Текст книги "Белая масаи"

Лкетинга вернулся, и вскоре юноши уважительно покинули нашу маньятту. Он спросил, о чем мы разговаривали. Я поделилась с ним идеей насчет магазина. К моему изумлению, он тоже очень обрадовался. На весь район это был бы единственный магазин масаи, и сомалийцы остались бы без покупателей, потому что местные предпочтут ходить к людям из своего племени. Он сказал, что на это потребуется много денег, и спросил, есть ли у меня необходимая сумма. Я успокоила его, сообщив, что у меня осталось немного денег в Швейцарии. Идея была хорошая, но ее еще нужно было хорошенько обдумать.

Pole, pole[17]17
  Спокойно, спокойно.


[Закрыть]

В последнее время я часто помогала больным. Однажды я вылечила ребенка соседки, у которого образовался на ноге гнойный нарыв, и с тех пор матери ежедневно приносили мне своих детей. У некоторых были самые жуткие абсцессы. Я очищала раны, смазывала, забинтовывала и наказывала им приходить через два дня. Вскоре людей стало так много, что у меня закончилась мазь, и я больше никому не могла помочь. Я отправляла их в госпиталь или в миссию, но женщины уходили молча, не следуя моему совету.

Через два дня ученикам предстояло вернуться в школу. Меня это очень огорчало, потому что с ними было гораздо веселее. Планы о том, чтобы открыть свой магазин, становились все более определенными, и я решила съездить в Швейцарию, чтобы набраться сил и привести свой вес в норму. Меня привлекала возможность доехать до Маралала на машинах Роберто или Джулиани. Тогда наш «лендровер» я могла бы оставить здесь. Я тут же сообщила Лкетинге о своем решении. Узнав, что через два дня я уезжаю, он пришел в смятение. Я пообещала ему подумать о магазине и привезти деньги. Его я за это время попросила узнать, где и как мы можем построить здание. В ходе обсуждения идея магазина стала еще конкретнее. Теперь мне нужно было только время, чтобы все подготовить и набраться сил.

Лкетинга снова испугался, что я его брошу. На этот раз меня поддержали юноши и дословно перевели ему мое обещание вернуться через три-четыре недели совершенно здоровой. Я сказала, что точную дату приезда сообщу тогда, когда у меня на руках будут билеты. Я решила поехать в Найроби наудачу в надежде купить билет на ближайший самолет. С тяжелым сердцем он согласился. Я оставила ему немного денег, примерно триста франков.

Захватив с собой только самое необходимое, я с группой школьников стояла возле миссии и ждала отъезда. Время отъезда нам было неизвестно, но все знали, что тот, кто опоздает, пойдет до Маралала пешком. Меня провожали мама и мой любимый. Мама давала Джеймсу последние указания, а я утешала Лкетингу. Он не знал, как пережить месяц без меня. Потом пришел Джулиани. Я села на переднее сиденье, а юноши – на заднее. Лкетинга помахал мне и на прощание сказал: «Заботься о нашем ребенке!» Я улыбнулась.

Пастор Джулиани мчался по дороге с такой скоростью, что удержаться на месте стоило мне большого труда. Мы почти не разговаривали друг с другом. Когда я сказала, что вернусь через неделю, он ответил, что на выздоровление уйдет не меньше трех месяцев. О такой длительной разлуке с Лкетингой не могло быть и речи.

В Маралале царил хаос. Город наводнили отъезжающие школьники. Их распределяли по всей Кении, чтобы разные племена перемешались между собой. Джеймсу повезло, он оставался в Маралале. Один юноша из нашей деревни должен был ехать в Ньяхуруру, так что часть пути мы могли проделать вместе. Но сначала нужно было купить билет на автобус. На ближайшие два дня все билеты были распроданы. Некоторые иногородние приехали в Маралал в открытых пикапах, чтобы заработать денег. Они брали за проезд баснословные суммы. Но даже у них мест уже не было. Может быть, завтра в пять утра, сказал кто-то. Мы забронировали места, но денег не дали.

