Текст книги "Семь способов тебя завоевать"

Глава 13

Поздравляю! Вы успешно загрузили верную фотографию первого предмета.

Вот подсказка ко второму предмету:

 
Когда-то в Геттисберге речь произнесли,
И в ней было указано важное число.
Ты банок алюминиевых столько же найди,
А башню возведя из них, утилизируй смело.
 

Как мило, что старшеклассники позаботились об утилизации! Мне почему-то показалось, что это идея Люка. Держу пари, что так и есть. Ладно, алюминиевые банки. Сколько же мне надо? Помню, как в прошлом году в Меритоне учительница по американской истории рассказывала про Геттисбергскую речь Авраама Линкольна: «Восемь десятков и семь лет назад…» Так что десять умножаем на восемь, получается восемьдесят, плюс семь – восемьдесят семь. Восемьдесят семь алюминиевых банок.

Ближайший вывоз алюминия на утилизацию только в следующий четверг, поэтому нет смысла заглядывать в мусорный пакет, да и ждать так долго я не могу. Меня осенило: я же просто могу купить восемьдесят банок с лимонадом. Я достала калькулятор и разделила восемьдесят семь на шесть. Получается четырнадцать с половиной упаковок, состоящих из шести банок, а значит, придется покупать пятнадцать. Каждая упаковка стоит около трех баксов, значит, мне надо… сорок пять долларов?

Эм, нет.

Это маникюр, педикюр плюс чаевые в салоне, который я посещаю.

Забудь.

Мне надо подумать, где их достать. В каком месте используют газированную воду, причем только в алюминиевых банках? В ресторанах есть стойки с газировкой. Напитки в торговых автоматах разлиты в основном в пластиковые бутылки. Даже если бы в них были алюминиевые банки, вряд ли люди будут опустошать их прямо там, а затем выкидывать в ближайшую мусорную корзину. Их очень много в самолетах. Стюардессы весь день открывают банки с газировкой. К сожалению, поблизости не было аэропорта, а даже если бы и был, я сильно сомневаюсь, что мне разрешат подобраться к мусорным бакам.

Нет, мне нужно местечко поближе. Место, где собирается много людей, которым нравится пить из банок или употреблять странные напитки, которые разливаются только в алюминиевые банки. Или место, где используют алюминиевые банки. Так поступают, например, авиакомпании, потому что у них нет фонтана и им нужны небольшие порции большого ассортимента напитков, чтобы снабдить ими разборчивых потребителей.

Секунду… разборчивые потребители… Ага! Есть! Ведь это же так очевидно.

«Шэди Эйкес». Там имелось более трех сотен разборчивых, упрямых потребителей. Я вспомнила, как в первый год работала волонтером в столовой. Отправилась за чем-то на кухню и заметила несколько полок с напитками, большая часть которых была в алюминиевых банках. Позже я узнала, что некоторые постояльцы пили только определенные бренды вполне конкретных соков или газировки, но не каждый день. Так что сотрудники на всякий случай заказывали по нескольку упаковок каждого напитка.

Я не могла поверить, что не подумала об этом раньше! Проверила время – осталась всего два часа до возвращения родителей и Зака домой. Этого времени достаточно, чтобы смотаться в «Шэди Эйкес» и поискать алюминиевые банки. Это почти превратит мою ложь о поездке туда на послеобеденный чай в правду. «Шэди Эйкес»… послеобеденное время… напитки…

Почти правда.

Я нацепила первую попавшуюся одежду. Даже не потрудилась причесаться и накраситься, что очень непохоже на меня. Обычно я выходила из дома, как минимум нанеся легкий макияж и собрав волосы в дерзкий хвостик.

Но я участвовала в гонке. В гонке на время, гонке против других участников и гонке против своей семьи. Нет времени на самоутверждение. Самоутверждение для лузеров! К тому же Тара всегда говорила, что я от природы достаточно милая.

Добравшись до «Шэди Эйкес», я, вместо того чтобы, как обычно, припарковаться на стоянке для посетителей, подъехала к погрузочной зоне, расположенной сзади. Справа от нее я заметила два огромных мусорных бака, один черный и один синий со значком утилизации. Единственная проблема заключалась в том, что они стояли за почти двухметровым деревянным забором. Мусоровоз мог заехать туда через ворота, но они были заперты на замок. Я вышла из машины и заглянула в щелку. Забор примыкал к зданию по обе стороны от железной двери с табличкой «Мусорное хранилище». Я не могла подобраться к контейнерам снаружи, но, может, удастся сделать это изнутри.

