Текст книги "Не говори мне «никогда»"

Глава 28

– Мисс Спенсер? Вы меня слышите?

Голос принадлежал мужчине, хриплый, с легко узнаваемым акцентом жителя Бронкса. Лаура не спала, а пребывала в какой-то полудреме и потому сразу же открыла глаза. И чуть не закричала от страха.

У кровати стоял Енцо Скарпати. Невысокого роста, но весьма представительного вида. Пожалуй, в нем все было слишком – ярче, чем надо, блестели черные волосы, пристальнее смотрели глаза, больше золота было на пальцах. Даже отвратительная родинка на крыле его носа казалась крупнее.

– Что вы здесь делаете? – Ее глаза метнулись к двери, в то время как она попыталась сесть. – Как вы прошли через пост медсестер?!

Глупый вопрос. Человек, подобный Енцо Скарпати, пройдет сквозь стены, если захочет.

Он засунул руки в карманы пиджака.

– Там никого не было.

Лаура попыталась сделать вид, что не испугана, припоминая, что отчасти своим могуществом он обязан умению воздействовать на людей.

Его улыбка была ободряющей, почти отеческой.

– Уверяю вас, вам нечего бояться, – произнес он мягким, ласковым тоном. – Я пришел сюда, чтобы успокоить вас, развеять лишние подозрения.

Кнопка ночного вызова, встроенная в кровать, была в каких-то дюймах от ее руки, ей ничего не стоило дотянуться до нее, но она не стала. И отнюдь не из пустой бравады, а скорее от отчаяния. Дело против ее матери с каждым днем становилось все безнадежнее. Если сохранился хоть один шанс, пусть призрачный, что Енцо поможет в освобождении Ширли, она должна им воспользоваться.

– Что вам нужно?

– Извиниться за то, что натворил Тони. Это так же необъяснимо, как и непростительно, и я глубоко сожалею об этом.

– Но вы, конечно, ответственности за это не несете.

– Никоим образом! Я вас не знаю, мисс Спенсер. И вашего отчима тоже. И никогда не видел в вас угрозы.

– А если бы видели, то приказали бы нас убить? Улыбка, тронувшая уголок его рта, в глазах никак не отразилась. Впервые она поняла, насколько он опасен на самом деле.

– Я не убиваю людей, что бы там обо мне ни говорили.

– Тогда как вы объясните, что человек, столько лет, работавший на вас, человек, которому вы доверяли, бывший, насколько мне известно, вашей правой рукой, приезжает в Остин, чтобы меня убить, а вы об этом ничего не знаете?

Енцо задавал себе тот же самый вопрос. Только переговорив с Луиджи, он выяснил причину нелепого поведения Тони. Лаура Спенсер раскрыла его, и он опасался последствий. Дурак. Надо было всего лишь сказать правду, и всей этой заварухи удалось бы избежать. Енцо просто отозвал бы его в Нью-Йорк и прислал взамен другого исполнителя. И никаких проблем. Вместо этого Тони предпочел разобраться сам и все испортил.

– Видимо, – ответил он, – я знал его не так хорошо, как мне казалось. Такое случается.

– С другими, возможно, но не с вами! Я представляю, насколько тщательно вы подбираете себе людей. В противном случае вы бы не выжили…

Дверь распахнулась, и в палату, широко улыбаясь, вошел симпатичный молодой человек с букетом цветов в руках. Стоило ему увидеть Енцо, как улыбка исчезла, и лицо приняло каменное выражение.

Он бросил на Лауру быстрый оценивающий взгляд, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке. Затем прикрыл дверь.

– Какого черта вы здесь делаете? – обратился он к Енцо.

Енцо спокойно смерил его взглядом:

– А вы кто такой?

– Меня зовут Кендалл. Тед Кендалл.

Енцо прищурил глаза. Значит, это и есть бродяжий племянник Малкольма. Черная овца в семье. Енцо представлял его себе несколько иным. Характеристика, данная ему Малкольмом, сводилась к тому, что он испорченный, хлипкий, довольно капризный молодой богатей. Стоящий перед ним парень под это описание совершенно не подходил. Что интересно, он даже не казался испуганным или хотя бы слегка озабоченным.

– Я спрашиваю, – повторил Тед, – что вы здесь делаете?

– Веду цивилизованный разговор с мисс Спенсер.

