Электронная библиотека » Л. Бояджиева » » онлайн чтение - страница 22

Текст книги "Бегущая в зеркалах"


  • Текст добавлен: 15 апреля 2014, 11:24


Автор книги: Л. Бояджиева


Жанр: Современные любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 22 (всего у книги 37 страниц)

Шрифт:
- 100% +
5

Как ни странно, Йохиму стало дышаться легче. Он теперь знал, что любит. Раскручивать весь сюжет назад, на предмет выявления признаков любви, доставляло ему странное удовольствие. Он только сейчас понял, что такое любовь, содрогаясь от мысли, что и Ванду, и Нелли принимал за возлюбленных. Он научился ревновать, вспоминая чужие фиалки в комнате Алисы, наверняка чрезвычайно ей дорогие. Он задним числом стал коллекционировать мельчайшие знаки внимания, которые, как драгоценные реликвии, собирают все влюбленные. Алисин особый взгляд, когда он заявил о своей некрасивости, ее опровержение и, как она определила его? – «обаятельный!» Да – обаятельный. Еще она сказала, что у него золотые руки и долго рассматривала ладонь. Подумать только, Она держала эту руку! А ее израненные губы под его «штопающими» напряженно-сосредоточенными пальцами…

Йохим достал все фотографии, забытые Алисой, заполнив ими комнаты. Куда бы не падал взгляд – Она была рядом. Он шептал ее имя, не уставая наслаждаться переливом звуков. Единственное имя. Он переживал раннюю розовую влюбленность, полную намеков, догадок, надежд. И был счастлив. Он смиренно наслаждался мыслью, что будет доживать свой век одиноким бобылем, среди ее фотографий, с памятью о ней и ее именем на устах. Но прошел не век – а сентябрь, октябрь, ноябрь – три тусклых месяца, и Йохим понял, что и не собирался смиряться, а втайне – ждал. Ждал, что его позовут. В середине декабря сохнущего в одиночестве влюбленного действительно позвали. Позвонил Дани и сообщил:

– Грандиозные планы на Рождество в Париже: премьера кинокомедии со мной в главной роли и богемные посиделки в хорошей компании. – Напугав друга такой перспективой, Дани добавил на всякий случай: – Шучу. Концерты классической музыки в консерватории и полное уединение.

Йохим не отказался, но, сообразив, что без Нелли эти «концерты» не обойдутся, решил отсидеться дома – он уже полгода не навещал бабушку. Взяв у Леже лишнюю неделю отпуска, доктор уже девятнадцатого декабря сидел за овальным дубовым столом в гостиной старого дома.

Пожилая чета давних друзей Динстлеров, приглашенная Корнелией на торжественный обед по случаю прибытия внука, и сама старушка, сильно согнувшаяся и обмельчавшая, составляли компанию, которой доктор Динстлер коротко и внятно (у Корнелии за ухом чернела коробочка слухового аппарата) докладывал о своих хирургических успехах. Йохим и не заметил, как, начав рассказывать о мадмуазель Грави, буквально уперся в эту тему. Ему нравилось произносить отстраненное «мадмуазель Грави», зная, что для него она – Алиса. И это было что-то вроде осознания скрытой связи, особой, соединявшей их тайны.

В своей спальне Йохим впервые физически ощутил, что он уже очень взрослый, что кровать коротка для вытянутых ног, а потолок висит почти над головой. Он так же с удивлением обнаружил, что темная картина, которую разглядывал младенцем и после уже никогда не замечал, представляет Марию Магдалину, молящуюся у придорожного камня, а бородатый человек, движущийся к ней надземной походкой в сопровождении маленького летучего облачка-нимба, – Христос. Он уже знал, что стоит приглядеться, и в опущенном лице кающейся грешницы проступят черты Алисы.

