Текст книги "Пустые калории. Почему мы едим то, что не является едой, и при этом не можем остановиться"

8. …и не в физических нагрузках…

В торговом центре Oracle в Рединге есть эскалатор из трех ступенек. Когда я учился в медицинском университете, у меня была в этом городе практика, и мой тогдашний руководитель, врач, изучавший ожирение, постоянно упоминал этот эскалатор в своих лекциях. По его словам, это был «памятник кризису ожирения». Он даже держал при себе маленькую коллекцию слайдов, в которой была в том числе тайком сделанная фотография, на которой человек с большой долей жира «ехал» на нем, потому что был слишком «ленив», чтобы пойти по лестнице.

Конечно, подобные эскалаторы существуют для того, чтобы сделать общественные места более доступными, а не потому, что люди ленивы. Но стереотип, что ожирение вызвано недостатком физических нагрузок (и, как следствие, люди с ожирением ленивы), весьма распространен – даже среди врачей, которые лечат эту болезнь.

В какой-то степени это неудивительно. То, что мы сейчас сжигаем меньше калорий, чем когда-либо раньше в истории, и эта малоподвижность является одной из главных причин лишнего веса, кажется чем-то самим собой разумеющимся. В респектабельных журналах издано много статей, которые противоречат гипотезе, что значительным фактором является УПП. Эти статьи якобы показывают, что малоподвижность – главная причина набора веса, важнее даже, чем повышенное употребление калорий^1–12.

В списках авторов многих из этих статей мелькают одни и те же имена, в частности Стивен Блэр, Питер Кацмарзик и Джеймс Хилл. Исследование Хилла от 2012 года утверждает, что повышенная физическая активность «снизит необходимость в резком снижении потребления пищи»¹³ – это просто отличная новость для людей вроде меня, которые любят вкусно покушать.

Блэр выступил соавтором статьи 2014 года What is causing the worldwide rise in body weight? («Чем вызвано повышение веса по всему миру?»), в которой говорится: «Хотя большинство считает, что [эпидемия ожирения] вызвана тем, что люди стали больше есть, доказательств этой гипотезы довольно мало»¹⁴. Кроме того, там утверждается, что увеличить физическую активность, возможно, будет легче, чем снизить количество потребляемых калорий, и это даже может «предотвратить избыточное употребление пищи». Иными словами, от плохой диеты все-таки можно убежать. Блэр организовал целый новый институт, чтобы проверить эту теорию: Global Energy Balance Network. В пресс-релизе он заявил, что в распространении ожирения обвиняют фастфуд и сладкие напитки, но «не существует практически никаких убедительных доказательств того, что это на самом деле так».

Кацмарзик – соавтор исследования 2015 года с участием 6025 детей, результаты которого ясно показали, что недостаток физической активности – заметный предсказывающий фактор детского ожирения¹⁵.

Вывод, что физические упражнения важны для профилактики и лечения лишнего веса, кажется неизбежным. В конце концов, это железный закон метаболизма, который я вовсе не собираюсь опровергать: если вы съедаете больше калорий, чем сжигаете, то наберете вес. Его подтверждали много раз, разными методами, в разных лабораториях. Так что с логической точки зрения малоподвижность просто не может не быть определяющим фактором для набора веса, особенно учитывая, что жители индустриальных стран сейчас физически трудятся намного меньше, чем раньше[61]61
  В начале XX века в Великобритании и США примерно половина рабочих занималась чисто физической работой – они были заняты в сельском хозяйстве и промышленности. Дома, впрочем, ручного труда тоже было не избежать – стиральные машины, сушилки и пылесосы тогда еще либо вообще не изобрели, либо они не были широко доступны^{16, 17}. А вот в начале XXI века примерно 75 % всей рабочей силы Великобритании и США заняты в сфере услуг, и даже те, кто до сих пор трудились в сельском хозяйстве и промышленности, выполняли за день гораздо меньше физической работы – отчасти благодаря автоматизации труда, отчасти благодаря тому, что изменилась сама продукция (грубо говоря, кораблей строят меньше, микрочипов собирают больше). Благодаря автомобилям и общественному транспорту физические нагрузки в поездках тоже сократились. По расчетам Британского кардиологического фонда, расстояние, которое проходит среднестатистический человек за год, сократилось с 400 км в 1970-х годах до примерно 290 в 2010-м¹⁸.


