Электронная библиотека » Кристофер Блаттман » » онлайн чтение - страница 5


  • Текст добавлен: 29 ноября 2023, 08:27


Автор книги: Кристофер Блаттман


Жанр: Зарубежная публицистика, Публицистика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Сдержки и противовесы

Политики реагируют на стимулы. Для примера возьмем призыв на военную службу. Америка во время почти всех своих войн XX века проводила голосование по поводу призыва молодых людей в армию. Но не все голосовали «за». На протяжении века американские законодатели, у которых были сыновья призывного возраста, примерно в шесть раз меньше демонстрировали поддержку военных действий и призыв в армию, чем те, у кого были дочери призывного возраста, которых так или иначе не призывали. Как только сыновья выходили из призывного возраста, политики внезапно пересматривали свое отношение к войне. Это простая, но убедительная иллюстрация того, как взаимодействуют агентские проблемы и личные интересы. Если политики вынуждены интернализировать издержки и риски, меняются и их расчеты [18].

Агентские проблемы исчезают только в идеальном государстве, в котором политики относятся к сыновьям других людей как к собственным детям. Часть социально-политических систем прилагает существенные усилия к тому, чтобы их лидеры объективно оценивали издержки войны. Возьмем Джорджа Вашингтона. Он не был ни Белым Цветком, ни всемогущим деспотом. Сколько бы он ни стремился приобрести земли на западе или последние новинки европейской моды, у него никогда не были развязаны руки настолько, чтобы по собственной воле втянуть Америку в войну. Его власть имела ограничения. Вашингтон зависел от Континентального конгресса. Нужно было, чтобы 13 нарождающихся штатов, каждый со своим расистским законодательством, дали ему войска. Его действия могли подвергаться дотошному анализу и жесткой критике со стороны прессы. Он был главой нации фермеров, ремесленников, лавочников и юристов, каждый из которых держался за свою собственность и был глубоко убежден в своем равенстве с другими людьми. Все источники власти в колониальной Америке – земля, деньги, оружие, принятие решений – были широко распределены. В конце XVIII века это сделало Джорджа Вашингтона одним из самых ограниченных лидеров своего исторического периода. Пусть даже среди американцев европейского происхождения в первые годы республики лишь небольшая часть населения имела право голоса, для претворения в жизнь своих решений Вашингтону требовалась широкая коалиция плантаторов, торговцев и военных.

Необходимость поддержки со стороны представителей множества влиятельных групп заставляет лидера действовать в качестве унитарного актора. Она вынуждает его интернализировать издержки от конфликта, которые лягут на плечи всех членов коалиции. Эти группировки имеют меньшую предрасположенность к войне, чем диктатор, и, как следствие, менее склонны к развязыванию конфликтов [19].


Не существует хороших или плохих лидеров, которые достойно или недостойно ведут себя на своем посту. Есть только ограниченные и неограниченные.


Лидеры вроде Джорджа Вашингтона при всем его ненасытном аппетите к земле и изящной одежде все же относятся к тем, кто ставит Бога и нацию выше собственных интересов. Они готовы отказываться от соблазнов, которые предлагает им власть. Тем не менее стабильному и благополучному обществу следует трезво смотреть на человечество в целом и политических лидеров в частности, строя свою жизнь исходя из наихудших сценариев и предположений.

Глава 3
Нематериальные стимулы

До сих пор соперники, которых мы рассматривали, преследовали исключительно материальные интересы: территории, трофеи или контроль над государственными и общественными институтами, Но очень многое из того, что ценит и к чему стремится человек, нематериально. Он может руководствоваться благородными мотивами: желанием призвать к ответу колонизаторов или высшие классы общества, праведным стремлением к равенству, справедливости или свободе. В таких случаях, даже если конфликт ведет к разрушениям, достижение высоких идеалов может оказаться весомее потерь. Насилие в таком случае может восприниматься как добродетель и приносить удовлетворение. Возможны ситуации, при которых компромисс отвратителен и избежать его необходимо любой ценой.

Нематериальные мотивы могут быть грубыми и неблагородными: правители могут стремиться к славе и месте в истории через завоевания, толпа – находить удовольствие в искоренении еретической идеи, общество – наслаждаться господством.