Тед швырнул цветы на стул. С каким удовольствием он сделал бы из этого коротышки котлету, превратил бы его лоснящуюся харю в кровавое месиво! Одна только мысль о том, что Енцо сидит здесь и разговаривает с Лаурой, заставила закипеть его кровь.

Под спокойным, бесстрастным взглядом Енцо Тед приблизился и встал в каких-то дюймах от него.

– Можете прихватить свою цивилизованность с собой и выметаться отсюда. Но прежде чем уйдете, позвольте дать вам маленький совет. Держите грязные лапы ваших ублюдков и свои собственные подальше от Лауры. Потому что, если с ней что-нибудь случится, пусть даже царапинка появится на мизинце, я сам займусь вами, понятно?

Енцо не моргнув глазом выдержал разъяренный взгляд Теда. У парня больше мужества, чем он предполагал.

– Вы либо очень храбры, либо очень глупы, мистер Кендалл. Но, очевидно, любовь стала причиной такого поведения, и я прощаю вас, хотя и не отношусь к тем, кто прощает обиды. Да, я ухожу, впрочем, я и так уже закончил.

Повернувшись к Лауре, он коротко, старомодно поклонился.

– Еще раз примите самые искренние извинения, мисс Спенсер.

Потом, в последний раз холодно взглянув на Теда, обошел его и покинул палату.

В воскресенье, когда Лауру выписали из госпиталя, дом напоминал луг в пору цветения. Цветы были повсюду наряду с открытками, телеграммами, телефонными поздравлениями от друзей. Был даже гигантский плюшевый медвежонок-панда от старых приятелей из «Нью-Йорк геральд».

– Боже мой! – воскликнула Лаура при виде такого многоцветия. – Я и не знала, что у меня столько знакомых.

– Остальные цветы в вашей комнате, мисс Лаура, – сообщил Ленокс. – И в библиотеке. – Он улыбался, что очень редко бывало после смерти Джей Би. – Мне даже пришлось отнести часть на кухню. Надеюсь, вы не возражаете.

– Вовсе нет. – Она взяла карточку, прикрепленную к затейливо аранжированному букету розовых гладиолусов, подняла ее повыше и прочла вслух: – «С возвращением домой, Шерлок! Если еще раз так меня напугаешь, я тебя убью. Тед».

Она рассмеялась и погладила его по щеке.

– Какое любезное послание. Спасибо, Тед.

– Пожалуйста.

Лаура направилась в сторону гостиной, но он остановил ее:

– Ну, уж нет. Доктор сказал – постельный режим. – Он мягко развернул ее лицом к лестнице. – Ты пойдешь вот сюда.

– Но это же ерунда. Какая разница, где отдыхать?

– Ошибаешься. – Он дружески похлопал ее по спине. – Давай поднимайся. Ленокс в честь твоего возвращения приготовил специальный ленч. – Он подмигнул англичанину. – Ты ведь знаешь, каким несносным он становится, когда ему приходится ждать.

Полчаса спустя, в синей с белым ночной рубашке с эмблемой «Далласких ковбоев» на груди Лаура сидела на кровати и уминала последнюю порцию шоколадного мусса, в то время, как Тед исполнял роль сиделки.

Когда она закончила, он забрал поднос и поставил на стол.

– Да, вижу, ранение отнюдь не повредило твоему аппетиту. Ты уплетала так, будто завтра начнется голод.

– Ничего не могу с собой поделать. Мне всегда хочется есть, когда я нервничаю. Это успокаивает.

Он присел на краешек кровати и нежно провел указательным пальцем по ее шее.

– А ты не пробовала другие методы психотерапии?

Повернув голову, она нежно прикусила его палец зубами.

– Какие это?

– Такие, как… – он наклонился, – этот. – Он приник к ее рту спокойным долгим поцелуем, в то время как его пальцы, торопясь, расстегивали одну за другой пуговицы ее рубашки.

У нее перехватило дыхание.

– Опять твои…

– Или этот. – Миновав повязку, ставшую теперь гораздо меньше, его рот скользнул вниз к ее груди. Он описывал влажные круги вокруг ее соска, затем захватил набухший бугорок губами. – Ты что-то сказала?

Она потеряла нить разговора. Все мысли разбежались. Ощущая его губы, продолжавшие свое чувственное, обжигающее путешествие, она поудобнее устроилась на подушках.