[Закрыть].

И в самом деле, крупное исследование в США показало, что снижение расхода энергии между 1960 и 2006 годами почти идеально коррелирует с набором веса за тот же самый период¹⁹. В статье 2011 года говорится, что физическая работа, которой раньше занималось множество людей (например, добыча угля), примерно в пять раз тяжелее, чем работа за столом в офисе[62]62
  Институт фискальных исследований использовал эти данные для составления моделей и дал довольно простой пример. Если человек средней комплекции работает по сорок часов в неделю на сидячей работе, он сжигает примерно 30 кг жира в год. Если бы у него была тяжелая физическая работа, то он сжигал бы почти 70 кг жира. Чтобы компенсировать свою сидячую работу, такому человеку нужно дополнительно бегать 10,6 часа в неделю – это не намного меньше времени, которое уделяют тренировкам марафонцы-олимпийцы^{20, 21}.


[Закрыть]. Более того, я нашел еще одну статью, в которой говорится, что малоподвижность просто не может не быть главной причиной, потому что в целом британцы съедают меньше калорий, чем раньше²². Если люди едят меньше калорий, но все равно набирают вес, это значит, что они стали намного менее подвижны, чем раньше. Автором этой статьи был Кристофер Сноудон, журналист (и «глава отдела экономики образа жизни») из Institute for Economic Affairs (тот самый, который высмеял саму идею УПП, как вы помните по второй главе). Статья называлась – возможно, в подражание Гэри Таубсу – «The fat lie» («Жирная ложь»).

Сноудон использовал жесткие формулировки: «Все данные показывают, что подушное потребление сахара, соли, жира и калорий снижается в Великобритании уже несколько десятилетий». Если это правда, и потребление калорий действительно уже давно снижается, то, естественно, сама идея того, что УПП – или вообще какая-либо еда – является значительной причиной ожирения, в принципе неверна.

Я продолжил читать. По словам Сноудона, общепринятое мнение, что эпидемия ожирения в Великобритании вызвана повышенной доступностью высококалорийной еды и напитков, «не имеет фактической основы». В статье утверждалось, что с 2002 года средний вес взрослого англичанина увеличился на 2 кг, и в тот же период потребление калорий уменьшилось на 4,1 %, а потребление сахара – на 7,4 %. Вывод делается следующий: «Рост случаев ожирения в основном вызван снижением физической активности дома и на работе, а не повышенным потреблением сахара, жира или калорий».

Сноудон использовал официальные государственные источники Великобритании, в частности, Министерства окружающей среды, продовольствия и сельского хозяйства, которое с 1974 года ежегодно проводит опросы о рационе питания британцев²³. Я проверил их данные – и действительно, на первый взгляд показалось, что подушное потребление калорий действительно снизилось с 2500 в день в 1974 году до всего 1990 в 1990-м – невероятное снижение на 21 %. Графики потребления калорий, нарисованные Сноудоном, сильно напоминали графики краха Уолл-стрит[63]63
  Сноудон подтвердил свои данные цифрами и из других источников, в том числе UK National Diet and Nutrition Survey Data, UK Living Costs and Food Survey и Британского кардиологического фонда. Ту же картину показал и американский опрос National Health and Nutrition Examination Survey: среднее количество купленных и употребленных в пищу калорий уменьшилось с 1970-х годов, то есть мы стали есть меньше.


[Закрыть].

Если мы в США и Великобритании меньше едим, то, очевидно, становимся тяжелее из-за малоподвижности, правильно? Это вполне коррелирует и с другими факторами: больше времени, проведенного у экранов, меньше ручного труда, дети больше времени проводят дома – и, конечно, еще виноваты эскалаторы с тремя ступеньками.

