Текст книги "Адвент"

– Пойдём тоже прогуляемся? – предложил Костя.

Аня с сомнением посмотрела на трещину у берега. Прошлой зимой, очень холодной, по радио много раз предупреждали, что по льду каналов и рек гулять не стоит: лёд неровный, где-то в каналы втекает тёплая отработанная вода из труб. А провалишься – течение под лёд затащит.

– Ну, пойдём, – согласилась Аня.

– Ой, а лёд точно крепкий? – заопасалась Стеша.

– Минус двенадцать, – сказал Костя. – Крепкий.

Они спустились по сходням к замерзшему каналу. На льду виднелось множество вмёрзших маленьких и больших следов. Тут произошла заминка: Стеша думала, что Аня поднимет её, но Аня просто подала ей руку, и тут Костя подоспел и перенёс Стешу на лёд. Оказавшись на льду, Стеша расставила руки, как будто она стояла на тонком стекле, под которым бездна, и, с превеликой осторожностью передвигая ноги, заскользила за Аней. Потом, впрочем, немного осмелела и стала ходить почти как по твёрдой земле, но всё же прислушивалась к каждому шагу, изредка пробовала лёд, прежде чем ступить далее.

Город отсюда был виден совсем иначе. Казалось, они на дне его. Высокие дома и мосты трудно было узнать.

Костя, сунув руки в карманы, прошёл к мосту и заглянул под него, вдаль. Из-под моста открывался вид на купола Никольского, садик и автобусы Садовой. Баржи вмёрзли в лёд. Костя повернулся и увидел, как Стеша, встав на коленки, чертит на льду кусочком льда; как Аня, зябко обхватив себя, вдруг слышит звонок и лезет в карман за телефоном.

– Очень переживаю, всё ли хорошо с вами после тех мандаринов, – сказала Елена Алексеевна сурово.

– Спасибо, Елена Алексеевна, всё хорошо, – сказала Аня. – Мне приятно, что вы за нас так беспокоитесь.

– Ну, я не беспокоюсь, – возмутилась Елена Алексеевна самой возможности. – Просто, знаете ли, захотелось проверить. Нет ли каких-нибудь последствий.

– Конечно, – кивнула Аня. – Я понимаю. У нас всё нормально, никаких последствий. Кашляем умеренно.

Сейчас скажет: «Вот видите», – подумала Аня.

– Спаси-ибо, – задумчиво протянула Елена Алексеевна. – Вот видите, всё хорошо! Я, собственно… – она сделала паузу, что было для неё нехарактерно, – я, собственно… вас хочу поздравить. С наступающим Рождеством. Вы ведь, кажется, завтра празднуете?

– Да, – удивилась Аня. – Спасибо, Елена Алексеевна!

– Вам спасибо, – сказала воспитательница почему-то и повесила трубку.

Вконец осмелевшая Стеша топала сапогом по вмёрзшим в лёд пузырям, плясала на них, потом легла на живот и стала очищать лёд от снега варежкой. В серой толще застыли шарики воздуха: пониже, повыше.

Подошёл Костя и обнял Аню. Он делал это очень редко.

– Они сказали, когда срок? – спросил он вполголоса.

– В середине августа, – сказала Аня.

Костя вдруг снова почувствовал себя очень странно, к нему на минуту вернулось состояние, мучившее его всю осень и половину декабря. Костя вдруг увидел себя и Аню даже не просто сзади или со стороны, а откуда-то сверху – может, с набережной; вот они стоят, два слившихся пятнышка на сером льду, в сумерках, а рядом ещё одно пятнышко – это Стеша в красном зимнем комбинезоне. Точка, из которой он смотрел, поднималась всё выше, как горящий китайский фонарь. Вот они всё дальше и дальше, Костя уже едва мог их разглядеть.

Стеша перестала долбить лёд куском ледышки, посмотрела на Аню и Костю и рассмеялась, как обычно, повизгивая.

– Вы так стоите, что я представила, что вы – это один человек, – хихикала она. – С четырьмя руками и двумя головами! Уи-и, хи-хи!

Фонари цепочкой загорелись на мосту. Серый лёд вспыхнул оранжевыми кругами. Начинался праздник.

* * *

Ёлка сильно и резко пахла хвоей. За сутки она выпила литров шесть воды из ведра, да вдобавок к этому Аня опрыскивала её свежие мощные ветви. На такую могучую ель у Кости с Аней даже не хватило украшений: шары висели редко, петушки и конфеты ещё реже, одинокий серпантин рассеянно болтался в тёмном хвойном подпространстве. Зато отлично разместилась длинная гирлянда с разноцветными огоньками. Стеша специально выбежала из дома, чтобы посмотреть снаружи, со двора, как выглядит теперь их окно.

– Похоже на звёздное небо, – поделилась она.

На ёлку пришли полюбоваться Нина и её не говорящий сын Серёга. Стеша и Серёга сразу занялись игрой, а Нина с Аней стали петь романсы. Они спели и «На заре ты её бигуди», и «Утро гуманное, утро с едою», и «Не входи, родимая, в пропасть обезьян».

– А рождественские песни вы какие-нибудь знаете? – спросила Стеша. – Вы знаете «Идёт Адвент»? На-аступит день, на-аступит ночь…

– Нет, милая, к сожалению, не знаю, – ответила Нина.

– Аня, – подал голос Костя, – а спой, пожалуйста, «Ich steh an deiner Krippen hier».

– Хорошо, – согласилась Аня.

Стеша и Серёга отползли под шатёр нижних веток ели. «Ум и сердце, мужество и мою душу – всё прими в подарок, Иисус; всё, что ты дал мне, я дарю тебе, лежащему в колыбели», – пела Аня, и было похоже, будто корабль плывёт. – «Я ещё не был рождён, – Нина начала подтягивать мелодию, – когда ты появился на свет…» Серёга и Стеша стояли, взявшись за руки, у стола. Стеша стала тянуть Серёгу за руки, пытаясь с ним потанцевать. – «И прежде, чем я был создан твоей рукой, ты знал, каким я буду».

«Я лежал в глубинах ночи смертной, ты стал моим солнцем. Ты дал мне свет, жизнь, радость. О солнце веры, как прекрасны твои лучи!» – Костя увидел, как изменилось лицо Ани (по нему проходил свет огоньков с ёлки – жёлтый-красный-синий-зелёный). «Я смотрю на тебя с радостью и не могу отвести взгляда», – Аня смотрела на Костю, Нина – на то, как Стеша и Серёга танцевали, неуклюже, как два робота, а Костя смотрел на всё происходящее, на всё на это, но не из себя, а из той синевы, которая теперь установилась в нём вместо прежней тоски и ужаса. «О, если бы мой разум был бездной, а душа моя – бескрайним морем, тогда бы я смог объять тебя!»

Санкт-Петербург, 2020