Текст книги "Зачем мир воюет. Причины вражды и пути к примирению"

Неопределенность влияет на готовность к войне не только из-за разных представлений о силе сторон. Специалисты по теории игр утверждают, что недостаток информации влияет на возможность сохранения мира еще одним способом – способностью блефовать. Благодаря ей слабые стороны, чтобы претендовать на лучшие условия сделки, могут посылать ложные сигналы, призванные создать иллюзию об их силе, Рассмотрим эту идею на примере одного из эпизодов жизни Напа.

Вскоре после того, как Нап показал характер, выстрелив в Морриса, Вайс Лорде назначили его главным за все операции в доме Хорнера. Мне трудно вообразить тогдашнего Напа: вместо мужчины с добродушной физиономией, бритой головой, седой щетиной, в майке и круглой шапочке – развязный семнадцатилетний парень с длинными черными локонами, золотыми цепями и эго такой величины, что он назвал питбуля в свою честь. Он носил обувь 44-го размера, но рассказывал мне, что покупал кроссовки на два размера больше, Таким образом в левом ботинке оставалось место для запаса патронов, а в правом – для маленького пистолета калибром 6,5 миллиметра, «Полиция никогда не досматривала нашу обувь», – объяснял Нап,

Несмотря на все усилия, Стоуне до сих пор толком не знали, что собой представляет этот невысокий, полноватый юноша, Они многие годы находились с его бандой в мирных отношениях. Но с расцветом наркобизнеса им стало казаться, что Лорде контролируют больше территории, чем заслуживают, Нап обладал гораздо большими умом и решительностью, чем можно было предположить, судя по его возрасту и внешности, Но он не мог это подтвердить. Нап обладал так называемой частной информацией, то есть фактами, в которые другой стороне непросто проверить вне боевых действий.

Однако начинать войну пока не было нужды. Лучше было подавать сигналы и мирно торговаться за территорию, чем воевать, Стоунз решили запугать Пса Напа и посмотреть, не прогнется ли он. Они выдвинули ультиматум: до конца лета он должен перевести свою группу Вайс Лорде в Блэк Пи-Стоунз. Чтобы доказать серьезность своих намерений и испытать характер Напа, они начали грабить его дилеров. Такие стычки позволяли проверить на деле силу и решительность обеих сторон. Нап держался твердо. Он знал свои способности лучше Стоунз, но противник упрямо стоял на своем. Они видели перед собой неопытного юнца, который мог быть совершенно не готов контролировать башни, приносящие огромные состояния. Стоунз допускали, что «кроха» Нап просто блефует.

Способность блефовать усложняет стратегические расчеты. В мире, полном шума, вы не хотите, чтобы противник недооценил вас и вторгся на вашу территорию. У вас есть стимул обозначить свою силу. Но может ли противник быть уверен, что вы говорите правду? Ведь вы наверняка предпочли бы, чтобы вас скорее переоценивали: это может позволить вам получить больший кусок пирога, чем вы заслуживаете на самом деле. Это напоминает игру в покер: вы хотите обмануть соперника, допуская, что он не сделает колл.

У слабой стороны есть стимулы вводить в заблуждение противника, и каждому это известно. Это в свою очередь ставит под сомнение достоверность подаваемых сигналов. Была ли стычка демонстрацией истинных возможностей и решимости или это всего лишь уловка? При дележке пирога никто не хочет быть обманутым. Это повышает риски при расчете вероятности победить. Слабая сторона может оценивать выгоду от успешного блефа, сопоставляя ее с риском колла со стороны противника. В это время сильная сторона может оценивать риск отступления, соотнося его с последствиями нападения на оппонента, который может оказаться несравнимо сильнее. Решение становится трудным, а оптимальная стратегия – не только пасовать, но и действовать. Важнейшая мысль этой стратегии: пока есть частная информация, рациональным будет периодически отвечать коллом на блеф, то есть начинать войну.

Однажды днем член банды Напа забарабанил кулаками в дверь его жилища на девятом этаже. «Стоунз здесь!» – задыхаясь, выкрикнул он. Нап натянул майку, схватил пистолет и помчался вниз по лестнице, намереваясь дать отпор незваным гостям. Он успел сделать пару выстрелов, после чего противники открыли ответный огонь, ранив Напа в кисть и предплечье. Уступая в численности и огневой силе, он побежал обратно в дом.