Такое объяснение должно было всерьез повлиять на государственную политику: если потребление калорий снижается без какого-либо вмешательства государства, то какие-либо меры, направленные на дальнейшее снижение потребления, будут просто неоправданными. Но меня эти цифры сильно удивили: как пищевой промышленности удается оставаться прибыльной несмотря на то, что мы стали есть на 21 % калорий меньше?

* * *

Статья Сноудона наделала много шума: о ней рассказали, помимо прочего, в Channel 4 News, в The Sun и на BBC Radio 2. Аллистер Хит, ныне редактор Sunday Telegraph, в 2016 году написал для Telegraph статью под названием «Мы слишком толсты, но налог на «сахарный грех» ничем не поможет».

Данные Сноудона говорили о том, что Монтейру неправ – да и не только Монтейру, а еще целая куча людей. Например, Джайлз Йео. Йео – генетик из Кембриджа с мировым именем, изучающий ожирение. Я очень много говорил с ним о весе, но он ни разу не упомянул об этом снижении употребления калорий. Впрочем, я раньше уже спрашивал его, почему мы так уверены, что причина роста случаев ожирения именно в еде, и он привел этому две причины.

Во-первых, многое зависит от дозы.

– Давайте возьмем для примера шоколадный батончик, в котором примерно 240 калорий. (Йео хорошо ориентируется в кондитерских изделиях.) Если у меня достаточно мотивации, что случается часто, я могу съесть такой батончик менее чем за минуту. Но вот чтобы сжечь эти калории, мне понадобится провести двадцать-тридцать минут на беговой дорожке.

Поедание калорий – это быстрый процесс, а вот расходование – медленный. Вот почему нам не нужно есть постоянно. Но быстрое потребление еще и дает нам возможность съесть больше, чем необходимо.

Вторая причина связана с генами.

– Все известные и понятные нам генетические факторы, связанные с ожирением, влияют на пищевое поведение.

Иными словами, если бы ожирение было вызвано малоподвижностью, то можно было бы ожидать, что гены, которые ассоциируются с ожирением, были бы связаны с чем-нибудь вроде «активного поведения» или с обменом веществ, но это не так.

Затем я снова посмотрел на цифры в статье Сноудона, и кое-что показалось мне в них очень странным. Если конкретно, вот что: средний расход калорий у жителей Великобритании составляет 2500 калорий. Но данные опроса, процитированные Сноудоном, говорят, что мы едим меньше 2000 калорий в день, а это означает, что мы в среднем теряем по 500 калорий в день. Мы набираем вес, хотя данные говорят о том, что мы потребляем так мало калорий, что должны дружно терять вес, даже ничего не делая. И под «ничего» я реально имею в виду ничего.

Я бы мог долго прожить на 2000 калорий в день, но не без потери веса. Чтобы есть так мало и при этом поддерживать или набирать вес, мне пришлось бы настолько снизить уровень активности, что нельзя было бы даже вставать с кровати, чтобы пописать. Собственно, я не просто был бы прикован к постели: мне пришлось бы отказаться еще и от некоторых энергоемких жизненно важных функций организма – в частности, подключиться к машине для диализа и искусственной вентиляции легких²⁴.

Так что же происходит? Я нашел ответ в приложении 10 «Национального опроса по диете и питанию»²⁵, в которой описывалась подвыборка людей, участвовавших в так называемом дополнительном исследовании с дважды меченой водой.

Эту методику изобрели в пятидесятых. Участники пьют воду, в которой атомы водорода и кислорода «помечены» – в ядра атомов добавили дополнительные нейтроны, благодаря чему их можно отследить. Возможно, вы что-то слышали о «тяжелой воде» – так вот, это она и есть. Тело избавляется от кислорода и водорода с разной скоростью в зависимости от расхода калорий[64]64
  Когда люди пьют тяжелую воду, она постепенно расходится по всему организму, а потом выводится с мочой. Меченый водород может выйти из организма только при потере воды – обычно через мочу или пот. Меченый кислород покидает организм двумя способами: вместе с водородом при потере воды или вместе с углекислым газом при дыхании. Чем больше вы сжигаете калорий, тем больше выдыхаете углекислого газа. Подсчитав разницу между скоростью выведения кислорода и водорода из организма, можно примерно оценить расход калорий.


[Закрыть]. Метод не идеален, но помогает получить последовательные данные из года в год и считается лучшим из имеющихся способов измерить расход энергии у людей.

Данные исследования с дважды меченой водой показали, что люди сжигают около 2500 калорий в день – ровно как и ожидалось. Мы просто не можем набирать вес всей страной, если едим меньше 2000 калорий в день, а сжигаем больше 2500. Это противоречит законам физики.

На самом деле исследование с дважды меченой водой показало вот что: люди в опросах недооценивают количество употребляемых в пищу калорий более чем на 30 %. Американские исследования тоже это подтвердили. Сравнение данных Национального исследовательского опроса по здоровью и питанию США с данными, полученными с помощью исследования с дважды меченой водой, показало, что люди систематически недооценивают свое потребление пищи и переоценивают уровень активности²⁶.

Аргументы Сноудона, возможно, были бы верны, если бы люди были последовательны в своей недооценке потребления пищи. Если бы мы всегда одинаково недооценивали количество получаемых калорий, то, возможно, малоподвижность действительно была бы главным фактором, вызывающим набор веса. Но эксперименты с дважды меченой водой показывают, что сейчас мы занижаем объемы потребляемой пищи в намного большей степени, чем несколько десятилетий назад.

У такой недооценки есть несколько причин, и все они очень хорошо подкреплены данными. Во-первых, исследования показывают, что люди, живущие с ожирением, сообщают неверные данные при анкетировании, а потом, если теряют вес, начинают сообщать верные данные и признаются, что ранее говорили неправду²⁷. Не нужно обладать большой эмпатией, чтобы понять, почему респонденты, живущие с ожирением, могут сообщать преуменьшенные данные, отвечая на опросы, связанные с едой. Люди регулярно преуменьшают то, что считают постыдным[65]65
  Например, сравнительные данные говорят о том, что сообщаемые объемы употребления алкоголя могут быть на 40–60 % ниже реальных.


[Закрыть].

Во-вторых, исследования показывают, что желание сбросить вес тоже приводит к занижению информации – а с 1990-х годов люди стали намного больше знать о диетах и борьбе с лишним весом. Например, известно, что количество мужчин, желающих избавиться от лишнего веса, между 2003 и 2013 годами почти удвоилось²⁸.

В-третьих, люди сейчас чаще перекусывают вне дома, чем раньше, а такую еду легко забыть и отследить. Перекусы превратились в индустрию с оборотом 400 млрд долларов^{29, 30}.

В-четвертых, мы просто в целом стали менее правдиво отвечать на опросы. Экономисты этим явлением очень расстроены, так что изучили его^31–35.

В-пятых, размеры порций стали крупнее, а запасы энергии в них – больше, чем сообщают справочники. Британский кардиологический фонд обнаружил, что за двадцать лет между 1993 и 2013 годами размер готовых пастушьих пирогов увеличился в два раза, а порция чипсов в упаковке «на всю семью» – на 50 %³⁶. Это значит, что если кто-то сказал в опросе, что съел готовый пирог с курицей или порцию орехов, то данные справочников вполне могут недооценивать истинное количество употребленных калорий.

В-шестых, люди реже выбрасывают еду. По данным доклада 2012 года, по сравнению с 2007 годом количество выбрасываемых пищевых отходов сократилось примерно на 20 %^{37, 38}. Если пищевых отходов становится меньше, значит, люди реально съедают бо́льшую долю еды, о покупке которой сообщают.

В-седьмых, официальные данные по потреблению калорий сообщают о снижении, но вот данные из коммерческого источника – Kantar Worldpanel, коллегии, постоянно публикующей данные о 30 000 британских домохозяйств, – показывают, что за последние десять лет калорийность приобретенной пищи повысилась³⁹.

