Текст книги "Туристы"

– А как поживает Баз? – спросил Себастьян.

Она улыбнулась и расслабила плечи. Казалось, что отсутствующий Баз разрядил напряженную атмосферу.

– Да примерно все так же, – сказала она. – Ходит в Лондоне на акупунктуру, утыкивают его иголками. Каждый день пьет травяной чай, настоянный на всяких малоаппетитных штуках. Можешь мне поверить, что пахнет не слишком приятно. На заваривание требуется два часа, а у База в отеле нет плиты. Такое вот неудобство с четырехзвездочными отелями.

– Пожалуйста, пусть он стряпает у меня.

– Отлично!

Она взглянула на него и улыбнулась. Он опустил глаза.

– А что случилось с Базом?

Юлианна пожала плечами:

– Никто не знает. В один прекрасный день вдруг начались боли. Сначала в руках. Потом перешли дальше. Какая-то необъяснимая боль, то есть объяснений хоть отбавляй, но он не знает, кому верить.

– Он поправится?

– Не знаю.

Юлианна повертела часы на запястье. Она открыла новую пачку и вынула сигарету.

– А ты? – спросил он.

– Что – я?

– Ты же ушла из его программы. Что-то переменилось?

Она опустила глаза. Чуть-чуть наклонила сигарету:

– Никто больше не пялится. От этого как будто становишься немного свободнее.

Он кивнул:

– Надолго ты в Италию?

– На Новый год двинусь дальше в Венецию и Триест.

– Так что будешь неподалеку?

– Какое-то время.

Ее рука лежала на столе. Пальцы немного поджаты в кулачок. Один палец выставился наружу. Себастьян слегка дотронулся до него. Этого было достаточно. Коснулся и немного согрелся.

Потом он, влившись в поток рождественских покупателей, двинулся домой. Он шел и поглядывал на выставленные в витринах вещи, которые скоро будут завернуты в пакеты и перейдут как подарки из рук в руки. Себастьян уже отоварился подарками и большую часть даже отправил по назначению. Всем, кроме нее. Ее подарок вот уже несколько дней лежит в кухонном шкафу, он собирался вручить его ей за обедом в сардинском ресторане. Но только не при Базе; подарок был слишком интимным; его нужно вручать, оставшись наедине. Например, в базилике во время рождественской мессы? Нет, только не в церкви! Может, и вообще не вручать? Этот подарок ее испугает. Отпугнет ее так, что она еще больше отдалится.

Отчего так получается? Почему эти встречи всякий раз оставляют его разочарованным? Он задумался о том, какую тональность приняла сегодняшняя встреча, как они оба мучительно подбирали слова, избегая смотреть друг на друга. Может, в этом виноваты письма. Им больше нечего друг другу сказать, нечего выяснять. Себастьян и без того знал, что Юлианна подстриглась, что ей не хотелось продолжать работу на телевидении, что она снова работает на отца и двести дней в году проводит в разъездах. Но тут, когда они оказались за столиком лицом к лицу, письма канули, словно их никогда не бывало, словно они не доверяли друг другу свои секреты. Может ли дружба питаться заочными доверительными посланиями? Или для поддержания дружбы нужно общение? Слова выветриваются. Взгляд в глаза все скрепляет. Себастьян всунул ключ в замочную скважину и открыл дверь. Он бросил взгляд на почтовый ящик и вздохнул. Чего он боится?

Смеха. Молчания. Дистанции.

Юлианна пришла на следующее утро, а с ней – мучимый хронической болезнью пекарь. Себастьян спустился на улицу, чтобы их встретить. Он вышел не сразу, и когда отворил дверь, она стояла к нему спиной. Волосы аккуратно спадают на плечи. Плащ завязан на поясок. Она обернулась, и уголки губ тронула улыбка. Рядом с ней стоял Баз. В руках у него было два пакета, один от Гуччи, другой от Джорджо Армани. За четверть часа Баз потратил тысячу евро. Он был счастлив.

– Говорят, ты хочешь попользоваться моей плитой, – сказал Себастьян.

Баз кивнул и помахал перед его глазами серым мешочком.

– Травы, – объяснил Баз. – Их надо варить два часа. Пахнут не очень приятно.

– Не беда, – сказал Себастьян.

Они прошли мимо почтовых ящиков в подъезде. Юлианна пробежала по ним глазами, возможно высматривая там его фамилию. Может быть, она хотела знать, куда попадают ее письма. Подъезд был запущенный и обшарпанный. Лифт немногим лучше; он медленно пополз наверх. Едва впустив их в квартиру, Себастьян помог им раздеться и повесил вещи на вешалку. Затем провел гостей в комнату.