Юноша беспомощно стоял посреди дороги и не знал, где ему ночевать без денег. Он был очень робкий и услужливый. Он постоянно таскал мою сумку. Я предложила пойти в отель, перекусить и спросить, есть ли свободные номера. Хозяйка радостно поприветствовала меня, но на вопрос о свободных номерах с сожалением покачала головой. Один номер она может освободить для меня до вечера, потому что я постоянный гость. Мы попили чаю и прошлись по другим отелям. Я была готова заплатить за юношу, ведь для меня это были небольшие деньги, но свободных номеров не осталось. Тем временем стемнело и похолодало. Я все думала, не разместить ли юношу на второй кровати в моем номере. Для меня это была не проблема, но я не знала, как отреагируют на это окружающие. Я спросила у него, что он собирается делать. Он сказал, что поищет подходящую маньятту за пределами города. Если он найдет маму, у которой есть сын его возраста, она будет обязана предоставить ему ночлег.

Мне этот вариант показался слишком неудобным, ведь в пять утра нам уже нужно было выезжать. Собравшись с духом, я предложила ему переночевать на второй кровати в моем номере, которая стояла у противоположной стены. Он посмотрел на меня в большом смущении и, поблагодарив, отказался. Он сказал, что ему ни в коем случае нельзя ночевать в комнате жены воина – будут проблемы. Я рассмеялась и посоветовала ему просто никому об этом не рассказывать. Сначала в отель вошла я. Дав охраннику несколько шиллингов, я попросила разбудить меня в половине пятого утра. Юноша пришел через полчаса. Я уже лежала, одетая, в постели, хотя было всего восемь часов вечера. На улице царил такой мрак, что жизнь продолжалась только в барах, которые я предпочитала обходить стороной.

Голая лампа ярко осветила отвратительное помещение. Со стен крошилась голубая штукатурка, повсюду виднелись коричневые пятна, от которых тянулись вниз тонкие ручейки. Это были мерзкие остатки выплюнутого табака. Мама и другие пожилые посетители нашей маньятты тоже поначалу так делали, пока я не пожаловалась. Теперь мама выплевывала табак под камень очага. Номер в отеле был просто омерзителен. Юноша одетым улегся на кровать и повернулся к стене. Мы погасили яркую лампу и больше не разговаривали.

Стук в дверь вырвал меня из крепкого сна. Я спросила, в чем дело. Не успела я получить ответ, как юноша сказал, что уже почти пять часов. Нам нужно бежать! Заполнившись, пикап просто уедет. Мы поспешно собрали вещи и бросились к нужному месту. Повсюду, разбившись на маленькие группы, стояли школьники. Некоторые садились в машину. Другие, как и мы, ждали своей очереди. Утро было холодным, я ужасно замерзла. Маралал был влажным от росы. Мы даже не могли попить чаю, потому что отели еще были закрыты.

В шесть утра мимо нас, громко гудя, проехал обычный рейсовый автобус. Он был переполнен. Наш водитель еще не появился. Мы от него зависели, и он, судя по всему, не торопился. Рассвело, а мы все ждали. Меня охватила ярость, ведь в этот день я планировала добраться до Найроби. Юноша отчаянно искал, с кем поехать, но немногочисленные автомобили были полностью загружены. Вдруг нам предложили место в грузовике, который вез капусту. Выбора у нас не было, и я сразу согласилась. Не проехали мы и нескольких метров, как я начала сомневаться в правильности своего решения. Сидеть на жестких предметах, которые постоянно двигались, было настоящей пыткой.

Держаться я могла только за борт, и он то и дело бил меня по ребрам. На каждой кочке мы подлетали в воздух, после чего приземлялись на жесткие кочаны капусты. Разговаривать мы не могли совсем: во-первых, из-за шума, а во-вторых, на такой дороге ничего не стоило прикусить себе щеки или язык. Каким-то чудом я все же пережила четыре с половиной часа до Ньяхуруру.

Совершенно разбитая, я слезла с грузовика и попрощалась со своим юным спутником. Я собиралась найти ресторан и сходить в туалет. Сняв джинсы, я увидела на бедрах огромные синяки. Боже мой, что подумает моя мама! Мои тощие ноги и без того приведут ее в ужас, а теперь они вдобавок окрасились в темно-синий цвет! За последние два месяца я изменилась так, что мама меня не узнает. Она еще даже не в курсе, что скоро я приеду домой, незамужняя и избитая.