В реальности стычки между молодыми членами банд мало напоминают голливудские перестрелки – гораздо чаще они похожи на комедии ошибок, правда со смертельным исходом. В тот день Нап, будучи астматиком в плохой спортивной форме, с трудом поднялся по лестнице. Обессиленный, потерявший много крови, он умудрился промахнуться мимо своей двери. Пришлось возвращаться на два пролета вниз. Оказавшись на своем этаже, Нап понял, что не может попасть к себе в квартиру.

К счастью для Напа, Стоунз оказались то ли слишком осторожными, то ли недостаточно организованными, чтобы его преследовать. Он доковылял, как мог, до квартиры своей сестры. «Помогите! – закричал Нап, барабаня в дверь. – Позвоните боссу!» Зять Напа втащил его в квартиру. Тот, теряя сознание, потребовал телефон. «Меня ранили в голову, – сообщил он боссу. – Меня убили». – «Так какого черта ты со мной разговариваешь? – откликнулся тот. – Передай кому-нибудь трубку».

На этот раз Нап не смог сам дойти до машины скорой помощи, потеряв сознание из-за сильной потери крови. Парамедики вынесли его в бессознательном состоянии на глазах нападавших. Стоунз, уверенные, что наконец-то покончили с Псом Напом, торжествовали. Они решили, что раскусили его блеф, рискнули и выиграли.

Но Стоунз ошиблись. Нап и Лорде ничего не имитировали. Их решимость была сильна. «Все старики звонили мне в больницу», – рассказывал Нап. Он снова должен был продемонстрировать силу воли. «Я обязан отомстить», – решил он. Боссы звонили со словами поддержки. «Они уже закупили артиллерию, – рассказывал Нап. «Узи» и другое серьезное оружие. – Когда они звонили, щелкали затворами прямо в трубку. Клац, клац, клац».

На кону стояло нечто большее, чем дома Хорнера, в которых заправлял Нап. Лорде, Стоунз и Дисайплс – городские банды с десятками линий фронта и поводов для территориальных разборок. Если Лорде проявят слабость, под угрозой окажутся все их дела. У банды сложилась репутация хозяев города. Если они ее утратят, это будет означать открытие сезона охоты на каждого из них. Оценив риски, Нап решил нанести ответный удар.

Так началась битва за дома Хорнера, которая продлилась месяц. Прошло некоторое время, прежде чем Нап и его приятели продемонстрировали свою истинную силу. Частная информация не всегда так легко раскрывается. Бывает трудно уловить разницу между удачным случаем и подлинным мастерством. За год Лорде полностью доказали свою силу, так что весь квартал Хорнера оказался в их распоряжении. Они отвоевали весь пирог. Но победить им удалось под руководством младшего брата Напа, сам же он в этом не участвовал.

Дело в том, что одной из первых потерь в войне стала свобода Напа: во время очередной операции возмездия он убил члена банды Стоунз, после чего полиция задержала и отправила его под арест. Решимость и самопожертвование Напа помогли Лорде укрепить репутацию, которая в конечном итоге позволила взять под контроль башни Хорнера. Но сам Нап не смог этим насладиться: когда он вышел из тюрьмы, ему исполнилось 42 года.

Каким же образом частная информация вместе со способностью блефовать может подорвать хрупкий мир? Прежде, имея в распоряжении один только шум, враждующие стороны вынуждены были действовать в условиях неопределенности, слухов и домыслов. В итоге Стоунз видели тот пирог, что слева, а Лорде – тот, что справа. Чтобы узнать реальное положение дел, им пришлось развязать войну.

Однако далее неопределенность приняла новый вид. Если игнорировать шум, Нап и Лорде обладают частной информацией, а Стоунз – нет. Лорде знают подлинную силу обеих сторон. Они знают, что равны своим оппонентам. Это диспозиция слева. Но Стоунз не так сильно в этом уверены. Они допускают вероятность, что Лорде – равный соперник, но вместе с тем не исключают того, что противники слабы и блефуют. Это диспозиция справа. Стоунз, будучи менее информированной стороной, все же должны сделать расчет и ставку.

