Текст книги "Зачем мир воюет. Причины вражды и пути к примирению"

Глава 4
Неопределенность

Я ходил следом за Наполеоном Инглишем по чикагскому району Вест-Сайд. Он совершал свой ежедневный обход. Некоторые из его молодых коллег точно так же «патрулируют» социальные сети. Насилие сегодня нередко начинается с перебранки в интернете: онлайновый рикошет оскорблений и угроз может вылиться в реальную перестрелку [1]. Однако Нап предпочитает работать по старинке, пешком обходя кварталы Лондейла, останавливая машину на углах улиц или перед домами, чтобы поговорить с молодыми парнями.

Поначалу эти мелкие дилеры и завсегдатаи крылечек своих лачуг с подозрением относились к коренастому, разговорчивому пятидесятилетнему мужику с седой щетиной и такийей – вязаной шапочкой, свидетельствующей о его принадлежности к исламу. Однако со временем настойчивость и обаяние Напа берут свое: ему начинают доверять. Если кому-то из парней захочется узнать, что собой представляет этот старикан, Наполеон советует им спросить у своего отца или дяди, кто такой Пёс Нап.

Он охотно и откровенно рассказывает о своей юности. Это часть его социальной работы. Он стучится в самые опасные двери, вступает в самые яростные споры, утихомиривает противоборствующие стороны, пытаясь предотвратить череду перестрелок. Соответствующее прошлое придает Напу авторитет в его опасном миротворческом бизнесе.

Он вырос в «домах Генри Хорнера». Это государственный жилищный проект, расположенный недалеко от Лондейла. В 1950-е годы город построил комплекс 16-этажных кирпичных жилых зданий, чтобы справиться с наплывом бедных черных семей с американского Юга. Квартиры были маленькими, простенькими, с голыми серыми шлакоблочными стенами. При этом многие семьи считали этот проект большим шагом вперед по сравнению с их прошлыми трущобами.

Юный Нап был прирожденным предпринимателем. В 11 лет он начал ошиваться у ближайшего продуктового магазина. Через дорогу было много домов, в которых жили пожилые люди. Он предлагал им за несколько монет донести сумки до дома. Вскоре Нап стал заниматься уборкой квартир, менял шторы, сопровождал людей в магазины. «Я всегда был главным добытчиком в семье», – с нескрываемой гордостью вспоминал он.

Это был конец 1970-х годов. Дома Хорнера к этому моменту пришли в упадок. Сломанные лифты и перегоревшие лампочки никто не чинил. Потемневшие шлакоблочные стены покрылись граффити. В середине десятилетия банды из других частей города – Вайс Лорде, Блэк-Пи-Стоунз и Гангстер Дисайплс¹ – начали «колонизировать» многоэтажки как свои территории. Для таких амбициозных подростков, как Нап, дома Хорнера представляли более соблазнительную добычу. Нап и его друзья могли выручить гораздо больше денег, покупая унцию травки и скручивая сотню косяков. Группа банды Вайс Лорде контролировала здание, в котором жил Нап, и поощряла предприимчивую молодежь.

Родители пытались оградить детей от неприятностей, но Нап восхищался окружавшими его более взрослыми гангстерами. Члены Вайс Лорде обычно сидели перед его домом и играли в кости. Все были с оружием. Одиннадцатилетний Нап предлагал спрятать пистолеты у себя, пока они играли. Полиция часто устраивала облавы на дилеров, но никому в го-

^he Almighty Black Р, Stone Nation (часто сокращенно BPS, BPSN, Black Peace Stones, Black P. Stones, Stones или Moes) – американская уличная банда, основанная в Чикаго. Банда была первоначально сформирована в конце 1950-х годов как Blackstone Rangers.

Gangster Disciple Nation (часто сокращенно GD’s, формально GDN), также известная как Growth & Development – афроамериканская уличная и тюремная банда, основанная в 1968 году. лову не могло прийти, что все стволы хранятся у маленького розовощекого мальчугана. Нап наслаждался этими моментами силы и ответственности. Он надеялся, что однажды что-нибудь произойдет. «Мне хотелось открыть стрельбу из их оружия прежде, чем они успеют забрать его, – рассказывал он. – Мне хотелось быть защитником своих».

Мать Напа попыталась увезти детей от этого дома подальше, переселившись в малоэтажное жилье в нескольких кварталах от него. Но для Напа, которому уже исполнилось 15, было слишком поздно. Он втянулся в эту жизнь и мечтал когда-нибудь возглавить местную банду Лорде. Проблема заключалась в том, что он был на них не похож. Нап был, по его собственным словам, «крохой»: юным, невысоким, с пухлыми щеками. Ему требовалось доказать свою свирепость. Он начал носить одну черную кожаную перчатку и длинный черный плащ, надеясь создать впечатление, что при нем может быть оружие. Это не было просто демонстрацией. Вечерами Нап занимался тем, что задирал членов вражеских группировок. Я спросил его, что это значит. «Ну, кто-то проходил мимо, – пояснил Нап, – а мы в них стреляли».

Со временем у него сложилась определенная репутация. На Напа обратил внимание «старик», возглавлявший группировку Вайс Лорде в домах Хорнера. Ему понравился дерзкий, предприимчивый мальчишка, и он стал готовить его к руководству Лорде в Хорнере.

Напу приходилось постоянно поддерживать свою репутацию. Однажды вечером он с приятелем – назовем его Моррисом – отправился позадираться к Дисайплз – давним врагам Лорде. Для двух подростков это был обычный вечер. Они проникали на вражескую территорию и открывали стрельбу по зданиям, «чтобы просто напугать противника». После этого они возвращались в жилье Морриса в Хорнере, распечатывали литровую бутыль солодового пива и предавались пьянству.

«Однажды вечером мы начали бороться», – рассказывал мне Нап. Подвыпившие и разгоряченные, Нап и Моррис валяли дурака, как обычные подростки. Только у этих мальчишек было оружие. Моррис решил, что будет забавно направить ствол в голову Напа, полагая, что пистолет разряжен, Нап не хотел рисковать. Когда Моррис начал нажимать на курок, он рванул ствол вниз. В результате пуля прошила оба бедра Напа.

Увидев кровь, Моррис перепугался. Нап, напротив, сохранил холодную голову. В дальнейшем это умение помогло ему стать эффективным лидером банды. А спустя десятилетия – бесстрашным социальным работником. «Отнеси пистолет к моей сестре и спрячь его там», – скомандовал он Моррису. Затем Нап вызвал скорую и полицию. «Моя версия выглядела правдоподобной, – вспоминал он. – Я сказал, что мы сидели перед домом, мимо проехали Дисайплс, открыли стрельбу, а затем скрылись».

Детективы выслушали историю Напа. Пришли работники медслужбы с носилками. Но Нап, истекая кровью, с пулей в бедре, настоял на том, что пойдет сам. Он не хотел, чтобы кто-то видел, как его выносят из дома, и еще меньше хотел показать свою слабость. Ему удалось дойти до машины скорой помощи, и только потом его ноги подкосились.

У одного из детективов закрались сомнения насчет достоверности истории Напа. Он решил осмотреть территорию вокруг здания. Через некоторое время копы навестили Напа в больнице. «Забавно, – сказал один из них. – Мы нашли пистолет рядом с мусоросжигательной печкой, и на нем следы свежей крови. Она случайно не твоя?» Нап про себя проклял Морриса за тупость, после чего дал полиции до нелепости неправдоподобное объяснение. Он, дескать, забыл сказать, что Дисайплс вошли в дом, чтобы выстрелить в Напа. «Им пришлось записать эту чушь», – сообщил он мне, покачивая головой от абсурдности этой истории.

Тем временем Нап, выздоравливая в больнице, гораздо меньше заблуждался на свой счет. Он был перспективным лидером Вайс Лорде. «Ты мог бы возглавить все эти проекты», – пообещал ему «старик». Но ранение, пусть даже случайное, стало проблемой. За ним наблюдали не только друзья и старшие члены банды – внимание к Напу проявляла более широкая и опасная публика.

Чикаго, район Вест-Сайд

Дело в том, что в домах Хорнера Вайс Лорде давно уже были самой малочисленной группировкой. Группы Блэк-Пи-Стоунз и Гангстер Дисайплс контролировали большинство ближайших зданий и кварталов. Но даже при том, что Вайс Лорде были небольшой силой, конкурентам не приходило в голову вторгаться на их территорию, В конце концов, война – слишком дорогое удовольствие. Поэтому Вайс Лорде сохраняли за собой кусок пирога Хорнера, примерно соответствующий их боевому потенциалу. Трудность заключалась в том, что ни Стоунз, ни Дисайплс не знали реальной силы Лорде. Банды – скрытные группы. Они держатся за свою территорию и имеют ограниченные отношения с конкурентами, так что все остается максимально неопределенным. Но они посматривают по сторонам, пытаются что-нибудь выяснить, внимательно относятся к слухам и постоянно выискивают признаки ослабления силы и жестокости конкурентов.

