Текст книги "Истина"

Джек

Я сомневался в том, что за три года она не поменяла номер, а у меня хватит смелости действительно ей позвонить. Каждый раз, когда я был на реабилитации, у меня возникало желание услышать ее голос, хотелось задать ей кучу вопросов.

Сейчас, лежа в своей комнате, я смотрел в потолок, а в руке был зажат телефон. Я отвез Джессику домой. Она слезла с мотоцикла и ушла, даже не взглянув на меня. Мне не хотелось верить в то, что она сказала. Не хотелось верить в то, что это действительно конец и мне придется с этим смириться.

Мне было больно. Эта тупая, ноющая боль, поселилась где-то внутри меня. Я прокручивал в голове каждое сказанное Джессикой слово, и каждое ранило меня сильнее предыдущего.

Я зашел в контакты своего мобильника и тяжело вздохнул, когда нашел нужный номер. Казалось, прошла целая вечность с того момента, как я нажимал кнопку вызова, даже не задумываясь. Прошла целая жизнь с того момента, когда этот ритуал был моей привычкой.

«А впрочем, хуже не станет» – подумал я и нажал кнопку вызова.

Кэссиди почти сразу взяла трубку. Либо она удалила мой номер и сейчас понятия не имела, кто ей звонит, либо она уже целых три года ждала этого звонка.

– Алло, – ее голос почти не изменился. Он был по-прежнему таким же бархатистым и нежным.

– Кэс… Это я. – я говорил медленно, с паузами.

– Джеки… Рада тебя слышать. Как ты? – она тяжело дышала в трубку, и мне стало ужасно стыдно за то, что я дал о себе знать.

– Не хочется тебе врать, поэтому не стану говорить, что все в порядке.

Кэссиди молчала. Я не знал почему. Хочет ли она, чтобы я продолжил говорить или просто думает, что мне ответить.

– Как твои дела? – я решил нарушить тишину, которую прерывало лишь наше дыхание.

– Не хочется тебе врать, поэтому не стану говорить, что все в порядке.

Я улыбнулся. Она часто так делала раньше. Любила отвечать мне моими же фразами.

– Учишься? – поинтересовался я.

Кэссиди молчала.

– Кэс?

Она продолжала молчать, а потом я понял, что она плачет. На том конце провода слышались всхлипы. Сначала они были тихими, но с каждой секундой они усиливались и, в конце концов, перешли на рыдания. От этого у меня внутри все сжалось. Боль в груди усилилась.

– Господи, Кэссиди, прости меня… Я не подумал, что это будет так…

– Я в порядке – произнесла она сквозь слезы. – Может показаться, что я расстроена, но я плачу, потому что рада тебя слышать. Правда, Джек, честное слово, спасибо, что позвонил. Мне не хватало тебя. – Я едва мог разобрать то, что она говорила. Слова были невнятными из-за ее постоянных всхлипов и надрывающегося голоса.

– Я так и не извинился за… – я не мог произнести этих слов, они застряли в моем горле.

– Все нормально, Джек. Я подсадила тебя на наркотики, ты избил меня. Я заслужила это.

– Ты не виновата… Просто ради тебя я бы пошел на что угодно, ты же знаешь..

– Знаю. И еще я знаю, что ты никогда не думал такого обо мне. Но я хочу, чтобы ты знал, Джек. Ради тебя я тоже была готова на все.

– Я знаю, Кэс. Знаю с того самого момента, когда ты наврала ради меня в суде.

Кэссиди промолчала, и я понял, что она улыбается.

– Ты не должен был один расплачиваться за наши общие ошибки.

– Да… натворили же мы тогда дел.

Она засмеялась. И я засмеялся в ответ. Внутри меня все снова перевернулась, как когда-то в день нашей первой встречи.

– Я все еще… – прошептал я.

– Я тоже, Джек, я тоже, – ответила она мне тоже шепотом, словно кто-то мог подслушать о наших чувствах, которые не угасли даже через столько лет.

– Если я предложу встретиться, ты ведь откажешь мне?

– Ты и сам знаешь ответ.

– Да… знаю. Можно задать один вопрос?

– Конечно.

– Думаешь, у меня есть хотя бы маленький шанс стать прежним? Таким, каким я был во время нашей первой встречи.

Кэссиди молчала почти минуту. Видимо, она обдумывала, что мне сказать.