Стоунз знают: есть шансы, что Лорде слабы и поэтому заслуживают контролировать только четверть квартала. Стоунз могут попытаться отвоевать лучшие точки, внезапно напав на соперников, которые, будучи более слабой стороной, уступят без боя. Но что, если Лорде на самом деле сильны и нанесут ответный удар? В таком случае нападение – рискованное предприятие.

В свою очередь группировка Лорде, зная о планах Стоунз и не желая доводить дело до войны, предпочтет подать ясный и убедительный сигнал: «Посмотрите, как мы сильны. Не связывайтесь с нами». Однако и у слабой, и у сильной Лорде есть стимул создать иллюзию силы с помощью блефа – в случае успеха Стоунз отступят и оставят Лорде половину домов Хорнера.

Стоунз понимают все это не хуже соперников. Но из-за недостатка информации у них есть только неудачные варианты: либо без нужды отказаться от денег, либо пойти на риск и ввязаться в затратную войну.

Что предпочтительнее для Стоунз? Теория игр в этом случае усложняется, но можно сделать такой вывод: если ваш оппонент обладает частной информацией, ваша стратегия должна исключать нулевой риск войны. Проводя аналогию с покером, это все равно, что говорить «пас» каждый раз, когда ваш оппонент блефует. Это плохая стратегия, особенно если другие знают, что вы всегда предпочитаете отступать. Для успеха вам нужно вести себя как в покере – непредсказуемо: иногда отвечать на ставку, иногда – пасовать. Это называется смешанной стратегией, которая предполагает, что лучшая реакция на неопределенность – это время от времени проводить неожиданные наступательные действия [10].

В ситуации, которую мы рассмотрели выше, почти нет шума или расхождений в оценке относительной силы противника: частной информацией обладает только одна сторона, а относительная сила изменяется всего один раз, Но в случаях, когда неопределенности больше, увеличивается вероятность того, что сторонам не удастся договориться: например, если частной информацией владеют обе стороны, риск открытого конфликта возрастает [11].

В простой игре, описанной выше, участвуют две группы, которые взаимодействуют однократно. Одна из них, Лорде, ничего не получит от удачного блефа в следующих раундах, но и ничего не потеряет в случае неудачи, Но, как вам скажет любой игрок в покер, блефуя сейчас, вы держите в голове возможность блефовать потом и с другими соперниками.

Это возвращает нас к Псу Напу и его необходимости завоевать устрашающую репутацию. Он и его боссы из Лорде думают не только о Стоунз. Ставки здесь гораздо выше, горизонт времени шире. Банда Напа контролирует точки сбыта наркотиков по всему городу. За назревающей войной с интересом наблюдают Дисайплс, Латин Кингс и полдюжины других группировок. Если Лорде проявят слабость, соперники с удовольствием начнут отжимать у Лорде точки по всему городу. Каждая банда ведет наступление и держит оборону одновременно на десятках фронтов.

Это означает, что первый противник типа Стоунз дает Лорде возможность воспользоваться шансом и сформировать в городе общее мнение о себе. Среди всех неизвестных именно наличие будущих раундов и других игроков – мощный стимул к военным действиям. Устрашающая репутация существует только благодаря неопределенности. При отсутствии шума и частной информации создание имени не имеет значения.

Неопределенность и репутация помогают объяснить множество рискованных и затратных стилей поведения в политических конфликтах. Один из примеров – продолжительные забастовки. В таких спорах задействуется большое количество частной информации: как долго рабочие готовы обходиться без зарплаты? как долго фирма будет задерживать производство? Если это одноразовое действие, ни у одной из сторон нет стимулов к длительному противостоянию. Но если профсоюз посылает сигнал другим работодателям или работодатель – другим предприятиям или профсоюзам, тогда у тех и других появляется стимул укреплять репутацию. Для этого они организуют более многолюдные пикеты, отказываются от выгодных предложений, предпочитая заплатить за разруху сегодня ради создания образа крутого борца за свои права в дальнейшем.