Я оставила машину и прошла к главной двери. Махнула администратору, который знал меня в лицо. Я смутно помнила, что хранилище находится за кухней, поэтому не стала поворачивать налево, к комнатам постояльцев, а свернула направо, к столовой. По помещению носились сотрудники и подготавливали все к ужину (который начинался в половине четвертого!). Они входили и выходили через кухонные двери, свободно открывающиеся в обе стороны, так часто, что, когда вошла я, никто этого не заметил.

Так далеко я никогда не заходила.

Это место было похоже на зоопарк. Люди в белой униформе кричали друг на друга, резали, помешивали, варили или жарили. Вся стойка была заставлена едой и столовыми приборами. На полу валялись очистки. Над конфорками клубился пар и дым.

Полагаю, чтобы приготовить ужин на триста человек, нужно приложить немало усилий.

Жара была просто удушающая. Невыносимый запах от такого количества одновременно готовящейся еды вызывал тошноту. В стене напротив был отгорожен тамбур, в котором я разглядела выход к мусорным бакам. Меня немного порадовало, что я ни за что не смогу добраться туда незамеченной, а значит, я выберусь отсюда до того, как потеряю сознание.

Вернувшись в столовую, я наклонилась над одним из столов, чтобы перевести дыхание. Мне показалось, что дешевая синтетическая ткань скатерти разгладилась под моими потными ладошками. Как мне это сделать? Я не могла ждать окончания ужина. Он заканчивался в половине шестого, а родители вернутся намного раньше.

Мне нужен был сообщник. Отвлекающий маневр. И я знала, где найти и то и другое.

Я немного постояла за дверью знакомых спорщиц-старушек, чтобы послушать, что там происходит.

– А мне нравится, как пахнет лосьон после душа «Жан-Нейт»[27]27
  Jean Nate (Жан-Нейт) – это цветочный аромат для женщин от американского парфюмерного дома Revlon.


[Закрыть], – кричала миссис Эулалия.

– Здесь пахнет, как в публичном доме! – ныла миссис Фрэнни.

– И тебе, должно быть, хорошо это известно.

– Что это значит?

– То, что ты подумала, Иезавель[28]28
  Иезавель – жена израильского царя Ахава, дочь сидонского царя Ефваала, или Этбаала, который достиг престола, убив брата. Став царицей израильского народа, Иезавель устроила дубраву для оргий.


[Закрыть].

Я постучалась и притворилась, что ничего не слышала:

– Есть кто дома?

– Блайт! – воскликнула миссис Фрэнни. Затем подняла журнал и обмахнула лицо. – Откроешь то окно, ладно? Мне нужен свежий воздух.

– О, нет, не надо! – попросила миссис Эулалия, протягивая ко мне руку. – Не делай этого. Здесь холоднее, чем в морозилке.

Миссис Фрэнни шлепнула журналом по приставному столу:

– Чепуха. Здесь очень тепло.

– В твоей части комнаты! – огрызнулась миссис Эулалия. – У тебя есть батарея! А у меня прохудившееся окно, из которого дует! Ты не хочешь делиться своим теплом. И спешишь его израсходовать. А мы должны сохранить его, пока оно еще есть.

Миссис Фрэнни показала язык миссис Эулалии, затем повернулась и какое-то время смотрела на меня. На ее лицо легла тень смущения.

– Минуточку, – пробормотала старушка. – Какой сегодня день? Почему ты здесь? Сегодня понедельник? Я думала, что суббота. Когда это наступил понедельник? У меня крыша поехала.

Миссис Эулалия показала на пол:

– Вот она.

– Нет, нет, – сказала я. – Сегодня суббота. – Я устроилась на краешке кровати миссис Фрэнни и наклонилась ближе. – Я здесь на особом задании. И мне может понадобиться ваша помощь. Вас обеих. Если вы согласны.

– Что за помощь? – спросила миссис Эулалия.

– Что за задание? – продолжила миссис Фрэнни. – Там будут пистолеты? Я хорошо стреляю и могу попасть в яблочко.