В ресторане я заказала кока-колу, цыпленка и картошку фри. Думать о ночлеге было еще рано, и я дотащила свою сумку до автовокзала, где всегда царило бурное оживление. Мне повезло: автобус до Найроби был готов к отправлению. Мы ехали по гладкой асфальтированной дороге, и я быстро заснула. Когда я, проснувшись, посмотрела в окно, до моей цели оставалось не больше часа езды. Я надеялась, что мы приедем в столицу до наступления темноты, потому что отель «Игбол» находился в довольно опасном районе. Когда мы въехали в город, уже начало смеркаться.

На каждой остановке выходили люди со своими пожитками, а я отчаянно прижималась носом к стеклу, пытаясь сориентироваться в бесконечном океане света. Когда в автобусе остались всего пятеро пассажиров, я стала подумывать о том, чтобы выйти на любой остановке. Оказаться на автовокзале мне хотелось меньше всего: там в это время было слишком опасно. Водитель то и дело поглядывал на меня в зеркало заднего вида и удивлялся, почему мзунгу не выходит. Через некоторое время он спросил, куда мне надо. Я ответила: «В гостиницу «Игбол»». Он пожал плечами. Тогда мне вспомнилось название огромного кинотеатра рядом с отелем. «Мистер, вы знаете кинотеатр «Одеон»?» – с надеждой спросила я. «Кинотеатр «Одеон»? Это плохое место для женщин-мзунгу!» – назидательно сказал он. «Это не проблема. Мне нужна гостиница «Игбол». Там есть еще белые люди», – ответила я. Он перестроился в другой ряд, свернул налево, потом направо и остановился прямо перед отелем. В благодарность за такую услугу я протянула ему несколько шиллингов. Я была так слаба, что радовалась каждому сэкономленному метру.

В «Игболе» царило столпотворение. Все столики были заняты, и повсюду лежали рюкзаки автостопщиков. Мужчина за стойкой регистрации узнал меня и поприветствовал словами «Джамбо, женщина-масаи!». У него была свободна только одна кровать в трехместном номере. В номере сидели две англичанки и изучали путеводитель. Первым делом я вышла в коридор и направилась в душ, прихватив с собой сумочку с деньгами и паспортом. Я разделась и с ужасом взглянула на свое испещренное синяками тело. Ноги, ягодицы и руки были синими. Однако, приняв душ, я снова почувствовала себя более-менее нормально. После этого я пошла в ресторан, чтобы наконец что-нибудь поесть и понаблюдать за туристами. Чем больше я смотрела на европейцев, особенно мужчин, тем больше скучала по моему красавцу воину. После еды я легла в постель и с наслаждением расправила свои уставшие кости.

После завтрака я отправилась в офис авиакомпании «Свиссэйр». К моему огромному разочарованию, свободное место имелось только в самолете, вылетавшем через пять дней. Так долго я ждать не могла. В «Кения-Эйрвэйз» ждать нужно было еще дольше. Пять дней в Найроби – так я точно впаду в депрессию. Я стала проверять другие авиакомпании, пока в «Алиталии» не нашла билет на самолет, вылетавший через два дня с четырехчасовой остановкой в Риме. Спросив цену и забронировав билет, я поспешила в расположенный неподалеку Кенийский коммерческий банк, чтобы снять деньги.

В банке было много народу. При входе стояли два полицейских, вооруженных автоматами. Я заняла очередь, и уже через полчаса стояла у окошка и заполняла чек на нужную мне сумму. Это будет огромная пачка денег, и мне предстоит провезти ее через весь город в офис «Алиталии». Мужчина в окошке повернулся ко мне, покрутил в руках чек и спросил, где находится Маралал. Он ушел и через несколько минут вернулся. Уверена ли я, что хочу снять так много наличных? «Да», – раздраженно ответила я. При мысли о том, какая опасность мне грозит, мне и самой стало нехорошо. Подписав различные бумаги, я получила несколько пачек банкнот, которые поспешно запихнула в рюкзак. К счастью, вокруг меня уже почти никого не было. Служащий банка мимоходом поинтересовался, что я собираюсь делать с такой кучей денег и не нужен ли мне бойфренд. Я с благодарностью отклонила его предложение и ушла.