Другой пример – государственные репрессии. Насильственные действия правительств относительно легко объяснить желанием создать устрашающую репутацию. Так же как большие компании сдерживают профсоюзные движения, так и авторитарные режимы подавляют зарождающиеся протесты, подавая сигналы другим. Вспомните, как государства реагируют на сепаратистские движения. Правительства Британии, России, Китая, Ирана, Испании, Индонезии, Франции и Мьянмы развязывали кровавые конфликты, подавляя народные выступления в своих провинциях или колониях, выступавших за самоопределение. Чем больше в стране своенравных этнических групп и нестабильных территорий, которые государство боится потерять, тем выше вероятность того, что правительство займется подавлением малейших сепаратистских выступлений,

Социологи используют понятия частной информации и репутации, чтобы объяснить кровопролитные междоусобицы – незначительные войны между кланами, племенами и поселениями. От гангстеров Чикаго до бедуинских племен, от корсиканских селений до южносуданских кланов силовая реакция на относительно незначительные события направлена в первую очередь на то, чтобы предотвратить будущие выступления. Например, на Корсике отдельные группировки поднимали целые общины для отмщения даже в случае незначительного проявления недовольства. Такая солидарность говорит о силе, убеждает будущих противников угомониться и останавливает бесконечный цикл нападок и ответных ударов, Один антрополог назвал это состояние «миром во вражде», когда война сегодня обеспечивает безопасность завтра [12],

Боязнь будущих соперников помогает понять, почему войны, забастовки, репрессии и междоусобицы могут тянуться очень долго. Казалось бы, частная информация должна быстро отсекать шум, проясняя реальную картину. Отчасти это действительно так. Например, после того как Стоунз напали на Лорде, должна была стать очевидной истинная сила каждой из сторон. Группировка Лорде, на блеф которой противник ответил бы повышением ставок, должна была угомониться, признав свою слабость. Если же Нап и его Лорде стали бы оказывать сопротивление, Стоунз должны были сообразить: «Это признак их силы», – и попробовать перейти к переговорам. Но если обе стороны находятся под пристальным вниманием других группировок, каждый понимает, что слабые Лорде могут иметь стимулы продолжать бороться и блефовать в надежде, что их хитрость сработает. Таким образом, частная информация каждой из сторон, которая накладывается на шум, и изменение баланса сил – факторы, затрудняющие выяснение истины [13].

Примеры того, как работают неопределенность и репутация, можно найти не только в мире банд, фирм и профсоюзов, но и в пространстве международных конфликтов. Например, у вас может быть своя версия, почему Соединенные Штаты налагали санкции, бомбили и наконец вторглись в Ирак Саддама Хусейна в 2003 году. Кто-то предпочитает обвинять наивную и самоуверенную американскую администрацию, решившую «обменять» кровь на нефть. Другие указывают на более рациональные причины стратегического значения. Но главное для нас то, что ситуации Напа и Хусейна различаются не так уж сильно, Нап вспоминал, что, сидя в тюрьме, часто видел Саддама по телевизору: представительный мужчина с усами и черными волосами, тронутыми сединой, в берете и безупречно сидящей военной форме цвета хаки. «Мы с приятелями много говорили про Саддама, – рассказывал мне Нап. – Мы считали, что сохранить Ирак как единое целое может только такой лидер, как он», Хусейн был лидером, понимающим важность репутации сильного человека, И в этом смысле между иракским лидером и главарями гангстерских банд гораздо больше общего, чем мог тогда подозревать Нап.

Саддам родился в бедной иракской деревне, ландшафт вокруг которой напоминал пустоши из старых голливудских вестернов. Мать мальчика прозябала в нищете, отца рядом не было. Вместо учебы мальчишка слонялся по окрестностям и должен был приносить домой деньги, для чего подрабатывал на полях у соседей и занимался мелким воровством.

С юных лет Саддам отличался амбициозностью и решительностью, которые поспособствовали его становлению в качестве лидера. Он сбежал из деревни к дяде, который жил в центральном городе провинции, и поступил в школу. Дядя был ярым арабским националистом, политическим агитатором, симпатизировавшим нацистам, и одним из первых членов иракской партии «Баас», Следуя его примеру, Саддам научился ненавидеть власти Ирака, которые пользовались поддержкой Британии. Юноша стал участвовать в студенческих демонстрациях против режима. Однако мирные протесты были не в стиле Саддама. Вместо этого он стал собирать вокруг себя молодежь: разного рода уличное хулиганье и мелких преступников. Они угрозами заставляли лавочников участвовать в забастовках и избивали противников «Вааса».

Вскоре высокий, физически крепкий Саддам стал профессиональным партийным агитатором и боевиком. «Он был крутым парнем, которого взяли, чтобы исполнять всякие грязные дела», – вспоминал его однопартиец. Урбанизированные баасисты существенно недооценивали этого бандита с деревенским выговором, полагая, что в партии он так и останется головорезом. Бандитские манеры оказались путем Саддама к власти. Он сформировал вокруг себя службу безопасности, состоящую из громил, осведомителей, палачей, шпионов, армейских и полицейских чинов. Со временем он обошел всех более образованных и менее жестоких оппонентов.

Такой же подход Саддам решил применить ко всему Персидскому заливу. В 1980 году, надеясь аннексировать ценные территории, он вторгся в Иран, что привело к восьмилетней войне. Затем, в 1990 году, он напал на богатый нефтью Кувейт. Оба конфликта обернулись катастрофой для Ирака. С внутренними врагами диктатор успешно боролся, Когда завершилась война с Ираном, он переключил внимание на неспокойную северную провинцию страны – территорию компактного проживания курдов. Сначала его авиация наносила обычные бомбовые удары, чтобы выбить стекла во всех жилых домах. Затем появились канистры с отравляющим газом. За несколько месяцев войска Саддама уничтожили десятки тысяч человек. Несколько лет спустя, после унизительного поражения в Кувейте, он занялся подавлением волнений на юге страны. Саддам был суннитом, когда как большинство иракцев – мусульманами-шиитами. Пока войска Саддама находились в разобранном состоянии, шииты на юге подняли восстание. Диктатор направил туда военных и жесточайшим образом подавил протесты, не разбираясь, кто в них участвовал, а кто просто подвернулся под руку.

Главной внутренней угрозой для Саддама при этом были не протестующие, а его ближайшее окружение. Все тираны опасаются внутреннего заговора. Подавляя внутренних врагов, Саддам подвергал пыткам, сажал в тюрьмы или казнил ближайших соратников за малейшие признаки несогласия. Однажды член кабинета министров во время одного из заседаний попробовал выступить с критикой Хусейна. Саддам не выразил недовольства и, приостановив заседание, попросил министра выйти с ним в соседнюю комнату, чтобы в частном порядке обсудить его вопрос. Через несколько секунд оставшиеся члены кабинета услышали выстрел. Саддам вернулся один и спокойно продолжил совещание.

Поступки такого рода могут сдерживать действия революционеров и заговорщиков. Но у Саудовской Аравии, Израиля и, более того, Соединенных Штатов они вызывали еще большее желание избавиться от Хусейна. В целом суть конфликта была не в том, кто контролирует Ирак. В первую очередь Америка и ее союзники конкурировали с Хусейном за право определять политику в Персидском заливе и на всем Ближнем Востоке. В известном смысле этот пирог представлял собой корзину с вопросами, о которых у США и Саддама были разные представления: цены на нефть, объемы ее добычи, статус и безопасность Израиля, демократия против автократии, безопасность и права меньшинств, в частности шиитов и курдов. Чем сильнее становился Саддам, тем больше крепло его желание разобраться с этими вопросами. Для этого он решил обзавестись оружием массового поражения (ОМП), которое должно было поспособствовать крупнейшим геостратегическим изменениям на Ближнем Востоке. При наличии ядерного оружия в пользу Саддама мог быть решен любой вопрос из «корзины». Обладая атомной бомбой, Ирак мог бы стать первой арабской сверхдержавой. Более того, одна только угроза появления ядерной программы в Ираке могла быть использована как крупный козырь в переговорах с американцами [14].

Американцы это хорошо понимали и должны были помешать планам Хусейна. В 1990-е годы ООН наложила на Ирак исключительно жесткие санкции, потребовав, в частности, свернуть программу вооружения. Год за годом инспекторы ООН неустанно проверяли научно-исследовательские центры, заводы и резервы. Саддам всячески препятствовал им, скрывая каждый свой шаг.

Сегодня мы знаем, что к марту 2003 года, когда американцы вторглись на территорию Ирака, ядерные и химические программы Хусейна заглохли и практически не функционировали. К концу 1990-х годов стало ясно, что десятилетие санкций, авиаударов, поражений и проверок сделали его режим неспособным к разработке ни ОМП, ни тем более ядерного оружия.