Из окна второго этажа хорошо был виден дом напротив. Голые мокрые ветки деревьев полностью открывали строение, казавшееся Йохиму некогда, в просветах цветущих кустов, сказочным замком. Дом как дом, провинциальный, давно не ремонтированный, с робкой претензией на оригинальность, он грустил под дождем и казался пустым и заброшенным. Странно, почему все же Йохим ощущал здесь Ее присутствие? Или же вся печаль и грусть мира – была теперь грустью о ней, а вся радость – ее радостью? Когда-то по этому гравию вышагивали белые балетные туфельки и, шурша шинами, проносился Ее велосипед… Чей? Был ли вообще у Алисы велосипед, да и знает ли она о существовании этого городка? Наваждение…

Конечно же он отправился на кладбище навестить деда и, посидев с полчаса на низенькой скамеечке, пошел туда, где встретил некогда черный камень с фарфоровым овальчиком портрета. Кладбище, вымокшее под дождем, было сейчас похоже именно на то, чем оно и являлось – ничто кроме уныния и скорби не навевали ряды надгробий – мертвых кроватей в заброшенном городе мертвецов. Лишь кое-где виднелись увядшие цветы и красные фонарики, в которых теплились огарки свечей, оставленные утренними визитерами.

«Ага, сегодня воскресенье», – сообразил Йохим, сворачивая на узкую тропинку. Он шел, оглядываясь по сторонам и замирая от предстоящей встречи. Где же этот камень и кустик желтых роз, прильнувших к его холодной черной глади?

Уже стемнело, а Йохим все блуждал, вглядываясь во мрак, кружил среди могил как ищейка. Несколько раз ему казалось, что кто-то стоит за его спиной, он резко оборачивался – но только поскрипывание веток, шелест увядшего венка, потревоженного ветром, нарушали безлюдную тишину. Он уже запомнил какие-то имена на ближних надгробьях, узнавая чужие, улыбающиеся с мокрых портретов лица и покрываясь мурашками, холодел, не решаясь признаться: ни того имени, ни того лица среди них не было…

Дома, отогреваясь горячим чаем, Йохим осторожно спросил у бабушки о доме напротив.

– Стоит он пустой, гниет. Никому не нужен. Съехали они все еще лет пять назад. И не слуху ни духу…

«…Конечно же так и есть. Так и должно было быть: фантомы исчезают, миражи рассеиваются. Интересно, а что если в клинике никто не вспомнит о мадмуазель Грави, а в картотеке не окажется истории ее болезни? Тогда я точно буду знать, что спятил».

– Ехи, тебе звонит Даниил, кажется, из Парижа, – прозвучал сквозь дремоту голос Полины. – Умоляет меня отпустить тебя к Рождеству… Что уж там – поезжай. Что за радость со стариками сидеть.

– Радость, – упрямо заверил Йохим. Но вскоре снова зазвонил телефон и он услышал в трубке знакомый голос:

– Йохим? Это Остин. Дани считает, что я имею на вас достаточное влияние, чтобы выманить из дома в канун праздника. Приезжайте, право, на пару дней в Париж к моим друзьям. Я беру вас под защиту и имею к вам серьезное дело. Так будете? Записывайте адрес, мы будем ждать.

6

…Парижский таксист нервничал, крутясь по пригородным улочкам в поисках нужного адреса. Близился рождественский вечер, на дверях домов зеленели веночки омелы, увитые красными лентами. В окнах особняков, светящихся тепло и уютно в сырых сумерках, мелькали силуэты нарядных людей. Там уже были накрыты праздничные столы, припрятаны в коробочках подарки, там была любовь и тепло, детские голоса, кудрявые головки в атласных бантах и елки! Боже, эти нарядные, в свечах и шарах, с хвойным запахом и капельками прозрачной смолы на чешуйчатом рыжеватом стволе праздничные елки! Если они светятся в домах, то каждый, блуждающий сейчас в уличных потемках, чувствует себя андерсеновским сиротой, а заплутавший таксист – бандитом-громилой, готовым пришить своего бестолкового клиента.

«Черт побери этого немчика! Да он просто перепутал буквы в названии улицы. Высадить его поскорее, пока он замешкался, разглядывая надпись на доме, и поскорее сматываться…» – решил измученный таксист, получив деньги. Не успел Йохим опомниться, как задние фары машины скрылись за поворотом. Он стоял один у калитки незнакомого дома, слыша, как сквозь накрапывание дождя пробивается откуда-то «Ave, Maria».

