Текст книги "И придет ночь"

Глава 19

Бледный лунный диск висел над темными контурами деревьев, когда из домика вышел Тинкер, протирая заспанные глаза. Увидев Люка, он покачал головой:

– Ах, молодость, молодость... Она не просыпалась?

– Нет, она спит сном праведника, хотя, думаю, ребро ноет у нее сильнее, чем она призналась. Во сне она потирала его рукой. Я обработал ей ссадину на лбу. – Люк указал на валявшийся рядом обрывок бинта. – Но возможно, у нее еще есть раны.

– А как насчет ваших ран?

– Это не раны, а царапины. – По тону Люка было понятно, что он хочет сменить тему.

– Их, наверное, нужно перевязать.

– Позже.

Тинкер, привыкший к обществу двух упрямых отпрысков Сен-Клеров, а еще ранее мирившийся с чудачествами их отца, лишь фыркнул и пошел разыскивать медицинские бальзамы и бинты.

Когда он вернулся со всем необходимым для обработки ран, Люк проворчал:

– Не стоит, уверяю вас. Я скоро уйду. С рассветом здесь будет не так опасно. – Он едва заметно улыбнулся. – А вот мне не помешает отправиться в надежное укрытие.

Нахмурившись, Тинкер посмотрел на этого высокого человека, одетого в черное. Что бы он тут ни плел, Тинкер от своего не отступится.

– Какая рука у вас ранена?

Люк невольно усмехнулся:

– Да вы, похоже, упрямы как баран.

– Да, мне не раз это говорили, – лаконично отозвался слуга. – Так какая рука?

Стараясь не разбудить Силвер, Люк стянул с себя куртку. Он ничуть не удивился, увидев, что его предплечье потемнело от крови.

– Да уж, просто царапина, ничего не скажешь. – Когда Тинкеру удалось стянуть с Люка рукав, он чуть не задохнулся от ужаса. – Черт бы вас побрал! Вы самый настоящий дурень! – Стиснув зубы, он принялся разматывать испачканный кровью бинт. Под бинтом оказалась рваная рана. – Пуля попала?

– Да.

– Может, это сэр Чарлз Миллбэнк постарался?

Люк любовался бархатным небом и звездами, блестевшими, как драгоценные камни. Когда-то его мать носила такие бриллианты с золотым фермуаром, и они сверкали на фоне ее темно-синего платья.

Люк приказал себе больше об этом не думать.

– Едва ли. Он не слишком-то меткий стрелок. Скорее, эту пулю всадил в меня лорд Карлайл.

Хмыкнув, Тинкер протер рану розмариновым уксусом и обильно смазал лавандовым маслом.

– Нельзя недооценивать Миллбэнка. Он мерзавец, каких днем с огнем не сыщешь, и задира к тому же. Уж если он за что взялся, то пожелает довести дело до конца. – Обработав рану, он с удовлетворением полюбовался делом рук своих, затем принялся обматывать ее чистым бинтом. – Скажите, вам, случайно, не приходилось жить в Лондоне?

Люк нахмурился. Интересно, что на этот раз хочет выведать этот хитрый старик?

– Нет, никогда. А почему вы спросили?

– Да так. Ей-богу, знавал я когда-то одного молодого человека: просто копия вы. – Внимательные темные глаза Тинкера вглядывались в лицо Люка. – Жил этот молодой человек на Беркли-сквер.

Люк так и замер. Черт бы побрал этого старика! Он все знает. Когда он понял, что тайна его вот-вот раскроется, его до костей пробрал холодный озноб. Он постарался придать своему голосу спокойствие и непринужденность:

– В Лондоне у меня никаких родственников нет, по крайней мере я о них не знаю. Вы, наверное, что-то путаете. А может, кто-то из моей родни оставил в Лондоне внебрачного сына.

