Текст книги "Бен и Мариэль"

Наступил июль, а вестей все не было. Глядя на луну, Мариэль чувствовала, что тревога уменьшается, – казалось, в эту минуту по всему миру разлито такое же спокойствие, как у этой ночи. Мариэль взглянула на письмо, которое сжимали ее руки: «Помни, что я обещал вернуться», – перечитывала она снова и снова, и вдруг ей показалось, что она чувствует его: «Бен жив».

– Милый, я люблю тебя, – прошептала Мариэль, глядя на мигающие звезды.

* * *

«Милая, я люблю тебя», – думал Бен, всматриваясь в черное небо.

Боль стеснила его грудь – час назад ему стало известно о новом приказе начальства из Мадрида. Вот уже больше месяца продолжалась блокада Сантьяго. Порт храбро держался, но генерал-губернатор Кубы потребовал прорвать блокаду и направить корабли для защиты Гаваны. Бен бесновался из-за этого нелепого замысла и апеллировал к адмиралу, у которого уже снискал уважение, но тот выразил подчинение.

– Тоскуешь, бродяга? – хлопнул по плечу Бена его новый товарищ Альберто.

Бен кивнул, убрав руки в карманы.

– Почитай ее письма.

– Речь не о том, что я соскучился, просто образовалась безвыходная ситуация.

– То есть?

– Видишь ли, дружище, какая штука… Я ведь обещал ей вернуться, а тут это глупое задание. Она умрет, если со мной что-то случится, но ты ведь понимаешь, что у нас мало шансов остаться в живых…

– Да уж.

– Я не знаю, что делать.

Альберто сплюнул и похрустел пальцами, будто занервничав.

– Вот что, – начал он, доставая сигару, – оставайся здесь, не иди на прорыв. Еще с твоего первого рассказа я понял, как вы любите друг друга. Ты не можешь оставить ее одну, а мы справимся.

– Как я могу поджать хвост?

– Бен, ты так отважно воевал, что никто не посмеет сказать, будто ты струсил.

– Дело даже не в этом. Я не могу вас бросить!

– Тогда погибай с нами. Ты был прав, этот приказ в списке самых идиотских занимает первое место. Зачем плыть в Гавану? Она уже не интересует врага, это и ослу понятно. Плюс ко всему мы ослабляем оборону города. Как можно занимать высокие должности и настолько не разбираться в войне?

– Да ведь эти умники ничем не рискуют. Сидят себе в кабинете и, глотая виски, передвигают фишки на политической карте. А пушечного мяса не жалко.

– Точно, сдохнем мы, найдут других.

– Черт! – Бен судорожно провел рукой по лбу. – Что же делать?! Если б можно было остановить войну…

В душе Бенджамина шла жесточайшая борьба. Долг не мог позволить ему делать выбор. Он твердил: иди сражайся туда, куда тебя посылают, но сердце молило подумать о Мариэль. Альберто выбросил окурок за борт и, заметив приближающегося матроса, обратился к Бену:

– Не ломай голову, дружище, оставайся. Твоя милая одобрит такой выбор.

В другом случае Бен прочел бы в этих словах иронию, но он знал, что Альберто действительно желает ему только добра. Будучи знакомы с самого первого дня созыва добровольцев, они здорово сдружились, хотя Альберто и был старше его на десять лет. Под конец третьего десятка он все еще был одинок и томился от безответной любви к одной девушке более пятнадцати лет. Среди солдат он не пользовался популярностью, поскольку был по обыкновению печален и в шоколадно-черных глазах его металась тоска.

– И вот еще что, – добавил Альберто, смущенно переступая с ноги на ногу и напоминая большого ребенка, – если меня убьют, будь добр, отправь это моей матери, а это – ей.

Всучив Бену два конверта, он поспешно удалился. У Бена защипало в глазах. Глядя вслед другу, он думал о несправедливости и странности судеб. Как эта девушка могла не полюбить такого прекрасного мужчину, как Альберто? Он взглянул на конверт: «Эстеле Санчес», на другом был записан его домашний адрес. Альберто много рассказывал о матери, которую очень любил, и все сожалел, что пришлось оставить ее одну.

Сглотнув застрявший в горле комок, Бен аккуратно убрал письма под форму и принял решение.

* * *

– Мариэль! Да ты совсем с ума сошла!

Открыв сонные глаза, Мариэль не могла понять, почему Кассандра тянет ее. Только она хотела открыть рот, как спина жуткой болью дала о себе знать.

– Ты всю ночь спала на подоконнике?

– Ого! Пожалуй. Я не заметила, как уснула. Последнее, что я помню, как стояла, прислонившись щекой к стеклу, и были звезды.

– Ну смешная! Хорошо еще, что в Бэнчизе, кроме нас, никого нет. Случись такое в Голуэе, так какой-нибудь художник живо зарисовал бы тебя во всех пикантных подробностях.

Мариэль покраснела и одернула сорочку.

– Ты слишком много скучаешь, даже твой организм уже не справляется.

– Ты говоришь, как мама.

– Мама права.

– Неужели?

– В этом права.

– Важная добавка.

– В общем, ты одевайся, мы ждем тебя завтракать.

– Я не голодна.

– Хочешь умереть с голоду?

– Почему бы и нет. Я и так мертва.

– То есть я могу забрать себе Бена? – подзадорила сестру Касси.

– И не надейся!

После паузы Мариэль добавила:

– Касси, мне кажется, Бен жив. Вчера я попросила Бога дать мне знак, я спросила: «Жив ли он?» – и, открыв первую попавшуюся книгу, увидела, что мой палец покоится на строчке: «Да, я принимаю гостей». На слове «да», понимаешь?

Кассандра, слушавшая молча, вдруг прыснула со смеху и тут же подбежала к Мариэль, которая в секунду нахмурилась, и принялась обнимать ее:

– Ну прости, не удержалась! Просто ты такая наивная. Конечно, Бен жив, но не из-за книги, а сам по себе.

Оставшись одна, Мариэль подумала, что больше не будет ничего такого рассказывать, чтобы не выглядеть дурочкой.

– Наступил новый день, а жить без тебя по-прежнему не хочется, – сказала Мариэль, глядя на портрет Бена. – Как ты там, любимый? Что-то ты там делаешь? И как проходит твой день?

А предыдущий день окончился у Бена вот как: как раз в то время, когда Мариэль уснула, Бен зашел к адмиралу, где несколько человек начали обсуждать план прорыва. Бен встретился глазами с Альберто и, прочтя в них кроткое одобрение, присоединился к кружку соратников.

* * *

Все сошлись на том, что прорыв надо устроить ночью. Хотя американцы непрестанно освещали пространство у бухты прожекторами, все же можно было надеяться на успех. Мешало еще и то, что ночь выдалась лунной, но это было менее заметное, чем утреннее, освещение. Кроме того, американская эскадра не подготовлена к такому шагу. Бен настаивал на том, что корабли должны не следовать друг за другом, а кинуться врассыпную – так у них сразу возрастали шансы на успех, но начальство избрало свою стратегию. И вот все было решено, они только ждали следующей ночи, менее лунной, и удобного момента. Заняв свою позицию, Бен испытывал противоречивые чувства: он был удручен, поскольку считал план несостоятельным и неудачным, и в то же время какая-то внутренняя сила гнала его вперед – так хотелось бросить этот вызов и достичь Гаваны. Все стояли на боевой изготовке, как вдруг адмирал скомандовал об отбое.

– Отставить! Нас заметили! Огни на прибрежных высотах! Значит, они раскусили нас и теперь передают сигналы на другие корабли. Морской дьявол!

Посыпались ругательства и недоуменные возгласы. План провалился. Ночь не дала им возможности, зато наутро адмирал отдал дерзкий приказ начать прорыв сейчас. Первым из порта выдвинулся флагманский крейсер «Инфанта Мария Терезия», которым руководил адмирал Сервера и на котором должен был находиться Бен, но в последний момент его перевели на «Кристобаль Колон». Сейчас их корабль следовал за «Инфантой» на расстоянии около полумили. Стоявшие полукругом американские корабли, правда, в отсутствии Сэмпсона, двинулись им навстречу. Уже через десять минут американский корабль стал отвечать на стрельбу. Однако Бен, наблюдая за ходом дела с «Кристобаль Колон», был глубоко удивлен: похоже, их вылазка стала для американцев полной неожиданностью. Значит, ночью они ошиблись, приняв огни за предупредительные сигналы.

Испанская эскадра оторвалась от противника и вышла в открытое море. Бен снова увидел подтверждение своего предположения: американские суда не могли сразу броситься в погоню, поскольку находились под малыми парами, что лишний раз доказывало их неготовность, а значит, незнание их плана. Хотелось кусать локти из-за того, что они не рванули ночью, но все же Бен улыбнулся: возможно, если они осуществят свой план.

Однако радость была недолгой: как только они приблизились к другим судам противника, фортуна им изменила. Снаряды американцев попали в цель, задев два корабля, в том числе и крейсер Серверы. Бен взглянул в бинокль, и взор его затуманился от слез: деревянная палуба загорелась от взрыва. На «Альмиранте Охендо» тоже начался пожар. Вскоре они выбросились на берег. Американский «Бруклин», который долгое время вел бой в одиночку, прибыли поддержать другие корабли. Дело приняло серьезный оборот.

– Бен, надо поработать в машинном отделении, – крикнул Альберто, – Нам не хватает скорости! Всего десять узлов!

Как ни старалась команда, шансы на успех все уменьшались. Всех волновала судьба двух экипажей, выбросившихся на берег, а главное – Серверы. Вскоре узнали, что американские корабли и подоспевший к ним «Орегон» загнали и «Вискайю». У всех в головах звенела одна и та же мысль: «Лишь бы уйти», но преследователи не позволили этого. В течение получаса американская эскадра бомбардировала еще два испанских корабля, один из которых не дошел даже до берега и затонул в водах Атлантики. Остался один корабль – «Кристобаль Колон». Бен с яростью бросал уголь в котел, думая о том, что им нельзя погибнуть, нельзя ни в коем случае. Сервера таранил своим кораблем судно неприятеля, лишь бы отвлечь его и дать другим судам прорваться. Нельзя допустить, чтобы эта жертва оказалась напрасной. Артиллерийский огонь не доставал до них, и это не могло не радовать, но все же было боязно, особенно если учесть, что палуба деревянная, а значит, запылает, как щепка, если снаряд попадет в цель. Они еще так недалеко отошли от порта, а от эскадры осталась лишь одна единица. Это казалось невероятным. Бен представил, скольких человек они потеряли, и не мог поверить. Ведь еще только что все они были живы… Это сумасшествие не укладывалось в голове. Услышав, что расстояние между кораблями сократилось, матросы заработали еще усерднее, изо всех сил, но Бен понял, что это агония… И вдруг в «Кристобаль Колон» попал снаряд. Бен прыжком взобрался на палубу. Мачта загорелась, и казалось, она вот-вот рухнет.

– Надо дотянуть до берега! – закричал Бен, взявшись за штурвал вместо раненого капитана. – Рафаэль, держи курс на берег!

Юнга, молодой испуганный юноша, перехватил штурвал, а Бен тем временем разорвал рубашку и перетянул руку капитана повыше места, откуда хлестала кровь.

– Убирайтесь с кормы! – крикнул Бен, увидев тлеющую балку, но его крик слился с общим криком безумия.

Словно в замедленном действии начала падать балка, и Бен, чудом подоспев, оттолкнул моряка от верной смерти. Берег был уже близко, и Бен спрыгнул на мелководье. В пятидесяти милях к западу их корабль выбросился на берег. Все уцелевшие кинулись врассыпную, хотя и понимали, что бежать некуда и впереди ждет только плен. «Тут же кругом мины», – пронеслось в голове у Бена. Только он набрал в рот воздуха, чтобы криком предупредить об этом товарищей, как раздался взрыв.

– Стой! – прокричал Альберто, и вдруг его взметнуло в воздух.

Мина разорвалась недалеко от него. Окровавленное тело упало на землю и уже не шелохнулось.

– Не-е-е-т! – казалось, раздалось над всей Атлантикой.

Бен подбежал к другу, но тот был мертв. Ужас сковал его чувства и разум. Что-то беззвучно ударило в сердце. Бен схватился за голову, как вдруг оглушительным хлопком раздался второй взрыв и мощной волной Бена отбросило на несколько футов. На какую-то долю секунды ему показалось, что он сломал позвоночник, а может, от него вообще не осталось ни рук, ни ног. Кровь ударила в голову, в глазах потемнело. Казалось, тысячи сосудов лопнули в один миг. Бен попытался подняться, но тут же упал на колени. В ушах оглушительно звенело, в то же время он слышал в висках стук сердца. Бен закрыл руками уши и почувствовал на них что-то липкое. Кругом бежали люди и что-то кричали, но он не слышал ни звука, только ощущал какую-то пульсацию. Увидев на руках кровь, Бен поглядел на ноги: они были целы. Он покачнулся, и земля, вдруг завертевшись, оказалась у самых глаз. Резкая боль. Вдруг все почернело и окончательно стихло.

* * *

В один радостный день Кассандра ворвалась в комнату спящей сестры, резким движением открыла гардины, впустив в комнату дерзкие солнечные лучи, и затрясла Мариэль.

– Эй, проснись! Мариэль! Ты только посмотри, что я принесла!

Не понимая ничего, Мариэль уставилась на старшую сестру.

– Читай тут! – она ткнула пальцем в заголовок газеты. – США и Испания подписали мирный договор! Война закончилась!

Мариэль, такая милая спросонья, улыбнулась, и в ее улыбке слилось все: надежда, облегчение, радость.

– Это та самая война? – переспросила она, будто это не могло быть правдой.

– Конечно, Мариэль! Все закончилось!

– Боже! Касси, правда?!

– Да! Да!

Мариэль взяла газету и чуть не задушила сестру от радости.

– Наконец-то, наконец! Ах! Бен скоро вернется. Неужели я снова увижу его?! Снова буду счастлива?

Целый день Мариэль только и делала, что восторгалась этой невероятной новостью, которой пестрели заголовки многих газет. Возвращение солдат на родину уже осуществлялось, и все последующие дни Мариэль нетерпеливо ждала, что вот-вот увидит на горизонте знакомую фигуру. Но Бен не появлялся.

– Почему их роту задерживают? – возмущенно спрашивала Мариэль у родителей, но они лишь советовали набраться терпения.

Спустя неделю, в течение которой Бен так и не прибыл, Мариэль вместе с папой отправилась к мистеру Райнеру. Он тоже давно не получал от сына писем и боялся, как бы чего не случилось. Он уговаривал Мариэль не плакать, ведь прошло еще совсем немного времени, их могли не успеть перевезти. Порой возвращение домой затягивалось на несколько недель. Однако дни и недели проходили, многие солдаты вернулись, но Бена все не было… Что это означало, Мариэль прекрасно понимала, но не хотела даже подумать о возможности такого развития событий.

Когда в Бэнчизу пришла газету со списками погибших, Мариэль долго стояла как вкопанная, не в силах раскрыть ее. Все внутри похолодело, ноги задрожали. Набравшись мужества, она присела на ступень крыльца и медленно, боясь увидеть знакомые слова, читала каждую новую строчку с фамилиями несчастных. Она настолько страшилась увидеть в этом кровавом списке фамилию Бенджамина, что даже не подумала, что все эти имена – убитые люди, такие же солдаты, как и Бен, у которых тоже есть родные и любимые. Каждую прочтенную фамилию, что оставалась незнакомой, она провожала улыбкой, вздыхая с облегчением, что это не Бен. Осталась последняя фамилия и… Мариэль радостно вскочила, страстно перекрестившись.

– Значит, он в пути, – сказала вслух она и заметила, что за ее спиной уже стоят все обитатели Бэнчизы. – Бен скоро вернется! Мама, папа, Бен вернется!

Мариэль порывисто обняла отца и вдруг встретила встревоженный взгляд миссис О’Бэйл.

– Дорогая, – начала она, нервно проведя рукой по волосам, – Бен пропал без вести. Прочти на соседней странице.

Радость слетела с лица Мариэль, она торопливо раскрыла газету. «Пропавшие без вести», – печально гласил заголовок. Глаза сразу выхватили нужную строчку: «Бенджамин Райнер».

– О нет, нет, нет! Нет! – повторяла, как безумная, Мариэль. – Нет! Нет! Нет! Не может быть! Это ошибка! Верно, папочка?

– Родная, тише, тише! – сразу все кинулись к ней.

Мариэль задрала голову вверх, чтобы не дать слезам скатиться, но они предательски полились.

Звучали слова утешения, кто-то гладил Мариэль по голове, но она ничего не слышала, кроме себя самой:

– Но ведь ничего страшного, что они не посчитали Бена, он скорее отправился домой, его просто не внесли в список. Вот глупые, неужели они думают, что Бен будет ждать, пока его запишут, будто у него нет других дел! – и на смену слезам пришел отчаянный смех.

Все испуганно переглянулись. Только миссис О’Бэйл хотела послать за доктором, как Мариэль опередила ее:

– Думаете, мне нужен врач, да? Мне он не нужен! Я не сумасшедшая! И я держу себя в руках. Просто дайте мне побыть одной, умоляю вас! Мне не нужно сейчас сочувствие! Бен не погиб, все хорошо, он скоро вернется. И здесь не о чем говорить. Пожалуйста, ни слова об этом, – и Мариэль побежала, оставив родных в недоумении.

Стоит ли говорить, что испытывала Мариэль, сколько сил она приложила, чтобы убедить саму себя в том, что все уладится, чтобы поверить в то, что Бен жив? Она и правда верила, иначе давно бы уже отправилась за ним следом. Без него жизнь ей была не нужна.

Все с пониманием отнеслись к просьбе и не напоминали ни о чем. Имя Бена не звучало уже несколько дней, чего стены Бэнчизы давно не знали. С каждым днем веселость Мариэль все нарастала, и окружающие болезненно воспринимали это. Они догадывались, что Мариэль не сошла с ума, что это лишь ее своеобразный ответ страшным событиям. Она не могла смириться с утратой любимого и делала вид, что ничего не изменилось. Такая защитная реакция была по-детски нелепой и могла привести к страшным последствиям.

– Ты должна взглянуть правде в глаза, только тогда ты сможешь излечиться, – хотела сказать ей миссис О’Бэйл и не могла, зная, что это причинит ей боль. Надеяться на то, что Мариэль привыкнет и забудет Бена, тоже было нечего.

Миссис О’Бэйл полагала, что Мариэль будет каждый день лить слезы и зачахнет от горя, но все было совсем по-другому. Каждый день на протяжении почти двух недель Мариэль сидела у окна, что выходило на парадный вход, и под прикрытием рисования ожидала прихода Бена. Когда сумерки сгущались так, что уже ничего нельзя было разглядеть, она выносила на улицу фонари и сидела так еще часа два. Бен не приходил, и тогда она с выражением лица, вовсе не похожим на расстроенное, а каким-то глупо-умиротворенным, гасила свет и уходила к себе спать.

В один из таких вечеров миссис О’Бэйл сидела на диване, занявшись вязанием, и посматривала на дочь. Все это ее ужасно раздражало. Спицы дрожали в ее руках, внутри все закипало, и в этот раз она не справилась с собой и отмела прочь наказ мужа не травмировать Мариэль, растолковывая, что Бен не придет, сколько его ни жди.

– Мариэль!

– Да, мама?

– Господь с тобою, когда ты уже перестанешь?! Он уже не вернется! Зачем ты себя мучаешь?

– Конечно, вернется! Он обещал мне!

– Хо-хо! Обещал! Да мало ли чего он обещал! Что за бредни, дочка? Ты сильная, ты справишься с этим, только не живи иллюзиями, это во сто крат хуже и тяжелее.

– Он вернется, – так убедительно сказала Мариэль, будто вернуть Бена было в ее власти.

Миссис О’Бэйл думала, что истерика будет у ее дочери, но получилось так, что ей самой понадобились успокаивающие капли.

– Я ничего не могу с ней поделать, – делилась она с мужем своими переживаниями, – все без толку. Она верит, что он придет.

– Может, он и вправду придет… – вздохнул мистер О’Бэйл, погасив на ночь свет. – Завтра покажет.

* * *

Бен очнулся и открыл глаза. Размытая картинка вскоре стала более четкой, хотя все вертелось в легком хороводе. Бен обнаружил себя в небольшом помещении, где было две кровати, на одной из которых лежал он. Здесь было много непонятной аппаратуры, колбочек и ампул. Дернувшись, Бен осознал, что связан. В мозгу стоял страшный гул, к горлу подступала тошнота, и все тело ужасно ныло. Бен попытался вспомнить, что произошло и где он находится, но не смог. Последнее, что он помнил, это разговор в каюте капитана о предстоящем прорыве.

Внезапно у двери послышались шаги, и дверь распахнулась. На пороге появилась полная женщина, облаченная в белый халат.

– О! – воскликнула она. – Вы очнулись.

– Кто вы? Что я здесь делаю?

– Успокойтесь, вам нельзя нервничать, а тем более разговаривать. Я сейчас позову доктора Ховарда.

Спустя минуту она вернулась в сопровождении какого-то старика-медика.

– Не волнуйтесь, – начал он, приблизившись к койке, – вы в безопасности. Это подпольный госпиталь.

– Что случилось?

– Мы думали, вы уже не очнетесь. Две недели назад вас подобрали мои санитары. Ваш корабль выбросился на берег, и весь ваш отряд постигла злая судьба: кто подорвался на минах, а кого-то взяли в плен. Вероятно, вам удалось ползком добраться до какого-то кустарника, листья которого спрятали вас от неприятеля. А ночью вас нашли.

– Какое сегодня число?

– 6 августа.

– А год?

– Девяноста восьмой.

– Вы испанцы?

– Нет, мой друг. Но мы и не американцы.

– Значит, вы на стороне кубинских повстанцев?

– Нет, нет, – засмеялся этот человек, – скажем так: мы нейтральны.

Бен, насторожившись, покосился на него.

– Мы помогаем раненым, только и всего.

– Почему я связан?

– Думаю, в ремнях больше нет необходимости. Берта, развяжите его.

– Да, профессор.

Женщина ослабила ремни.

– Мы же не знали, как вы себя поведете. Вчера вы на пару минут пришли в сознание и страшно кричали и чуть не вырвали на себе волосы; пришлось вас связать. Видите ли, дружище, – продолжал профессор, – у вас контузия средней тяжести, но благодаря инъекциям вы себя чувствуете значительно лучше.

– Каким инъекциям?

– Неважно. Мне нужно проверить вашу память. Вы помните, что с вами было до попадания сюда? Как ваше имя?

– Бен Райнер. Я испанский солдат. Мой взвод находился в Сантьяго.

– Но как вы здесь оказались?

– Я не знаю. Не помню.

– Вы плыли на корабле. Помните, как погружались на него?

– Нет.

– А бой? Вражеские корабли подбили вас, помните?

– Нет. Я… я не знаю, что случилось. Мы только обговорили план побега, а затем я проснулся в этой комнате. Какое сегодня число?

– 6 августа.

– А год?

– Тысяча восемьсот девяносто восьмой. Вы уже спрашивали. У вас легкая ретроградная амнезия, но зрение и слух особо не пострадали. Речь тоже в норме. Вам чертовски повезло. Однако последствия все равно могут быть ужасными. Я проверю ваш пульс и дыхание.

– Сколько здесь раненых?

– Девять человек.

– Я должен вернуться на фронт.

– Господь с вами! – воскликнул доктор.

Бен сделал усилие, чтоб приподняться, но профессор удержал его рукой. Бенджамин был еще слишком слаб, чтобы сопротивляться.

– Не делайте глупостей. Повсюду снуют американские солдаты. Вас уничтожат.

– Мне надо воевать! Пустите!

– Вы становитесь раздражительным, это последствия контузии.

– Плевать я хотел на вашу ученость. Не трогайте меня.

– Берта, застегни ремни.

– Что? Да как вы смеете?

Бен отчаянно сопротивлялся, но вдвоем эти люди связали его и опять включили странный аппарат.

– Подай мой чемодан, Берта.

Профессор приблизился, и внезапно Бен почувствовал боль в плече и заметил блеснувшую иглу. Последнее, что увидел Бенджамин, это как эти двое быстро удалились из комнаты, закрыв ее на ключ, а потом все расплылось в причудливых красках и во всем теле стало невероятно горячо…

Проснулся Бен уже на рассвете, со страшным гулом в голове и тошнотворной слабостью. В комнату вошла женщина в халате, и события ее последнего визита живо всплыли в памяти Бена.

– Что вы со мной сделали? – вяло проговорил он.

– Вы меня помните? – удивилась она.

– Да.

– Профессор Ховард вколол вам… снотворное. У вас был бред ночью. Вы не помните, мы уже здоровались с вами? Вы все твердили какое-то имя.

– Имя?

– Да, кажется, Мари-Энн.

– Мариэль!

– Может быть.

Бен вспомнил Мариэль, и вся жизнь по кусочкам всплыла в его памяти. Однако он так и не смог вспомнить, как оказался в этом месте.

– Где мои письма?

– Какие?

– Моя форма, где она?

– Она была в крови, и я выстирала ее.

– Как?

– Но там ничего не было, уверяю вас.

– Письма лежали во внутреннем кармане, я отлично это помню.

– Возможно, санитары сняли все содержимое. Я пойду спрошу, а вы лежите. Вам нельзя двигаться.

– Спасибо.

Через десять минут хозяйка вернулась и протянула небольшую пачку конвертов. Бен плохо видел, что на них написано, но все же ему удалось разобрать: два письма от Альберто Агьерро. Бен вспомнил тот вечер, когда друг просил его передать эти конверты. Вдруг в памяти всплыло его лицо, искаженное криком, а затем – взрыв. «О нет, – прошептал Бен, – он погиб… Альберто погиб!» Эта мысль никак не укладывалась в голове.

Бен спрятал эти два конверта под матрац и взял в руки письма Мариэль. Ужас сковал его чувства: «Ведь Мариэль не знает, что со мной. Она может подумать, что я погиб, так же как Альберто. О милая, что с тобой станет!» Бен ругал себя, что ушел на войну. Мариэль была права. И хотя разлука не убила их, и каким-то чудом он остался в живых, но что будет дальше? Как ему вернуться на родину? Когда окончится война? Эти вопросы причиняли ему жуткую боль.

– О нет, я должен вернуться.

– Опять вы за свое! Поправьтесь сначала, а потом поговорим о вашем возвращении в ряды солдат.

– Мне нужно узнать об обстановке. Идет война! Что происходит там, за этими стенами?

– Боюсь, испанцы, оставшись без флота, скоро проиграют войну. Вы говорили, что прибыли из Сантьяго? Так вот, город сдался.

– Не может быть!

– Может! Американский десант сделал высадку. На Филиппинах у испанцев тоже не все гладко. А что до Кубы, то теперь даже с местными повстанцами испанская армия не в силах справиться.

– Потому что ее бойцы лежат на койках, вместо того чтобы воевать! Прошу вас, Берта, расстегните ремни.

– Ни за что, – рассмеялась она, – мне еще дорога своя голова. Доктор Ховард не велел мне.

– Но ведь вы не все делаете по его указанию.

– Ошибаетесь, все! И если вы не выбросите из головы свои глупые идеи, я позову его!

– Мне нужно вернуться! Я почти оправился. Я должен идти воевать!

– Это ни к чему. И без вас обойдутся.

– Выпустите меня!

– Ни за что!

Бен начал вырываться, раскачиваясь на кровати и пытаясь вырвать ремни. Началась суматоха. Бен кричал и угрожал, отпихивал ногами подоспевших санитаров. На него налетело сразу пять человек, и перед его взором опять предстал шприц.

– Нет! – закричал он. – Не смейте колоть мне эту гадость! Отпустите меня!

Два санитара держали его голову, а профессор Ховард туго завязал ему глаза. Стало невыносимо страшно. В голове Бена пронеслась пугающая мысль, что эти люди – не те, за кого себя выдают. Бен не понимал, что они делают с ним. Внезапно его губ коснулась чья-то рука. Он плотно зажал рот, но после мучительной борьбы его зубы насильно раздвинули и влили какую-то жидкость. Бен кричал изо всех сил и звал на помощь, но вдруг ему стало трудно дышать, и он потерял сознание.

Проснувшись, он убедился в своих подозрениях: люди, выдававшие себя за военно-полевых врачей, обернулись его врагами. Они не отвечали на его вопросы, лишь заходили, чтобы принести еду и вколоть порцию какого-то лекарства. Однажды ему вкололи довольно мало, и сквозь дрему он отдаленно слышал их голоса и видел пятнами их силуэты. Они маячили над ним и о чем-то переговаривались. Так продолжалось каждый день, хотя Бен уже не мог отличать дни друг от друга: все спуталось в его сознании. Однако хуже всего было то, что с каждым новым визитом «врачей» Бен все меньше понимал, что происходит. Он видел какие-то абстрактные картины, цвета, которые сменяли друг друга и струились фонтаном, слышал протяжный писк в своем мозгу, а потом все затихало в приятной безмятежности и наступало время холодной апатии.

Однажды к нему в комнату кто-то резво вбежал, отключил все аппараты и покинул помещение. При этом из-за двери доносилось много голосов. Казалось, все они спешили куда-то. Бену показалось, что он чувствует запах дыма, и он подумал, что, возможно, начался пожар и его теперь оставят здесь, но когда он проснулся, то понял, что настало утро, а он не сгорел. На сей раз он чувствовал себя гораздо лучше и память его была яснее. Он закричал пару раз, но никто не появился. Только он собрался крикнуть снова, как раздался шорох; повернув голову на шум, Бен заметил человека на соседней койке. Похоже, парень проснулся от крика и теперь пытался вспомнить, что он здесь делает. Попытавшись подняться, он обнаружил, что связан. Бен видел, как тугие ремни впились в его тело.

– Эй! – позвал Бен и почувствовал, как ему тяжело даже ворочать языком. – Ты связан.

Ужас пробежал в глазах незнакомца. Он сказал что-то на испанском, но Бен покачал головой, давая понять, что не говорит на этом языке.

– Кто ты? – спросил Бен.

Незнакомец с полминуты подумал, словно восполняя в памяти пробелы, а затем постепенно проговорил на ломаном английском:

– Я сбежал из концлагеря и наткнулся на этот бункер. Я хотел спрятаться, но меня поймали. Ночью. Я помню, как меня тащили по сырому подвалу, надев на голову мешок. Что это за место?

– Так это бункер? Выходит, под землей?

– Да. Кто эти люди?

– Они ставят надо мной опыты.

– Как ты здесь оказался?

– Кажется, меня подобрали раненого.

– Чертова война… Ты на стороне испанцев?

– Да.

– А почему не говоришь по-испански?

– Я не знаю.

– Брат! Эти мерзавцы держат в концлагерях множество наших людей! Я видел пытки. Но мне чудом удалось сбежать!

– Здесь тоже пытки.

– Что им нужно?

– Не знаю. Насколько я понял, они колют мне что-то психотропное. Возможно, опий или морфин.

– На Кубе много этой чертовщины.

– Да. Они превратят нас в овощи, высосут память, уничтожат сознание. В первый день они сказали мне, что это госпиталь.

– Сколько здесь людей?

– Я видел шестерых: доктор, его помощница, два санитара и кто-то еще. И кажется, в какую-то ночь, если это только был не сон, меня вели куда-то, и я видел одного парня… Точнее, живой труп. Его словно отрыли из могилы. Он сидел на полу у стены, вздрагивал и мычал, как раненая корова.

– Еще один их пациент?

– Да. Они хотят убить нас, медленно, изощренными научными способами.

– Я не позволю им убить себя!

– Сегодня что-то случилось. Они убежали куда-то, даже не вколов мне порцию лекарства. Однажды я слышал, как они говорили о каком-то новом продукте в науке, который позволяет стирать память и заполнять ее другой информацией. В последнее время я уже ничего не понимал, и только сейчас, словно протрезвев, я осознаю, что я на пути к превращению в того парня из коридора. Если они будут колоть мне эту гадость постоянно, вскоре я стану таким, как он.

– Черт! Надо скорее убираться отсюда! Мы должны сбежать. Что-то ведь можно сделать?

– Мы связаны, и поблизости нет ни одного предмета, который мог бы нам помочь.

– Из ремней невозможно высвободиться?

– Я занимался этим два дня, но ничего не смог сделать. Дотянуться друг до друга мы тоже не сможем.

– Но ведь они отстегивают ремни хоть иногда?

– Когда вкалывают лекарство, но в этот момент ты уже не можешь сопротивляться.

– Значит, надо заставить отстегнуть их хитростью.

Бен усмехнулся:

– Я думал об одном способе.