– Нет, пистолетов не будет, – засмеялась я.

– Проклятие, – пробормотала миссис Фрэнни.

После чего миссис Эулалия сердито уставилась на нее, но ничего не сказала.

Я рассказала им всю историю. Рассказала, что они были совершенно правы. Что после отмены папой «Гонки старшеклассников» и всего остального я ощутила себя агрессором. Рассказала про газету Люка, про свои извинения перед ним и про предложение провести подпольную «Гонку». И хотя старушкам некому было об этом рассказывать, я попросила их поклясться сохранить это в тайне. Я объяснила, как проходит охота и какую получила подсказку, а еще поведала им свой план, как достать банки.

– Что думаете? – спросила я их. – Вы согласны?

Дамы несколько секунд смотрели друг на друга, а потом уставились на меня. Миссис Фрэнни, открыв рот, немного помолчала и наконец спросила:

– Так кто такой Люк?

– Я тоже хочу это знать. – Миссис Эулалия подергала бровями, а потом улыбнулась мне.

– Эй, ребята! – вскрикнула я. – Нет! – Я думала, мне удалось скрыть свою полувлюбленность. Но, очевидно, это не так. – Он просто старшеклассник. Я не… Он просто… Это ерунда. В смысле, здесь даже нет «это». Ничего нет. Он никто. Нет, я имею в виду, он конечно же кто-то, но я имела в виду, он не… ну, вы знаете. Кто-то.

Как только старушки убедились, что я закончила лепетать, миссис Эулалия выдохнула:

– Пффф!

А миссис Фрэнни добавила:

– Ха! Да, точно.

– Господь любит тебя, – улыбнулась миссис Эулалия, – но ты врешь так же, как поет миссис Фрэнни: тяжело слушать и еще тяжелее поверить.

Я думала, что миссис Фрэнни придумает что-то остроумное в ответ, но та всего лишь сказала:

– В этом вопросе я соглашусь с этой старой пукающей женщиной. Блайт, ты отвратительно врешь.

– Мне это уже говорили, – глядя в пол, пробормотала я. Миссис Фрэнни хлопнула узловатыми руками:

– Вот я, например, согласна участвовать в операции «Газировка». А что насчет тебя, Укулеле?

– Спаси меня Господь, да. Я никогда тебе не откажу, девочка. Ты все эти годы была так добра ко мне.

– Есть только одна проблема, – продолжила миссис Фрэнни. – Скоро придет медсестра Рэтчед, чтобы отвезти нас на ужин. А после этого погасят свет.

– А ты же знаешь, как мы устаем после ужина, – добавила миссис Эулалия.

Я кивнула, хотя мне не хотелось соглашаться с тем, что сказала миссис Фрэнни:

– Мы можем отложить до завтра?

– Ты же помнишь, что медсестра Дарлин отдыхает по воскресеньям. – Миссис Эулалия подмигнула мне.

Отлично.

– Я об этом не подумала, – пробормотала я.

Будет намного проще без Дарлин. Она поймет, что что-то происходит, и, без сомнений, устроит на нас облаву. И хоть мне не хотелось тратить столько времени впустую, я не могла все испортить. Другого варианта, где достать банки, у меня не было.

– Какая медсестра дежурит в воскресенье? – спросила я.

Миссис Фрэнни высунула язык и, замычав, улыбнулась:

– Слабоумная.

Я встала, чтобы уйти.

– Ладно, во сколько встречаемся завтра?

– Скажем, в час? – предложила миссис Фрэнни. – В это время больше всего посетителей. Здесь будет полно народа, и никто не заметит, что нас нет в комнате.

– Согласна, – улыбнулась миссис Эулалия.

– Хорошо, – сказала я, мысленно составляя список лживых оправданий, которые озвучу родителям. – Тогда до встречи. И спасибо, дамы.

Я поцеловала каждую в щеку и ушла.

Я заехала на подъездную дорожку к дому одновременно с родителями. Они рано вернулись домой. Но по крайней мере, мне не придется врать им насчет того, где я только что была. При взгляде на покрытый грязью учебник по истории, который валялся рядом с моими ногами, у меня скрутило живот. Я быстро запихнула его под сиденье.

– Как все прошло у бабушки и дедушки? – спросила я, как только мы вышли из машин.