– Трудно сосредоточиться, дорогая?

– Пожалуй… – Она почувствовала сильный жар внизу, ощутила, как его руки мягко раздвигают ей ноги. Слегка встревоженная, поскольку еще не была знакома с интимными ласками подобного рода, она попыталась остановить его.

Но он не позволил.

– Доктор сказал – никаких резких движений. Поэтому, пожалуйста, лежи смирно, дорогая. И наслаждайся.

Она попробовала протестовать, и вдруг задохнулась от наслаждения, захлестнувшего ее при соприкосновении с его языком. Теперь он возбуждал ее, нежно поглаживая внутреннюю поверхность бедер, в то время, как языком творил греховное, но крайне приятное действо.

Когда он добрался до ее горячей влажной плоти, она закричала от восторга, чувствуя, как искры вожделения пронзают тело. Но и это было ничто по сравнению с охватившим ее пламенем, когда его язык погрузился глубже. Она уже не сдерживалась, и не в состоянии остановиться, вцепилась ему в плечи. Ее бедра сжались и задвигались развратно и бесстыдно, требуя, чтобы он продолжал.

– О Боже! – Лаура чувствовала приближение оргазма. Все ощущения слились в один взрыв блаженства, сотрясшего ее тело, она жадно глотала воздух ртом. – Войди в меня!

В то же мгновение Тед сбросил свою одежду и оказался сверху. Он вошел в нее осторожно и медленно, стараясь не причинить боль. Мир для них перестал существовать, когда они достигли крещендо, принадлежавшего им одним. Теперь она точно знала, что никогда не будет принадлежать никому, кроме этого мужчины.

Тед, вглядываясь в ночь, застыл у окна. Время от времени глубоко затягивался и думал. Думал.

Он всегда знал, чего хочет от жизни. Тщательно упорядочил все приоритеты – карьера, семья – та, что была, – друзья, женщины.

За шестнадцать лет этот порядок ни разу не изменился. Друзья даже переживали за него, полагая, что в идеально организованной жизни Теда кое-чего все-таки не хватает – своего дома, чтобы возвращаться туда по вечерам, любящей жены, детей, в конце концов, собаки, которая бы подрывала соседские клумбы.

Но он не знал, что такое свой дом, и как создать его. Его юность прошла среди родителей и родственников, больше озабоченных общественным мнением, чем семейными ценностями. Даже мать, которую он чуть ли не боготворил, была постоянно занята своими делами.

Заброшенность поначалу ранила его, но постепенно он привык спокойно сносить отсутствие внимания к себе, к постоянным хлопотам очередной предвыборной кампании, хаосу, воцарявшемуся в доме в преддверии важных званых приемов.

Нужда заставила его очень рано повзрослеть, и у него осталось стойкое неприятие семейной жизни. Уверенный, что в воспитании детей окажется не лучше, чем собственный отец, он исключил для себя вопросы женитьбы, привязанности, заполняя возникавшее временами одиночество ничего не значащими связями, чтобы развлечься и занять время.

Несмотря на то, что он старался выбирать женщин, чьи потребности были сродни его, временами какая-нибудь из них прилипала к нему, либо случайно, либо в надежде его изменить.

Подобные отношения он старался оборвать незамедлительно, правда, в душе оставался горький осадок. Его мало заботило мнение друзей, что он впустую растрачивает лучшие годы своей жизни. Он имел то, к чему стремился.

Или нет?

Смяв сигарету в маленькой пепельнице, которую держал в руках, он посмотрел на Лауру.

Она изменила все – его философию в отношении женщин, жизненные ориентиры и тщательно выстроенные планы. За какие-то четыре недели она перевернула все вверх дном, и он ничего не мог с этим поделать.

Мысль о том, что кто-то причинил ей боль, пытался убить, наполняла его жаждой мщения. Не быстрого и милосердного, но мучительно медленного, чтобы эта скотина молила о пощаде.

Стон то ли боли, то ли удовольствия сорвался с губ Лауры. Поставив пепельницу, Тед бросился к ней и нежно коснулся лица, предупреждая, чтобы она не ворочалась слишком резко.

Она открыла глаза и улыбнулась ему так, что от его изношенной защитной брони отвалился новый кусок.

– Почему не спишь? – промурлыкала она.

– Не могу заснуть.

– М-м-м. – Она не спеша потянулась, лениво, словно котенок. – Мне снился сон. По крайней мере казалось, что снится.

– Надеюсь, сон был хорошим?

– Самым лучшим. – Она обвила его шею руками. – Ты шептал мне замечательные слова.

Он засмеялся.

– Неужели?

Ее длинные, волнистые локоны соблазнительно рассыпались по подушке.

– Ты говорил, что я красивая и желанная.

– Это был не сон. Я так и сказал. – Он поцеловал ее в кончик носа. – Ты действительно красивая. И желанная.

– После этого ты говорил что-то еще.

– Что ты сводишь меня с ума?

– М-м-м. Нет, после этого.

Она не давала ему сорваться с крючка. Да и с чего бы? Разве ему не говорили, что женщины помешаны на слове «любовь»? Что они не устают слушать слова любви вновь и вновь?

Но и он произнес их не мимоходом, не в порыве страсти. О нет, он сказал твердо. И повторял в течение всей ночи. С большей страстностью, чем когда-либо в себе подозревал.

Что ж, придется научиться произносить их чаще. Она ведь будет настаивать. В этом он не сомневался.

– Мне кажется, я сказал, что люблю тебя. Ее глаза распахнулись шире.

– Ты говорил серьезно?

– А ты как думаешь?

– Судя по тону, да. Но опять же человек в пароксизме желания может наговорить всякого. – Она подняла бровь. – Может ведь?

– Только не этот человек.

Тихая улыбка осветила ее лицо, и она притянула его к себе.

– Скажи еще раз.

Он чуть не застонал, но произнес, почти касаясь ее губ:

– Я люблю тебя. Люблю тебя безумно. Люблю навсегда.

Глава 29

– Куда это ты собралась? – Подскочив на кровати, Тед уставился на Лауру, продевавшую тонкий кожаный ремень в петли своих серых брюк.

– Проснулся. – Она ласково улыбнулась. – Ты такой смешной, взъерошенный.

Он пригладил волосы рукой.

– Не увиливай. Куда собралась улизнуть?

– Вовсе не улизнуть. Я еду в «Сентинел». – Покрутившись перед зеркалом, она расправила воротник красной шелковой блузки на лацканах темно-синего пиджака. – Почему такой негодующий взгляд? Надеюсь, ты не мечтал, что я буду сидеть здесь день за днем и смотреть мыльные оперы, толстея от стряпни Ленокса?

– Что плохого в нескольких днях отдыха?

– Отдых – это роскошь, которую я не могу себе позволить. Видимо, ты забыл, что до истечения срока нашей договоренности с Лео и Джонни осталось всего два дня. Если к тому времени я не докажу, что Малкольм злонамеренно пытается выжить меня из бизнеса, и не узнаю его истинных мотивов, то все будет кончено.

– Твоя жизнь важнее, чем «Сентинел».

– Моя жизнь уже вне опасности.

– Ты уверена?

– Да, ведь я все еще жива. Поверь, если бы Енцо Скарпати хотел меня убить, он бы уже сделал это. – Тед попытался протестовать, но она остановила его поцелуем. – Вместо того, чтобы мешать, взял бы да и поехал со мной. Мне может понадобиться умный, симпатичный помощник в моем скучном расследовании.

Хмурое выражение тотчас исчезло с его лица. Когда она поцеловала его еще раз, он уже улыбался.

– Я знал, что рано или поздно ты возьмешь надо мной верх.

Человек десять тотчас бросились к Лауре, когда полтора часа спустя они с Тедом появились в отделе новостей. Заверив всех, что с ней все в порядке и состояние улучшается с каждым днем, мисс Спенсер попросила установить в ее кабинете второй компьютер.

За несколько минут она объяснила Теду, как получить доступ к базам данных «Нексус», с которыми работала газета.

– Что конкретно ты ищешь? – спросил он, когда на экране появилась газетная статья, датированная январем 1994 года.

– Доказательства того, что Енцо Скарпати лгал сержанту Сазерленду, утверждая, что раньше никогда не бывал в Остине.

Он развернулся в кресле и поднял на нее глаза.

– Я думал, ты пытаешься прищучить моего дядю.

– Именно – Поскольку он продолжал смотреть на нее, откровенно недоумевая, она пояснила: – Я долго думала, пока лежала в госпитале, и пришла к твердому убеждению, что убийство Джей Би, покушение на меня и то, что происходит сейчас с «Сентинел», – все эти события взаимосвязаны.

– Несколько дней назад ты вовсе не была в этом уверена. Что заставило тебя изменить свое мнение?

– Интуиция. И появление Карла Хансена.

Тед покачал головой:

– Ты ошибаешься, Лаура. Мой дядя не святой, но он бы и на пушечный выстрел не подпустил к себе человека типа Скарпати.

– Почему ты так считаешь?

– Потому что всю свою кампанию он построил на призывах к законности и порядку, обеспечению права людей жить без страха. Подозревать, что он может быть связан с преступниками, просто безумие.

– Я согласна, на первый взгляд подобный альянс неправдоподобен. Пресловутый босс мафии и политик голубых кровей. Но не следует сбрасывать со счетов тот факт, что Малкольм не только политик. Он сверх амбициозен и, по-моему, нечистоплотен. Только взгляни на суммы, собранные им за такой короткий срок! – Она продолжила, так как он хранил молчание: – На миллионы больше, чем действующий губернатор. Как ему это удалось?

– Деньги текут туда, где чувствуется сила. Малкольм сейчас и олицетворяет эту силу. Не забудь также, что многие из его сторонников – друзья моего отца. Естественно, проявляя щедрость по отношению к Малкольму, они демонстрируют верность Чарльзу. – Она чуть ли не с облегчением вздохнула, когда он взял ее за руку. – Я тебя не убедил?

Она сжала руку любимого.

– Тебе это неприятно?

Он улыбнулся.

– Нет. – Бросив взгляд на компьютер, он спросил: – Думаешь, ответ здесь?

– Надеюсь. Такому, как Скарпати, трудно было остаться незамеченным при установлении контактов в столице штата. Не припомню, чтобы мне попадалось что-нибудь о нем после того, как я стала издателем, но мы проверим еще раз в любом случае. – Она вернулась к своему столу. – Если ничего не обнаружим в файлах девяносто четвертого года, примемся за девяносто третий.

Сидя в своем кабинете за большим столом эбенового дерева, принадлежавшим еще его отцу, Малкольм поднял глаза и помахал листком бумаги, который только что подал ему брат.

– Что это за ерунда?

Чарльз, выглядевший бледнее, чем обычно, улыбнулся.

– Речь уступившего кандидата.

Улыбка Чарльза вызвала у Малкольма новый взрыв ярости.

– Я вижу, что это концессиональная речь. Но какого черта ты мне ее принес?

– Всегда не помешает знать, что сказать, если случится непредвиденное. Эта речь получилась великолепной. Ее подготовил мой…

Малкольм скомкал листок и швырнул его в мусорную корзину.

– Никакой концессиональной речи не будет. Сам отлично знаешь, что я, считай, избран. Но конечно, тебе легче умереть, чем признать это, не так ли?

Чарльз чуть прикрыл глаза.

– Ради Бога, Малкольм, не заводи старую песню…

– Знаешь, в чем твоя проблема? Ты не веришь в меня. И никогда не верил.

– Это неправда.

– Ах, нет? – Малкольм расправил плечи, став вдвое больше брата. – С того момента, как я пришел в политику, ты всегда считал, что я все делаю не так. И еще до того, когда я горбатился на тебя, руководя твоими кампаниями и добиваясь твоих переизбраний, в рыцари всегда посвящали других. А я оставался лишь младшим братом, которого ты держал при себе из жалости.

– Неправда. Я тебе уже говорил, что не испытываю к тебе жалости. Возможно, чувство вины. И сожаления. Но не жалость. И я отдаю должное твоим талантам. Я всегда их ценил. И в управлении предвыборными кампаниями, и в политической деятельности.

– Тогда почему ты всегда выступаешь против моих идей?

– Не против всех, – ответил Чарльз устало, – а лишь нескольких. Но это потому, что у нас разные взгляды. Ты ведь знаешь, что у меня большая склонность к либерализму, нежели у тебя.

– Прекрасное признание для республиканца.

– Я никогда не скрывал своих взглядов.

– И они не мешали тебе переизбираться раз за разом. – В голосе младшего брата послышался сарказм. – Как ты этого добивался, Чарльз? Последовал наконец моим советам и подмазал несколько карманов? Или всему виной твое неувядаемое обаяние?