Шли 1980-е годы. В Америке наступал бум рынка наркотиков, особенно кокаина и крэка. Ставки росли, напряженность усиливалась. Лучшие для наркоторговли территории типа домов Хорнера становились более ценными, чем когда-либо. Размер пирога увеличивался, и ломти других банд стали казаться более соблазнительными, чем раньше. Если Лорде проявят слабость, прежний раздел перестанет иметь значение. Стоуне и Дисайплс захотят получить большую долю территории Хорнера. Но чтобы обеспечивать мирный раздел и передел территории, каждой стороне нужно точно понимать силу противника, степень его готовности к войне и цену, в которую она им обойдется.

В этом полном слухов тумане Пёс Нап получил пулю от «одного из своих». Это было случайно или сознательно? Внутренний заговор? Слухи множились. Стоуне и Дисайплс навострили уши. Пес Нап был восходящей звездой, самым дерзким и смелым из молодых Лорде. Что представляет собой это поколение лидеров?

Понимая, что стоит на кону, один из стариков банды решил навестить Напа в больнице. Если юноша готов возглавить территорию Хорнера, как они планировали, его имя должно иметь значение, объяснил он, добавив, что Нап знает свою силу, но другие – пока нет. Нап должен мыслить стратегически и попытаться взглянуть на ситуацию глазами противника. Опытный лидер учил молодого смертельно опасной, но прагматичной версии теории игр.

«Слушай, – говорил он Напу. – Ты должен выстрелить в ответ. В противном случае начнется сезон охоты. Все захотят достать тебя». Нап глубоко вздохнул, вспоминая болезненный урок: «Всегда кто-нибудь шепнет тебе на ухо, что пора действовать».

Через две недели Напа выписали из больницы. Перед домом он увидел своих молодых приятелей – членов банды с литровыми бутылками пива. В середине, как босс, восседал Моррис. «Я посмотрел на все это и сказал: надо с этим разобраться». Нап зашел в свою квартиру, взял револьвер калибра 9,6 миллиметра («Он стрелял в меня как раз из такого»), зарядил экспансивными пулями («То же дерьмо, что было у него») и отправился на улицу. «Пу! – изобразил Нап. – Пу еще раз!» Но выстрелы были настоящими. Он ранил своего лучшего друга в оба бедра. «Мне нужно было защитить репутацию», – завершил свой рассказ погрустневший Нап.

Если бы можно было заранее знать силу и решительность каждого, Напу не пришлось бы создавать себе имя. Банды смотрели бы на оружие, бойцов и лидеров каждой группировки и приходили бы примерно к одинаковым выводам о том, кто может выиграть бой. Они, конечно, не могли бы определить победителя наверняка. Исход конфликта для этого слишком непредсказуем. Но если два соперника обладают одинаковой информацией, они должны примерно одинаково оценивать шансы друг друга. Например, они могут решить, что Лорде весьма сильны. Скажем, у них 75 % шансов на победу, Но это означает, что 25 % на успех остаются за Стоуне. В случаях дележки пирога, которые мы рассматривали выше, соперникам было вполне достаточно знать такого рода вероятность, чтобы сделать соответствующий расчет. Они сопоставляли ожидаемые издержки от войны и компромисса, в итоге выбирая сделку. Такого рода неопределенность, которую сопровождает осознание вероятности, не представляет большой проблемы для поиска мирного решения.

Однако идея о том, что обе группы имеют одинаковую информацию и одинаково рассчитывают вероятности, – слишком смелое допущение. Жизнь редко бывает настолько стабильной, прозрачной и простой, Большинство банд не знает, каким оружием обладают их соперники. Они не уверены в лояльности других групп, в храбрости их лидеров или имеющегося бюджета. Они даже не всегда знают свой собственный, Иными словами, они явно не обладают полной информацией. Даже если бы им были известны все факты, никто не гарантирует, что противники сделают одинаковые выводы о своих шансах на победу? Даже если игнорировать все нормальные психологические склонности и погрешности, мир остается сложным и непредсказуемым. На протяжении длительного периода соперничества количество неизвестных предсказать невозможно. По этой причине оценить вероятность победы в войне – чрезвычайно сложная задача [2],

Даниэль Канеман, психолог и лауреат Нобелевской премии по экономике, определяет эту проблему как «шум». Существует так много деталей и обстоятельств, которые очень быстро меняются, что даже самые умные люди с мощными стимулами правильно оценивать вероятности будут постоянно ошибаться, даже если у них есть возможность обучаться и подстраиваться, Канеман описывает свой опыт сотрудничества с профессиональными оценщиками рисков: «Я работал со страховой компанией. Мы провели совершенно стандартный эксперимент, Это были дорогостоящие дела, связанные со страхованием финансовых фирм от риска мошенничества. Случаи конструировались вполне реалистичные – такие, с которыми люди сталкиваются ежедневно. Можно взять 50 специалистов, которые ознакомятся с делом и определят его стоимость в долларах,