– Хорошенькая елочка! – сказал Баз.

– Очень хорошенькая! – поддержала Юлианна. Себастьян посмотрел на елку. Нет, хорошенькой она не была. Она была смешная. То есть, наверно, не елка, а то окружение, в котором она стояла. На голых стенах красовались как попало приклеенные скотчем открытки. На окне висели покосившиеся жалюзи. На продавленной диван-кровати посередине видна была отчетливая впадина. А посредине комнаты возвышалась елка. Он оплел ее несколькими рядами канители, и получилось, будто он держит елку связанной, как заложницу. «Да, да!» – мысленно сказал себе Себастьян. Разве что свечки несколько спасали положение.

Себастьян проводил База вниз на кухню. Баз замер на секунду, словно подумал, что не туда забрел. Светло-зеленая плитка меняла оттенки цвета в зависимости от того, куда падали солнечные лучи. Кухонные стулья были обтянуты искусственной кожей, обивка кое-где полопалась, и из нее торчали клочья пенопласта. Баз покачал головой и усмехнулся.

– Господи боже мой, Оливар! – только и сказал он. – Решил пожить по-простому?

– Я прекрасно понимаю, что это не похоже на твою мансарду на Клеркенвелл-роуд.

– Да уж, действительно! Это похоже на кухню моего детства, – добродушно захохотал Баз. – А. холодильник, какого он года выпуска? Ей-богу, дома у нас был точно такой же!

Он высыпал содержимое принесенного с собой мешочка. Там оказались не только травы, но еще и кора, корешки и другие неразличимые вещи.

– Что это у тебя? Змеиная кожа? – спросил Себастьян.

Баз кивнул и налил в чайник воды.

– А это?

– Личинки.

– Неужели живые?

– Ну что ты!

Себастьян уселся на кухонный стул и оттуда наблюдал, как Баз высыпает в воду целую пригоршню лесного мусора. Баз скинул куртку и закатал рукава. От пара в кухне потеплело.

– Ну теперь начинается самая противная часть, – сказал он, садясь. – Ожидание.

– Двухчасовое.

– Да, как ни грустно.

Себастьян взглянул на голые руки База. В тех местах, куда ему вкалывали иголки, остались красные точки. Карта его мучений.

– На самом деле не так страшно, как выглядит, – сказал Баз. – А может, и нет! Может, это только так говорится.

– Сейчас болит?

– А как же! Боль всегда при мне. Но я к ней привык. Оказывается, достаточно полугода, чтобы то, что казалось невыносимым, стало довольно сносным. – Баз пододвинулся ближе вместе со стулом. – Я представляю себе, что боль – это песок, а я – песочные часы. Боль стекает из головы вниз, пересыпается в грудь и утекает в пальцы. Ощущение такое, как будто сердце бьется в кончиках пальцев. А иногда я думаю: ну кому нужна такая жизнь? Сколько еще я буду это терпеть?

Себастьян заглянул в лицо кондитеру. Два обнаженных глаза. Стиснутый рот.

– Ты выздоровеешь? – спросил Себастьян.

– Я не знаю, – сказал Баз. – Но надо верить, что так будет. Иначе я останусь один на один с моим немощным телом.

Он бледно улыбнулся и отвернулся к стеклянной двери, ведущей на веранду. Стекло почти сплошь запотело. За ним тянулась голая бельевая веревка. Отцветший розовый куст скрючился на снегу.

Юлианна устроилась в комнате с журналом, сбросив на пол сапоги и подтянув ноги на диван. Себастьян смотрел на нее, стоя на пороге. Она не услышала, как он вошел. Он разглядывал ее руки. Шею. Мочки ушей и затылок. Подстриженные волосы изменили ее. Наверное, ему надо заново с ней знакомиться.

– Попить хочешь? – спросил он.

Она кивнула:

– Славная у тебя квартирка.

– Не моя.

– Все равно. В ней есть свое особенное настроение. Пахнет чем-то приятным.

– Ты имеешь в виду – запущенностью.

Она улыбнулась:

– Ничего, если я покурю?

– Валяй, смоли! А то тут такая холодрыга.

Он принес ей пепельницу. Она поблагодарила быстрой улыбкой. Пришел с кухни Баз, он успел оглядеться в квартире. Себастьян достал бутылку белого вина, разбавил содовой и подал вместо лимонада. Бокалы запылились. Давно уж никто ими не пользовался.