При всем различии этих мотивов они стоят в одном ряду, потому что поддаются одному логическому объяснению: они направлены против компромиссов. Ранее мы говорили о том, что война – это чистые затраты и ее ведение сокращает размер пирога. Но если насилие ценится само по себе или совершается ради вознаграждения, которого можно добиться только насилием, тогда принципы дележки пирога меняются. Эти нематериальные стимулы заслоняют материальные издержки войны и тем самым затрудняют поиск мирных путей разрешения конфликта. Если стороны настаивают на нематериальных выгодах, они сокращают диапазон договоренностей, который в крайних случаях может сойти на нет.

В этой главе мы рассмотрим четыре примера. Три из них связаны с праведным гневом, идеологией и стремлением к славе и статусу. Появляясь в истории, они подрывали основы для компромисса. О четвертом примере, связанном с врожденным стремлением человека к агрессии, этого сказать нельзя. Но многие считают, что это человеческое свойство может вылиться в войну, поэтому мы рассмотрим и его.

Праведный гнев

– Я крестьянин, – объяснял простой сельскохозяйственный работник. Как и его родители, он пахал до седьмого пота на одной из многочисленных кофейных плантаций Сальвадора. – Я работал на богачей, это был тяжелый труд. Я часто чувствовал возмущение и ярость.

На протяжении многих поколений большая часть территории Сальвадора находилась в распоряжении сальвадорской элиты. Земля была поделена на поместья, которые называются гасиендами. Все остальные жили практически на положении невольников – в качестве рабов у землевладельцев. Работник продолжил:

– Как я стал бойцом народного движения? Оно родилось из общественного возмущения, я так думаю [1].

Для Элизабет Вуд это был необычный разговор. Несколькими годами ранее она работала над диссертацией по физике в университете Беркли, где изучала ядерные частицы. Но ее внимание захватили текущие события. Это было в начале 1980-х годов. В Сальвадоре бушевала война между элитами, которым принадлежали плантации, и партизанским движением разгневанных кампесино. Ключевой вопрос: кому должна принадлежать земля в стране? Армия выступила на стороне элиты и вела массовое уничтожение партизан и их сторонников. Им было нелегко отличить сторонников от простых невольников, поэтому они безжалостно убивали и тех и других, Беженцы из Сальвадора хлынули в Соединенные Штаты,

Между занятиями в университете Элизабет работала волонтером в качестве переводчика и параюриста, помогая несчастным семьям подавать документы на право политического убежища. Слушая их истории о репрессиях и бунтах, Элизабет почувствовала, что ей больше интересны силы, действующие в обществе, чем в мире атомных частиц. Она стала ездить в Сальвадор и работать там. Через несколько лет она вместо физики получила ученую степень в области политических наук. Так она оказалась в Сальвадоре – худенькая женщина, которая в небольшом пикапе моталась по высохшим речным руслам, посещала отдаленные крестьянские жилища и много разговаривала о войне. Она хотела понять, кто уходит в партизаны и почему.

Это было крестьянское восстание против узкого класса плантаторов. Люди должны объединяться, надеясь получить землю, думала Вуд. Но выяснила она совершенно иное. Сальвадорские повстанцы крайне левого толка не обещали своим сторонникам особого вознаграждения. Последнее, чего им хотелось, – создать новый привилегированный правящий класс. Любой кампесино, живущий на спорных территориях, мог обрабатывать землю вне зависимости от того, оказывал он помощь партизанам или нет. Главное – они не должны были сообщать какие-либо сведения правительственной армии. Фактически это означало, что большинство крестьян могли быть фрирайдерами: пользоваться плодами вооруженного движения и не нести никаких издержек.

Если так, то кто же воевал? Зачем рисковать собой и идти на жертвы? Взяв сотни интервью, Вуд сформулировала для себя общую картину: имеет значение несправедливость. Те, кто поддерживали партизан, обычно оказывались в прошлом жертвами жуткого насилия. Разъяренные кампесино связывали свою трансформацию с государственными репрессиями против своих семей и друзей [2].


Республика Сальвадор


Эти участники получали удовольствие от самого акта сопротивления. Даже если действия оказывались тщетными, простое выступление против несправедливости вызывало удовлетворение и гордость. Постоянное унижение, произвол властей и деградация стали невыносимы.

– До войны богатые нас презирали, – объяснял Элизабет один из сторонников партизан. – К нам относились как к скотине. Мы работали дни напролет, но даже не могли отправить детей в школу.