До офиса «Алиталии» я добралась без проблем. Мне снова пришлось заполнить какие-то формуляры, мой паспорт проверили. Одна из служащих спросила, почему у меня нет обратного билета в Швейцарию. Я объяснила, что живу в Кении и два с половиной месяца назад ненадолго летала в Швейцарию. Дама вежливо возразила, что нигде не написано, что я живу в Кении, следовательно, я – туристка. Все эти вопросы сбили меня с толку. Мне просто нужен был обратный билет, и я платила наличными. Но именно в этом и была проблема. У меня была бумага, подтверждающая то, что я сняла деньги с кенийского счета. Как туристка я не имела права иметь счет и должна была доказать, что деньги пришли из Швейцарии. Иначе здесь решат, что это черные деньги, ведь туристам в Кении работать запрещено. Услышав такой аргумент, я лишилась дара речи. Деньги мне переводила мама, и все бумаги были в Барсалое. Я ошеломленно стояла перед служащей, стиснув в руках охапку денег, которые она не хотела брать. Африканка в окошке сказала, что ей очень жаль, но она не может продать мне билет, пока я не покажу, откуда пришли деньги. Доведенная до крайности, я разрыдалась и, заикаясь, пробормотала, что с такой кучей денег из офиса не выйду, потому что жить мне еще не надоело.

Африканка в ужасе посмотрела на меня и, увидев мои слезы, смягчилась. «Подождите минуту», – сладким голосом пропела она и исчезла. Вскоре появилась вторая дама, которая снова объяснила мне, в чем проблема, и заверила, что они просто исполняют свой долг. Я попросила их позвонить в банк Маралала: тамошний управляющий хорошо меня знал. Женщины стали обсуждать мое предложение, затем сняли копию с паспорта и с чека. Через десять минут я вышла из офиса с билетом. Мне оставалось лишь найти международный телефон, чтобы предупредить о своем приезде маму.

В самолете меня одолевали самые противоречивые чувства. Я радовалась, что возвращаюсь в цивилизацию, но тосковала по своей африканской семье. Мама встретила меня в аэропорту Цюриха и не смогла скрыть своего ужаса. Однако она промолчала, за что я была ей очень благодарна. В самолете я с аппетитом проглотила все, что мне предложили, и была не голодна. Однако, прежде чем отправиться домой в Бернер Оберланд, мне захотелось выпить настоящего швейцарского кофе. Все последующие дни мама баловала меня плодами своего кулинарного искусства, и я стала выглядеть гораздо приличнее. Мы много говорили о моем будущем, и я рассказала о наших планах открыть продовольственный магазин. Она понимала, что мне необходимы источник дохода и какое-то занятие.

Наконец, на десятый день, я пошла к гинекологу. К сожалению, результат оказался отрицательным, я не была беременна. Зато у меня установили малокровие и сильнейшее истощение. Выйдя от врача, я представила себе, как расстроится Лкетинга, но утешала себя тем, что у нас еще много времени, чтобы обзавестись потомством. Каждый день я ходила гулять на природу и думала только об Африке. Уже через две недели я стала планировать отъезд и забронировала билет на самолет, вылетавший через десять дней. Я снова закупила массу лекарств, пряностей и множество пачек макарон. О своем приезде я сообщила Лкетинге телеграммой, которую отправила в миссию.

Оставшиеся девять дней прошли без каких-либо ярких событий. Единственным развлечением стала свадьба моего брата Эрика и Джелли. Я наблюдала за ней как в трансе: окружающая роскошь и обильная еда были мне неприятны. Все спрашивали, как живут в Кении, и каждый считал своим долгом меня образумить. Но я знала, что мое место в Кении, рядом с моей большой любовью, среди людей, живущих скромной жизнью. Я ждала отъезда с большим нетерпением.

Прощание и встреча

С неподъемным багажом я приехала в аэропорт. Прощание с мамой получилось в этот раз особенно тяжелым, ведь я не знала, когда вернусь. Первого июня тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года я приземлилась в Найроби и взяла такси до отеля «Игбол».

Через два дня я приехала в Маралал, дотащила свой багаж до отеля и стала думать, как добраться до Барсалоя. Каждый день я прочесывала деревню в надежде найти автомобиль. Я хотела навестить Софию, но она уехала на каникулы в Италию. На третий день я услышала, что после полудня в миссию Барсалоя отъезжает грузовик с кукурузной мукой. Рано утром я уже была у торговца, у которого должны были забрать мешки. Я спросила у водителя, могу ли поехать с ним в кабине. Мы договорились о цене, и после обеда грузовик тронулся в путь. Мы поехали через Барагой. Значит, дорога займет не меньше шести часов и в Барсалой мы приедем лишь ночью. В грузовик подсели еще как минимум пятнадцать человек. Водитель заработал неплохие деньги.