В этот миг из-под пола раздался грохот, от которого сотряслись двери. Баз отставил бокал.

– Господи! Что это было? – удивился он.

Себастьян не успел открыть рот, как его опередила Юлианна.

– Это центрифуги, – сказала она.

Он воззрился на нее удивленно. Надо же, помнит! Может быть, она мысленно представляла себе, как это выглядит. Сотрясение. Крутящиеся барабаны. Грохот, который его будил. И тут она улыбнулась. Щедрой улыбкой, которая вместила в себя каждое слово, каким только они обменялись. Себастьян почувствовал облегчение. В нем ожил оптимизм. Юлианна сидит у него в квартире, у него в городе и листает убогий журнальчик, который он сам помогал иллюстрировать! Он глядел на нее и чувствовал, что с каждой минутой она все больше вживается в эту комнату. Он вспомнил про подарок в шкафу и подумал, что, может быть, не такая уж это была глупость. Одно и то же чувство, подумал он, обольщает тебя вот уж который раз, хотя столько раз уже обманывало. Ты знаешь, насколько оно сомнительно, и все равно доверяешься ему, потому что, может статься, это все, что у тебя есть.

Они встретили Рождество в «Остерии-дель-Артисти» – одном из немногих ресторанов в Падуе, которые работали в праздничные дни. Простые грубые столы были накрыты клетчатыми скатертями, а под потолком выстроились в ряд запыленные бутылки. Стены были украшены плакатами «Битлов» и их итальянских подражателей. Вокруг носился кухонный чад вперемешку с запахами розмарина и имбиря. Здесь кормили не традиционными рождественскими кушаньями и вместо свиных ножек и других тяжелых блюд подавали то же, что и в обычные дни, – пасту и говядину. Вино разносили в кувшинах, и Баз, зажав в зубах «Уркихо», в костюме в полосочку и лаковых башмаках, словно американский сигарный король, взял на себя обязанности виночерпия. Повар время от времени высовывался из кухни только для того, чтобы убедиться собственными глазами, что к нему в ресторан действительно пришел в сочельник сам Баз Лу. И, ей-ей, рядом с ним он видел его даму, одетую в темно-синее платье и с новой прической. Кто бы мог подумать, что у Оливара такие знаменитости ходят в друзьях? Но повара это совершенно не вывело из равновесия. Он выкладывал кушанья на тарелку без всякого укропа и прочих там штучек, потому что никогда не мог понять, с какой стати обеденная тарелка должна походить на вазу с цветами. Когда гости кончили есть, он предложил им бутылочку граппы домашнего приготовления, настоянную на двадцати травах, очень полезной для пищеварения. Бутылку распили, и, раздав щедрые чаевые, компания двинулась к базилике слушать рождественскую мессу.

Когда они пришли в церковь, народу там уже было битком. Базилика имела форму креста с тремя нефами, разделенными толстыми колоннами. Стены украшали фрески на религиозные сюжеты, а также там была целая галерея знаменитых падуанцев, начиная с четырнадцатого века. Над алтарем высился изможденный Иисус Христос, зажженные под ним свечи выхватывали из темноты бронзовые отсветы. Алтарную стену, тоже блестевшую бронзой, украшали рельефы с изображением различных святых чудес. Себастьян хорошо знал эти истории. Он уже не раз бывал в базилике по разным поводам, сначала с Антонелло в честь выздоровления одного общего друга, пережившего аварию на автостраде. Антонелло принес в базилику фотографию искореженной машины и поместил ее в благодарность за спасение на гробнице Святого Антония. Сделав это, он помолился. И Себастьян почувствовал, что тоже должен помолиться, а ведь он ни при каких обстоятельствах ни разу не побывал в церкви с того дня, как покинул Севилью! С тех пор он стал заходить сюда несколько раз в месяц, и постепенно к нему вернулось ощущение связи с Церковью. Это была святая земля. Божий ковчег. Хотя он по-прежнему ощущал себя ближе к Богу, находясь под открытым небом, на пульсирующих улицах, где небосвод вздымался над городом, укрывая его изгибом ладони.

