Текст книги "Зачем мир воюет. Причины вражды и пути к примирению"

Две с половиной тысячи лет назад не существовало Греции как унифицированного государства. Скалистые горы разрезали полуостров в этой местности на долины и поля с преимущественно бедной почвой. Сотни островов окружали материк. Города, которые формировались в каменистых расщелинах и на островах, превратились более чем в 1 000 городов-государств, каждый с небольшим центром – полисом, окруженным сельской местностью.

В начале V века до нашей эры доминирующим городом была Спарта, три столетия занимавшая позицию мощного военного государства. Спартанцы были непревзойденными специалистами боевых действий, выстроившими все свое общество для воспитания лучших воинов в мире. Слабых младенцев убивали при рождении. Оставшихся в живых в семилетием возрасте забирали у родителей в казармы, где их ожидали 13 лет боевой подготовки. Двадцатилетние молодые люди десятилетие своей жизни должны были посвятить обучению следующего поколения детей. Только в 30 лет они становились полноправными гражданами. Вместе с этим у них появлялась привилегия посвятить еще 30 лет воинской службе и в 60 выйти на пенсию.

Каждый спартанец мужского пола мог позволить себе стать частью элитной военной машины, потому что всем остальным занималось завоеванное и обращенное в рабство население окружающих территорий. Рабы, которые назывались илотами, по численности в 10 раз превосходили население самой Спарты. Не удивительно, что спартанские правители жили в постоянном страхе перед народным восстанием. Они создали мощный контур обратной связи, при котором держать рабов в повиновении позволяло полностью милитаризованное общество.

Спарта под руководством узкого круга олигархической элиты занимала доминирующее положение на огромной территории южной Греции – на полуострове Пелопоннес. Они покорили несколько городов, заключив союзы с другими. В коалицию входили мощные олигархические города-государства полуострова, включая Коринф. Сегодня этот альянс во главе со Спартой мы называем Пелопоннесским союзом.

Главным соперником Спарты был другой могущественный город-государство – Афины. Сложно подобрать двух более подходящих друг другу противников. Если спартанцы отвергали коммерцию и запрещали деньги из драгоценных металлов, чтобы не поощрять материального накопления, афиняне развивали рынки, создав разветвленную торговую систему. Если спартанцы обладали крупнейшей сухопутной армией во всем Средиземноморье, основная сила афинян была связана с морем. Наконец, в отличие от Спарты, Афины, не принимавшие тиранию и олигархию, постепенно выстраивали демократическое общество. Конечно, это была демократия в узком смысле: она не распространялась на женщин, переселенцев из других полисов и рабов. Тем не менее десятки тысяч афинских мужчин могли голосовать, обеспечивая беспрецедентный уровень участия граждан в политической жизни.

Афины, Спарта и их союзники накануне Пелопоннесской войны

Афины тоже заключили ряд альянсов, в которые входили сотни островных и прибрежных поселений к югу от Пелопоннеса, вдоль берегов Эгейского моря. Историки называют это объединение Делосским союзом. Поначалу полисы стремились создавать коалиции из опасения перед иноземными захватчиками и пиратами. Если же внешних угроз оказывалось недостаточно, вступить в союз их «убеждал» афинский флот.

Афиняне стремились распространить свою политическую систему: все члены афинского альянса обязаны были принять демократические конституции. Постепенно по всему Эгейскому морю приморские города отказывались от собственных военных сил и начинали выплачивать подати Афинам, Они в свою очередь использовали дополнительные корабли, чтобы обеспечивать торговые связи, безопасность и контроль [7].

Изначально Афины и Спарта поддерживали дружеские отношения. На протяжении более 10 лет – с 490 по 478 год до нашей эры – они совместными усилиями занимались изгнанием захватчиков-персов с материковой Греции. Позже Спарта оставила этот регион, позволив Афинам самостоятельно выдворять чужеземцев с островов архипелага. С одной стороны, это было связано с тем, что такие морские операции были специализацией Афин, с другой – спартанцы опасались, что во время слишком долгого отсутствия армии в Спарте илоты могут поднять восстание.