– Так скучно, – ответил Зак. – Тебе повезло, что ты осталась дома. Мне пришлось вытерпеть целых три фотоальбома со старыми мертвыми людьми. Радуйся, что пропустила это.

Вылезла мама и разгладила складки на бежевых штанах:

– Как послеобеденный чай?

Словосочетание «послеобеденный чай» она произнесла так, будто оно было бриллиантом на ее языке. Драгоценным маленьким камушком, который теперь был для нее потерян.

Я пожалела маму, поэтому изо всех сил постаралась не лгать ей в ответ. По крайней мере, не напрямую.

– В «Шэди Эйкес» было замечательно. В столовой и на кухне было много народу. Я хорошо провела время с миссис Фрэнни и миссис Эулалией. Но чертовски устала.

Мама лучезарно улыбнулась:

– Уверена, они ценят твою компанию. Почему бы тебе не подняться и не поспать немного?

Ого! Третье правило врунишки: увиливай от вранья с помощью отвлекающей правды. Она намного убедительнее.

Папа вышел из машины, рассеянно улыбнулся мне и на секунду положил руку на мою макушку. К тому моменту у меня в голове не осталось правды, которую уместно было бы озвучить, поэтому я промолчала. Я последовала за родителями в дом, затем забежала в прачечную, чтобы переложить одежду в сушилку. Вероятно, мама подумает, что я просто постирала одежду. После этого я поднялась в комнату, чтобы проверить положение дел в «Гонке старшеклассников». Мне оставалось только надеяться, что у остальных участников такие же проблемы, как и у меня.

Когда загрузился сайт «Восставшего феникса», я нажала на «статистику». В ней отражались имена участников и на каком они находятся этапе. Я с облегчением увидела, что многие до сих пор не загрузили фотографию с первым предметом. Но несколько человек уже загрузили вторую фотографию и получили третью подсказку. Черт!

Мой план на завтра – выполнить второе задание, не то я останусь далеко позади. Я вышла с сайта и поняла, что хочу есть. Я крошки во рту не держала после завтрака, так как совершенно забыла об этом. Я стараюсь питаться правильно и пить много воды – она пополняет запас энергии и увлажняет кожу. Но с момента выхода из дому сегодня утром я не выпила ни капли и не съела ни кусочка, даже не заметив этого. Странно. Но теперь мне хотелось хорошенько поесть.

Я спустилась на кухню и взяла пакет с чипсами и рутбир – это было первое, что показалось мне вкусным. Не совсем привычная для меня еда. Но как только я закинула чипсы в рот, то поняла, что они имеют самый потрясающий вкус на свете. Я прикончила пакетик и жадно выпила рутбир, а затем поплелась наверх и заснула.

Мама разбудила меня к ужину, но желудок до сих пор был полон после жирных чипсов. Я поела немного салата и чуть-чуть поковыряла свиную отбивную. Мне не хотелось есть пюре. Вместо этого я вилкой нарисовала на его поверхности маленькие полоски.

Зазвенел телефон. Мама извинилась и сорвалась из-за стола. Несколько минут с кухни доносился ее приглушенный голос. Затем она вернулась и села за стол с напряженным выражением лица. Несколько раз прикусила то верхнюю, то нижнюю губу. Несколько раз моргнула, и на ее лицо опустилась маска леди.

– Сегодняшние показы дома прошли очень хорошо, – сказала она. – Нам сделали два предложения.

Папа положил на тарелку нож и вилку:

– Выгодные?

А мне хотелось выцарапать это нетерпеливое выражение с его лица.

Мама устроилась поудобнее:

– Оба покупателя согласились на начальную цену. Марджори заедет после ужина, чтобы обговорить детали.

Она аккуратно разложила салфетку на коленях, подняла вилку и начала есть.

Вот и все. Дело сделано. Этот дом больше не наш.

Глава 14

В воскресенье я вылезла из кровати только после одиннадцати часов. Марджори пробыла в нашем доме почти до полуночи. Она появилась после ужина и рассказала нам о двух поступивших предложениях. Одно было от семьи с пятью мальчиками. Второе – от яппи, которых я видела днем. Предложения были практически идентичны во всем: в цене, временных рамках, деталях.