В церкви не нашлось ни одного свободного места. Все скамьи были забиты шубами и пуховиками, в воздухе стоял смешанный запах духов, мирры и ладана. Повсюду горели свечи. Их свет озарял головы сидящих прихожан. С алтаря неслось к сводам пение хора, заполняя пространство церкви. Себастьян не пытался разобрать, что они поют, не вслушивался в слова. Он стоял за спиной Юлианны, смотря ей в затылок. Над меховым воротником виднелась полоска шеи. Серебряные сережки в ушах. Она чуть заметно покачивалась. Потому что на нее действует музыка? Или потому что пьяна? Себастьян сунул руку в карман. Потрогал там коробочку. Да, идея была хорошая. Может быть, он осмелел от граппы. Он обернулся и увидел База. Тот стоял, скрестив на груди руки, прислонясь к колонне. Он глядел на алтарь, откуда неслось пение, и, казалось, ничего не замечал вокруг. Зрачки его блестели. На лице была написана тихая печаль. «Как старичок, – подумал Себастьян, – как человек, который подводит черту». В тот же миг Баз оторвался от колонны, попятился и быстро двинулся вон. Протиснувшись сквозь толпу, он исчез за бронзовыми дверями. Себастьян наблюдал за этим с удивлением. Он вынул руку из кармана и посмотрел на Юлианну. Она стояла все так же тихо, медленно покачиваясь в такт музыке, и все. Себастьян молча повернулся и вышел из церкви.

Он нашел База возле статуи Гаттамелаты. Всадник чернел в вышине на фоне звездной россыпи. Баз не замечал звезд. Он курил сигарету. Себастьян подошел и встал рядом. Баз отрывисто кивнул. Его взгляд был устремлен на две пальмы в дальнем конце площади.

– Этот город похож на Севилью, – произнес он. – Ты заметил?

– Я тоже сразу об этом подумал, – сказал Себастьян.

– Поэтому решил тут остаться?

Себастьян пожал плечами:

– Мне нравится думать, что это вышло случайно.

– Ну а Лондон? Это тоже было случайно?

– Нет. Лондон – это благодаря тебе.

Баз запрокинул голову и захохотал:

– А ведь я ни разу не бывал в Лондоне до встречи с тобой. Я все это придумал.

– Правда?

– Ну да!

– В таком случае ты оказал мне услугу, потому что в Лондоне мне жилось хорошо. Не то чтобы прекрасно, но хорошо. Помню, как я когда-то ждал перед твоим домом. Ты подошел и поздоровался. Это было здорово!

Баз негромко хохотнул и затушил сигарету. Он засунул руки в карманы пальто.

– Ты скучаешь по Лондону? – спросил он Себастьяна.

– Временами бывает.

– А по Юлианне?

Себастьян не ответил. Он смотрел в сторону церкви.

– Между нами ничего нет.

– Я знаю.

Они помолчали. Молчание не мешало ни тому, ни другому.

– Ты ушел из церкви, – начал Себастьян. – Тебе не понравилось, как там поют?

– Напротив, – сказал Баз. – Это было так хорошо, что я не вынес.

Они посмотрели друг на друга. Оба улыбнулись. Баз опустил глаза и затушил сигарету. Протянул на прощание руку. Затем ушел через площадь, чтобы скрыться в темных улицах на той стороне.

Себастьян остался стоять возле статуи. Еле слышно доносилось пение хора. В голове бродил хмель. Он устал. Вообще-то лучше всего было бы лечь. Но он дождался возле Гаттамелатты, когда наконец кончилась месса. Площадь заполнилась народом. В последних рядах показалась Юлианна, кутающаяся в пальто. Она его не видела. Ему пришлось ее громко окликнуть. Щеки у нее порозовели от холода.

– Ты куда-то исчез, я тебя потеряла.

– Очень уж меня разобрало от ангельского пения.

Себастьян пощупал рукой в кармане, сжал в ладони подарок.

– У меня тут есть кое-что для тебя, – сказал он.

Он вынул коробочку. Секунду подержал ее перед Юлианной на открытой ладони. Обертка была голубая. Никаких бантиков. Никаких поздравительных карточек. Она осторожно приняла коробочку из его руки.

– Подарок? – спросила она.

Он кивнул. Юлианна развернула обертку. Открыла крышечку. Там на ватной подушечке лежало что-то маленькое, серебристого цвета.

– Ключик! – Она подержала его на свету перед уличным фонарем. – От чего?

– От моей квартиры.

Она положила ключик себе на ладонь. Зрачки расширились. Она чуть покачнулась. И улыбнулась ему во весь рот, шагнула ближе. Себастьян сразу занервничал. Он почувствовал, что надо как-то объясниться.

– Ты можешь приезжать и уезжать, когда захочешь, – торопливо проговорил он.

