начал свой любопытный рассказ, немного сгущая при этом краски, дабы слушатели сумели в полной мере оценить, что им с кучером пришлось недавно пережить. Рассказ Пабло произвел большое впечатление, а Эльнара, которая, как и Генрих Бесстрашный полагала, что барон Кустодинский ещё ранее успел покинуть королевство, по прибытии в портовый город Фужи велела Мучо, чтоб, возвратившись в Ласток, он перво-наперво пришел во дворец и от её имени попросил о встрече с государем, а затем рассказал Его Величеству обо всём, что им с Пабло довелось в лесу увидеть и услышать, дабы король знал, что тайный орден кустодов со смертью Великого Магистра утратил своё влияние и силу, а значит, можно уже не опасаться, что кустоды попытаются когда-либо в будущем о себе ещё напомнить. Теперь у Генриха Бесстрашного и королевства Ланшерон одним врагом будет меньше.

Напрасно Пабло боялся опоздать. Путешественники прибыли в порт Фужи ещё за пару часов до отплытия торгового судна и даже, к большому удовольствию проголодавшихся в дороге мужчин, успели попасть в местный трактир. За завтраком, после тревог и неурядиц минувшей ночи, все были в прекрасном настроении. И только Мучо, задумчиво поедая фаршированного фазана, немного пригорюнился, вспомнив об опрометчиво данной накануне клятве, жениться по приезде домой на Жанетте и не пить вина больше, чем следует. А ведь большинство его приятелей, служивших, как и он, кучерами в богатых домах, были беззаботными холостяками и не упускали случая погулять на веселой пирушке. Если Мучо женится на Жанетте, то будет вынужден отказаться от этих маленьких, но весьма приятных радостей. Однако, опасаясь божьего гнева, кучер никак не мог нарушить клятву, которую он дал в минуту опасности. Внезапно Мучо осенило! Он сделает Жанетте предложение руки и сердца, но предложит подождать с венчанием до следующей осени, чтобы он успел скопить денег для их свадьбы. Тогда Жанетта, разумеется, станет хранить ему верность и не будет требовать от него примерного поведения, зато у Мучо появится ещё немного времени насладиться всеми радостями холостяцкой жизни! Эта мысль кучера так воодушевила, что он залпом выпил кружку пива.

Наконец, путешественники тепло попрощались с Мучо и поднялись на торговое судно, которое держало курс на Афины. Конечно, будь на то её воля, Эльнара предпочла бы вернуться на родину уже знакомой дорогой, то бишь через Османскую империю и Персию, ведь идти по хоженым ранее тропам всегда быстрее и легче. Однако корабля в нужном им направлении в ближайшее время не предвиделось, а потому и выбирать не приходилось.

Без каких-либо приключений друзья добрались до Греции. На пару дней задержались в Афинах, дабы немного прийти в себя после путешествия по морю. Особенно большое впечатление на них произвел храм Парфенон. Этот один из самых известных памятников Древней Греции, построенный из белого мрамора, своим величественным видом и строгой красотой всех прямо-таки завораживал. Мадам Сюсю была от него без ума и так сильно расчувствовалась, что даже собралась остаться в Афинах навсегда. Однако уже на следующее утро она одумалась, наверное, здесь дело не обошлось без помощи Султана. А после трехдневного отдыха Эльнара объявила, что им пора трогаться в дорогу. Они не вправе больше где-либо задерживаться, памятуя о главной цели их путешествия.

Простившись с удивительным городом-легендой, где всё напоминало о богатой культуре и могуществе Древней Греции, на небольшом греческом судне, курсировавшим между основными портами страны и близлежащими островами, друзья отплыли в Салоники, откуда уже по суше добрались до красавицы – Софии. Здесь один, немало путешествовавший по свету монах, посоветовал им отправиться в портовый город Варну, чтобы через Черное море они затем смогли попасть в Азию. Этот путь являлся для них наиболее безопасным, поскольку соседние с Болгарией страны почти непрерывно воевали. Кавказ тоже никогда не был спокойным. В этой горной местности, заселенной разными народами, частенько вспыхивали войны, да и к чужакам там относились довольно настороженно. Поблагодарив монаха, в наемном экипаже друзья направились в Варну.