На губах Чарльза появилась едва заметная усмешка.

– По части обаяния ты был куда талантливее меня.

– Но ты всегда считал, что я далеко не пойду. А уж так далеко, как сейчас… Ну, признайся. Ты никогда не верил, что у меня достаточно ума, прозорливости и целеустремленности, чтобы стать губернатором Техаса. Тебе, должно быть, до смерти обидно – надо же так просчитаться! – что я не только не хуже тебя, но даже лучше!

Улыбка сошла с лица Чарльза.

– И это все, что тебя волнует, да? Быть лучше, чем я?

– А, что плохого в этакой небольшой конкуренции между братьями?

– Ничего при условии, что эта конкуренция не превращается в навязчивую идею. Или, еще хуже… в ревность.

– Ревность? – Тон Малкольма стал нарочито снисходительным. – Моя? К тебе? Не смеши меня.

– Почему же, посмейся. Это гораздо лучше, чем ругаться.

Ухватившись за ручки кресла, он встал.

– Удачи завтра, Малкольм.

– Спасибо.

Когда Чарльз вышел, Малкольм, не привыкший долго переживать по поводу семейных разногласий, включил телевизор, надеясь послушать последние сообщения о недельной давности покушении на Лауру Спенсер. Он нашел их на канале Си-эн-эн.

«Расследование таинственного покушения на Лауру Спенсер, издателя «Остин сентинел», едва не закончившегося ее гибелью, продвинулось незначительно. В коротком интервью нашему каналу сержант Сазерленд из полиции Остина заявил, что поиски будут продолжены… Сегодня в Ираке Саддам Хусейн…» Не слушая дальше, Малкольм откинулся в кресле и почесал подбородок. Известие о покушении на Лауру Спенсер и последующей гибели Тони Кордеро поразило и озадачило его. Нельзя было исключать, что убийство заказал Енцо. Но зачем? Лаура не представляла для него угрозы. Разве что Енцо знал что-то такое, что было неизвестно Малкольму.

Соблазн позвонить в «Капри» был почти неудержимым, но он подавил это желание. Енцо сразу же, с самого начала ясно дал понять, что Малкольм не должен входить с ним в контакт, пока ему не позвонят. Нарушение этого приказа ему дорого могло стоить.

– Малкольм?

Услышав голос жены, он дернулся в кресле и отключил телевизор. Барбара застыла на пороге с озадаченным выражением лица.

– Что случилось с Чарльзом? Он вышел, даже не попрощавшись.

Малкольм отмахнулся:

– Мы немного повздорили по поводу моего графика. Он отойдет, не беспокойся.

– Но я беспокоюсь. Он больной человек, Малкольм. И отдал много времени и сил твоей кампании. Ты мог бы быть, по крайней мере более чутким к нему.

– Чуткость не принесет мне победы на выборах.

– Как ты можешь?! Если бы не он, не его постоянная поддержка и помощь его влиятельных друзей, ты бы никогда не добился того, что имеешь.

– Спасибо, Барбара! – с сарказмом в голосе произнес муж. – Доброе напутствие собственной жены, вот что надо человеку, чтобы поднять дух за двадцать четыре часа до выборов.

Барбара смягчилась:

– Я не хотела тебя расстраивать. Ты же знаешь, я верю в тебя. Просто, поскольку я не сомневаюсь в твоей победе, я хочу, чтобы ты был терпимее к Чарльзу, зная, в каком он состоянии, вот и все.

Если бы присутствие супруги завтра на выборах не было столь необходимо, он послал бы к черту и ее. Но в данный момент он не мог позволить себе неверный ход. После злополучной конференции «Медиатек» она держала слово и к алкоголю не прикасалась.

Хорошо бы так и продолжалось. Хотя бы до конца завтрашнего дня.

Поднявшись, он улыбнулся:

– Ты права, дорогая. Как всегда. Я дождусь, когда Чарльз вернется домой, позвоню и извинюсь. – Тут он заметил рубашку у нее в руке. – Это моя?

– Да. – Она развернула сорочку. – Долорес стала ее гладить и заметила пятна крови на манжете. – Она подняла рукав, чтобы показать ему. – Она стирала ее в теплой воде вместе с остальными рубашками, и пятна, видно, закрепились.

Малкольма словно обухом по голове ударили.

Эта рубашка была на нем в ночь убийства Джей Би.