Поездка длилась бесконечно. Я впервые ехала по этой дороге на грузовике. В полной темноте мы пересекли реку. Луч света от фар неуверенно прощупывал дорогу. Около десяти часов мы достигли цели. Грузовик остановился возле лагеря миссии. Лори, как его здесь называли, поджидала толпа людей. Они издалека заметили свет фар, и это наполнило спокойный Барсалой радостным возбуждением. Некоторые хотели разгрузить тяжелые мешки, чтобы заработать денег.

Уставшая, но охваченная счастливым предчувствием, я выбралась из грузовика. Я приехала домой, хотя до маньятт оставалось еще несколько сотен метров. Несколько человек радостно меня поприветствовали. Вскоре появился Джулиани с фонарем и дал какие-то указания. Он коротко поздоровался со мной и снова исчез. Я беспомощно стояла с тяжеленными чемоданами, дотащить их до маняьтт в полной темноте я не могла. Вдруг появились два мальчика, которые, наверное, не ходили в школу, потому что были одеты традиционно. Они предложили мне свою помощь. На полпути я увидела человека, который шел с фонарем нам навстречу. Это оказался мой любимый. «Привет!» – просияв, воскликнул он. Я страстно обняла его и поцеловала в губы. От радости у меня пропал дар речи. Мы молча пошли к маньятте.

Мама встретила меня очень тепло. Она сразу раздула огонь и приготовила чай. Я раздала подарки. Лкетинга нежно постучал по моему животу и спросил: «Как наш малыш?» С болью в сердце я призналась, что у меня в животе ребеночка нет. Его лицо помрачнело: «Почему? Я знаю, что раньше он быть!» Изо всех сил стараясь сохранить спокойствие, я объяснила, что месячные у меня прекратились из-за малярии. Лкетинга был очень разочарован, но, несмотря на это, та ночь стала чудесной ночью любви.

Следующие несколько недель я была абсолютно счастлива. Жизнь шла своим чередом, пока мы не поехали в Маралал, чтобы в очередной раз попросить назначить нам дату свадьбы. Брат Лкетинги поехал с нами. Нам повезло: мы предъявили мои заверенные бумаги и письмо от шерифа, которое Лкетинга успел получить за это время, и все получилось.

ЗАГС и свадебное путешествие

Двадцать шестого июня тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года мы поженились. Свидетели у нас были новые: старший брат Лкетинги и несколько незнакомых мне людей. Церемонию провел приятный чиновник, сначала на английском, затем на суахили. Все прошло гладко, если не считать того, что в решающий момент мой любимый молчал и не произносил «да» до тех пор, пока я со всей силы не наступила ему на ногу. После этого мы подписали акт. Лкетинга взял мой паспорт и сказал, что теперь мне нужен кенийский паспорт, потому что моя фамилия Лепарморийо. Офицер сказал, что это нужно уладить в Найроби, так как Лкетинга все равно должен обеспечить меня постоянной пропиской. Я была в замешательстве. Я думала, что теперь все в порядке и война с бумагами осталась в прошлом. Но нет, несмотря на замужество я оставалась туристкой до тех пор, пока право проживания не будет отражено в паспорте. Моя радость померкла, Лкетинга тоже не понимал всех этих тонкостей. Вернувшись в отель, мы решили поехать в Найроби.

Мы выехали на следующий день вместе со свидетелями и старшим братом Лкетинги, который еще никогда не уезжал так далеко от дома. До Ньяхуруру мы доехали на нашем «лендровере», а потом на автобусе до Найроби. Изумлению брата не было предела. Наблюдать за человеком, который в сорок лет впервые оказался в городе, было очень интересно. Он молчал и выглядел еще более беспомощным, чем Лкетинга. Без нас он даже не мог перейти через дорогу. Если бы я не брала его под руку, он бы, несомненно, стоял на одном месте до самого вечера, потому что машины очень его пугали. Глядя на небоскребы, он не понимал, как люди могут жить друг над другом.

Наконец мы дошли до здания визового центра. Я встала в очередь, чтобы снова заполнить анкеты. Когда я наконец с этим справилась, женщина в окошке сказала, чтобы мы пришли через три недели. Я запротестовала и попыталась ей объяснить, что мы приехали издалека и не уедем, пока не получим нужную отметку в паспорте. Я почти умоляла ее, но она ответила, что на все требуется время и она попробует сделать так, чтобы все было готово через неделю. Поняв, что это ее последнее слово, я поблагодарила ее и ушла.