– Ты уже никогда не станешь прежним, Джек… Но это не значит, что сейчас ты хуже, чем тогда. Зависимость меняет людей, но разве можно быть уверенным, что только в худшую сторону? Разве ты не стал сильнее и увереннее в себе? Тем, кто пережил такие тяжелые времена, всегда трудно поверить в жизнь после. Тебе кажется, что ты застрял на этом этапе, и будешь тут топтаться всю жизнь, но, Джек. Ты идешь вперед, а значит, у тебя есть шанс не просто стать прежним, а стать лучше, чем ты был когда-либо.

Я улыбнулся. Ее слова окутали меня с ног до головы, словно они были одеялом. Мне было тепло и уютно от ее спокойной речи. Слова, произнесенные с необычайной нежностью, падали на меня словно были снежинками. Легкими и невесомыми. Мне хотелось закрыть глаза и упасть в пропасть бесконечного умиротворения и тишины.

– Ты общалась с моей мамой?

– Что? – Кэссиди изобразила голосом удивление.

– Я знаю, что она часто звонит тебе.

– Она держала меня в курсе твоей жизни. Мне не безразлична твоя судьба. Она хорошая женщина.

– Да… Я знаю. Она самая лучшая.

Кэссиди молчала.

– Спасибо, что ответила на вопрос и спасибо за то, что интересовалась моей жизнью, спасибо за то, что поддерживала мою маму и спасибо за то… что была в моей жизни.

– Не за что, Джеки Джек.

– Ну ладно… тогда… пока?

– Ты же больше не позвонишь?

– Я…

– Нет проблем, Джек. Я напоминаю тебе о прошлом, а тебе необходимо двигаться дальше. Тебе это не нужно.

– Я бы очень хотел, чтобы ты была не права, Кэс.

– Прощай, Джеки Джек. Я люблю тебя.

Я понял, что в глаза подступили слезы. Последние слова она произнесла с необычайной лаской и трепетом. Она вложила в них все чувства, которые ко мне испытывала, все эмоции, что пережила, пока я был в ее жизни. Я больше не смел говорить ей ни слова. Я просто не заслужил этого. Поэтому я молча бросил трубку и прошептал в пустоту своей комнаты.

– Я тоже тебя люблю.

Джулия

Иногда моя жизнь становится такой же запутанной, как наушники от плеера в моей сумке. Я ежедневно трачу уйму времени, чтобы развязать все эти узлы, хотя было бы проще просто взять их и отрезать. Но никто так не делает. Было бы ужасно глупо испортить то, что можно исправить. Так и в жизни. Иногда желание отрезать общение с кем-то бывает невыносимым. Оно, как навязчивая идея, поселяется в нашей голове, и ни на минуту не утихает. Мы просыпаемся с этой мыслью и засыпаем. Ездим с ней на учебу и назад домой. Сидим с ней на занятиях и в столовой. Эта мысль не покидает нас ни на минуту и постепенно начинает сводить с ума, заставляя совершать необдуманные и абсолютно сумасшедшие поступки.

Я долгое время злилась на Джессику. Каждый день я представляла себе, как вылью на нее весь свой гнев, направлю на нее всю свою ярость, обрушу на нее свою ненависть. Когда это наконец-то случилось, вместо ожидаемой легкости, на моей душе лежал тяжелый груз.

Сегодня, спустя сутки, я сидела за нашей с Джессикой партой и смотрела на пустой стул рядом с собой. Шла последняя пара, а она так и не пришла. Я ждала ее с самого начала занятий. Каждый раз, когда кто-то заходил в кабинет, я вздрагивала и срывалась с места. Я не знала, что скажу ей, когда увижу, но сейчас я просто хотела ее присутствия рядом с собой. Мне хотелось увидеть ее лицо, ее улыбку и ямочки на щеках, ее длинные каштановые волосы, которые я потом находила на своей одежде, и это вызывало у меня улыбку, мне хотелось услышать ее голос и смех. Она была мне нужна. Только в момент ее отсутствия, не просто в колледже, а в моей жизни, я поняла насколько большое место она в ней занимала.

Лиз и Кейт сидели сзади меня, но никто из нас не обронил даже слова за весь день. Они тоже смотрели на пустоту перед собой и выглядели опустошенными, будто у них отняли что-то важное, частичку их жизни. Хотя, возможно, нам всем было просто стыдно, что мы все отвернулись от Джессики.

После последней пары я собиралась как можно скорее уйти, но Лиз схватила меня за руку. Я бросила на нее равнодушный взгляд, но руку не убрала. Я любила прикосновения, для меня они значили больше чем любые слова. В прикосновение человек вкладывает то, что у него на душе. Сейчас я сразу поняла, что на душе Лиз такая же тревога, как и у меня. Ее ладонь, которая сплелась с моей, была холодной и бледной. Кейт, с которой я постоянно вступала в перепалки, сейчас стояла рядом с Лиз, опустив голову, как провинившийся щенок. Я тяжело вздохнула, потому что было понятно – начать разговор должна я, они ждали этого от меня.

– Мне жаль, – тихо сказала я.

Лиз кивнула.

– Нам всем жаль, – прошептала она.

Кейт поднесла ногти ко рту. Она всегда грызла их, когда нервничала. Джессика всегда ругала ее за это. Ей даже почти удалось отучить Кейт от этой вредной привычки. Но теперь все было не важно. Джессики не было рядом, и мы все вдруг стали прежними, такими, какими были до нашей с ней встречи.

– Она же не уехала? Мы ведь еще увидимся с ней? – спросила Кейт, смотря себе под ноги, а потом она резко вскинула голову и посмотрела на меня. Я увидела в ее глазах пробивающиеся слезы. Впервые за все время нашего общения я испытала к ней вместо привычного раздражения – сочувствие. Я, сама не веря в то, что делаю, подошла к ней и обняла. Она этого не ожидала, поэтому, когда я отпрянула, она уставилась на меня своими карими глазами, в которых читался явный вопрос: Почему?

Какое точно «почему?» она имела в виду, я не знала. Почему я обняла ее? Почему я все время ругалась с ней? Почему я так поступила с Джессикой? Почему мы вообще начали общаться? Почему все так заканчивается? Почему все не может быть как прежде? Почему мы не в силах исправить свои ошибки? Почему у нас не будет второго шанса? Почему мы не можем снова поступить в колледж и познакомиться, ведь тогда бы мы могли сделать все иначе, поступить правильно – никогда не начинать общаться.

Я не знала ответа ни на одно «почему?», поэтому просто пожала плечами.

– Она придет. Я знаю, что придет. Она – не мы. Она с нами так не поступит. Поэтому, когда она придет, мы с ней поговорим, а сейчас мне пора.

Я быстрым шагом вышла из кабинета, боясь встретиться с Лиз и Кейт глазами. Хоть они и не признавали этого, в глубине души они винили во всем меня. Я запустила этот механизм, я была той, кто нажал на курок, на кнопку «пуск». Но ведь это должен был кто-то сделать, а быть козлом отпущения – мне не привыкать.

Когда я спускалась по лестнице, кто-то схватил меня за руку. На секунду я застыла, а когда повернулась и увидела, кто передо мной, вырвала свою руку и быстрым шагом сбежала вниз. Но он быстро ходил. Гарри догнал меня уже на улице, когда я шла к остановке.

– А вы похожи с Джессикой.

Я вздрогнула от ее имени.

– Почему это?

– Она всегда убегает от Джека.

Я промолчала. Я знала, что Джессика убегала не от Джека, а от самой себя. Она бежала от своих страхов и новых эмоций. Она боялась отношений и открытого проявления своих чувств. Именно поэтому, увидев Джека, она пятилась назад и была готова зарыться как страус с головой в песок. Но Гарри не мог этого знать, так же, как и не знал, почему сейчас бегу я.

– Хотя вот Джессика не молчит обычно. Эй, Джулия, поговори со мной, – он схватил меня за плечо, вынуждая остановиться.

– Слушай, Гарри, спасибо за вчерашний разговор и все такое, но я ведь сказала, что…

– Стоп! Стоп! Стоп! – Гарри захлопал в ладони. – А кто сказал, что я хочу серьезного разговора? Я просто хотел узнать как у тебя дела. Как все прошло с Джессикой. Вот и все. Безобидная беседа, Джулия, ну же.

Я нахмурилась. Что я вообще делаю? Зачем я ему рассказала о наших с Джессикой проблемах, зачем я доверилась этому парню со смешной прической? И тут в моей голове пронеслась мысль, что в первые дни учебы я смотрела на Джессику и думала лишь о том, что никогда бы не доверилась такой как она. Но я сделала это с ней, а сейчас сделала это с Гарри.

– Хочешь колу? – предложила я.

Его лицо засияло.

– Ты угощаешь?

– Вот еще! Конечно, нет, – я улыбнулась.

– Тогда, угощаю я.

– Не-а. – протянула я. – Каждый платит за себя. Мы ведь не на свидании.

Гарри улыбнулся и взял меня за руку. Я хотела убрать ее, но он сделал это сам.

– Прости. Понял. Никаких рукопожатий.

Я отвернулась, чтобы он не увидел моей широкой улыбки.

В кафе мы сидели напротив друг друга. Гарри то и дело улыбался, когда смотрел на меня, а я не могла не улыбнуться ему в ответ. Это выходило само собой. Я даже не контролировала себя. Мы просидели в тишине почти двадцать минут, а потом он откашлялся.

– Это был намек, что время начать разговор? – спросила я.

– Да нет, просто кола была холодной, горло заболело, – он снова закашлял, хотя было понятно, что он притворяется.

– Не будешь возражать, если я… – я достала кусочек льда из стакана и кинула его себе в рот. Лицо Гарри растянулось в улыбке, и он повторил за мной.

– Мы всегда так делаем с Джессикой. Заказываем по коле, а потом болтаем часами напролет, жуя лед. Один раз я слегла после таких посиделок с ангиной, но разве о таких вещах жалеют?

– О дружбе с кем-то никогда не стоит жалеть. Так или иначе, это дарит нам незабываемые эмоции. Пусть это и заканчивается рано или поздно.

– Думаешь, не бывает дружбы не всю жизнь?

Гарри бросил очередной кусочек льда в рот.

– Думаю, нет, а ты?

Я пожала плечами.

– Было время, когда я хотела даже через пятьдесят лет сидеть вот так с Джессикой и жевать лед, смеясь из-за всякой ерунды. Но сейчас, я понимаю, что меняется жизнь и вместе с ней мы. В жизни Джессики появился Джек. Новая составляющая ее жизни. И она начала меняться, а я перестала ее узнавать. Даже не знала, что это может так бесить.

– Перемены в ком-то?

– Да! Человек становится немного другим, не таким, каким ты привык его видеть. И все! Ты сожрать его готов.

Гарри понимающе кивнул. Я никогда раньше не замечала этих глаз. Обычно они были озорные, как у безбашенных подростков. Но сейчас они были полны понимания и сочувствия. И я знала, что он не делает вид, не притворяется, он действительно сопереживал мне и знал, что я чувствую.

– Вы поговорили с ней?

Я отрицательно помотала головой.

– Почему? – он казался удивленным и даже встревоженным.

– Она не пришла сегодня, – я опустила голову, вспомнив пустой стул рядом с собой.

– Но… Но я говорил с ней сегодня. Она была в колледже.

– Что? – я уставилась на Гарри. На его лице было удивление. – О чем говорили?

– О Джеке. Она снова его оттолкнула утром.

Я нахмурилась, хотя знала, что мне не стоит этого делать из-за появляющихся складок на лбу. Но сейчас мне было плевать.

– И чем все кончилось? Когда ты видел ее последний раз?

– Ну… я видел, как она направилась в столовую к Джеку, чтобы поговорить с ним. Думаю, они потом ушли вместе. Джек тоже не появился больше на занятиях.

– Понятно. Дела любовные, – я пожала плечами, понимая, что меня это не касается.

– Ты не рада за нее? – теперь нахмурился Гарри.

– Просто привыкла к тому, что мы есть друг у друга, и нет никаких парней. Мне этого хватало. Мне было достаточно, что в моей жизни была такая подруга, как она. Я была вполне счастлива.

– Так ты решила, что ей не хватало одной тебя и поэтому она начала встречаться с Джеком?

– Что-то вроде того. Сама не знаю, почему я так взбесилась. Может, просто не хотелось делить ее с кем-то еще.

– Но ведь есть и другие, как их там… Лиз и Кэт?

– Кейт. К ним я не ревновала Джессику. Наша с ней дружба была особенной, не такой как у нее с ними. Боже! Как же глупо это звучит, когда произносишь вслух, – я схватилась за голову. Чувство стыда прилило к щекам. Я поняла, какой дурой сама себя то и дело выставляю.

– Все в порядке. Эй! Нет ничего страшного в том, чтобы не желать делиться кем-то с другими.

Я подняла голову и посмотрела на него. Он уже второй день подряд искал мне оправдания, хотя я этого не просила.

– Почему ты это делаешь? – спросила я.

Это было еще одно «почему?», на которое не нужен был ответ. Я его итак знала.

Кортни

Наши встречи с Джессикой были редкими, но особенными. Воспоминание о каждом проведенном с ней дне я хранила с особым трепетом. Иногда я жалею, что мы не делали фото во время наших прогулок, но я и сейчас четко помню эти моменты.

Помню, как зимой после школы мы катались с горок на пакетах со сменкой. Мои руки тогда замерзли до такой степени, что я едва могла шевелить пальцами. Помню, как тогда меня ругала мама, потому что вся одежда была мокрой, щеки красными, а я вспотевшей и замерзшей одновременно. Помню, как мне было хорошо в тот день, как громко я смеялась, какой счастливой себя чувствовала. Мне не могли испортить настроение ни промокшие ботинки, ни крики мамы и даже то, что я заболела на следующий день.

Помню, как сидя с Джессикой за разными партами, мы постоянно переглядывались. В первое мгновенье мы просто смотрели друг на друга, а потом наши губы и глаза одновременно расплывались в улыбке. Иногда, когда происходило что-то смешное, заливаясь смехом, мы непременно обменивались взглядами. Бывали моменты, когда я получала плохую оценку, тогда я поворачивалась к ней, она поднимала голову и смотрела на меня, в ее глазах читалось не сочувствие и не жалость, там были ободрение и надежда, что в следующий раз все будет иначе. Потом она одаривала меня своей самой широкой улыбкой, как бы говоря, что все в порядке, что это ерунда, что мне не стоит переживать, что она рядом со мной несмотря ни на что. Я смотрела на нее, и мне действительно становилось лучше.

Помню, как мы сидели на скамейке накануне своего первого экзамена в школе. Мы тогда купили два огромных бутерброда, начинка из которых сыпалась каждый раз, когда мы пытались откусить от них кусочек. Я помню его вкус, как и каждое сказанное нами тогда слово. Мы говорили о том, что скоро расстанемся. Тогда я хотела пойти в медицину, а она в юриспруденцию. Я звала ее с собой, но она лишь отнекивалась, объясняя свой отказ тем, что ничего не смыслит в химии и биологии. В тот день я нервничала сильнее, чем когда-либо, но присутствие Джессики меня успокаивало. Она делала вид, что не боится, потому что кто-то из нас должен был оставаться спокойным, но я знала, что страх овладел ей даже сильнее чем мной. Она быстро говорила и старалась не смотреть мне в глаза. Джессика не думала о будущем, оно казалось ей далеким и нереальным, но уже через пару месяцев, определив свой жизненный путь, мы с ней поменялись местами.

Помню, как не виделись с ней полгода, а потом решили встретиться. Когда я ждала ее на нашем месте, я даже забыла, кого жду, а когда она показалась из-за дома, я застыла от удивления. Она изменилась. Внешне она оставалась все той же Джессикой, которую я знала, но та уверенность, с которой она делала каждый шаг, была мне незнакома. Раньше она всегда ходила неуклюже, как ребенок, иногда спотыкаясь на ровном месте. Но сейчас она шла как взрослый, уверенный в себе человек. Увидев меня, она улыбнулась, но не так как раньше. Ей тоже было странно увидеть меня спустя столько времени. Я никогда не думала, что за полгода можно отвыкнуть от человека. Можно забыть, как он смеется и как хорошо тебе рядом с ним. Мы обнялись, и я не знаю почему. Потому что мы соскучились или просто так было правильно? Мы болтали об учебе, но совершенно не понимали друг друга. Я не знала медицинских терминов, которые она упоминала, а она недоумевала, когда я рассказывала ей об уголовном кодексе. Мы говорили на разных языках, и от этого становилось еще тяжелее. Когда мы попрощались, и я отошла в сторону всего на пару шагов, я выдохнула с облегчением. Мне стало стыдно от собственных мыслей, но я знала, что Джессика испытывает сейчас то же самое – это стало моим оправданием.

После всех ссор, которые мы пережили после того дня, не осталось и сомнений, что между нами возникла пропасть, но Джессика обещала ее заполнить. Она говорила, что все станет как прежде, поэтому сегодня, идя к ней на встречу, я была в предвкушении нашего разговора.

Я ждала ее на нашем месте. Как и во все предыдущие разы, она опаздывала, хотя жила к этому месту намного ближе меня. Я отвлеклась на дорогу, а когда повернулась, она уже шла ко мне. На ней были синие штаны, кожаная куртка и синий шарф вокруг шеи. Распущенные волосы развивал ветер, запутывая их в сложные узлы. Джессика смотрела себе под ноги, потому что знала, что как только встретится со мной глазами как раньше, когда мы сидели на разных рядах в школьном кабинете, она широко улыбнется. Видеть то, как она приближается ко мне было также тяжело, как видеть, что она отдаляется. Это был наш второй шанс, и мы боялись все испортить, оттого и отводили взгляд, не желая встречаться глазами до того, как встретятся наши тела. Как только Джессика подошла ко мне, я кинулась к ней с объятиями. Она наконец-то дала волю эмоциям и широко улыбнулась. Я прижала ее к себе, вдыхая запах молока с медом, исходящего от ее каштановых волос. Впервые за долгое время я снова могла признаться самой себе в том, что она была моей лучшей подругой.

– Джес! Боже! – я разглядывала ее лицо, не веря собственным глазам, что она рядом, что она снова пришла на встречу со мной.

Она ничего не говорила, лишь улыбалась и не сводила с меня глаз.

– Ты правда уезжаешь? – спросила я.

Джессика взяла меня за руку и направилась в сторону нашей школы. Я шла следом за ней. Сначала я не поняла куда мы идем, а потом увидела скамейку. Ту самую, на которой когда-то мы ели огромные бутерброды и рассуждали о нашем далеком будущем. Как только мы сели, она потянулась в свою черную кожаную сумку. Через пару секунд она выудила оттуда бутерброды. Те самые.

– Джессика! Я думала, их уже не делают, – я схватила бутерброд и принялась его распаковывать.

– Кое-где все еще делают, – она тоже сорвала упаковку, а затем откусила кусочек от самого края.

– Ты тоже помнишь тот день, – сказала я.

– Как и все остальные. Никогда бы не позволила себе забыть хоть один день, проведенный с тобой.

Я улыбнулась. От ее слов на душе становилось невероятно тепло. Возможно, потому что она была единственным человеком, который говорил мне такие вещи.

– Так ты уезжаешь?

– Ты уже спрашивала об этом.

– А ты не ответила.

Джессика пожала плечами.

– Потому что не хочу на это отвечать. Многое произошло. Я даже не знаю с чего начать. Да и не хочу. Я просто хочу провести с тобой еще один день, как раньше. Мы это сможем?

Я задумалась, а потом энергично закивала головой.

– Это легко устроить.

Мы провели весь день, гуляя по любимым окрестностям, и вспоминая, как бывали здесь прежде. Вспомнили, как играли в снежки за школой и лепили снеговиков. Вспомнили, как красили моими красными перчатками в розовый цвет снег. Вспомнили, как танцевали ранней весной на стадионе, и я случайно упала в лужу. Вспомнили, как летом я приходила в ее двор, и она знакомила меня со своими друзьями. Вспомнили, как на уроке труда Джессика засмеялась, когда во рту был апельсиновый сок и его брызги разлетелись по всему столу. Вспомнили, как сидели после уроков в столовой, обсуждая всякую ерунду. Вспомнили, как в начальных классах верили в магию и в то, что Джессика – ведьма, объясняя это ее зелеными глазами, любовью к черному цвету и тем, что она родилась тринадцатого числа.

Мы вспомнили такие незначительные вещи, о которых я даже успела позабыть. Джессика не собиралась заполнять пропасть нашими новыми жизнями, она наполнила ее тем, что было раньше. Поэтому, когда мы пришли на наше место, и она обняла меня, я все поняла. У нас не будет больше новых воспоминаний и новых встреч. Она уезжает и все что нам остается – это лишь сохранить то, что у нас есть сейчас.

Это была не наша очередная встреча, которую я бы не забыла, как и все остальные. Это было прощание.