Ирак

Для нас в этой истории особенно важно одно: Саддам никогда не давал противникам шанса увидеть его слабость. Он блефовал до последнего, сохраняя иллюзию силы вплоть до начала американского вторжения 2003 года. На протяжении многих лет он лавировал, уклонялся и лгал. Хусейн и его представители делали провокационные заявления, противоречили сами себе, вынуждая американцев и инспекторов ООН строить догадки и домыслы. Даже когда Саддам раскрылся, только ядерная программа выглядела действительно остановленной. Большинство дипломатов и инспекторов вооружений полагали, что у Ирака есть химическое и биологическое оружие. Один из дипломатических представителей Запада, норвежец, находившийся в Багдаде накануне войны и негативно относившийся к вторжению, говорил, что был практически уверен в наличии у Саддама такого оружия. Это беспокоило его настолько, что создал запас защитного снаряжения в здании посольства. Даже высшие иракские военачальники, когда их интервьюировали после войны, признавались, что никогда не были уверены, какие резервы есть в арсенале режима, которому они служили [15].

Почему же все не стало известно раньше? У военных историков на этот счет разные мнения. Одно можно сказать точно: Саддам понимал, что слабые страны не могут диктовать политическую повестку дня. Сила переговорной позиции исходит из способности угрожать причинением вреда. В этом смысле Ирак вполне мог рассчитывать на долю ближневосточного пирога, соответствующую его военной мощи. В глобальном покере оружие массового поражения было для Саддама тузом в рукаве. Если бы он рассеял подозрения о наличии у него самого страшного и мощного оружия, это было бы равносильно «пасу» – не только перед Америкой, но и перед длинным перечнем других врагов в стране и за ее пределами. Хусейн действовал по принципу «сдерживания через неопределенность». «Лучшая часть войны, – однажды заметил диктатор, – это введение в заблуждение». Неопределенность с ОМП была частью стратегического блефа, направленного на сохранение власти и разрушение планов противника в отношении Ближнего Востока. Шла рискованная игра, но у Саддама были некоторые шансы сохранить свои позиции [16].

Пресса, эксперты и народная мифология представляют разные версии об отношениях США и Ирака. Одна из них ставит во главу угла эгоистичные интересы американских лидеров. В 1998 году, когда Билл Клинтон отдал приказ о нанесении авиаударов по Хусейну в ходе операции «Лис пустыни», многие подозревали, что это всего лишь маневр для отвлечения внимания от громкого сексуального скандала и угрозы импичмента. В 2000 году Америка выбрала в качестве президента и вице-президента людей, имеющих тесную связь с нефтяными магнатами. В это время в Ираке находилась почти десятая часть мировых запасов нефти. Протестующие обвиняли Джорджа Буша – младшего и Дика Чейни в торговой сделке «кровь за нефть». Еще один сюжет, в котором личные интересы лидера подталкивают страну к войне.

Вторая, не менее популярная версия – идеологическая. Некоторые инсайдеры из администрации Буша рассказывали о грандиозном замысле установить демократию на Ближнем Востоке. Другие в это время говорили о неприемлемости любых переговоров с жестоким тираном. Независимые эксперты, среди которых, к слову, почти не было политологов и историков, также выдвигали версию о желании Буша-млад-шего закончить войну, начатую его отцом, а также отомстить Саддаму за попытку покушения на Джорджа Буша – старшего. Сколько бы ни было правды в этих версиях, все они указывают на нематериальные стимулы для войны.

Еще одна версия о причинах событий в Ираке – самообман американцев. Якобы президент Буш, министр обороны Дональд Рамсфелд и его заместитель Дуглас Фейт фантастически переоценивали легкость, с которой собирались принести демократию на Ближний Восток, недооценив риски вторжения и огромные издержки оккупации. Таким образом, это история о неверных представлениях и сверхуверенности. Саддам, разумеется, тоже совершал подобные ошибки: он неверно оценивал намерения и решительность американцев и, как известно, надменно относился к чужому мнению [16].

Возвращаясь к причинам иракских событий, лично мне версия «нефть за кровь» кажется притянутой за уши, а аргументы в ее пользу – поверхностными. Идеологическое обоснование выглядит более достоверным, а версия о сверхуверенности и ошибочных представлениях – еще более убедительной. Впрочем, даже если мы примем все эти аргументы за правду, не думаю, что их окажется достаточно, чтобы объяснить вторжение, не говоря уже о десятилетии эскалации и боевых действий. Все же есть существенная разница между сужением диапазона переговоров и его ликвидацией. Кроме того, ни один из аргументов, вероятно, не имел отношения к тщательно сконструированной Саддамом неопределенности относительно вооружений, которыми он обладал. К тому же нельзя забывать, что обе стороны обладали частной информацией.