В общем, Сноудон в своей статье о «жирной лжи» неверно понял данные: потребление калорий не снижается, а уже давно растет. Статьи других авторов, указавшие на эти ошибки, однако, не получили никакой огласки, и это печально, потому что государственная политика, связанная с весом и диетой (и человеческими страданиями), зависит от того, что сообщают в прессе.

* * *

Итак, исследования с дважды меченой водой (и многие другие данные) показывают нам, что мы действительно больше едим. Но что делать с математическим моделированием Института фискальных исследований, которое показало, что добыча угля (что неудивительно) в восемь раз более тяжела, чем офисная работа? В конце концов, вполне может быть, что сидячий образ жизни подвергает нас двойной опасности: мы одновременно меньше делаем и больше едим, так что рацион питания может быть не единственной причиной.

Чтобы понять, как физические нагрузки и активность влияют на организм, нужно обратиться, в частности, к работам Германа Понцера. Это доцент эволюционной антропологии в Университете Дьюка, исследования которого преобразили наше отношение к диете и метаболизму. Понцер решил узнать, чем отличается ежедневный расход калорий у охотников-собирателей, фермеров и сидячих офисных работников. Для этого он прожил некоторое время среди хадза, народа охотников-собирателей, живущих в саванне на севере Танзании. Хадза охотятся и собирают подножный корм пешком, с помощью луков, небольших топориков и палок-копалок. Мужчины охотятся на дичь и собирают мед, женщины собирают растения. Рацион хадза на 95 % состоит из еды, добытой в диком виде, – корнеплодов, ягод, крупной и мелкой дичи, меда и плодов баобаба.

Понцер в течение одиннадцати дней измерял ежедневный расход энергии у тридцати взрослых, участвовавших в исследовании⁴⁰. Его команда использовала метод дважды меченой воды и переносной респирометр: участники надевали устройство, похожее на капюшон, которое измеряет, сколько вы вдыхаете кислорода и сколько выдыхаете углекислого газа. Кроме того, ученые вручили всем участникам GPS-устройства, чтобы получить точные данные о перемещении.

Результаты оказались настолько неожиданными, что команда Понцера раз за разом их пересчитывала – разными способами, с поправками на разные факторы; они были совершенно уверены, что где-то ошиблись. Потому что вопреки всем ожиданиям взрослые хадза сжигали примерно столько же калорий, сколько американцы и европейцы. Даже беременность и грудное вскармливание ничего не изменили.

Собственно говоря, эти результаты затем подтвердились и другими исследованиями. Эми Люк и Кара Эберсол из Университета Лойолы не обнаружили никакой разницы в расходе энергии между когортой женщин в нигерийской деревне и другой когортой из пригорода Чикаго⁴¹. Более того, эта закономерность сохраняется для всех изученных человеческих популяций. То же самое наблюдалось даже у других приматов – мартышек и обезьян: популяции, живущие в неволе, сжигают столько же калорий, сколько их собратья в дикой природе^42–51.

Эти открытия ставят под сомнение буквально все, что мы считали верным по поводу расходования калорий в организме. Оказывается, люди каждый день сжигают одинаковое количество энергии вне зависимости от того, проходят они 15 километров или сидят за столом. Значение этих данных невозможно недооценить: это значит, что мы не можем сбросить вес, просто став более подвижными. Различия в проценте телесного жира не связаны ни с уровнем физической активности, ни с расходом энергии.

Так как же это вяжется с данными, которые показывают, что добытчики угля сжигают в восемь раз больше калорий, чем офисные работники? Оказалось, что никто никаких реальных шахтеров не измерял. Данные были основаны исключительно на опросах и предположениях о расходе времени. Когда команда ученых из США и Турции реально измерила расход энергии у угольщиков с помощью пульсомеров, обнаружилось, что шахтеры сжигали… 2100–2800 калорий в день – столько же, сколько и все остальные⁵².