Мы думали, что нам надо просто выбрать из них одно, но Марджори сказала, что это не так и теперь, когда имеются конкурирующие предложения, она свяжется с агентами покупателей и запросит «самое лучшее и самое выгодное» предложение. Полагаю, так устроены рыночные отношения, но больше это похоже на шантаж.

Марджори сразу же позвонила агентам, и те сказали, что перезвонят ей через час. К одиннадцати часам мы получили «самое лучшее и самое выгодное» предложение. Многодетная семья смогла добавить только пятьсот долларов, а вот яппи накинули десять тысяч. Марджори сказала, что мы должны принять решение в течение сорока восьми часов, после этого предложения аннулируются. К тому же до подписания договора покупатель в любую минуту мог отозвать предложение. Эти переговоры были очень быстрыми.

Как только Марджори ушла, я постаралась склонить родителей сделать выбор в пользу семьи с ребятишками. И убедить их не продавать дом яппи. Но надо быть осторожной и не проговориться, что видела их. Конечно же Зак выбрал деньги, поэтому он был на стороне яппи. Мама с папой почти ничего не сказали. Я решила, что они были озадачены.

Наконец родители договорились отложить решение до утра, и мы все легли спать.

И сейчас утреннее солнце заливало мою красивую комнату, которая вскоре будет принадлежать кому-то другому. Свернувшись под одеялом в комочек, я слышала, что мама и папа на кухне. Слов было не разобрать, но тон был мне знаком. Они спорили.

Скорее всего, они не могли договориться, какое предложение принять. По крайней мере, это означало, что один из них хотел отдать дом семье с детьми, и это обнадеживало. Но другой хотел получить больше денег. Я догадывалась, кто какую позицию занял. Мама из богатой семьи, для нее сумма надбавки невелика. Но для папы это не так. Он пытался доказать дедушке, что тоже чего-то стоит. Это не только банально, но и показывает неуверенность отца в себе.

Так что я могла не волноваться, что эти мажоры приберут мой дом к своим рукам. Засунув ноги в пушистые белые тапочки, я спустилась на кухню. «Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом»[29]29
  Пьеса «Генрих V» У. Шекспира, перевод Е. Бируковой.


[Закрыть].

Я прошла мимо Зака, находившегося в гостиной. Он сидел на диване и кидал шоколадные шарики в пустой стакан из-под апельсинового сока. Должно быть, мама ослабила правило «никакой еды», раз уж дом захотели купить. При каждом броске Зак объявлял: «Два очка!» А на стеклянной поверхности кофейного столика оставались последствия его промахов.

Мама с папой стояли на кухне, прислонившись к противоположным стойкам и скрестив руки, их лица были напряжены. Хотя мама смягчилась, когда увидела меня.

– Доброе утро, милая, – проворковала она.

Папа послал воздушный поцелуй и подмигнул мне. Но промолчал.

– Доброе утро, – сказала я. – Как дела? – Я попробовала подойти к делу с другой стороны. – Вы что-нибудь решили?

Взгляды родителей пересеклись.

– Еще нет, – буркнул папа.

Я налила себе чашку кофе и небрежно бросила:

– Было бы так приятно знать, что здесь будут бегать и расти дети. Это же семейный дом, да?

– Соглашусь, – сказал папа.

Что? Секундочку. Папа хотел продать дом за меньшую сумму?

Мама покачала головой:

– Пять мальчиков? Они разрушат здесь все за неделю. Я не оставолю свой дом людям, которые недостаточно ответственны, чтобы воспользоваться средствами контрацепции.

– Анна! – одернул ее папа. – Ты этого не знаешь. Прекрати выдумывать.

– Готова поспорить, они хотели, чтобы у них родилась девочка, – предположила я.

– Мне плевать, почему у них пять детей, – ни на кого не глядя, сказала мама. – Я не могу позволить им разрушить…

Она сжала губы. Зажмурилась. И не смогла сдержать слезы, которые покатились по щекам.

Папа пересек комнату и обнял ее. Он погладил ее по голове и сказал:

– Тот, кто купит этот дом, сделает это потому, что он им нравится. Они обязательно позаботятся о нем. Тебе не надо беспокоиться. У тебя будет новый дом, который ты сделаешь своим. Мы создадим новые воспоминания. И никто не отнимает у нас старые.