Ее глаза сузились:

– То есть как это?

– У тебя всегда есть где остановиться в Италии. Когда тебе понадобится.

– Ах, так! – только и сказала она.

– Но, может быть, тебе и не нужно.

Она передернула плечами. Затем раскрыла сумочку и бросила в нее ключ:

– Это всегда может пригодиться.

Он отступил на шаг, снова спрятавшись в тень.

– Можешь пожить тут несколько дней, если хочешь, – сказал он. – Я хотел сказать – побыть у меня. Может быть, после Венеции. Или до этого. Ну, не знаю! Когда захочешь. Можешь хотя бы оставить на хранение что-нибудь из одежды.

– Что-нибудь из одежды, – повторила она. Голос звучал холодновато. Она посмотрела на него долгим, немигающим взглядом. – Да, действительно. У меня довольно много вещей, которые нужно постирать. Наверное, это можно сделать у вас в прачечной?

– Ну конечно, – ответил он. – И ты можешь оставить то, что тебе пока не нужно, у меня в квартире.

Она коротко кивнула. Затем засмеялась как-то растерянно.

– А завтра у них открыто?

– У них всегда открыто, – сказал он. – Я слышу центрифуги каждый день.

Она сделала шаг ему навстречу и быстро поцеловала в щеку. Потом улыбнулась, надела сумочку на плечо и удалилась. Себастьян посмотрел ей вслед. Ему хотелось побежать за ней и догнать, но он остался. Обрадовалась ли она? Он не имел ни малейшего понятия. Рад ли он сам, что сделал ей такой подарок? Даже в этом он не был уверен. Ее силуэт помаячил в конце площади и постепенно скрылся из глаз. Себастьян засунул руки в карманы и отправился домой.

Юлианна проснулась все в той же комнате. На полу толстый ковер. Старинная мебель. Телевизор. Она потянулась к ночному столику и взяла свои часики. Половина восьмого. Еще рано. Голова трещит. Она отбросила одеяло и вышла в ванную. Сумочка валялась на полу. Осталось четыре таблетки. Она приняла две, запила стаканом воды. Из зеркала над раковиной на нее глядело красное лицо. Зрачки совсем узкие. Только тут она вспомнила, что недавно плакала. Она вернулась в постель. Взглянула на тумбочку. Вон он лежит. Ключик. Она протянула руку и прикоснулась к нему, приставила себе к груди как ключ зажигания. Странный подарок! Это было приглашением остаться? Или его квартира только промежуточный пункт, чтобы отдохнуть на пути из одного города в другой? Должно быть, так. Туда можно заскочить. Поболтать немножко. Оставить на время свои вещички. Но и только. Можно приезжать и уезжать, когда хочешь. Как приливы-отливы. Как чартерное сообщение.

Она оделась и включила MTV. Они договорились встретиться в час. В выходные дни прачечная открывается поздно. Юлианна вывалила содержимое чемодана на кровать и принялась сортировать вещи. Грязное сложила в два мешочка. В один белое белье, в другой все цветное. Беря в руки вещи, она улыбнулась при мысли о том, что какие-то из них, возможно небольшая кучка, останутся у него. Ее вещи в его квартире. Как будто свой человек! Come up to meet you. I had to find you. You don't know how lovely you are.[34]34
  Я пришел повидать тебя. Я не мог без тебя. Ты сама не знаешь, до чего ты хороша (англ.).


[Закрыть] Она умыла лицо. Глаза припухли, поэтому она намазала веки кремом. Взглянула на свои короткие волосы. Интересно, как ему это нравится? Он ничего не сказал. Он никого не упоминал в своих письмах. Nobody said it was easy. It's such a shame for us to part. Nobody said it was easy. No one ever said it would be this hard.[35]35
  Никто не говорит, что это просто. Но расстаться нам было бы слишком жаль. Никто не говорит, что это просто. Но что это окажется так трудно, никто не знал (англ.). – Здесь и выше цитируется песня «The Scientist» группы «Coldplay» с альбома «A Rush of Blood to the Head» (2002).


[Закрыть] Она поставила мешки у двери, обулась и надела куртку. Чемодан так и остался на полу, пустой. Завтра она его снова уложит. Надо ехать дальше. И тут вдруг за поисками телевизионного пульта она поразилась мысли, что ее давно уже не радовали отъезды.