Так или иначе, это решение стало толчком для полувековой афинской экспансии. Избавляя города-государства от персидской оккупации, Афины получали от своих новых союзников либо денежные взносы, либо корабли. Бизнес, наука, культура продолжали процветать. В итоге развитие коммерции, увеличение государственных доходов и масштабное судостроение приблизили Афины и Делосский союз к позиции нового греческого гегемона.

Спарта с подозрением наблюдала за подъемом Афин, которые, кроме прочего, отличались совершенно иным образом жизни. Это был не просто вопрос ценностей и лидирующего положения в греческом мире. Нарастающее могущество Афин угрожало существованию Спарты,

Поначалу союзники достаточно миролюбиво относились к наметившемуся изменению баланса сил. В нем не было ничего настолько значительного, непреодолимого или жесткого, что могло бы угрожать сохранению мира. Например, опасаясь перехода союзников на сторону Афин и возникновения цепной реакции, Спарта время от времени устраивала небольшие стычки с городами Делосского союза. Более крупная война обошлась бы слишком дорого. Со временем два союза заключили мирный договор [8]. В 446 году до нашей эры Афины и Спарта подписали соглашение, получившее название Тридцатилетний мир. В нем были обозначены два главных условия: обязательство передавать заявления о любых разногласиях на рассмотрение утвержденному мирному арбитражу и никогда не переманивать на свою сторону членов другого союза. Таким образом обе стороны хотели создать альтернативу губительной войне.

К сожалению, Тридцатилетний мир продержался всего 15 лет. Проблема отчасти заключалась в том, что Афины продолжали беспрепятственно наращивать свое влияние. Но реальный кризис наступил, когда один из союзников Спарты подтолкнул Керкиру – влиятельный, но нейтральный полис – в руки Делосского союза. Так заявила о себе проблема обязательств. Изменение баланса сил могло стать настолько существенным, что под угрозой оказался бы образ жизни Спарты. Ее стимулы не допустить этого были очень сильны.

Сегодня мы знаем Керкиру как остров Корфу. 25 веков назад он обладал вторым по значимости флотом во всем Средиземноморье. Он сохранял нейтральный статус как один из немногих городов-государств, достаточно сильных, чтобы сопротивляться обоим союзам. При этом военный флот Керкиры был настолько могущественным, что в случае присоединения к одному из них он мог бы полностью перевернуть баланс сил.

Нейтралитет Керкиры закончился, когда Коринф, будучи одним из городов Пелопоннесского союза, инициировал спор по поводу одной из колоний. Спарта попыталась урезонить Коринф, отказавшись поддержать его притязания. Афины тоже старались не вмешиваться. Когда Керкира запросила помощь, афиняне оказали лишь символическую поддержку. При этом коринфский флот потопил несколько афинских кораблей-наблюдателей. Керкира и Афины неизбежно сближались. Этот потенциальный альянс мог бы запросто подчинить себе Спарту.

В ответ на сближение Керкиры с Афинами Коринф потребовал, чтобы Спарта атаковала их, Если она не согласится, чего тогда стоит Пелопоннесский союз? Коринф угрожал Спарте в случае отказа вмешаться в конфликт перейти на сторону Афин, присоединившись к гораздо более сильной партии. Неизвестно, сколько еще в таком случае городов-государств взбунтуются и присоединятся к ним. Таким образом, Спарта опасалась не просто альянса Керкиры с Афинами – она опасалась цепной реакции дезертирства из союза, что ослабило бы ее окончательно, оставив наедине с недовольными илотами [9].

В 431 году, стремясь упредить эту цепную реакцию, Спарта перешла в наступление. Она руководствовалась логикой превентивной войны, решив, что необходимо как можно скорее атаковать противников, прежде чем ее позиции пошатнутся окончательно. Но развернувшийся конфликт оказался длительнее и разрушительнее прежних: Пелопоннесская война бушевала 27 лет, охватив весь греческий мир – полуостров и архипелаг, которые что мы называем сегодня Грецией, плюс регионы, которые известны сегодня как Албания, южная Италия и прибрежная Турция [10].