Я видела, как мамина грудь вздымалась и опадала от тихих, отрывистых рыданий. Затем они утихли. Мама выпрямилась и вытерла глаза. Шмыгнув носом, она вышла из кухни. Но не думаю, что у нее закончились аргументы.

Мне показалось странным, что мама так сильно упирается, ведь, когда папа попросил переехать, она ни разу не возразила. Почему она не воспротивилась тогда? Почему не заплакала? Почему согласилась с отцом, когда это действительно было важно?

А может, она делала все это? Может, когда она только что вышла из кухни, то как бы сказала: «Я сделала все что могла»?

– Берите чертовы деньги! – крикнул Зак.

– Не ругайся, – на автомате, словно робот, произнес папа.

Его взгляд застыл где-то между плиткой пола и ножкой стола. И он снова стал похож на папу. А не на директора Маккенна. Но только на мгновение. К тому же он быстро пришел в себя.

– Чем собираешься сегодня заняться, милая? – спросил он меня, улыбнувшись.

Я быстро отхлебнула кофе, чтобы выиграть время и прийти в себя. Затем сглотнула и сказала:

– Пробегусь по кое-каким делам. Ничего особенного.

– Хорошо. – Папа кивнул и снова погрузился в свои мысли.

– Я вернусь ближе к вечеру, – сообщила я.

– Хорошо.

– Не принимайте никаких решений без меня.

– Ладно.

Даже если бы я сказала, что сбегаю из дому, чтобы выйти замуж за кенгуру с нетрадиционной сексуальной ориентацией, то получила бы такой же ответ. Но решила, что мне повезло, раз папа не проявляет любопытства. И еще больше повезло в том, что мама так и не вышла из своей комнаты к тому моменту, когда я уезжала из дома около часа дня.

Я подъехала к «Шэди Эйкес» и снова припарковалась за зданием. Все равно стоянка для посетителей была забита. Миссис Фрэнни была права насчет того, что в это время больше всего посетителей.

Я знала, что в воскресенье сюда приезжали те члены семьи, которые чувствовали себя виноватыми и хотели провести несколько часов с больным родственником, а потом поехать домой, чувствуя себя намного лучше. Я просто не осознавала, что их так много. И все они, казалось, приезжали в час дня. Полагаю, в этом есть смысл. Ведь родственники смогут вернуться домой пораньше и посмотреть футбол, или помыть машину, или заняться тем, что им действительно интересно, вместо того чтобы сидеть здесь с понурым видом.

Эти визиты просто насмешка.

Извините! Не стоит быть такой циничной. Но при одном взгляде на этих людей, которые могли бы приехать сюда в любое время, но не сделали этого, я злюсь.

Я засунула злость поглубже и сосредоточилась на своем деле. Остановившись у комнаты миссис Фрэнни и миссис Эулалии, я увидела, что она пуста. И нашла старушек в общей комнате в креслах-каталках. Они окружили одного из постояльцев мужского пола, Коулмана Уотсона, который пережил свою жену почти на сорок лет. Знаете, что я вам скажу – женщины в этом месте кружили вокруг вдовцов, как похотливые пираньи. Они флиртовали, хихикали, врали, хлопали ресницами, ревновали и предавали. Прямо как в старшей школе.

Миссис Эулалия заметила меня первой. Она похлопала миссис Фрэнни по плечу и показала на меня:

– Смотри, вот она. Она уже здесь.

Миссис Фрэнни обернулась и заговорщически подмигнула мне.

– Что ж, Коулман, – громко произнесла она (старик был совсем глухим), – нам с Эулалией надо кое-что сделать. Надеюсь, мы сможем продолжить разговор позже.

Богом клянусь, она провела рукой по волосам и улыбнулась Коулману, как школьница. Затем выпятила небольшую грудь вперед и расправила плечи. Ужас!

– Пойдем, потаскушка Фрэнни, – пробормотала миссис Эулалия, – пока ты не выронила свое лоно на пол.