Выйдя на улицу, мы стали обсуждать наше положение. Нас было четверо, и нам предстояло провести в Найроби целую неделю. Я понимала, что в компании троих диких мужчин сделать это невозможно, и предложила съездить в Момбасу, чтобы брат Лкетинги заодно посмотрел на море. Мой любимый согласился, с друзьями он чувствовал себя в безопасности. Мы сели в автобус и поехали в Момбасу. Эта восьмичасовая поездка стала нашим свадебным путешествием.

В Момбасе мы сразу пошли к Присцилле. Узнав, что мы поженились, она безумно обрадовалась и сказала, что теперь все будет хорошо. Брату Лкетинги не терпелось увидеть море, но, оказавшись перед бескрайней водной гладью, он испуганно вцепился в нас. Ближе чем на десять метров он к воде не подходил, и через несколько минут нам пришлось уйти с пляжа. Я показала ему отель для туристов, и он никак не мог поверить своим глазам.

Это было очень приятно – показывать мир человеку, не утратившему способности удивляться. Затем мы пошли есть, и он впервые попробовал пиво, от которого ему стало плохо. В Укунде мы нашли какой-то убогий отель.

Дни, проведенные в Момбасе, встали мне в копеечку. Мужчины пили пиво, и я сидела с ними, потому что идти одной на пляж мне не хотелось. Постепенно мне надоело оплачивать пиво на троих человек, и между нами стали происходить небольшие стычки. Лкетинга, который теперь официально был моим мужем, меня не понимал и говорил, что это из-за меня мы вынуждены так долго здесь торчать. Он никак не мог взять в толк, зачем мне нужна еще одна печать. В конце концов, он ведь на мне женился, и теперь я Лепарморийо и кенийка. Друзья ему поддакивали. Я сидела и не знала, как объяснить им эту бюрократическую возню.

Через четыре дня мы угрюмо тронулись в обратный путь. С большим трудом я уговорила Лкетингу сходить со мной в офис в Найроби. Он заявил, что делает это в последний раз. Я страстно надеялась, что получу печать в тот же день. Я объяснила служащим нашу проблему и попросила посмотреть, готовы ли документы. Нам снова велели ждать. Трое мужчин заметно нервничали, и, глядя на них, занервничала и я. Люди ошарашенно смотрели на нас. Не каждый день в офис заходит белая женщина в сопровождении троих масаи.

Наконец нас с мужем пригласили последовать за одной дамой. Она вызвала лифт, и я сразу поняла, что меня ждет. Дверцы лифта открылись, из него высыпали люди. Лкетинга в ужасе посмотрел в пустую кабину и спросил: «Коринна, что это?» Я попыталась ему объяснить, что с помощью этого ящика мы поднимемся на двенадцатый этаж. Женщина нетерпеливо ждала возле лифта. Лкетинга отказывался заходить и боялся подниматься наверх.

«Дорогой, пожалуйста, это не проблема, когда мы будем на двенадцатом этаже, там можно ходить, как здесь. Пожалуйста, пожалуйста, пойдем!» Опасаясь, что женщине все это надоест, я умоляла его войти в лифт. Наконец он, вытаращив глаза, вошел в кабину.

Нас отвели в кабинет, где сидела строгая африканка. Она спросила, действительно ли я замужем за этим самбуру. У Лкетинги она спросила, способен ли он обеспечить меня жильем и едой. Он посмотрел на меня своими огромными глазами и спросил: «Коринна, пожалуйста, какой дом у меня должен быть?» Боже мой, подумала я, скажи просто да! Женщина смотрела то на меня, то на него. Мои нервы были на пределе, пот стекал градом. Строго посмотрев на меня, она спросила: «Вы хотите иметь детей?» «Да, двоих», – с готовностью ответила я. Последовало молчание. Наконец, она подошла к столу и отыскала среди множества печатей нужную. Я заплатила двести шиллингов и получила свой паспорт с новой печатью. Я была готова завопить от радости. Наконец, наконец-то получилось! Я могу остаться в своей любимой Кении. Теперь как можно скорее отсюда – и домой, в Барсалой!