Другие находили удовольствие в актах наказания злодеев и борьбе за завоевание реальных прав. Действия одного человека не могут повлиять на исход войны. Но для униженных и оскорбленных возможность сделать хоть что-нибудь приносила удовлетворение и укрепляла чувство собственного достоинства. Когда Вуд спросила одного человека, какой была их жизнь до войны, он сложил руки перед собой, покорно опустил голову, спрятал глаза и низко поклонился, словно перед большим боссом. Когда она спросила, как выглядит жизнь сейчас, он изобразил другую пантомиму: поднял голову, расправил плечи, вскинул руку и потряс кулаком в воздухе [3].

Это же мы видим во всех обществах. Например, в Сирии, где одно семейство правило страной с 1970-х годов. В результате переворота к власти там сначала пришел отец, а его сын, офтальмолог, правит страной по сей день. Но в 2011 году его режим показался хрупким. Тот год начался с народной революции в Тунисе и свержения местного диктатора. Через несколько недель январская революция в Египте мирным путем сместила правителя-автократа. К февралю «арабская весна» была в полном разгаре. Подобно автократам всего Ближнего Востока, сирийский глазной врач начал беспокоиться за свое кресло.


Сирия


Вскоре после этого в Даръа, тихом приграничном городке на крайнем юго-западе Сирии, группа школьников нарисовала граффити на стене своей школы. Они оставили недвусмысленное послание президенту: «Твоя очередь, Доктор». На следующий день местная полиция безопасности быстро выловила полтора десятка школьников, в том числе и десятилетних. Детей взяли под стражу, пытали и избивали. Это должно было стать предупреждением другим потенциалы ным противникам режима. Родственники умоляли власти отпустить их детей. Но начальник полиции грубо отмахнулся от них, заявив: «Забудьте о своих детях. Если вам нужны дети – заведите новых. Если не знаете как, приводите сюда ваших женщин, мы сделаем это за вас».

На следующий день гражданские активисты организовали марш, поставив во главе колонны возмущенных и запуганных родителей. На улицу хлынули и другие семьи, так что марш превратился в мощную протестную акцию. Силы безопасности ответили слезоточивым газом и стрельбой. Погибли двое безоружных демонстрантов. Их похороны вылились в еще более массовые демонстрации. Последовали новые акты насилия со стороны полиции, а за ними – новые похоронные процессии со все более возмущенными участниками. Хаотичные видео, снятые на мобильные телефоны, облетели мир. Через неделю выступления против режима охватили всю страну. Власти усмиряли их с помощью снайперов и танков. Но возмущение только нарастало [4].

Политолог Венди Перлман последующие несколько лет посвятила разговорам с протестующими, повстанцами и беженцами из разваливающейся страны. Молодая женщина так вспоминала один из первых маршей протеста: «Я была в рядах демонстрантов. Все вокруг кричали. Присоединившись к ним, я сначала шептала: “Свобода”. Вскоре я поняла, что бесконечно повторяю одно слово: “Свобода, свобода, свобода… ” Наконец я закричала: “Свобода!” Мой голос сливался с голосами других людей. Расслышав себя в этой толпе, я заплакала. Меня начало трясти. Я чувствовала себя так, будто лечу. В моей голове мелькнула мысль: “Я впервые чувствую свою душу и не боюсь, что меня арестуют. Я не боюсь смерти. Я вообще ничего не боюсь”. Мне хотелось ощущать это чувство свободы вечно. И я сказала себе, что никогда больше не позволю никому лишить меня голоса. Начиная с этого дня, я ходила на все демонстрации протеста».

Эта женщина описывает сложные эмоции, в которых есть желание свободного самовыражения и определения собственных действий, сплетенное с моральным возмущением тем, что кто-то отнимает твоим права или оскорбляет твое достоинство. Эта несправедливость воспламеняет праведный гнев – эмоцию, которая дает силы преодолеть страх вне зависимости от того, есть ли у протестующих шанс добиться своих целей.

Для Перлман символическим примером стал тунисский уличный торговец Мохаммед Буазизи. Возмущенный действиями женщины-полицейского и не сумевший вернуть конфискованные товары, 17 декабря 2010 года оскорбленный Буазизи решил отомстить: устроил самосожжение на городской площади. После этого полиция силой подавила выступление демонстрантов. В результате протесты вспыхнули по всей стране, положив начало «арабской весне» [5].