Допустим, вы выбираете двух случайных страховщиков, усредняете страховую премию, которую они назначают, определяете между ними разницу и делите ее на среднее значение. Какова будет разница между ними в процентном отношении? Вы вообще уверены, что между ними будет какая-то разница? Есть общий ответ, который я обнаружил, когда разговаривал с людьми и спрашивал об этом. У всех исполнителей он был одинаковым и простирался в диапазоне 10 %. Именно этого ожидают люди от хорошо организованной фирмы. Но мы обнаружили разницу в 50 %. Это значит, что все эти страховщики, оценивая риски, просто зря тратили свое время» [3].

Есть способные специалисты с большим опытом оценки рисков. Они берутся за сходные дела и получают постоянную информацию о правильности или ошибочности своих решений. Ошибка может обойтись очень дорого. Тем не менее ни один из них не согласится с тем, что даже в сходных делах всегда происходит примерно одно и то же. Некоторые данные показывают, что это в равной степени справедливо в отношении биржевых брокеров, финансовых аудиторов, синоптиков и даже судей по уголовным делам. Почему же мы должны ожидать, что главари банд, военачальники или премьер-министры способны на большее? [4].

Шум – это важная причина, по которой неопределенность может подтолкнуть соперников к войне. Среди огромного потока информации, множества неизвестных трудности со сведением всех данных воедино две стороны непременно будут расходиться в оценке своих шансов на победу. Они видят различные вероятности.

В одной из своих книг известный историк Джеффри Блейни рассматривал войны, происходившие во всем мире, начиная с 1700-х годов, и пришел к тому же выводу: «Войны обычно начинаются, когда враждующие нации имеют различное представление об относительной силе каждой» [5].

Шум и проистекающие из этого различия в оценках становятся препятствием для установления разумного диапазона переговоров. Пользуясь метафорой пирога, рассмотрим две банды с различными стартовыми представлениями о победителе в грядущем конфликте. Например, Нап и его Вайс Лорде уверены, что ни в чем не уступают Стоунз. Банда Лорде при этом видит пирог, который изображен на иллюстрации слева.

Но обе банды живут в «шумном» мире. Стоунз видят «кроху» Пса Напа, неопытного семнадцатилетнего главаря, и полагают, что времена и расстановка сил изменились. Допустим, они решают, что их шансы на победу выросли до 75 %. Таким образом, они видят пирог, расположенный справа.

Первое, на что нужно обратить внимание: различие означает, что соперники видят разные диапазоны переговоров. Совмещение всегда будет меньше, чем в ситуации, когда они владеют одинаковой информацией и выносят схожие оценки. Соответственно, даже если есть условия, которые устраивают обе стороны, шум и различные представления об относительной силе делают мир менее устойчивым.

Второй важный момент: убеждения двух банд настолько различаются, что не оставляют возможности совместить их переговорные диапазоны. Стимулы к миру пропадают. Это крайняя, но достаточно вероятная ситуация. Упомянутый выше Блейни нашел этому достаточно подтверждений в истории.

Отсутствие диапазона переговоров соперники обнаружат в ходе конфликта. Стоуне будут воевать, пока не поймут, что Вайс Лорде – равный соперник. По мере совпадения представлений появится диапазон переговоров, и противники начнут искать способ договориться.

Такие войны длятся до тех пор, пока не станет очевидной реальная сила соперников, это может произойти в первый же день схватки. Но в этом проблема шумного, меняющегося мира. Предположим, Стоунз проиграли первый бой. Возможно, они недооценили Пса Напа и Лорде, так что им придется пересмотреть свои шансы на победу. Или ожидаемая вероятность была верна, но Лорде помогло случайное везение. В конце концов, 75 % шансов на победу допускают, что вы можете проиграть один бой из четырех. На осознание разницы между ошибочными оценками и реальностью могут уйти недели, месяцы и даже годы [6]. Как написал однажды прусский полководец Карл фон Клаузевиц, реальность «окутана туманом» – фраза, после которой стало использоваться знаменитое выражение «туман войны».

Можно предположить, что единственный способ разглядеть что-то в этом тумане – яркий свет. В какой-то степени это верно. Война – серьезный и страшный шаг, так что обе стороны хотят, чтобы их оценки были максимально точными. Они стремятся повысить качество информации и коммуникаций. Получение правильных оценок – одна из главных целей создания дипломатических и разведывательных служб. Эти организации призваны обрабатывать информацию, пробиваясь сквозь мрак неопределенности, чтобы снижать риски войны [7].