Обычно веселая Мари теперь всё чаще молчала, и бедный Султан чувствовал себя перед ней виноватым, не зная, чем он может помочь невесте, которой страсть как хотелось пощеголять в обществе в модных туалетах. Эльнара нынче также нередко грустила, вспоминая Сержио и сына, но старалась держать себя в руках, ведь главные испытания были впереди. И только Пабло, никогда не выезжавший за пределы родного королевства, искренне радовался этому путешествию.

Бахрумский султанат

В наемном экипаже, запряженном парой добрых лошадок, графиня Ангалесская и её друзья довольно быстро добрались до Варны. Мало-помалу все повеселели, как будто их непростое путешествие уже близилось к завершению. К тому же, на море хорошая погода стояла, что тоже не могло не радовать. Правда, из-за напряженных отношений между Болгарией и Османской империей, им пришлось немного поменять свои планы и сесть на корабль, который держал курс на некий Бахрумский султанат. Со слов капитана морского судна, эта небольшая восточная страна располагалась между Османской империей и Кавказом, а на юге граничила с Персией, откуда, как хорошо было известно Эльнаре и Султану, пролегал самый короткий для них путь на родину, в Хоршикское ханство.

Благополучно переплыв Черное море, путешественники достигли берегов Востока. Как оказалось, Бахрумский султанат был очень красивый и поистине благословенный край, буквально утопавший в зелени, а ведь на дворе стояла зима! Вдоль грунтовых дорог здесь были проложены арыки, почти вплотную к которым прилегали ряды стройных вечнозеленых кипарисов, создавая даже в самую сильную жару ощущение приятной прохлады. Кишлаки и города друг от друга зачастую отделяли только тщательно возделанные поля, да плодородные луга, на которых мирно паслись отары овец, табуны лошадей, стада коз и коров под бдительным присмотром пастухов, никогда не расстававшихся со свирелью, ибо, по бахрумским поверьям, коровы и козы, что пасутся под лирическую мелодию, дают больше молока, а у овец бывает более нежное мясо, да и шерсть гораздо лучшего качества. Возможно, это действительно было правдой, поскольку ту же самую шерсть у здешних крестьян нередко закупали торговцы из соседних стран, а жеребцы бахрумских пород на рынках Востока ценились не меньше арабских скакунов.

Дома в Бахрумском султанате строили, как правило, из гладкого белого камня. Ещё он имел другое название – морской камень, так как обычно его извлекали из прибрежных вод, а также в небольших количествах он встречался у подножья гор. Добычей и шлифовкой этого камня по традиции занимались египтяне. С давних пор они жили в одном большом селении, расположенном на побережье, и секрет своего мастерства египтяне никому не выдавали, всю работу полностью сами выполняли. Считалось, что в жарком климате Востока морской камень лучше всякого другого материала способен удерживать в помещении прохладу. Заметив, что дела у египтян идут в гору, несколько семей предприимчивых турок приняли подданство бахрумского султана и осели неподалеку от арабов. Затем на подводах, запряженных выносливыми мулами, они взялись доставлять сей нужный товар во все концы государства, где стали активно возводить новые дома и общественные здания. Одним словом, все были довольны, а главное, и египтяне, и турки отныне никогда не сидели сложа руки.

Традиционный бахрумский дом имел плоскую крышу, в углах которой были вбиты маленькие столбики, и ещё, два более высоких столба, устанавливались посередине, на некотором друг от друга расстоянии. Ко всем этим столбам крепилась другая, более легкая крыша, с виду похожая на шалаш, по ней в дождливые дни стекала вода. Наряду со стенами из морского камня такая двойная крыша даже в сильную жару обеспечивала дома бахрумцев спасительной прохладой, а некоторые романтически настроенные юноши и вовсе предпочитали между двумя этими крышами спать, ведь в лунные ночи здесь так приятно было перед сном помечтать.

Позади каждого дома непременно рос фруктовый сад, а внутри жилище бахрумцев разделялось стеной на две части. Женская половина, как правило, располагалась со стороны сада, а мужская дверями выходила во двор. К ней вплотную примыкала крытая терраса с крылечком, где после обеда в окружении домочадцев глава семьи наслаждался зеленым чаем и отдавал распоряжения на следующий день. От калитки к дому вела выложенная кирпичом, либо посыпанная щебнем дорожка, с двух сторон которой были разбиты цветники.

Бахрумцы свято верили, что цветы способны оказывать влияние на жизнь человека, потому к разведению цветов здесь относились, как к крайне серьезному и очень важному занятию. Так, считалось, что нежные пышные хризантемы желтого цвета насквозь пронизаны солнечным светом, и своим неиссякаемым теплом они просто притягивают к себе добро. Белые розы успешно отражают зло, а, если поблизости от них посадить красные пионы, то зло обернется против того, кто его направил. Неудивительно, что в цветниках бахрумских дворов чаще всех прочих цветов можно было встретить розы, пионы и хризантемы. Правда, под окнами девичьей спальни обычно сажали задумчивые фиалки, которые в девах седого Востока должны были пробуждать покорность и скромность. У мужской половины дома по традиции росли гладиолусы, даром, что название этого растения в переводе с латинского значило «небольшой меч». Желтые тюльпаны высаживали под своими окнами почтенные хозяйки и, наконец, комнату для маленьких девочек на женской половине дома можно было безошибочно определить по трогательным незабудкам и беспечным ромашкам.

А вот торговую лавку в любом кишлаке или городе султаната легко было распознать по разбитым перед ней цветочным клумбам с розовыми и чайными розами, которые, если верить народным приметам, способствовали хорошей торговле. У всевозможных мастерских горделиво тянулись ввысь георгины и мимозы. Дом лекаря издали можно было отличить по обилию ромашек, гвоздик и кустам шиповника. А бахрумские караван-сараи никогда не пустовали, со слов их хозяев, благодаря красным макам. Даже на базарах вдоль низких заборов цвели, чередуясь друг с другом, гладиолусы и розы. Последние сулили удачу в делах, а гладиолусы подразумевали, что на Востоке торговля испокон веков считалась мужским занятием.

Также с незапамятных времен бахрумцы негласно делились меж собой на жителей северного и южного края, хотя все являлись подданными одного султана. Правда, нельзя было не признать, что уроженцы юга действительно несколько отличались от уроженцев севера по характеру. Возможно, здесь определенную роль сыграла география, ведь, если б можно было взглянуть на это государство с высоты птичьего полета, то сразу стало бы видно, что своими очертаниями оно напоминает вытянутый в длину сапог, подошва которого, то бишь север, упиралась в побережье Черного моря, а голенище, или юг, граничило с Персией. Практически посередине этого воображаемого сапога располагалась столица султаната – город Пушмарах.

Наверное, близость к морским просторам, наличие портовых городов и общение с чужестранцами, с которыми порой даже заключались браки, способствовали тому, что северяне обычно отличались более открытым характером, прямолинейностью суждений и честностью намерений. Здесь по традиции занимались скотоводством, но также были развиты рыбная ловля и всевозможные ремесла. Жители края не знали нужды в мясе, в молоке, сыре и масле. Излишки продуктов на южных базарах продавали, или меняли в портовых городах у чужестранцев на нужный им товар. Караван-сараи на севере страны никогда не пустовали. В самых крупных из них каждую неделю прямо во дворе устраивались торги, где выставлялись на продажу жеребцы знаменитой бахрумской породы, гордость местных пастухов – длинношерстные козы, и непривычно-приземистые овцы. Между прочим, их тонкое руно ценилось дороже роскошных персидских ковров, подчас за этими овцами выстраивалась целая очередь. Попутно покупали и другой домашний скот, к радости продавцов и владельцев караван-сараев, имевших свой доход от продажи любого товара.