Миссис Эулалия могла сама катить кресло, но миссис Фрэнни была недостаточно сильной, поэтому ее катила я. Мы шли впереди, чтобы расчистить дорогу в переполненном людьми коридоре для миссис Эулалии. Затем завернули в столовую и закрыли за собой двойные двери. Однако мы были там не одни. За столами сидело несколько семейств, которые доедали свой ланч. Официанты звенели чашками, собирала тарелки и столовые приборы и закидывали скатерти в большой холщовый мешок на колесиках, чтобы потом отнести их в стирку, попутно вытирая пустующие столы. А в воздухе витал аромат французского лукового супа.

Ланч закончили подавать в половине первого, и, когда я заглянула на кухню, там практически никого не было. Лишь два человека из кухонного персонала стояли возле гигантской посудомоечной машины, отмывая кастрюли и тарелки. Они слушали свои MP3-плееры. Благодаря этому, а также шуму от посудомоечной машины работники, скорее всего, смогут заметить нас, только если повернутся.

Главной проблемой были официанты, приносящие грязную посуду. Именно их и надо было отвлечь на несколько минут. Мы все спланировали. Миссис Эулалия займется официантами, а мы с миссис Фрэнни проникнем в помещение, где хранится мусор. Она будет присматривать за дверью, а я войду внутрь и засуну восемьдесят семь банок в черный пакет для мусора, который спрятала в кармане пальто. Сначала я хотела выйти к бакам и перекинуть пакет через забор, чтобы потом погрузить в машину. Но вчера, когда я рассказала старым дамам свой план, они настояли на том, чтобы я составила банки в их комнате, так как захотели на них посмотреть. Не знаю зачем. Думаю, что, когда живешь в четырех стенах, все необычное становится развлечением.

Я снова осмотрела столовую. Последние гости вставали из-за столов. И как только они ушли, остались только официанты и мы.

– Ладно, дамы, – прошептала я. – Шоу начинается.

Миссис Эулалия откатилась к дальнему концу зала, повернулась и поставила кресло на тормоз. Затем схватилась за левое плечо и начала выть:

– ОООО, ГОСПОДЬ! ДРАГОЦЕННЫЙ, ДРАГОЦЕННЫЙ ГОСПОДЬ! – Взгляды всех присутствующих были прикованы к ней. – ДУМАЮ, У МЕНЯ СЕРДЕЧНЫЙ ПРИСТУП! ИИСУС, СПАСИ МЕНЯ! КТО-НИБУДЬ, ПОМОГИТЕ! – К ней подбежали несколько официантов. – ПОМОГИТЕ МНЕ, ПОЖАЛУЙСТА! – Она вытянула левую ногу и практически сползла с кресла. – ГОСПОДЬ МИЛОСЕРДНЫЙ! Я УМИРАЮ, ИИСУС!

На помощь притворщице кинулись остальные официанты.

Это наш шанс.

Я схватилась за ручки кресла миссис Фрэнни и покатила его через вертящиеся двери кухни. Мы так быстро бежали, что мои волосы растрепались, а ночная сорочка миссис Фрэнни колыхалась вокруг ее голеней. Она махала руками и визжала: «УУУИИИ!» Как я и думала, никто из кухонного персонала ничего не услышал. Мы нырнули в отгороженную часть кухни, и я распахнула тяжелую дверь. Затем задом откатила миссис Фрэнни в дверной проем, чтобы ее кресло подпирало дверь, не давая ей закрыться. Так старушка сможет предупредить меня, если кто-нибудь подойдет. Я вытащила из кармана черный мусорный пакет и побежала к огромным мусорным ведрам, содержимое которых еще не отправилось в синие контейнеры, стоявшие снаружи.

Я хватала сразу по две банки и кидала их в пакет. Двадцать… Сорок… Шестьдесят…

– Все в порядке? – прошептала я миссис Фрэнни.

– Просто великолепно, – так же шепотом ответила она.

Семьдесят банок. Теперь восемьдесят. Я добавила еще несколько банок, чтобы получилось девяносто, на тот случай, если я просчиталась. Завязала пакет узлом и потащила его к двери.

Ох, черт! Я не подумала о том, как дотащить его до комнаты. Ведь поначалу хотела перекинуть его через забор. Как теперь я понесу этот пакет и одновременно повезу миссис Фрэнни? Пакет был не тяжелым, но очень объемным.

– Я не могу нести этот пакет и везти вас! – прошипела я миссис Фрэнни.

Время тикало. Сердце бешено колотилось.

– Дай его сюда! – приказала старушка. – Я повезу его на коленях. Люди просто подумают, что я сумасшедшая древняя клуша, которой нравится таскать повсюду свой мусор.

Времени на спор не было. Я водрузила пакет миссис Фрэнни на колени, и она обхватила его своими костлявыми руками. Я схватилась за ручки кресла, и мы снова двинулись через кухню. Думаю, один из тех парней, что мыли посуду, увидел нас, но мы выбежали через двери в столовую до того, как он успел сказать хоть слово.

Миссис Эулалия до сих пор театрально выла и выразительно хваталась за грудь, а люди, собравшиеся вокруг нее, или сидели на корточках, или держали ее за руку. Над старушкой склонилась медсестра, слушавшая ее сердце в стетоскоп.

Увидев, как мы пронеслись мимо, миссис Эулалия села прямо и сказала:

– Ох, знаете что? Я внезапно почувствовала себя намного лучше. Да, это так. Мне и правда кажется, что теперь я в порядке. Но спасибо за вашу доброту. Думаю, мне пора. Пока!

Она сняла кресло с тормоза, ухватилась за колеса и сильно оттолкнулась. Медсестра следовала за ней несколько метров, все еще проверяя сердечный ритм. Выехав наконец на открытый участок, миссис Эулалия прибавила ходу, чтобы догнать нас.

Я ногой придержала для нее дверь, и мы направились в комнату.

Все прошло как по маслу!

Пока мы ехали по коридору, несколько посетителей с улыбкой смотрели на миссис Фрэнни, державшую на коленях огромный пакет с мусором. А она продолжала кричать: «У меня там части тела», или «Руки вон от моей сумочки!», или «Кто хочет большой пакет с моими какашками?»

Закрывшись в комнате старушек, мы захлопали в ладоши и дали друг другу пять. Я подняла черный мусорный пакет, будто он был пиратским трофеем, и потрясла его, грохоча банками. Когда мы наконец взяли себя в руки и успокоились, я сказала:

– Вы были такими классными!

– Должна отдать тебе должное, Укулеле, за это представление тебе надо присудить «Оскар», – усмехнулась миссис Фрэнни.

Миссис Эулалия до сих пор пыталась отдышаться после быстрой езды по коридору.

– Запишите эту дату! – с трудом произнесла она между короткими вдохами. – Фрэнсис Кэлхун одарила кого-то комплиментом.

– Наслаждайся этим, пока можешь, потому что такого больше не повторится. В твоей жизни, во всяком случае. Комплимент от меня – как комета Галлея, – проворчала миссис Фрэнни.

– Ты верно подметила, – засмеялась миссис Эулалия. – Она тоже быстро пролетает, и о ней вспоминают раз в семьдесят пять лет.

Я помогла старым спорщицам улечься на кровати и сложила кресла, чтобы оставить побольше места для башни из банок. Каждый раз, когда до верхушки оставалось совсем чуть-чуть, я случайно сбивала банки, теряя концентрацию, потому что мои сообщницы задавали мне вопросы о Люке. Разговоры об этом парне нервировали меня.

Старушки хотели знать о Люке каждую деталь, поэтому я без конца повторяла, как он выглядит, что хочет изучать в колледже, и пересказывала наши с ним разговоры. Когда я рассказала о его извинениях по почте, миссис Эулалия переспросила: «По почте?», будто это была невероятная грубость с его стороны. Поэтому я объяснила, что сначала Люку надо было найти отрывок из Шекспира. Затем эти вредины начали дразнить меня, уверяя, что Люк мне нравится, и просить, чтобы я прочитала им его письмо. Конечно, после этого они дали волю своим охам, ахам и мычанию.

Когда я пыталась в четвертый раз выстроить башню, мои руки тряслись как сумасшедшие. Но как только я собралась поставить последнюю банку, миссис Фрэнни вскрикнула: «БЕРЕГИСЬ», и я подскочила, снова сбив все на пол.

– МИССИС ФРЭННИ! – в отчаянии крикнула я, повернувшись к ней.

Она хохотала и аплодировала самой себе. И когда я увидела, что ее морщинистое лицо растянулось в счастливой улыбке, я тоже не удержалась и захихикала.

– О, ты злая, злая женщина, потаскушка Фрэнни, – хмыкнула миссис Эулалия.