Когда я впервые об этом услышал, сразу вспомнил своего любимого профессора игр в магистратуре, Мэтта Рабина. Он был известен тремя вещами: гардеробом, полным пестрых рубашек, глубокой любовью к Джонни Деппу и своим вкладом в моделирование особенностей человеческой психологии в экономике. Эти модели принесли ему награду – стипендию Макартура.

Однажды Рабин начал лекцию с предложения вспомнить все голливудские блокбастеры, которые мы видели. В начале каждого фильма плохой парень совершает какое-то тяжкое зло по отношению к герою. Герой, возмутившись, проводит последующие 75 минут, совершая всяческие нелепые, связанные с риском для жизни и здоровья действия, чтобы злодея настигло наказание. «Разумеется, это всего лишь голливудские сценарии», – сказал Рабин, добавив затем, что люди тем не менее платят за это реальные деньги. Почему? Его ответ был краток: «Чтобы увидеть торжество справедливости».

К счастью, научная подоплека этого вопроса базируется не только на кассовых сборах. Рабин обдумывал самый массовый с точки зрения количества охваченных людей и мест эксперимент в истории. По сути, это была игра, которая называлась «Ультиматум». По ее условиям, в компьютерной лаборатории университета среди нескольких десятков студентов сидят двое незнакомых между собой людей – назовем их Мария и Даниэль. В начале эксперимента на экране компьютера Марии появляется сообщение о том, что она выиграла некоторую сумму денег. При этом среди присутствующих в зале у нее есть неназванный партнер. Задача Марии – принять решение: какую часть из неожиданного подарка она готова предложить незнакомцу: ничего, всё или определенную долю? Компьютер Марии также сообщает, что неизвестный партнер должен ответить «да» или «нет» на ее предложение. Если он согласится, то заберет то, что предлагает ему Мария, а она сама сохранит остаток. Если же он откажется, оба останутся ни с чем.

В лишенном эмоций компьютерном мире Мария может предложить Даниэлю – своему неназванному партнеру – один цент. Компьютерный Даниэль может решить, что один цент лучше, чем ничего, приняв ее предложение. Ожидая такого решения со стороны Даниэля, Мария предлагает абсолютный минимум.

Однако реальные люди, как оказалось, гораздо чаще поступают иначе. Сотни ученых предлагали сыграть в эту игру десяткам тысяч студентов по всему миру. Некоторые ради этого даже отправлялись в самые отдаленные уголки планеты, чтобы поиграть с представителями самых различных обществ. Они присоединялись к антропологам, работавшим на продуваемых всеми ветрами плато в Монголии, и общались с кочевниками торгутами в полупустыне. Они играли в эту игру с эквадорскими индейцами племени ачуар, которых осталось на планете всего около 6 тысяч. Странная группка ученых с маленькими записными книжками посещала скотоводов племени орма на безводных кенийских равнинах, жителей деревни Ламалера на маленьком индонезийском острове и десятки других народов, Каждый раз этот странный клан с учеными званиями в сопровождении свиты ассистентов предлагал местным жителям совершить этот причудливый ритуал обмена.

Результаты в разных обществах несколько различаются, но обычно на любое предложение меньше двух-трех долларов все Даниэли мира посылали Марий всего мира куда подальше. Марии всего мира об этом знали. Именно поэтому всюду – ив джунглях, и в пустыне, и в скучной компьютерной лаборатории – большинство Марий предлагали своим Даниэлям не по одному центу, а по четыре-пять долларов.

Но почему Даниэли всего мира отвергают подарки, которые составляют меньше 20–30 процентов от целого, но все равно остаются подарками, которые они получают просто так? Ответ прост: Даниэли, по сути, платят за то, чтобы наказать скаредных Марий. Наказание несправедливости в восприятии большинства людей – это правое дело. Кроме того, оно приносит удовольствие. Мы знаем об этом потому, что, пока некоторые ученые бродили по пустыням и джунглям, другие общались с нейрохирургами. Те навешивали на игроков сканеры и наблюдали за деятельностью головного мозга во время игры в «Ультиматум». Когда очередной Даниэль наказывал за несправедливое предложение, системы в его мозгу включали эмоциональное вознаграждение [6].