При этом американцы понятия не имели о том, что именно происходит в Ираке. В отличие от Афганистана, здесь у них было мало дипломатов и местных источников информации. Режим Саддама был одним из самых закрытых и параноидальных на планете, почти недоступным для действий иностранных разведок. Даже собственные генералы Саддама могли только гадать о его истинных намерениях и возможностях.

Американцы на личном опыте знали, насколько сложно оценить военную программу Ирака, даже с помощью международных инспекторов. После Войны в заливе 1991 года специалисты в области разведки были удивлены, узнав, что в рамках секретной ядерной программы Ирака оставалось не более двух лет до создания бомбы. В 2000 году, когда республиканцы вернулись к власти, некоторые высокопоставленные чиновники заняли свои прежние посты, в частности Дик Чейни и Дональд Рамсфелд. Они понимали, как много шума в разведывательных данных и насколько опасно недооценивать Саддама. Кроме того, в его силу верили не только в Белом доме и министерстве обороны. Многие иностранные дипломаты, а также генералы Хусейна верили, что он хранит запасы химического и биологического оружия.

При этом никто из окружения Саддама, как и он сам, не сомневался в военном превосходстве Америки. Неопределенность оставалась только в отношении готовности США использовать свои силы. На протяжении десятка лет Соединенные Штаты подавали всему миру двусмысленные сигналы. Например, в 1991 году президент Буш воздержался от вторжения в Ирак, хотя против Саддама выступили даже его подданные, Саддам расценил это как слабость Америки. Позже, в 1993 году, американцы подтвердили правоту Саддама, когда отказались от попытки сменить режим в Сомали после гибели 18 своих солдат – трагедии, запечатленной в известной книге и созданном по ее мотивам фильме «Черный ястреб».

В следующем году Запад проявил нерешительность во время геноцида в Руанде, отстраненно наблюдая за тем, как режим проводил массовые убийства почти миллиона мужчин, женщин, детей. С точки зрения Саддама, это стало дополнительным свидетельством отсутствия решительности у американцев. Правда, в 1995 году массовые убийства в Сребренице наконец вынудили НАТО ввести войска в Сербию. Но сделали они это слишком поздно, неохотно и, вероятно, лишь потому, что конфликт произошел в самом центре Европы.

Возможно, администрация Буша, принявшая дела в 2000 году, была настроена действовать иначе, нежели ее предшественники. Знать этого наверняка Саддам не мог. На протяжении двух последних президентских сроков США выглядели слишком робкими, чтобы начать наземную операцию. Кроме того, на стороне Саддама выступили Франция и Россия. Двух постоянных членов Совета Безопасности уговорили блокировать разрешение ООН на вторжение. Франция также хотела отменить санкции и меры сдерживания, полагая, что Ирак слаб, а международных инспекций достаточно, чтобы затормозить развитие секретных ядерных исследований Саддама.

В итоге, судя по послевоенным интервью с высшим руководством партии «Баас», к 2001 году Саддам был уверен, что Соединенные Штаты могут начать бомбить Багдад, но захватывать его не будут. Он допускал, что американцы могут отрезать его от южных и северных провинций страны, но это не помешает ему сохранить власть. Он полагал, что таким образом получит больше, чем если уступит давлению США и пойдет на переговоры. Вероятность наземного наступления американцев на Багдад оставалась, но диктатор в нее не верил. Американцы знали свой характер, но это была частная информация.

Обе стороны неустанно прощупывали друг друга, проверяя силу и решительность противника. В 1998 году Саддам проявил гибкость и решил укрепить свою переговорную силу, выгнав из страны военных инспекторов. Соединенные Штаты не замедлили с ответом. Президент Билл Клинтон отдал приказ нанести удар по структурам государственной безопасности режима. Эти авиаудары в ходе операции «Лис пустыни» должны были продемонстрировать решимость Америки. Подобно выходкам Напа и набегам Стоунз, они должны были показать Саддаму и другим противникам, что Америка готова рисковать жизнями, репутацией и деньгами ради наказания тех, кто пытается разрушить статус-кво.