Это казалось мне невозможным. Как я могу не сжечь больше калорий, если вместо того, чтобы сидеть за столом, пойду работать в шахту? Как это вообще работает?

Мне всегда казалось, что я расходую около 2000 калорий просто на дыхание и поддержку базовых клеточных функций, а любая физическая активность, будь то пробежки или добыча угля, добавляется к общему количеству сожженных за день калорий. Но оказывается, что если мы физически активны, то организм это компенсирует, расходуя меньше энергии на другие вещи, так что общий расход остается прежним.

Особенно это верно, если смотреть на более долгие временныˆе сроки – например, несколько дней или недель. Когда хадза отдыхают, они по-настоящему отдыхают. То же самое верно для спортсменов и для любых других физически активных людей. Мы можем быть очень активны в течение какого-то времени, но потом возвращаем этот «энергетический долг». Именно снижением расхода энергии на другие процессы внутри организма может объясняться то, почему физическая активность ассоциируется с улучшенным физическим здоровьем, даже если не приводит к потере веса.

Модель Понцера утверждает, что длительная прогулка или пробежка заставляет организм экономить на рутинных, необязательных процессах, снижая расход энергии на иммунную, эндокринную, репродуктивную и стрессовую системы. Звучит не очень хорошо, но небольшой отдых, похоже, помогает всем этим системам восстановить более здоровый уровень функционирования. И с эволюционной точки зрения это тоже вполне логично: в течение всей истории гоминид бывали периоды дефицита еды. Согласно общепринятой модели сжигания калорий, это значило, что люди расходуют больше всего калорий, когда еда менее всего доступна, потому что вам неизбежно придется приложить больше усилий, чтобы добыть эти калории охотой или собирательством. А вот модель фиксированной энергии говорит, что мы всегда расходуем одинаковое количество энергии, даже если приходится ходить дальше, чтобы добыть еду. И во времена дефицита еды вполне логичным будет забрать энергию, например у репродуктивной системы, снизив тем самым фертильность.

Согласно данным Понцера, мы, даже если работаем сидя за столом, сжигаем примерно 2500 калорий в день – столько же, сколько при ходьбе на длинные дистанции. Поскольку мы не тратим эту энергию на ходьбу, мы расходуем ее иными способами – например, на стресс. Гипотеза утверждает, что у офисных работников, скорее всего, повышен уровень адреналина, кортизола и лейкоцитов, которые вызывают тревогу и воспаление^{53, 54}. Сидячий образ жизни (который вы, скорее всего, ведете, раз взяли в руки эту книгу, хотя не обязательно) повышает уровень тестостерона и эстрогена, что для кого-то может прозвучать хорошо, но из-за этого повышается и риск некоторых видов рака. Напротив, у хадза, которые каждый день получают два часа умеренной и интенсивной физической нагрузки, намного больше, чем типичный англичанин или американец, утренний уровень тестостерона в слюне примерно наполовину меньше, чем у жителей Запада⁵⁵.

Это хорошо – и, возможно, объясняет, почему физические нагрузки являются таким важным методом лечения многих хронических заболеваний, а также снижают депрессию и тревожность⁵⁶.

После того, как вы сможете уложить в голове идею, что не сможете сжигать больше калорий, даже если переедете в Танзанию и станете добывать себе еду собирательством и охотой, то поймете, почему (как показало множество исследований) физические нагрузки не помогают сбросить вес. Энергобаланс невозможно изменить сознательно, и это вполне логично: нельзя оставлять что-то настолько важное на откуп капризному сознанию – вы же не контролируете сознательно уровень кислорода?

Доказательства совершенно ясны: мы едим больше калорий, чем когда-либо, а попытки изменить расход энергии не окажут никакого значительного влияния на вес. Ожирение вызвано повышенным потреблением пищи, а не малоподвижностью, а лучшие данные (которые нам представили Кевин Холл и Сэм Диккен) показывают, что под «пищей» имеется в виду конкретно ультрапереработанная пища.

Но почему в научной литературе такая путаница по вопросу, кажущемуся на вид довольно простым?

Если говорить о Кристофере Сноудоне, то он сотрудник Institute of Economic Affairs, мозгового треста, изучающего свободный рынок. Их финансы в основном непрозрачны, но они получают финансирование в том числе от сахарного гиганта Tate & Lyle^{57, 58}. Сахарная промышленность, что вполне понятно, заинтересована в продвижении идеи, что проблемой является малоподвижность, а не еда. Насколько этот источник финансирования повлиял конкретно на работу Криса Сноудона, не очень ясно, но по исследованиям в других областях мы знаем, что люди часто даже не подозревают о том, что на них оказывают влияние. Врачи постоянно отрицают, что финансирование со стороны фармацевтических компаний влияет на нашу практику или исследования, но данные показывают, что очень даже влияет.

Конечно, статья Сноудона наделала шума, но она была опубликована не в нормальном научном журнале с независимым рецензированием. Но что насчет тех статей, которые все же вышли именно в таких журналах? Например, тех, которые написаны профессорами Стивеном Блэром, Питером Кацмарзиком и Джеймсом Хиллом, среди прочих, и в которых винят во всем малоподвижность? Помните, Блэр написал, что «не существует практически никаких убедительных доказательств того», что в эпидемии ожирения виновны фастфуд и сладкие напитки?

Я снова вернулся к статьям этих авторов в поисках конфликта интересов и нашел их работы 2011 и 2012 годов, в которых явно указывалось, что никаких конфликтов интересов у них нет^59–61. Но в 2015 году несколько ученых отправили запрос о свободе информации в университеты, в которых работали эти и другие исследователи⁶². В ответ они получили 36 931 страницу документов, в том числе переписку между исследователями и Роной Эпплбаум, тогда – научным директором корпорации Coca-Cola. Благодаря этим запросам, а также дальнейшим журналистским расследованиям и исследованиям нам удалось узнать, насколько же огромно влияние Coca-Cola на обсуждение вопросов, связанных с ожирением и физическими нагрузками.

Coca-Cola помогла Блэру создать ту самую некоммерческую организацию Global Energy Balance Network⁶³, которая распространяла то самое послание об отсутствии убедительных доказательств связи между сладкими напитками и ожирением⁶⁴. Coca-Cola финансировала все вышеупомянутые статьи Блэра, Хилла и Кацмарзика^{65, 66}. Больше того, Coca-Cola финансировала даже целую национальную программу Американской коллегии спортивной медицины, которая называется Exercise is Medicine («Физкультура – это медицина»). Стивен Блэр в разные годы был вице-президентом и президентом Американской коллегии спортивной медицины.

В 2015 году Coca-Cola опубликовала «прозрачный» список экспертов и проектов, финансировавшихся компанией, но он оказался совсем не прозрачным. На каждого автора, чье имя Coca-Cola объявила, приходилось четверо, о которых они умолчали⁶⁷.

Команда ученых из Оксфордского университета и Лондонской школы гигиены и тропической медицины составила карту исследований, финансируемых Coca-Cola, на которую попали более 1500 исследователей (скорее всего, не все они получали исследовательские гранты напрямую), принимавших участие в написании 461 статьи, спонсируемой брендом. Ученым, который опубликовал больше всего статей с финансированием от Coca-Cola (89), оказался Стивен Блэр. Его исследовательский институт получил около 5,4 млн долларов грантов на изучение роли энергобаланса при высоком уровне потребления энергии⁶⁸.

С этим есть две проблемы.

Coca-Cola начала финансировать работу Блэра, Хилла, Кацмарзика и других в 2010 году, но в 2011 и 2012 годах они публиковали статьи, в которых утверждали, что не имеют никаких конфликтов интересов⁶⁹. Финансирование от Coca-Cola для исследований, посвященных здоровью, это самый настоящий конфликт интересов, и в академической литературе звучали мнения, что сокрытие конфликта интересов должно считаться серьезным должностным преступлением для ученого^{70, 71}.

Но обнародование информации не решает всех проблем. Примерно с 2013 года во многих статьях прямо сообщалось о финансировании со стороны Coca-Cola, но влияние компании по-прежнему оставалось огромным. Когда губернатор Джорджии Сонни Пердью в 2009 году подписал прокламацию, провозглашавшей май «Месяцем движения «Физкультура – это медицина»», он с гордостью заявил: «Особенно поскольку его поддерживает местная организация The Coca-Cola Company»⁷².

Когда любая отрасль промышленности финансирует научные исследования, результаты обычно искажаются в пользу спонсора^73–78 – естественно, не в каждом отдельном исследовании, но достаточно часто, чтобы была заметна четкая закономерность. Это верно даже для фармацевтической промышленности, которая работает в рамках невероятно жестко регулируемой исследовательской среды, в которой регуляторы имеют абсолютную власть решать, как именно должен продаваться тот или иной продукт, и имеют право проверить любые данные любого эксперимента. Если сравнивать с фармацевтической отраслью, то можно сказать, что исследования пищевых компаний, в том числе и те, на которые я ссылаюсь здесь, не регулируются просто никак. Особенно хорошо это отсутствие регулирования удается эксплуатировать производителям безалкогольных напитков. Обзор статей, посвященных связи между сладкими напитками (вроде той же «Кока-Колы») и лишним весом, показал, что исследования, спонсируемые производителями, в пять раз чаще дают результаты, выгодные компаниям⁷⁹.

Coca-Cola – не часть системы здравоохранения. Компания агрессивно продвигает напитки, которые при избыточном потреблении наносят вред детям и взрослым (хотя ни на банке, ни где-либо еще, где я искал, не написано, какое потребление считается «избыточным»). Я не хочу взять и закрыть Coca-Cola, но, как мне кажется, будет вполне оправданной мерой потребовать, чтобы респектабельные медицинские журналы публиковали исследования, финансируемые Coca-Cola, не чаще, чем исследования, финансируемые табачной промышленностью^{80, 81}. Любая работа, финансируемая этой компанией, должна игнорироваться. Coca-Cola не должна финансировать программы здравоохранения и не должна влиять на государственную политику здравоохранения. Отношения Coca-Cola и системы здравоохранения должны быть враждебными, а не сотрудническими.

Вы, возможно, подумали, что шумиха, поднятая вокруг сотен статей, финансируемых Coca-Cola, решила проблему. Но нет – в мае 2021 года вышло спонсируемое Coca-Cola исследование Latin American Nutrition and Health Study⁸², результаты которого показали, что малоподвижность напрямую связана с лишним весом, а авторы заявили, что у них нет никаких конфликтов интересов.

Поиск правды в любой научной отрасли похож на складывание пазла. Этот пазл состоит из наблюдений, статей, данных. Чем больше деталей укладываются на свои места, тем легче ставить на место оставшиеся, потому что уже становится видна общая картина – правда.

Полностью сложенный «пазл» ожирения покажет, что малоподвижность не является значительным фактором развития этой болезни: главная причина – ультрапереработанная пища и напитки. Это экзистенциальная угроза для компаний, чье существование зависит от продаж этих продуктов.

Тактика Coca-Cola и других производителей УПП следующая: они создают кусочки пазла, которые выглядят так, словно должны стоять в тех или иных местах, но на самом деле вообще не являются частью пазла. Коробочка с деталями наполняется тысячами обманчивых статей и данных, из-за чего пазл сложить становится почти невозможно. Слишком много деталей просто не соединяются между собой.

Если вы, как и я, удивились тому, что более активный образ жизни не позволит вам есть больше калорий, возможно, вы удивились потому, что компании вроде Coca-Cola продвигали противоположную идею – что избыточные калории можно «сжечь» – всеми доступными им способами, от научных статей до общественных инициатив вроде «Физкультура – это медицина». Мне понадобилось немало времени, чтобы смириться с мыслью, что несмотря на то, что у меня есть медицинское образование, часть представлений о своем теле и его энергопотреблении я на самом деле получил от The Coca-Cola Company.