Тинкер закончил перевязывать рану. Он пронзительно посмотрел на Люка:

– Да нет, ничего я не путаю. Я очень хорошо знал этого человека. Служил у него несколько месяцев, когда мы с Уильямом Сен-Клером рассорились. Прежний хозяин уволил меня, когда больше не смог выплачивать мне жалованье. Я не хотел уходить, да он настоял. Ну, я и поехал в Лондон, и один мой приятель нашел мне место на Беркли-сквер. – Тинкер прищурился. – Да, хоть я и мало времени прожил в Лондоне, но лицо своего нового хозяина вряд ли забуду. Лицо герцога Девонхема мало кто способен забыть. – Тинкер приберег смертельный удар напоследок. – И немногие забыли бы лицо его старшего сына.

– Просто совпадение, – пробормотал Люк. Он выпрямился и снова натянул на себя рубашку. – Сходство, и ничего больше.

Тинкер продолжал, словно не расслышал слов Люка:

– Стало быть, я проработал на герцога три месяца. Хорошим он человеком был, гостеприимным, да и пошутить любил. Пока не заперся у себя в кабинете, конечно. А случилось это тогда, когда его старшенький сынок отправился вечером прогуляться и пропал. Как в воду канул. Это разбило бедному старику сердце.

Пока он это рассказывал, Люк теребил манжеты. При последних словах он словно окаменел.

– Очень трогательная история. А теперь, если не возражаете, мне пора...

Но мозолистые руки схватили его за плечи и усадили наместо.

– Вы что, думаете, я не узнаю представителя рода Деламеров? – сурово спросил Тинкер. – Вы предполагаете, я сразу не заметил рот и подбородок вашего батюшки, когда вас увидел? Господи, да вы вылитая копия старого Эндрю!

Люк вскинул голову и холодным взглядом посмотрел прямо в глаза Тинкеру.

– Это ошибка, друг мой, – произнес он тоном, не сулившим ничего хорошего. – Таящая в себе угрозу. Вам лучше об этом забыть.

Тинкер поджал губы и взглянул на спящую женщину, чьи каштановые кудри разметались по груди Люка.

– Ну а как же она? Как же ее невинное сердечко, которое разобьется вдребезги, если вы ее покинете? Какую душевную боль она будет испытывать, пытаясь убедить себя, что все это к лучшему и что вы с ней слишком разные люди и все равно не были бы счастливы вместе?

На мгновение в глазах Люка вспыхнула дикая ярость. Он старался отвести глаза от ее шелковистых кудрей, от слегка полуоткрытых губ, от светлой прядки.

И понял, что не в силах это сделать.

Старик прав. А как же она? Что же будет с ней, когда он уйдет? А он знал, что ему нужно поскорее убираться. Ведь если он останется, то долго не выдержит: рано или поздно его железная воля сломается, и он в отчаянии придет к ней, подарив ей всю страсть, на которую только способен влюбленный мужчина.

Но Люк никогда не даст этому случиться. Она была не для такого отъявленного злодея, как он. Да, он мог позволить себе сорвать у нее с губ два-три поцелуя, мог даже прикоснуться к ней, но не более. Как только она и Лэвиндер-Клоуз будут вне опасности, он снова скользнет в ночь и навсегда исчезнет из ее жизни. Он ведь всего-навсего разбойник, а лихим людям полагается быть бессердечными.

У него не оставалось выбора.

Но Люку нужно было каким-то образом убедить в этом седого стража порядочности с проницательным взором.

Он снова откинул голову и взглянул в ночное небо.

– Знаете, к востоку от Гибралтара небо совсем другое. Так получилось, что я очень хорошо изучил восточное небо. Многие месяцы оно было моим единственным собеседником. Под этим небом творились чудовищные дела, о которых я не хочу вспоминать. Каждый день я пытаюсь о них забыть, но пока мне это не удается. Воспоминания стали неотъемлемой частью моей души, и это одна из причин, по которой между мной и Силвер ничего не может быть. По этой же самой причине герцог Девонхем никогда не узнает, что его старший сын не погиб той кошмарной ночью, когда на него в пустынном переулке набросились четыре головореза. Вы меня понимаете? – На Тинкера, сложив руки на груди, смотрел не кто иной, как маркиз Данвуд, наследник одного из старейших английских титулов.

– Удивляюсь, как они и вчетвером-то с вами справились, – заметил старик. – После этого ваш отец разослал людей по всей Англии на поиски. День за днем он отсылал письма, в которых предлагалось огромное вознаграждение за любые сведения о вас. А ваша матушка, герцогиня...

– Перестаньте! Не желаю ничего слышать. Не хочу об этом знать, черт бы вас побрал! Все это было очень давно. Теперь они для меня словно умерли!

– Но они живы. Можешь лгать, сколько хочешь, мне и Силвер, мальчишка, но самого себя ты обмануть не сможешь.

Люк стиснул зубы. Видно было, как напряглись мышцы на его подбородке.

– Да что вы об этом знаете? Вам не понять.

– В таком случае почему бы вам не объяснить мне?

Люк прикрыл глаза. Он осторожно поглаживал теплый шелк волос Силвер.

Какое же это блаженство! Рай на земле.

Да, это и есть счастье: прижимать ее, спящую, такую теплую, к груди. Слышать ее тихое ровное дыхание. Ждать, когда она проснется, откроет глаза и улыбнется ему своей обворожительной улыбкой.

Рай, ворота в который для него закрыты навеки.

Не говоря ни слова, даже не открывая глаз, Люк вынул свою здоровую, не забинтованную руку из-под головы Силвер, закатал шерстяной рукав и белую манжету.

Видно было, как натянулась кожа над его вздувшимися мускулами. На руке его были заметны два параллельных белых шрама. Между ними киноварью был изображен загадочный зверь, поднявшийся на задние лапы, – наполовину лев, наполовину орел.

– Скажите, что вы видите? – неожиданно спросил Люк.

– Сильную руку. Шрамы. И какую-то татуировку. – Тинкер нагнулся поближе. – Никогда такой не видал.

Люк грустно усмехнулся:

– И неудивительно. Такого не увидишь на норфолкской ярмарке. – Затем голос его стал жестче. – Это особое клеймо. Его ставят лишь при алжирском дворе. Только личным телохранителям хозяина дозволяется носить такое клеймо. – Пальцы его сжались в кулак. – Для того чтобы удостоиться этой высокой чести, нужно убить человека. – Слова «высокой чести» он с презрением процедил сквозь зубы.

– Господи Боже мой! Так вы были в Алжире? – Тинкер уставился на него во все глаза. – Теперь ясно, почему вас нигде не нашли.

– Да, не многим сыщикам с Боу-стрит довелось побывать к востоку от Гибралтара, – горько заметил Люк.

– Но как же... кто...

Люк, потупившись, любовался Силвер. Выражение его глаз нельзя было прочитать за опущенными ресницами.

– Сегодня вы от меня больше ничего не услышите, Джеймс Тинкер, – тихо произнес он. – Мне пора. Скоро рассвет. Днем знаменитым разбойникам опасно показываться. – Он рассмеялся, не отводя глаз от прядки каштановых волос, упавших ему на запястье. Потом лицо его стало серьезно. – Куда ее можно положить?

– Отнесите Силвер в ее комнату.

Люк недоуменно взглянул на слугу:

– Вы настолько мне доверяете?

– Да уж, доверяю. Я вам сразу поверил, еще до того как понял, что вы Деламер.

Сердце Люка захолонуло.

– Думаю, она не поблагодарит меня, когда проснется в спальне. И вам тоже спасибо не скажет, – вполне серьезно добавил он.

Тинкер в ответ лишь улыбнулся:

– Может статься. Но женщины всегда так: говорят одно, а думают совсем другое.

Люк на это ничего не ответил. Когда он нес спящую девушку в спальню, слова Тинкера не давали ему покоя.

Он положил Силвер на кровать в ее комнате, залитой лунным светом. Она все еще обнимала его рукой за шею, словно никак не хотела отпускать.

Люку пришлось осторожно, один за другим, расцепить ее пальцы.

Потом он еще долго стоял, не в силах отвести глаз от ее бледного лица, от рассыпавшихся по подушке волос, которые при этом свете казались почти бордовыми, цвета бургундского вина.

Такая красивая. И отважная. Юная.

Нет, им не быть вместе. Ее спутником станет какое-нибудь невинное существо, кому не довелось испытать жизненных тягот. Кто-нибудь надежный, мирок которого состоит из незатейливых развлечений вроде игры в пикет и охоты да выездов в сезонную резиденцию на Беркли-сквер.

Словом, такой человек, каким был Люк всего пять лет назад.

Никогда он больше не станет прежним беззаботным юнцом.

Наконец он вышел из спальни Силвер. Лицо его было непроницаемо.

Тинкер встретил его внимательным взглядом. Он слегка приподнял одну седую, кустистую бровь.

– Осторожнее сегодня на дороге, разбойник.

Люк пожал плечами, аккуратно поправил маску.

– Осмотрительность у разбойников не в цене. Но я постараюсь – ради Силвер. – Он окинул взглядом аккуратно разбитые клумбы. – Вы сказали, что доверяете мне. Так вот, вам тоже осторожность не помешает, Джеймс Тинкер. Порой я сам себе не могу доверять.

Луна уже села, когда он надвинул шляпу и скрылся в благоухающей лавандой ночи.

А где-то очень далеко, в чудесном доме, выходившем фасадом на Беркли-сквер, Индия Деламер сидела в кровати и с тоской вглядывалась в темноту. Она недавно возвратилась со своего первого бала, на котором получила предложение руки и сердца от какого-то захудалого графа, которое ну никак нельзя было принять. Сейчас этой юной особе полагалось бы излучать счастье и радоваться жизни.

Но она грустила.

На ее глаза наворачивались слезы.

По ночной улице проехал наемный экипаж, процокала копытами лошадь. Побрел домой усталый факельщик, освещавший прохожим темные улицы.

В дверь кто-то легонько постучал. Девушка вздрогнула.

– Войдите.

На пороге показалась царственного вида пожилая леди, убеленная сединами.

– Что, все не спишь, девочка моя? Мечтаешь о женихах?

– Нет, бабушка. Дело совсем не в этом. Меня беспокоит Люк.

Услышав это имя, герцогиня Крэнфорд напряглась.

– Люк? Он же пропал без вести, Индия. Я уже устала тебе это повторять.

– Но... но ведь может такое быть, что произошла ошибка? Мне все кажется, что однажды он вернется, безмятежно улыбаясь и помахивая серебряной тросточкой, как бывало раньше. – В голосе ее прозвучала грусть.

– Едва ли, дорогая. Твой брат умер. И тебе пора наконец с этим смириться.

Рыжеволосая красавица подалась вперед и обхватила руками колени. Слезка, скатившаяся у нее по щеке, блеснула в мерцании свечи, что держала графиня.

– Но я не могу его забыть, бабушка. Я пыталась, но иногда я почти физически ощущаю, что он жив. Это очень странно. Между нами всегда существовала какая-то духовная связь. Когда мы еще были детьми, в Суоллоу-Хилле, я знала, когда Люк упал со своего пони, а он почувствовал, когда я свалилась со старого вяза. Нам почему-то было известно, что с другим произошла беда. А теперь... – Руки ее дрожали, словно указывая на что-то вполне реальное, но невидимое. – Он жив, бабушка. Не спрашивай, откуда я это знаю, я просто чувствую. И над ним нависла смертельная опасность. – Глаза ее наполнились слезами.

Она схватила бабушку за руку и прикусила до боли губу.

– Где он? Где же ты, Люк?!

Медленно, одна за другой, гасли звезды. Наступал рассвет.

Небо над фермой Лэвиндер-Клоуз сначала стало цвета морской волны, затем светло-серым. Наконец восточный край горизонта прорезали первые лучи восходящего солнца.

Они хлынули на верхушки вязов, дубов и боярышника, осветили сонные ручьи, маленькую зеленую долину.

Но все еще было окутано плотным белым туманом. Он заглушал шелест ветра и щебетание птиц, скрывал от взгляда темную, плодородную почву. Словно ничто не двигалось. Существовала только эта клубящаяся дымка, и ничего кроме.

На несколько часов долина превратилась в сказочное место. Здесь жила радость, умирали все страхи. Казалось, сейчас могли воплотиться в реальность самые фантастические грезы.

Какой-то одинокий человек сидел на холме и созерцал всю эту красоту. Руки он держал в карманах, а взгляд его был подернут пеленой печальных воспоминаний о людской жестокости.

Глава 20

Лавандовые поля заливал яркий солнечный свет, когда кто-то распахнул настежь дверь рабочего кабинета. На фоне кустов, покрытых лиловыми соцветиями, стояла Силвер, на плечи ей падали спутанные каштановые пряди.

– Почему меня никто не разбудил? Уже почти полдень!

Тинкер поднял глаза от бутылочки с розмариновым маслом, которую он закупоривал.

– Что ж это, вы мне даже «доброе утро» не скажете? Да, девушка, вы превратились в настоящую чертовку, как я погляжу.

– Но ведь уже не утро! Все это время, пока я спала, я могла бы помогать тебе здесь!

– Я и ваш юный брат отлично со всем справляемся, – отрезал старый слуга. – Вы зря думаете, что без вашей помощи все дело встанет. Следующую партию розмаринового масла! – крикнул Тинкер через плечо. – А потом принесете еще сушеной мяты. Тогда эта смесь будет готова.

Из соседней комнаты появился Брэм. Плечи его были покрыты пылью от сушеной лаванды, к груди он прижимал стеклянный графин.

– Есть, Тинкер, – отозвался он. Потом его взгляд упал на сестру. – Проснулась наконец-то, Сил?

Он отдал Тинкеру графин и отправился за другими ингредиентами, которые попросил принести старик.

– Видите, мы неплохо со всем управляемся. Уже почти приготовили духи для галантерейщика из Норфолка.

– А-а... – протянула Силвер, глядя на то, как работает Тинкер. – Ну что ж... Видимо, моя помощь здесь не требуется.

– Нет, можешь пойти погулять, – крикнул Брэм из смежной комнаты. – Я положил сушеную мяту сюда, Тинкер.

– Но... я хотела проверить эту новую сухую ароматическую смесь. Что-то мне не понравилась идея добавить туда имбирь.

– Я уже проверил, – сказал Тинкер.

– Проверил?! – Силвер прикусила нижнюю губу.

– Два часа назад еще. Брэм поменял соотношение ингредиентов, добавил вместо имбиря клеверного масла, и духи получились высший класс. В общем, ничего себе.

«Ничего себе духи», значит? У нее полдня ушло на составление этого аромата!

– И что же, вы поменяли пропорции во всех духах?

– Да, во всех шестидесяти.

«Шестидесяти»?!

– Ясно, – тихо промолвила Силвер.

– Пойду забегу в дом, – сказал Брэм. – Мне нужна одна книга.

– Только поторопитесь. И захватите уж заодно фиалковый корень.

Когда Брэм ушел, Силвер со значением взглянула на Тинкера:

– Думаешь, вся эта заваруха еще не закончилась?

Тинкер замер на минуту, затем пожал плечами:

– Он так считает. А до этого он во всем оказывался прав. Так что скорее всего прав он и на этот раз.

Силвер сразу поняла, кто этот «он».

От волнения у нее закружилась голова.

– Тебе это Блэквуд сказал?

Тинкер кивнул.

– Он хочет, чтобы вы уехали отсюда.

– Я никуда не поеду. И это мое последнее слово. – Подняв к свету хрустальный графин, она принялась разглядывать чистое, без примесей, желтоватое масло.

Это масло напомнило Силвер о янтарных глазах Блэквуда. О его сладких губах. Нахмурившись, она поставила сосуд на место. Ах, если бы можно было так же легко выкинуть из головы мучившие ее мысли!

– А что он еще говорил?

– Что вы имеете в виду? – поинтересовался Тинкер, подняв одну бровь.

– Ну, не знаю. О том, что здесь происходит. Еще о чем-нибудь.

Тинкер внимательно посмотрел на нее:

– Кстати, его настоящее имя Люк, если вам это интересно. А больше он, пожалуй, ничего не сообщил.

– Но почему же... как же... – Щеки Силвер залил яркий румянец.

– Он сам сказал мне это прошлой ночью. Мы с ним поговорили по душам.

Силвер почувствовала себя словно на иголках.

– Сегодня утром я проснулась в своей постели.

Тинкер фыркнул и снова принялся за работу.

– Ничего странного в этом нет. Мастер Люк отнес вас наверх.

– Правда? – Силвер нервно сжала руки в кулак.

– Ну да.

Силвер стало трудно дышать, а стоять на ногах уж совсем невозможно.

– Ах вот как... – Она вызывающе вскинула свой маленький подбородок. – Ну, скажу я вам! Это был просто верх неприличия с его стороны! Да и с твоей тоже, Тинкер, что ты ему такое позволил.

– Не думаю, что я смог бы остановить этого верзилу, даже если бы и попытался, – резковато отозвался он.

Силвер обожгло странное чувство – то ли боль, то ли наслаждение.

– Ох, – вздохнула она. Тинкер обернулся:

– Вам все равно заняться нечем, мисс. А этот мальчишка наверняка открыл какую-нибудь книгу и позабыл, за чем я его посылал. Вот зайдите-ка в дом и напомните ему. – Он улыбнулся. – Если вы не собираетесь торчать здесь весь день, мечтая о вашем любимом.

– Мечтая о моем... Да с чего ты это взял! – Щеки Силвер вспыхнули лихорадочным румянцем. – Ты просто невыносим! – пробормотала она. – Вы оба! – На полу рядом с Тинкером сидел Кромвель и смотрел на нее, отбивая такт своим пушистым хвостом. – И вообще все вы! – С этими словами Силвер выбежала из комнаты.

Она медленно брела через поля, засаженные лавандой, розмарином и жимолостью, ждала, когда исчезнет заливший ее щеки румянец. Не может же она предстать такая красная перед Брэмом! Он непременно это заметит и начнет задавать разные глупые вопросы. Попутно она отмечала, какие кустики стоит обрезать, какие – полить. Но в основном мысли ее витали где-то очень далеко.

Она думала о его полных, плотно сжатых губах, которые украшал серебряный шрамик. О его янтарных глазах. Она ведь почти не знала этого непредсказуемого человека. Прошлое его было настолько темным, что, возможно, она в ужасе отшатнулась бы от него, если бы узнала всю правду.

И тем не менее она любила этого человека.

Силвер так и застыла посреди лавандовой борозды. Лицо ее сначала посерело, а потом стало белым как простыня.

Она впервые призналась себе в своих чувствах. Совершенно случайно, когда ум ее был занят такими чисто практическими делами, как оплата счетов, борьба с корневой гнилью и со следующим нашествием бандитов, она неожиданно осознала, что любит его. Господи, как же это могло случиться? Когда она успела потерять рассудок?

Подумать только – влюбиться в разбойника! В закоренелого, неисправимого преступника, слава о котором ходит от окраин Саутгемптона и до Питерборо.

Нет, это было невозможно. Такого даже вообразить себе нельзя.

Но Силвер знала, что это правда. Она прижала бледные ладони к своим пылающим щекам.

– Господи Боже, что же я наделала?!

Она опустилась прямо на траву между двух кустов лаванды и перевела дыхание. Она сидела не шевелясь на черной плодородной почве и смотрела на домик, поросший глицинией. Ее освещали солнечные лучи, нежный ветерок с запахом лаванды теребил ее волосы.

Люк. Тинкер сказал, что его так зовут. Какое необычное имя! Но оно ему подходит – ведь ее Люк тоже необыкновенный человек.

Люк. Ее Люк.

Она влюблена. В него. Силвер глубоко вздохнула, прижав руки к груди. Она так по-дурацки влюбилась в этого лорда Блэквуда, как и сотни других глупых женщин до нее! Да, не ожидала она от себя такого!

Но у них нет будущего. Ей придется забыть этого разбойника. И начнет она прямо сейчас.

Ей это удастся, если только она сможет забыть, как он держал ее в объятиях и от каждого его прикосновения у нее пела в жилах кровь. Если только сумеет забыть ту неутолимую жажду, что вспыхнула в его глазах, когда она поцеловала его в оранжерее.

– Черт бы его побрал! – пробормотала она и вскочила на ноги. Ей нужно немедленно перестать думать об этом человеке! Сейчас же!

Силвер все еще размышляла, как это лучше сделать, когда заметила, что над их домиком поднимается густое облако черного дыма.