Элизабет Вуд в Сальвадоре наблюдала схожую картину. «Когда вокруг идет война, вместо того чтобы быть убитым, ты берешь в руки оружие, – вспоминал один кампесино, объясняя ей, почему война не останавливается. – Из-за этого она разрастается еще больше. Ты хочешь отомстить за смерть брата». Другие объясняли свою мотивацию нравственным возмущением и желанием сделать мир более справедливым. В любом случае ответный удар приносит удовлетворение и основывается на ощущении, что именно так и следует поступать.


Стремление к справедливости, готовность наказывать за ее отсутствие можно обнаружить в любом человеческом обществе. Такое положение вещей помогает людям взаимодействовать в больших группах. Чтобы убедиться в этом, посмотрим на маленькие группы, в которых все друг друга знают и постоянно общаются. Допустим, Мария и Даниэль живут в одном селении или торгуют на одном рынке. Если Мария обманет Даниэля, он наверняка решит наказать ее: для него это будет иметь стратегический смысл. Если он не сделает этого, она, с большой вероятностью, обманет его и в следующий раз. В свою очередь Мария, понимая стимулы Даниэля и зная, что ей неоднократно придется иметь с ним дело в дальнейшем, дважды подумает, прежде чем решиться обмануть его. Таким образом, регулярные взаимодействия становятся залогом сотрудничества.

Однако в больших обществах эта стратегическая логика хромает. Если группа увеличивается, растет вероятность, что мы будем взаимодействовать с незнакомцами не постоянно, а однократно. Каждое такое взаимодействие будет содержать риск того, что вас обманут.

Это похоже на длительную серию анонимных игр в «Ультиматум». Мария не надеется встретиться с Даниэлем снова, а в таком случае зачем ей проявлять великодушие? Даниэль может решить наказать ее, но какой смысл прилагать такие усилия, если в этом не будет никакой пользы для дальнейших торговых и иных отношений? Когда ни у кого нет стимулов укреплять отношения, сотрудничество поддерживать сложнее. В этом кроется классическая проблема коллективных действий.

В таких ситуациях оказывается полезным врожденное чувство эмоционального удовлетворения от наказания несправедливости. Оно помогает решить проблему коллективных действий: дает Даниэлю, получающему удовольствие от восстановления справедливости, стимул проучить Марию. Если все Марии мира будут знать, что большинство людей имеют сходные социальные приоритеты, они с меньшей вероятностью станут мошенничать с другими. Рабин и его коллеги выяснили, что это вполне соответствует данным, полученным в ходе эксперимента.

По этой причине многие ученые полагают, что праведная месть на уровне человечества эволюционирует в культурном и даже, вероятно, биологическом смысле. Эта социальная норма настолько полезна, что ее можно обнаружить практически в каждом человеческом обществе. Судя по всему, даже у обезьян есть инстинкт к справедливости. Например, одна пара исследователей работала с 25 самками капуцинов. Каждой из них давали пластиковый жетон. Если обезьяна возвращала жетон, исследователь награждал ее либо ломтиком огурца, либо виноградиной – их капуцины любят гораздо больше огурцов. Когда одна самка видела, что ее подруге достался ломтик огурца, она обменивала свой жетон с удовольствием. Но если одна обезьяна, получив огурец, видела, что другой досталась виноградина, это возмущало ее, так что она напрочь отказывалась меняться. Представляю эту злую обезьянку, визжащую на ученого в белом лабораторном халате… [7].

Гнев при нападении и желание наказать тех, кто поступает несправедливо, помогает группам решать еще одну проблему коллективных действий. Она связана с самозащитой и выживанием. Вступать в бой рискованно, поэтому у отдельных членов группы есть стимул отойти подальше и предоставить другим организовывать групповую оборону. Если у достаточно большого количества членов группы есть стимул к наказанию, проблема коллективных действий решается тем, что в ней появляются мотивированные добровольцы.

Доказательства этого паттерна поведения можно найти не только в Сальвадоре или Сирии. Специалисты, занимающиеся изучением поведения повстанцев, революционеров, вооруженных сект или террористов, отмечают одинаковую мотивацию у всех участников насильственных действий: возмущение нечестностью или несправедливостью и удовольствие от совершения действий против репрессивного режима или враждебной группы. Так было во время крестьянских восстаний в Европе раннего Нового времени, во вьетнамском и иракском сопротивлении американской агрессии, в бесконечном цикле нападений и репрессалий со стороны израильтян и палестинцев. Это можно видеть на низовом уровне, среди банд и племен, в аналогичных длительных сериях атак и ответных ударов, из которых состоят междоусобицы [8].


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации