Текст книги "Империя тишины"

Я сжал кулак вокруг перевязанного большого пальца, и руку пронзила такая боль, что я охнул и стиснул зубы. Так или иначе какие-то негодяи украли мой перстень со всеми данными, которые там хранились. Со всеми доказательствами того, что я именно тот, за кого себя выдаю, со всеми моими титулами и владениями. Некоторым людям один вид палатинской печати открывал двери в лучшие дома надежней любой взятки. Кольцо помогло бы мне поправить дела без занесения в генетическую карту проклятого высшего общества, уберегло бы от попадания в регистры как Империи, так и Капеллы.

Дверь застонала, когда я открыл ее. Влажный ночной ветер налетел на меня, как волна. Я думал, что так жарко и душно было только в этой заплесневелой больнице, но ошибся. Вдыхая здешний тяжелый воздух, я словно бы набрал полные легкие воды, а одежда сразу начала прилипать к телу.

Что-то упало на пол за моей спиной – стекло, металл и дерево. Я обернулся. Марис смотрела на меня из палаты, остатки чьей-то еды – моей? – рассыпались и разлились по шахматному полу. Судя по ее виду, она готова была завопить. Девочка стояла, закусив губу и дергая руками. Я знал, она понимает, что я собираюсь сбежать, не отблагодарив их за помощь, оставив ни с чем. Я вспомнил про крысу и рванул. Марис закричала, но ее голос потонул во внезапном порыве ночного ветра.

Я пробегал один квартал за другим, шлепая по мелким лужам на покореженном, просевшем асфальте, мимо сверкающих витрин магазинов, под нависающими верхними этажами домов, которые казались ржавыми в мандариновом свете фонарей. Мягкий теплый дождь стекал по лицу, и хотя я понимал, что это неправильно, но все равно бежал. Легкие мои разрывались, в висках стучала кровь, так долго отдыхавшая, а теперь снова привыкающая к превратностям жизни. Наконец я остановился и тяжело опустился на мусорную урну возле булочной. Одинокая фигура в краденой одежде скорчилась в темноте ночи. Мне некуда было идти, негде было укрыться.

И я догадался, что это не дождь стекает по моим щекам, а слезы.

Глава 23
Воскрешение из мертвых

Остаток ночи я прятался на погрузочной площадке рядом со складом, скорчившись между рядами железных бочек. Сон так и не пришел, да и откуда он мог взяться? Воздух был таким густым, что застревал в легких, словно стараясь задушить меня. Возможно, это результат древнего терраформирования? Или такова здешняя экология? Я ничего не знал об этом новом для меня мире, об Эмеше. Гравитация здесь, несомненно, была сильней, и это объясняло, почему мои ноги казались налитыми свинцом. Когда-то я слышал историю об одном магусе, советнике императора, который мог определить гравитацию планеты по тому, как долго игрушка йо-йо падает и возвращается в его руку. Я не обладал этим искусством, но, по грубым подсчетам, весил на тридцать процентов больше, чем на Делосе.

Когда наконец наступил день, выяснилось, что и солнце здесь неправильное. Не крошечная точка, в два раза меньше серебряного каспума, толщиной с мизинец, как на Делосе, а яростный красный глаз размером с кулак. Оно обдавало улицы жаром, превращая приземистые кирпичные здания моего нового мира в стены духовки под открытым небом, с отчетливо видными клубами пара. Одежда плотно прилипла к телу, и я чувствовал, как из меня выжигают влагу, которая поднимается к пятнистым, оранжево-охристо-розовым небесам с высокими переменчивыми облаками.

Сам город выглядел странно, скопление низеньких домов с неизвестными границами. Здания – в большинстве своем не выше трех-четырех этажей – растянулись сетью по такой же плоской местности. Те немногие клочки земли, что я видел между бетонными плитами, были бледно-песочного цвета. Раз или два я заметил в просветах между домами море, выглядывающее из кривого переулка или над головами постепенно сгущавшейся толпы. Но и оно тоже было неправильным. Вода сверкала шелковистой зеленью, кое-где прикрытой голубыми заплатами, и в ней совсем не было серебра.

Эмеш, как я позже узнал, был тектонически мертвым миром, его воздух и вода имели больше общего с братом Земли Марсом, чем с самим материнским миром. Что же касается континентов, то редкие участки суши – не более чем острова по стандартам любой достойной упоминания планеты – состояли из осадочных наслоений, скопившихся на мелководье или на коралловых рифах либо вычерпанных со дна мелкого океана Эмеша. Сам город Боросево был построен на вбитых глубоко в землю стальных сваях, и спустя долгие годы это глупое архитектурное решение проявило свою ошибочность в сети трещин, покрывших стены и фундаменты. Тем не менее графский дворец возвышался и над массивным приземистым колизеем, и над девятью минаретами святилища Капеллы с медным куполом и мрачной бастилией. Дворец был построен на бетонном зиккурате – серой, как океан моей родины, пирамиде с плоской, срезанной вершиной, высотой в тысячу футов, доминирующей над низкими жестяными крышами Боросево. Шпили из стекла и песчаника и крыши из красной черепицы сверкали под лучами немилосердного здешнего солнца.

Я взял это огромное здание за ориентир и двинулся по окраине города, предполагая, что космопорт должен быть где-то поблизости. Добросердечное отношение к чужестранцам – это одно из самых похвальных качеств человечества, но и оно имеет свои пределы. И эти пределы подсказывали, что меня не стали бы тащить через весь город из того переулка, в котором нашли, и что этот переулок не мог находиться вдалеке от корабля. Я в ярости сжал зубы от этой мысли, а живот мой давно сжимался от голода. Но все-таки первой меня одолела жажда, и я был уже выжат как губка и ужасно устал к тому моменту, когда около полудня наконец-то отыскал космопорт.

Два орнитона взлетели при моем приближении, шестикрылые змеи поднялись в небо навстречу исчезающему следу далекого шаттла. Я поглядел им вслед, удивленно раскрыв пересохший рот, поскольку никогда прежде не видел этих созданий. Это было нечто более ощутимое, более вещественное, чем повышенная гравитация и густой воздух. Странные существа, странный климат.

Холод внутри здания космопорта, сохраняемый статическим полем, нахлынул на меня, как волна прибоя, и я превратился в выброшенную на берег рыбу. Задыхаясь в более разреженном, сухом воздухе, я согнулся пополам и уперся руками в колени у самого входа в зал. Какое жалкое зрелище я, должно быть, представлял: с босыми, грязными ногами; в мешковатых брюках, изодранных и перепачканных во время ночного бега по городу; с длинными угольно-черными волосами, облепившими лицо до самого подбородка. Две женщины в пурпурных деловых костюмах обошли меня стороной, складывая одинаковые зонтики, защищающие от солнца. Я не знал, что мне делать дальше. Всю жизнь для меня специально готовили шаттл, и люди сами старались уйти с моего пути. Я никогда не смотрел на эту ситуацию с другой стороны. Снизу вверх.

– Мессир? – нарушил мою растерянность чей-то вежливый голос. – Мессир, вам нельзя здесь находиться.

Я обернулся и увидел молодого человека в форменной одежде, напоминающей кафтан. Он сцепил руки на животе и смотрел на меня из-под полей плоской шляпы, держась на почтительном расстоянии.

– Вы беспокоите наших клиентов.

– Беспокою? – переспросил я, уставившись на него без единой мысли в голове.

Я вгляделся в пустые лица окружавших меня людей и заметил, как старательно они избегают смотреть в мою сторону. Наконец ко мне пришло понимание происходящего, и я сказал:

– Сирра, я… Прошу прощения. Я летел на корабле «Эуринасир». Возможно, произошла какая-то ошибка. Я проснулся в городе, в больнице…

Мое обращение удивило человека в кафтане. Он неуверенно покосился на одетых в хаки охранников, стоявших по обеим сторонам от него, словно ликторы могущественного имперского лорда.

– Сирра? – тихо повторил он себе под нос, а затем произнес еще раз, уже громче, с напряженной улыбкой на изнеженном тонком лице: – На корабле, говорите?

Что-то в его манерах, в этой холодной, осторожной улыбке подсказывало, что, даже если он понял меня и поверил мне, это ничего не изменит.

Я выпрямился во весь рост. Теперь я был на несколько дюймов выше маленького плебея в плоской шляпе и ниспадающей одежде.

– Да, – ответил я, уперев руки в бока. – На «Эуринасире», направлявшемся с… – Я отчаянно терзал память, стараясь вспомнить названия планет, которые упоминал Деметри, но в конце концов сдался: – С Делоса. Проверьте журнал регистрации. Капитан корабля – джаддианец Деметри Арелло.

Мой голос или мое лицо – или, возможно, то, как я к нему обратился, – заставили его задуматься. Он подтянул рукав, бросил быстрый взгляд влево на охранницу с квадратным подбородком и включил голографический дисплей наручного терминала. Нахмурившись, работник космопорта принялся прокручивать один список за другим.

Все еще склонившись над терминалом, он сообщил:

– Не вижу корабля с таким названием. – Его улыбка вытянулась в такую тонкую нить, что ей, казалось, можно было резать стекло. – Вы уверены, что правильно его произнесли?

– «Эуринасир», – отчетливо повторил я, помолчал немного, затаив дыхание и пытаясь успокоиться, а потом добавил уже тише: – Он должен быть где-то здесь.

Я шагнул к нему, но замер, примирительно подняв руки, когда охранники насторожились и взялись за телескопические дубинки.

– Послушайте, сирра, меня оставили в бессознательном состоянии в переулке.

Я оглянулся, желая убедиться, что никто из посторонних меня не слышит, и на мгновение холодный воздух отвлек меня и нарушил ход мыслей, так что последние слова слетели с губ почти беззвучно:

– Нужно выяснить, что произошло.

Служитель космопорта подал знак охранникам, они подошли ко мне и схватили под локти.

– Вы должны выслушать меня! – взревел я и попытался освободиться, но женщина с впалыми щеками ударила меня в живот.

– Уведите его отсюда, – приказал человек в кафтане и отвернулся, собираясь уйти.

Каким бы ослабевшим я себя ни чувствовал, но все же увернулся от охранников и бросился вперед.

– Он должен быть здесь, – настаивал я.

Работник космопорта остановился и сделал рубящее движение рукой:

– Может быть, они просто выбросили мусор.

Охранница с впалыми щеками снова ударила меня в живот. Я согнулся пополам да так и остался стоять.

– Не приходи сюда больше, понятно? – Мужчина растянул свою разрезающую стекло улыбку, которая была поистине прекрасна в подчеркнутой снисходительности.

Я ничего не ответил и больше не сопротивлялся, когда охранники потащили меня по белому плиточному полу к выходу. Мимо высоких окон, вздрагивающих от отдаленного грохота транспортных ракет, что взлетали со стартовых платформ – массивных сооружений из выщербленного бетона за зданием космопорта, оранжевого в лучах здешнего яростного солнца. Резкая бессмысленная музыка вырывалась из динамиков и звенела в ушах. Меня вышвырнули через заднюю дверь на погрузочную площадку, почти такую же, как та, на которой я провел прошедшую ночь. Лишь когда дверь снова захлопнулась, я поднялся на ноги и побрел в сторону города.

«Не вижу корабля с таким названием», – эти слова все еще звучали в моем уме.

Я закусил губу и задумался, держась руками за живот, где уже наверняка начал созревать синяк. У меня засосало под ложечкой. Я ничего не ел с тех пор, как проглотил немного бульона в больнице, а до этого у меня не было ни крошки, ни капли во рту после того вина, что мы пили с Деметри в Карче. «Не вижу корабля с таким названием». Что это могло означать? Что «Эуринасир» никогда не садился в космопорте? Я опустился на низкую бетонную ограду в тени раскидистой пальмы, прислушиваясь к равномерному далекому реву ракет с термоядерными двигателями, что пылающими факелами взмывали в небо. Может быть, рядом с городом есть другой космопорт? Маловероятно, если не забывать о расстоянии, необходимом для того, чтобы защитить горожан от грохота стартующих ракет.

Мой разум поднимался по ступеням понимания с механической медлительностью, мысли путались от жары и голода. Но я еще не потерял надежду. Как знать, возможно, Деметри и его команда выжидают, укрывшись под одной из этих стартовых платформ на самом краю космопорта. «Или все они уже мертвы», – подсказывал тихий голос в голове, слишком похожий на голос Криспина. От этих мыслей душа каменела, леденела, несмотря на ужасную жару адской планеты. Словно Сид Артур, я долго сидел в тени дерева, наблюдая за лодками, плывущими по каналу передо мной.

«Гребите к дому, парни! Гребите к дому».

«Не вижу корабля с таким названием».

Значит, не здесь. Не в космопорте.

«Может быть, они просто выбросили мусор».

Я потратил остаток дня и выдержал утомительный разговор с женщиной – городским префектом, чтобы найти ответ. Она уже собиралась арестовать меня за бродяжничество, но мои манеры заставили ее передумать и убрать руку с висевшего на бедре станнера. В детстве я часто слышал легенды об экипажах, пропавших в глубинах космоса, и пустых кораблях, врывающихся в космопорт или в пределы планетной системы по остывшему варп-следу. Рассказывали о пиратах, экстрасоларианцах, которые охотятся за судами маркитантов, похищают команды, чтобы заставить их работать в своих огромных кораблях с черными мачтами, внедрить им в плоть механизмы и превратить в рабов.

Мне пришлось побывать в этих черных кораблях, пробираться по их коридорам. Я видел армии бессмертных людей-машин, холодных и бесчувственных. В этих историях была доля правды. Однако другие говорили, что это сьельсины охотятся за странствующими между звезд судами и ловят людей, как вы или я могли бы поймать сетью косяк рыб в море. Полагаю, что правы и те и другие, но это еще не все. Корабли пропадали и в разгар пойны – военных действий между знатными домами; семейная вендетта была обычным делом в Империи. Порой капитан и команда вынуждены были покинуть судно из-за аварии, безалаберности, ошибки управления и просто из-за несчастных случаев.

Не имеет значения, что на самом деле произошло, и я уже слишком стар, чтобы выяснять это. Всегда находили брошенные корабли и мертвые экипажи. Древние моря были жестоки, как и еще более черные, более обширные моря, что заполняют пустоту между звездами. Но в тот момент я не мог прекратить поиски и в конце концов оказался – ослабевший от голода и боли – возле ряда ангаров, построенных на самой границе между морем и городом. Оранжевый диск солнца дрожал в послеполуденном небе, искаженный и мерцающий в густом воздухе. Я почти слышал, как от бурлящих, мутных, зеленых, словно леса, каналов, которыми был пронизан огромный город, поднимается пар. И от меня тоже.

Найти ангары было непросто. Чтобы не повторять неудачу в космопорте, я не обратился к охранникам, что скучали в будке у входа, а двинулся вдоль высокой ограды, окружавшей ремонтные мастерские, туда, где она упиралась в стену пристройки. Ограда была дешевой, примитивной, каких не встретишь в старых имперских мирах. Без всяких ухищрений, даже не под напряжением. Я без труда перебрался через нее по металлическим планкам, в первый раз после пробуждения на Эмеше благодаря судьбу за то, что на мне нет обуви.

Я крался вдоль выгнутой дуги берега от одной тени к другой, заглядывая в темные окна и открытые двери. И при этом изо всех сил старался выглядеть одним из своих, идущим по какому-то важному делу, что было бы непросто, если бы кто-то обратил внимание на мои лохмотья и палатинский рост. Однако никто не остановил меня, и я тоже никого не увидел, не считая троих пожилых мужчин, которые стояли под железным козырьком и что-то пили из коричневых бутылок, смеясь и вытирая руки о выцветшие бурые комбинезоны.

В каждом ангаре находился корабль, в самых больших – по два или даже по три, все как один – лихтеры, того же класса, что и «Эуринасир», способные садиться на планету. Черные и белые корпуса с керамической и адамантовой оболочкой носили следы повреждений: от трения о плотные слои атмосферы, от попаданий метеоритов, от энергетического оружия. Это были пустые корабли. Они шептали мне, рассказывая о сражениях, пиратах и ксенобитах, воющих во тьме. О древних затонувших морских судах, проглоченных безжалостной водой и раздавленных ее весом. Космос не требовал такой устойчивости, позволяя беспрепятственно лететь дальше даже с повреждениями. Существовали целые корпорации, занимавшиеся поисками таких аварийных судов.

Я не увидел «Эуринасир» ни в первом, ни в пятом ангаре. С наступлением вечера из дневных укрытий вылетели огромные мухи и наполнили воздух жужжанием. Я отмахивался от них, шурша мозолистыми ступнями по нагретому асфальту.

Уже начиная паниковать, со сведенным от голода животом, но все так же желая найти ответ, я обогнул припаркованный к стене погрузчик и столкнулся нос к носу с одним из тех пожилых мужчин, которых заметил немного раньше. Он был невысоким, с почти равной росту шириной плеч, мускулистым и волосатым. Кожа на лысом черепе отливала бронзой, лицо утонуло в такой густой бороде, каких мне еще не приходилось видеть. Волосы покрывали его щеки почти до самых нижних век, а руки, свисавшие до колен, напомнили мне гомункула Салтуса.

Мужчина уставился на меня с бурлящими на лице тревогой и раздражением:

– Ты кто такой?

– Я с корабля, – сказал я, отбросив пропитанные потом пряди с лица, – с «Эуринасира». Он здесь?

Мощный незнакомец заморгал, глядя куда-то в небо над моим плечом:

– А тебе какое дело? – и сплюнул на белый бетон у себя под ногами.

Стараясь не потерять терпения, несмотря на жару, голод и усталость, я повторил, на этот раз медленнее и отчетливей:

– Я с корабля, мессир.

Поначалу я принял его за старика, судя по морщинистому лицу и шелушащейся коже под спутанной, седеющей бородой, но возраст плебеев обманчив. Возможно, ему не исполнилось и сорока и все эмешцы были коренастыми и мускулистыми, как быки, из-за повышенной гравитации. Он упер огромные, словно окорока, кулаки в бедра и, прищурившись, посмотрел на меня.

– Скаг! – послышался другой голос. – Куда ты пропал?

– Я здесь, Бор! – крикнул рабочий через плечо. – Та рыбка, которую мы выбросили вчера, вернулась назад!

Из-за угла появился второй мужчина, с красной кожей, как у старухи из больницы. Кожа явно была повреждена, но не из-за солнечного ожога. Шрамы? Следы какой-то давней болезни?

Я поднял руки в знак своих мирных намерений:

– Господа, я не ищу неприятностей. Я просто хочу… – и умолк, заметив серебряное кольцо на мизинце второго мужчины. Серебряное кольцо с ограненным сердоликом.

У меня перехватило горло, и голос вдруг сделался высоким и резким:

– Это же мое!

Рабочие посмотрели друг на друга, не зная, что ответить. Полагаю, их жертвы возвращались не часто. Возможно, я был первым.

В конце концов они ответили, но вовсе не словами. Внезапно мне почудилось, что я снова оказался на улицах Мейдуа, лицом к лицу с теми подонками на мотоциклах. Первый удар в челюсть застал меня врасплох, и я не устоял на ногах. Но ко второму уже успел подготовиться и перекатился в сторону, так что каблук рабочего опустился на бетон, а не на мои кости. Я вскочил, вовсе не собираясь умирать, не собираясь снова оказаться жертвой, как в Мейдуа, несколько недель или много лет назад. Оскалив зубы, я сплюнул. Слюна была красной.

– Там было письмо, – сказал я, выставив ладони перед собой, – написанное от руки. Это все, что мне нужно.

Замешкавшись на мгновение, я добавил:

– И мои ботинки.

Глаза выдали меня. Произнося эти слова, я покосился на перстень-печать – мой перстень – на руке рабочего.

В лучшие времена я бы справился с двумя противниками. Если бы был здоровым, хорошо отдохнувшим и сытым. Если бы все происходило не на Эмеше, а на Делосе, где мышцы не отрывались от костей, даже когда я просто стоял на месте. Или, может быть, если бы эти двое мужчин не были такими монстрами, затянутыми в броню мышц, привыкших к тяжелому труду при повышенной гравитации.

Может быть.

Я блокировал еще один удар, но запнулся о неровный бетон и чуть отступил назад. Мне повезло, что эти двое мешали друг другу. Они били слишком размашисто и неуклюже, но с пугающей силой. В своем ослабленном состоянии я не столько отражал, сколько отклонял их удары. Хорошо понимая, что не смогу остановить их. В голове моей вспыхнули воспоминания о тысячах спаррингов с Феликсом, с Криспином. Они растаяли так же мгновенно, как любое отвлечение в столь горячий момент, осталась только память мышц и крови. Я пошатнулся от дикой силы удара по ребрам.

«Слишком медленный, – подумал я, ощущая скорее злость, чем боль. – Слишком слабый».

Человек, укравший мое кольцо, рванулся вперед, заметив мое отступление, но, хотя я действительно подумывал о бегстве, один только взгляд на пропажу разжег во мне ярость, как угли – сухую шерсть. Превратив шаг назад в проворот, я схватил рабочего за запястье, выкрутил его и навалился всем своим весом на согнутый локоть. Кость сломалась с отвратительным хрустом, и рев нападавшего сменился визгом. Эти вопли остановили второго противника, того волосатого, что говорил со мной. Всего на мгновение, но я успел стащить кольцо с пальца у вора. Моя грудь раздувалась, как кузнечные мехи. Мне не хватало воздуха. Или, наоборот, его было слишком много. Зрение грозилось вот-вот отказать и оставить меня в темноте.

Наверное, я был похож на животное, когда стоял над человеком со сломанной рукой. Возможно, я и был животным.

Из-за угла послышались шаги, и я проговорил сквозь сжатые зубы:

– Я просто хочу вернуть свои вещи.

– Какого дьявола вы здесь делаете? – спросил грубый женский голос.

Не отрывая от меня взгляда, бородач ответил:

– Этот гад сломал Бору руку!

Появились еще люди – семеро мужчин, настолько похожих на первых двух, как только можно себе представить. Словно вылепленные скульптором из глины по одной форме: приземистые, широкоплечие, с одинаково развитыми из-за одинаковых условий жизни мышцами. На бритом черепе кричавшей женщины чуть проступали коротенькие волоски, ее неприятное лицо было обезображено бордовым родимым пятном.

Что-то в моем взгляде заставило ее остановиться, но через мгновение женщина усмехнулась:

– Проваливай отсюда, мальчик.

Она посмотрела на стонавшего мужчину на земле – его локоть уже стал фиолетовым – и добавила:

– Или с тобой будет еще хуже.

Скорчившись, тот пробормотал сквозь стиснутые зубы:

– Проклятье, Гила, он покалечил меня. Вызовите префекта, во имя Земли.

– Вы выбросили меня из корабля, – это был вовсе не вопрос, – и вам не нужно, чтобы здесь появился префект.

Я надел кольцо на поврежденный палец и поднял руку в подтверждение своих слов. Мне не хотелось больше ничего добавлять, привлекать внимание к тому, что означает этот перстень. Иначе я бы подставил себя под ответный удар. Если бы мне пришлось раскрыть карты, меня сразу обнаружили бы власти, обнаружил бы отец. Я балансировал на лезвии бритвы, и угроза расправы нависла надо мной как дамоклов меч.

– Просто хочу забрать свои вещи.

Женщина по имени Гила сплюнула точно так же, как до этого бородач.

– Корабля здесь нет. Он улетел после ремонта сегодня утром.

Эта пауза дала мне возможность отдышаться и восстановить силы. Волосы все еще липли к лицу, наполовину закрывая обзор. Я попытался их отбросить, но ничего не вышло.

– Вы врете.

Покалеченный мужчина приподнялся на колени с помощью бородача и другого рабочего.

– Верните мне мое имущество, – сказал я.

– Имущество? – ухмыльнулся один из них. – Да кто ты такой, дьявол тебя побери? Джаддианский принц?

Я не поддался на провокацию.

– Что вы с ними сделали? С командой корабля?

– Он был пуст, когда вошел в нашу систему, – ответила Гила, – а команда дала деру. Взяла шаттл и сбежала, оставив твою жалкую задницу в заморозке.

– Так вы признаете это? – Я облизнул сухие губы.

– Марш отсюда, мальчик, – отмахнулась она. – Проваливай с моей площадки.

Я шагнул ближе и до сих пор не могу с уверенностью сказать, было это расчетливое движение или просто слепая глупость аристократа.

– Там было письмо, написанное от руки.

– Любовная записка от подружки? – спросил бородач. – Или ты и есть подружка?

Забурливший в толпе смех прозвучал более угрожающе, чем рычание. Я остановился. Рациональный, здравомыслящий внутренний голос шептал мне, что я должен бежать. Но не к ограде, а к будке с кондиционером, где изнывали от безделья охранники. Рабочие не станут с ними связываться. Это был выполнимый план, но не самый легкий. Я совсем ослаб. Мне хотелось пить. И есть. Я справился с этим болваном, что укачивал сейчас свою сломанную руку, только потому, что много тренировался. Мне повезло.

– Мы все выбросили, – сказала Гила. – Поройся в мусорной барже.

Какой-то человек дернулся вперед, но она схватила его за грязный комбинезон. Ее маленькие темные глаза скользнули по моему кольцу. Она поняла, что это означает и чем может для нее обернуться. Эта женщина оказалась разумней шпаны из Мейдуа или, возможно, не такой смелой, как они.

– А теперь пошел вон.

Я знал, что они набросятся на меня, стоит только отвернуться, и потому пятился спиной назад. Мне хотелось сказать им что-нибудь резкое и язвительное, как наверняка поступил бы мой отец. Что-нибудь такое, отчего у них застыла бы кровь в жилах. Но я не сказал. Ничего.

По крайней мере, бежал я быстро.

Я всегда быстро бегал.