Соперники вкладываются в «противотуманные сирены». Никто не хочет быть недооцененным и подвергнуться атаке противника. Изучение по ходу войны – дорогое удовольствие. Никто не хочет платить за невежество своего оппонента. По этой причине соперники уделяют большое количество времени, подавая сигналы о своей свирепости и создавая соответствующую репутацию. Вспомните Напа: его длинный плащ, задиристость, безжалостную стрельбу в лучшего друга. Отчасти он подавал знак другим членам Лорде, что он крутой, заслуживает повышения и не позволит никому встать на своем пути. Но важнее другое: он сигнализировал соперникам, что с его бандой шутки плохи.

Представители почти всех биологических видов предпочитают подавать сигналы, а не конфликтовать. Животные выработали различные способы сообщать о своей силе. Они используют рев, шипение, демонстрируют устрашающие рога или зубы. Биологи называют это агонистическим поведением. Люди используют в этих же целях язык тела, внешний вид, словесные угрозы, демонстрацию мускулов, военные парады и ритуалы от танцев до спорта, подчеркивающие их могущество [8].

Не все эти сигналы имеют одинаковую силу. Ходить в черном плаще, размещать в социальных сетях фотографии своего оружия или оскорблять людей в социальных сетях – это безусловно агонистическое поведение, Но такие сигналы воспринимаются скорее как бравада: понятно, что быть смелым в интернете легко. Если вам нужно, чтобы вас действительно боялись, вам нужны более убедительные сигналы.

Лучшие из них – те, которые трудно подделать. Возможно, поэтому старшие члены Лорде оценили смелую задиристость Напа по отношению к Стоунз или его хладнокровную месть Моррису. Если бы у Напа были слабые нервы, он бы никогда не решился на столь опасные поступки. Лидеры различных банд подтвердили мне, что большинство подростков на такое не способны. Сильной группе требуется искать и пестовать людей с характером, как у Напа.

Отдельные эпизоды с применением насилия я предлагаю называть «стычками». Это не войны – для них такие проявления агрессии слишком мелкомасштабны и скоротечны. Зачастую их смысл в том, чтобы, напротив, избежать боевых действий. Кроме того, стычки часто возникают из-за юношеской незрелости, Но в меняющемся мире, полном неопределенностей, отдельные залпы, перестрелки и единичные схватки – это сигналы о силе и решительности. Они сокращают неопределенность и облегчают путь к заключению договоренностей.

Аналогичные набеги и провокации можно увидеть среди враждующих кланов, племен и селений, в лесах, степях и пустынях. Каждое общество может обратиться к своему прошлому, то есть ко временам анархии, которые предшествовали образованию государств. Наши предки предотвращали войны с помощью небольших стычек и других тщательно выверенных сигналов, которые позволяли им укреплять свою репутацию и держать отношения с соседями под контролем. Они не развязывали войн – по крайней мере, не делали этого без веских причин. Они подавали знаки о своей силе, которые помогали избегать кровопролитных конфликтов.

То же самое относится к государствам. Они предпочитают распространять знаки ненасильственным образом: проводить испытания оружия, производить предупредительные выстрелы, замораживать банковские счета, устраивать военные парады – государственные эквиваленты интернет-бравад. Если это не помогает, они переходят к стычкам, в первую очередь – мелким, краткосрочным и демонстративным. Например, они могут перейти через границу, захватить один корабль, провести операцию стратегических сил или кибератаку. Такие стычки неприятны, но это явно лучше настоящей войны [9].

К сожалению, мелких стычек и других сигналов бывает недостаточно. Можно представить, что Дисайплс и Стоунз задумались: о чем на самом деле говорит нападение Напа на Морриса? Что, если образ крутого парня – просто вывеска? Перспективный лидер еще не проверен в реальном деле. Представления о силе соперника могут меняться: далеко расходиться с реальностью или корректироваться благодаря новой информации. Но любые сигналы могут быть неоднозначными и сомнительными. В таких случаях один из немногих способов узнать реальное положение дел – вступить в активные военные действия. Так из серии мелких стычек рождается продолжительный конфликт, который вполне можно сравнить с войной.

Таким образом, наличие неопределенности и разногласий в оценке сил может служить объяснением многих конфликтов. В первую очередь речь идет о краткосрочных вспышках насилия – именно они в шумном мире происходят гораздо чаще полномасштабных войн.