Себастьян ждал ее на улице у дверей «Лава и Лава». Он стоял, засунув руки в карманы. Спина ссутуленная, волосы взъерошенные. Ей так и захотелось броситься бегом, пересечь дорогу на красный свет, крепко обнять его. Но она не двинулась с места. Стояла на краю тротуара и терпеливо ждала, когда загорится зеленый. Себастьян чуть приподнял руку. Они помахали друг другу.

– Красивая куртка, – похвалил он.

Она кивнула и, опустив голову, оглядела свою дубленку.

– Спасибо, – сказала она. – Я купила ее как-то в Амстердаме, уже давно.

Он примерился поцеловать ее в левую щеку. Она чуть не отпрянула – и он, промахнувшись, коснулся губами воздуха. Она смущенно улыбнулась, и они пошли в прачечную. У Себастьяна оказался полный карман прачечных жетонов.

– На, возьми! – сказал он. – У меня их много.

– Спасибо, – поблагодарила она.

Они засунули вещи в машину. Роясь в тряпках, они иногда соприкасались руками. Немножко, кончиками пальцев. Себастьян опустил жетоны, и машина закрутилась. Они сели на красные пластиковые стулья у окна и стали ждать. Немного спустя зашел чех с корзиной грязного белья. Он разделся и ходил по помещению в трусах. Окна запотели. Юлианна потирала ладони.

– Озябла? – спросил Себастьян.

– Немножко, – ответила она.

Он поймал ее руки и спрятал в своих ладонях. Он держал их тихо, совсем без движения. Она тоже не шевелила пальцами. Ей хотелось, но она не решалась погладить его костлявые пальцы. Иначе получится, что она его ласкает. И это будет значить что-то серьезное.

Так они и просидели все время молча под шум центрифуг.

С детства она помнила поезда. Они ездили медленно, и вагон немного потряхивало, давая ей время хорошенько все разглядеть. Поезда останавливались на каждой станции. Из поезда можно было выйти, когда захочешь. Теперь все не так. Поезда ездят быстро. Билеты стоят дороже, зато ты экономишь время. Они ходят по тем же самым рельсам, что и раньше, но ты не ощущаешь движения. Путешествуешь как под наркозом. За окном мелькают огни. Города пропадают из вида, прежде чем их успеешь заметить. То же самое и с названиями станций, мимо которых ты проезжаешь.

Юлианна сидит в скоростном поезде. Она не выспалась. Ненадолго она задремала, прислонившись головой к окну. Внезапно зазвонил телефон. Это был Баз.

– Я скучаю, Юль, – говорит Баз. – Ты тоже скучаешь?

– Вообще-то нет, – отвечает она. – Я еду в поезде.

Баз улыбается. Она слышит в трубке, как он улыбается.

– Я тебе завидую, – говорит он. – Мне тоже охота ехать на поезде.

– Ты не выносишь поездов.

– Но я скучаю, Юль.

– Ты можешь пойти в «Вент-Катр» и скушать белковый омлет.

– Вчера уже был и ел.

– Съешь еще.

Баз не отвечает. Они немного помолчали. Затем он говорит:

– Ты возвращаешься домой, Юль?

– Да, – отвечает она. – Сейчас я возвращаюсь домой.

Она не врет. Она едет домой. Вот только еще не решила, где ее дом! Но этого она ему не скажет. Она положила трубку в карман и пошла в туалет. Из зеркала на нее глядит ее лицо. Короткие волосы. Наморщенный лоб. Желтоватая кожа. Мелкие отметинки, наложенные временем. А может быть, сигаретами. Она садится на крышку унитаза и закуривает сигарету. И тут вдруг замечает, что это путешествие отличается от остальных. Ведь теперь она возвращается. Ехать больше некуда. Впереди ничего нет.

Ждет ли он ее? Скучает ли? Станет ли ждать и впредь, пока она разъезжает туда-сюда?

Она устала. В последнее время она стала подумывать о том, что неплохо бы отправить себя на пенсию. Можно ли отправить себя на пенсию в тридцать лет? Да. Ее возраст обманчив. Она – старый моряк. Свесясь через поручни, она высматривает, не покажется ли наконец полоска земли. А еще она страдает морской болезнью. Она много поплавала, и много раз ее выворачивало наизнанку. Раньше она считала, что люди отправляются в путешествия за открытиями, затем, чтобы завоевывать новое, чтобы назвать завоеванное своим. Может быть, просто поставить галочку против давней мечты. Но это не так! Мы путешествуем, чтобы заново открывать старое. Чтобы надеть на глаза цветные очки, с которыми интереснее будет возвращаться домой.

А в кармане у нее лежит ключик.