Историк Фукидид значительную часть жизни посвятил описанию этой войны. Главной причиной, по его мнению, стало существенное и неизбежное изменение баланса сил. «Растущее могущество Афин, – писал Фукидид, – и страх, который оно вызывало у Спарты, сделали войну неизбежной». К слову, это, вероятно, самая ранняя документированная проблема обязательств [11].

Утверждение Фукидида не утратило смысла и спустя две с половиной тысячи лет. Во второй половине XX века, по мере усиления могущества Советского Союза, мир вновь стал свидетелем масштабного противостояния между двумя политическим и экономическими системами, представляющими два пути развития цивилизации. Генри Киссинджер, государственный секретарь при президентах Никсоне и Форде, сравнивал холодную войну с Пелопоннесской: в новом веке она развернулась между американскими Афинами и советской Спартой. Один журналист спросил его, не означает ли это, что война была неизбежной и Америке, как и Афинам, суждено было проиграть? Сегодня специалисты по международной политике называют это «ловушкой Фукидида», подразумевая под этим, что восходящие державы обрекают планету на войну. Например, председатель КНР Си Цзиньпин в 2013 году, выступая перед международными лидерами, говорил: «Нам всем нужно работать в команде, чтобы избежать ловушки Фукидида – деструктивной напряженности между восходящими и устоявшимися или между двумя устоявшимися силами» [12].

Впрочем, проблема обязательств гораздо сложнее: ей требуется больше ингредиентов, чем восходящая сила. Таким образом, Фукидид был прав только отчасти: усиление Афин сделало войну более вероятной. Но для нее требовался еще и неотвратимый сдвиг вроде проблемы Керкиры. Только тогда возникла проблема обязательств. И очень хочется, чтобы мировые лидеры, такие как Киссинджер или Си, сознавали и признавали, что вести войну гораздо труднее и затратнее, чем поддерживать мир.

Попробуем упростить ситуацию и представить мир классической Греции как соперничество двух игроков, которым принадлежит пирог стоимостью в 100 долларов [13]. Допустим, в начале V века до нашей эры, когда персы были выдавлены с материковой Греции, у Спарты и Пелопоннесского союза шансы выиграть войну против Афин и их союзников составляли 75 %. Диапазон переговоров между ними мог выглядеть следующим образом.

Затем Афины начали свое восхождение. Они открыли богатые залежи серебра, построили свои знаменитые длинные стены, протянувшиеся от города до гавани более чем на три мили. Они превратили полис в крепость, неприступную для захвата с суши и способную выдержать длительную осаду. Спартанцы протестовали, но афиняне отказались сносить фортификационные сооружения, Затем Афины начали расширять альянсы и флот, наращивать объемы торговли и увеличивать казну,

В то же время спартанцы столкнулись со множеством проблем. Мощное землетрясение 456 года до нашей эры сровняло город с землей. За ним последовало восстание илотов. В результате погибли тысячи граждан Спарты. Численность населения больше никогда не вернулась на прежний уровень. Спарте предстояло пережить длительный демографический спад [14], К середине V века до нашей эры Спарта могла ожидать, что соотношение баланса сил может измениться примерно таким образом.

Важно при этом, что изменение соотношения сил с 75:25 до 50:50 еще не сказалось на военном могуществе. Спарта считала, что его можно предотвратить, немедленно начав победоносную войну. Но был ли смысл воевать на самом деле?

Даже при наличии столь существенного изменения баланса сил воевать не было повода. Место для переговоров оставалось. Чтобы понять это, нужно добавить к модели дележки пирога фактор времени. Представьте себе, что конфликт между Спартой и Афинами имеет два периода: настоящее и будущее, которые наступит через 10 лет. Это значит, что Спарта и Афины торгуются не только за нынешний пирог стоимостью 100 долларов: торг идет еще и за 100 долларов в будущем. Таким образом, общая стоимость пирога увеличивается до 200 долларов. Война может сократить как нынешний, так и будущий пирог, допустим, на 20 долларов. Это означает, что война лишит их в общей сложности 40 долларов. Следовательно, нынешний и будущий пироги, поврежденные войной, стоят не 200, а всего 160 долларов.

Если Спарта нападает на Афины в настоящем, в случае победы ей достанется три четверти пирога, поврежденного войной. Это составит 120 долларов. Тем временем Афины знают, что сегодня их шансы на победу оцениваются в 25 %, поэтому для них ожидаемая стоимость войны составляет 40 долларов. Любая сумма в пределах от 120 до 160 долларов устроит Спарту, и она предпочтет не начинать военные действия. Диапазон переговоров между этими позициями составляет 40 долларов – столько же, во сколько обойдется тотальная война [15].

Могут ли Афины согласиться на уступку как минимум 120 долларов Спарте? Пожалуй, да, Например, Афины могут предложить 80 долларов сейчас, и Спарта знает, что в будущем получит еще как минимум 40 долларов. Афины это устроит. Ее маленький ломтик пирога сегодня плюс более крупный кусок в будущем – гораздо больше, чем то, во что обойдется война. Поэтому Афины позволяют Спарте получить значительную долю сегодня, понимая, что в интересах Спарты будет поделиться властью в будущем. Несмотря на существенное изменение относительного баланса сил, это не является проблемой обязательств. Афины могут отказаться прекратить вербовку новых союзников или сохранить свои стены. Они знают, что война не в интересах Спарты и ее вполне можно умиротворить без отказа от роста могущества Афин.

Афины и Спарта пошли на сделку такого рода. В середине V века до нашей эры, чтобы предотвратить полномасштабную войну, Афины вернули пелопоннесский полис-перебежчик в спартанский союз и подписали Тридцатилетний мир. При этом афинский лидер якобы подкупил спартанского царя секретными финансовыми подношениями. Такими усилиями Афины на время купили мир. Стало ясно, что соперники могут смириться даже с существенным наращиванием могущества одной из сторон. Это значит, что Фукидид был не совсем прав. Соперники могут приспособиться к значительному изменению баланса сил, а война в этом случае не является неизбежностью.

Но что если баланс сил меняется слишком стремительно и значительно? Выше я рассказывал о появлении нового партнера Афин внутри союза. Наличие этого третьего стратегического игрока усложнило процесс дележки пирога. Если принять как данность, что Керкира в будущем присоединится к Делосскому союзу и два крупнейших в мире военных флота объединятся, для спартанцев будущее будет выглядеть примерно таким образом.

Как только это произойдет, Афины и их союзники получат полное господство над Спартой, Но пока Спарта сильнее (первый пирог), ей нужно получить как минимум 120 долларов, чтобы не переходить в наступление. При этом Афины могут больше не связывать себя обещанием передать Спарте 40 долларов в будущем. Когда сложится новый баланс сил, Спарта не может быть полностью уверена в получении более 15 долларов – нижнего предела диапазона договоренностей в будущем. В качестве гарантии того, что в будущем Спарту мир устроит больше войны, сегодня ей нужно получить как минимум 105 долларов, если не больше. А это превышает размер всего нынешнего пирога [16].

Но возможности решить ситуацию миром все еще остаются. Гипотетически Афины могли бы занять деньги у сверхдержавы или мирового банка. Но в их время таких «кредиторов» не существовало. Более подходящий вариант – уговорить Керкиру сохранить нейтралитет или заставить поделить свой флот между Спартой и Афинами. Кроме того, Афины могли бы взять на себя обязательство отдать более значительную часть пирога в будущем и не использовать свое преимущество. В нашем примере все, что нужно Афинам, – это убедить Спарту, что она получит в будущем нечто близкое не к нижнему, а к верхнему пределу диапазона договоренностей. Такие гарантии могли бы стать наиболее простым решением проблемы обязательств. Афины могли бы поискать третью силу на стороне, которая следила бы за соблюдением договоренностей, – независимую сверхдержаву или оракула, который должен будет наложить проклятие на нарушителя. Но, к сожалению, ничего подобного в их распоряжении не было.

Проблему обязательств можно назвать порождением анархии. Без высшей силы, вынуждающей договариваться и выполнять обещания, большими изменениями в балансе сил управлять сложно. Из-за несоблюдения гарантий вспыхивают войны. Эта же проблема нередко стоит за проявлениями насилия внутри государств.

«Могилы лишь наполовину заполнены, – неслось из динамика. – Мы должны завершить дело!» Диктор «Свободного радио и телевидения тысячи холмов» Руанды призывал организованные банды мужчин народности хуту продолжать уничтожать представителей этнического меньшинства – тутси. «30 лет назад мы совершили ошибку, позволив им бежать из страны, – продолжал диктор. – На сей раз никто не скроется». Шел 1994 год. За 100 дней, буквально пропитанных кровью, были убиты около миллиона мужчин, женщин и детей тутси [17].

Интуитивно большинство из нас оценивает такие акты как продукт ненависти и паранойи. В Руанде, вне всяких сомнений, было и то и другое, Но акцент на психологические силы недооценивает холодный стратегический расчет, стоящий за массовыми убийствами и этническими чистками.

Геноцид – тактика временно могущественных. За ней стоит знакомая логика: сегодняшнее большинство может постоянно выделять кусок пирога меньшинству, а может заплатить какую-то цену сейчас и избежать необходимости делиться и договариваться в будущем. Если ожидается, что меньшинство будет оставаться слабым и малочисленным, большинству не имеет смысла платить за их уничтожение. Но если меньшинство быстро наращивает численность, военную силу или богатство, в таком случае большинство сталкивается с необходимостью принять дьявольское решение, сходное с тем, которое приняла Германия, видя нарастающую мощь Советского Союза [17].

Страх перед растущими меньшинствами поражает многие общества. Мы видим это на примере местных жителях, озабоченных наличием иммигрантов с другим языком или цветом кожи, например, в США или Швеции. Или при разрастающейся популяции меньшинств, исповедующих другую религию, как в Китае, Израиле или Северной Ирландии,

Разумеется, группы, представляющие большинство, редко немедленно приступают к физическому уничтожению.

В первую очередь они пытаются устранить угрозу другими способами. Например, они разоружают меньшинства, переучивают их в школах, вынуждают уехать в эмиграцию, вводят запрет на профессии, сажают в тюрьмы их лидеров, подавляют протесты, загоняют в гетто, лагеря или резервации. Они также стимулируют семьи большинства заводить больше детей или используют власть государства для усиления их влиятельности и благосостояния. Ни одна из этих «мирных сделок» не имеет отношения к равноправию или справедливости. Единственное хорошее, что можно о них сказать: они позволяют избежать проблемы обязательств и главное – не доводить ситуацию до массовых убийств. К слову, это возвращает нас к сюжету, описанному во введении к книге: когда власть распределяется неравномерно, деление пирога, которое сохраняет мир, не будет справедливым.

Когда эти стратегии не срабатывают, лидеры переходят к насильственным действиям вплоть до физического истребления целых групп людей. Большинство может чувствовать настолько острую и постоянную опасность, что это будет подавлять любую внутреннюю оппозицию и страх понести ответственность за чудовищные преступления. Это одна из причин того, что массовые убийства происходят в разгар активной фазы конфликта. Так было в Руанде. Сторонники жесткой линии в правительстве хуту проигрывали войну наступающим войскам тутси. Уничтожение гражданского населения было частью последней провалившейся попытки экстремистов хуту одержать победу. К сожалению, такой радикальный пример проблемы обязательств в истории далеко не единственный. За последние два столетия от организованных властями массовых убийств погибло больше людей, чем на полях сражений.