Во многих домах края имелась какая-либо мастерская. Одни неустанно сбивали сметану, из которой получалось популярное на Востоке бахрумское масло. Другие терпеливо выделывали кожу, а их соседи изготавливали из неё предметы домашнего обихода. Эти вещи предлагали путешественникам в тамошних караван-сараях, и их охотно раскупали на восточных базарах. Оружейным мастерским наперед заказывали легендарные бахрумские кинжалы и сабли. Каждое изделие ковали и украшали в течение не одного месяца, поэтому такое оружие стоило баснословных денег, а его приобретение считалось большой удачей. Нередко изделия бахрумских оружейников покупали, чтобы преподнести в дар влиятельным вельможам и даже правителям других стран. Меж тем мастерицы края славились своей пряжей, но в чём действительно северянкам не было равных, так это в изготовлении благовонных масел, что, скрепя сердце, признавали даже персы, которые считали себя знатоками по части всевозможных ароматов. Следует заметить, мастерские, где трудились женщины, на севере отнюдь не были редкостью. Возможно, благодаря этому обстоятельству, на женской половине дома здесь редко вспыхивали ссоры, ведь женщины были заняты общей и очень тонкой работой, где требовалось понимать друг друга с полуслова, иначе изготовленный их руками товар вряд ли пользовался бы таким спросом.

Исключение составляли маленькие девочки и незамужние девушки. К ним относились очень бережно, нередко баловали, а к труду исподволь приучали, дабы в отчем доме они успели насладиться прелестями детства и беззаботной жизни. Мальчиков воспитывали в почтении к родителям и старшим. В десятилетнем возрасте их отдавали в школу для мальчиков, где они постигали различные науки и обучались воинскому искусству. Обучение длилось четыре года, после чего юные отроки под присмотром отцов принимались изучать родительское ремесло. Также на севере существовали школы для девочек, в которых юных прелестниц тринадцати-пятнадцати лет учили поддерживать огонь в домашнем очаге, дабы будущий муж всегда был ими доволен и, хотя бы в первые годы не помышлял о других женах.

На юге страны, где население в основном занималось торговлей и земледелием, обучение мальчиков, напротив, обычно воспринималось, как бесполезная трата времени, про школы для девочек речь даже не заходила. Здесь важно было успеть посеять, потом собрать урожай и, наконец, удачно его продать. На плодородной южной земле сеяли пшеницу, рожь, рис, овес, ячмень, хлопок. Возделывали бескрайние тростниковые и виноградные плантации. Сажали всевозможные овощи. Тыквами, дынями и арбузами засеивали бахчи. Разводили пчел на пасеках. Под щедрым солнцем Востока этой тяжелой кропотливой работой на юге занимались круглый год, используя каждую пядь земли, что ценилась здесь дороже золота, ведь для многих семей она являлась главной кормилицей.

Несмотря на свою небольшую территорию, Бахрумский султанат был густонаселенным государством. Мужчины, как правило, имели двух-трех жен, а число детей в семье насчитывало не меньше двадцати человек. Все женщины с раннего утра и до захода солнца, не разгибая спины, трудились в поле. Присматривать за хозяйством оставались младшие дочери, недаром уроженки юга уже в пятилетнем возрасте умели стирать и штопать своё белье, а к десяти годам на их плечах нередко лежал весь дом. К возвращению женщин и взрослых девушек с поля, эти маленькие расторопные хозяйки успевали привести в порядок дом и двор, накормить домашнюю птицу и скот, собрать в саду урожай и поставить самовар. Правда, на кухню почти не заходили, поскольку на юге приготовлением пищи традиционно занимались мужчины, они же вместе с сыновьями торговали на базаре.