«Где я, зачем и почему? Париж это или Грац?» – Йохим вспомнил, что неоднократно видел во сне подобную сцену – чужой город, чужие дома, запертые двери. И никто не ждет его, никто не порадуется его появлению. Будто он перепутал время или пространство – сбился с пути. Вечный странник. «Хватит разжигать страсти, уж телефон-то Дани у меня есть. И город этот, чей бы он ни был – явно не в состоянии войны. Нужно просто постучать куда-нибудь и попросить разрешения позвонить». Йохим толкнул ближнюю незапертую калитку и по выложенной каменными плитами дорожке направился к дому, стараясь не наступать в лужи. Все три этажа коттеджа с нарядным балконом и фигурной черепичной крышей светились высокими, явно праздничными окнами, отбрасывая на мокрую дорожку глянцевые блики. «Фу, черт! Конечно же полный ботинок. Как всегда. Динстлер в своем репертуаре», – злился Йохим, обманутый тенью и осторожно прыгнувший в самый центр большой лужи. Он поднялся на ступени и решительно нажал на кнопочку бронзового звонка. Подождал и нажал снова.

– Зина, да где же ты, в дверь звонят, – услышал он женский голос. Послышались шаги, и дверь распахнулась.

– Простите, добрый вечер, сударыня… Доброго Рождества… Мне… мне… необходимо позвонить… – лепетал он заготовленную фразу и не слышал своего голоса. На пороге, придерживая дверь обнаженной рукой и насмешливо улыбаясь, стояла Алиса.

7

– Зина, Зина, проводи доктора переодеться – у него полный ботинок воды! Как же это вы – единственная глубокая лужа – и прямо в «яблочко»! – Алиса разглядывала тяжело прислонившегося к дубовой панели Йохима. – Да что с вами? За вами гнались?

– Напротив – от меня удрал таксист. Просто всякий раз, когда я неожиданно встречаю вас, у меня подкашиваются ноги… А ботинок… вы что – подглядывали из окна?

Алиса пожала плечами:

– Шпионаж – не мое амплуа. Чтобы знать, мне вовсе не надо подглядывать… А ну – раздевайтесь! Вас уже заждались.

– Можно я так минуточку постою и просто посмотрю, чтобы привыкнуть?..

Свет люстры, падающий из холла, подсвечивал золотом пушистую шапку волос, очерчивал силуэт Алисы, одетой в узкое открытое платье. Руки на фоне бархатной черноты удивляли тонкостью и белизной. А лицо… Взяв Алису за плечи, Йохим развернул ее к свету, пристально вглядываясь в обновленные черты. Так быстро и жадно, по нескольку раз возвращаясь к началу, читают любовные записки; сначала охватив главную добычу смысла, а потом долго охотясь за разбегающимися оттенками, выискивая недосказанное между строк.

– Хорошо, очень хорошо! – шептал Йохим. – А это? – Он быстро провел пальцем по ее брови в том месте, где полоску густых волосков рассекал шрам. – Карандаш?

– Вы хотите, чтобы я всегда ходила a la naturelle – как под лупой в вашем кабинете. Дудки! И это, и это, и это… – Алиса ткнула пальцем в щеки, глаза и губы, – «Мадам Ланвен» – лучшая парфюмерия в Европе!

– Я разделяю с ней лавры и преклоняюсь – она с легкостью ликвидировала мои недоработки. Хотелось бы и впредь рассчитывать на сотрудничество: работая в паре, мы горы свернем!.. Правда, Алиса, это все так здорово!.. Я знаю, что даже в огромной толпе, состоящей сплошь из кинозвезд, ну, где-нибудь на фестивале во дворце Шайо, будете видны вы одна, будто только на вас направлен откуда-то сверху луч прожектора… Вы знаете, как бывает – бродишь один по пустым музейным залам, скользя по сторонам уже усталым пресыщенным взглядом, и вдруг цепляешься за какое-то полотно, скромно висящее в ряду с другими. Подходишь – и столбенеешь от восторга, а потом, прищурившись, читаешь латунную табличку: «Тициан» или «Боттичелли».

– Вы опять за свое, Йохим. Но я рада, что вы довольны собой. Потому что я – уже наполовину – ваше творение! С фасада, конечно…

– С кем ты там заговорилась, дочка? – в холле появилась Елизавета Григорьевна и опешила, увидев обнимающуюся пару: Йохим все еще держал Алису за плечи, восторженно глядя в ее лицо.

– Мама, это, наконец-то, доктор Динстлер. Он опоздал, так как был брошен одним из твоих прекрасных таксистов, забастовки которых ты так горячо поддерживаешь… Ну, теперь все в сборе – и быстро за стол! Только вначале доктору необходимо переменить обувь.

У тройного окна-плафона в ярко освещенной гостиной серебрилась шарами пушистая елка, а в центре под низко висящей хрустальной люстрой раскинулся в полной праздничной экипировке огромный стол. Запахи хвои, пирогов и мандаринов звучали вступительной увертюрой, предвосхищая канонический аромат запеченной с яблоками и апельсинами, умащенной корицей и майораном, приправленной орехами и курагой, огромной, томящейся в духовке чуть ли не с утра индейки.

Вся атмосфера этой теплой комнаты, упрятанной от декабрьской ночи за темно-зеленые атласные шторы, с толстым ковром китайской работы, где на мягком поле цвели букеты выпуклых палевых роз, а на камине и резных столиках зеленели кустики плюща в красных лентах с пучками свечей, растущих из самой серединки, с лесными пейзажами в тяжелых рамах, темнеющих на серебристо-зеленом штофе стен, – все здесь было именно таким, как мечталось путнику, затерявшемуся на чужой, темной улице.

– Рада приветствовать вас, доктор, в моем имении, – протянула Йохиму сухую легкую руку седая старушка, не поднимающаяся с высокого резного кресла. – Алиса, верно, рассказывала – я русская и очень старомодная. Этот дом – моя крепость. Вернее, эта вилла – мой дом, – Александра Сергеевна произнесла последнее слово по-русски.

– А нас представлять не надо. Разве только эту даму – мадам Дюваль! – Дани подтолкнул вперед нарядную Сильвию. – Мы супруги уже неделю. Жаль, что тебя не удалось вытащить пораньше.

– Но я же не знал! Так не честно. Поздравляю, Дани, поздравляю, Сильвия, я очень, очень рад!

– Нелли передавала привет и сожаления: сразу же после нашей свадьбы она должна была вылететь в Африку к отцу. Там что-то не совсем ладно, – вставила Сильвия, заговорщицки подмигнув Йохиму.

– Рад видеть вас, Йохим! Я только что звонил вашей бабушке – мы боялись, что вы опять передумали, – протягивая гостю руку, появился в гостиной Браун. Он был необыкновенно элегантен в черном смокинге и белой бабочке под высоким крахмальным воротником.

– Не смотрите на меня так, доктор, я не изображаю Шани из «Большого вальса». Просто в этом доме мне всегда хочется быть чуточку старомодным – позволить себе такую редкую роскошь. Но не я герой этого вечера. Мы все собрались сегодня ради Гостя номер один. Прошу за стол, мой друг.

Йохима посадили на почетное место между Алисой и Александрой Сергеевной и буквально засыпали благодарностями и комплиментами, так что он не успевал есть, краснея от смущения над полной тарелкой.

– Ладно, Ехи, привыкай. Ты еще никогда не был королем бала? А ведь приятно! И главное – по Сеньке шапка. Помнишь, что я там тебе рассказывал про лебедей, а? – довольно усмехался Дани.

– Нам, православным, в сущности, очень повезло. У нас празднуется Рождество две недели спустя. А я думаю, ведь не может же Господь рождаться два раза – один раз для католиков, другой – для православных? Поэтому праздную целых две недели и надеюсь, что для такого события это не слишком много, – начала рождественские поздравления Александра Сергеевна.

После того, как все обменялись добрыми пожеланиями – настало время подарков.

– Это, дорогой наш доктор, вам – памятный дар от старой России, – России, которой уже не будет. Это маленькое издание Библии, которое путники берут с собой в дорогу и которое прихватила я, отправляясь в Париж погостить весной одна тысяча девятьсот семнадцатого. Я была в возрасте Алисы и ни в какие революционные смены формаций не верила, – Александра Сергеевна протянула Йохиму маленький увесистый томик в кожаном переплете, запирающемся серебряной застежкой. – И уж точно не могла знать, что никогда не вернусь домой… Не важно, что она на русском языке – вы и так все знаете… Примите с моим благословением…

Было уже за полночь, когда все расположились у потрескивающего камина. Люстры погасли, зато елка и зеленые букеты со свечами мерцали крошечными, колеблющимися огоньками.

– В эту ночь, как утверждают газеты, случается много пожаров. Но не пугайтесь – только не у нас. Мы люди опытные, приняты все меры предосторожности. Так что можем спокойно рассказывать рождественские сказки. Только непременно – каждый про себя! Если позволите, я предлагаю начать, maman, – сказала Елизавета Григорьевна.

8

– Это абсолютно мистическая история, – Александра Сергеевна откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза. – Помнишь, Лизанька, тот день, когда тебе исполнилось десять лет и в твою спальню притащили подарок – большой дамский велосипед, а ты до утра держала его за руль? Так вот именно в этот день нашелся перстень, тот, что перешел ко мне по традиции за год до того от maman Григория, а потом загадочно исчез. Конечно же, обнаружив пропажу, мы обшарили весь дом и сад – перстень дорогой, старинный, но главное – семейный талисман! Пропал. И уж я смирилась с потерей, многое тогда пришлось потерять – Россию, друзей, да и Гриша, уехавший в Москву, уже несколько месяцев не подавал вестей… А утром, в день рождения Лизаньки перстень подобрала Веруся (царство ей небесное!) на круглой клумбе у входа, когда собирала для комнат цветы. Как он там оказался и почему не попался на глаза раньше – совершенно непонятно. Но я смекнула – это знак. Да-да, знак! И надо ждать чего-то особого.

Праздник кончился, гости разъехались – а я все ждала, сидела в саду и глаз с калитки не спускала… Глупости, думаете? Ан, нет! Скрипнула калитка-то – я же ее незапертой оставила. Смотрю – идет ко мне Шура Зуев, мой брат московский. Весь согнулся, исхудал, потемнел, а шинель его гвардейская – обтрепанная, замызганная – чуть не по земле волочится. Я уж думала, что его в живых нет. Перекрестилась – нашелся! Именно в тот день нашелся. И рассказал, как Гришу убили. Стала я вдовой с того же дня…

– Грустная что-то у тебя сказка получилась, бабуля. А перстень-то вот! – Алиса подняла руку, и на безымянном пальце полыхнул зеленым глазом большой прозрачный камень. – На тридцатилетие получила от мамы… И вскоре поехала в Италию… Даже в его заслугу счастье свое приписывала… Но вот ведь подвел…

– Не знаешь ты, внучка, что без него-то могло статься, – Александра Сергеевна бросила взгляд на Йохима. – Не замечаем мы, когда нас от беды прикрывают – а только шлепки да затрещины чувствуем… Перстень этот александритовый – изменчивого настроения. При солнышке он красный, будто кровью наливается, в сумерках – лиловый, а сейчас – словно изумруд. Так и наша жизнь – вроде одна, а все разная. Шура Зуев, эмигрант нищенствовавший, бездомный, вскоре после того герцогом стал! Вот уж это, действительно, рождественская сказка.

– А, кстати, Александра Сергеевна, ведь у Зуева был сын в России. Не слыхали о нем? – поинтересовался Остин.

– Искала я его, искала. У всех приезжающих оттуда спрашивала. Ничего! Как в воду канул.

– Так ведь и известно о нем мало – только дата рождения и фамилия – заметная такая, памятная – Кутузов. Ваш брат тогда не успел свой брак оформить: революция, война… Собственно, моя встреча с ним была мимолетной. – Остин не мог рассказать, как русским солдатом попал к герцогу Баттенбергскому – бывшему Александру Зуеву.

– А теперь давайте послушаем что-нибудь повеселее. Почему молодежь наша молчит? Вот у вас, Йохим, какая-то романтическая история вышла с этой Алисиной фотографией? – обратила Елизавета Григорьевна внимание присутствующих к почетному гостю.

– К сожалению, тоже совсем не смешная и даже, кажется, не веселая. Но романтическая – это уж точно. Рос я в небольшом австрийском городе. Домики в садах, река с ивами, церковь в центре, а вокруг – Альпы. Под окном – сирень, за ней – соседская девочка, в которую я влюбился издали, – Йохим исподлобья глянул на Дани – тот слегка поднял брови, отметив, что его теория любви другом принята. – Я даже не знал, как ее зовут. Но запомнил ее в точности – и во сне и наяву мерещилась. А потом я увидел эту фотографию Алисы и обмер… Знаете, не простое сходство – а полное совпадение! Такие лица встречаются нечасто. Правда, воображение у меня всегда было излишне бойким…

– Но ведь мы никогда не были в этом городе! Правда, Алиса? – удивилась Елизавета Григорьевна.

– Да что ты, мама, когда эта загадочная девчушка мелькала в зарослях сирени, я уже… короче, мне было двадцать лет! Ведь я старше ее на целое десятилетие! – Алиса вдруг запнулась и погрустнела.

Заметив это, Елизавета Григорьевна поспешила сменить тему:

– А вы-то, Остин, человек вполне рациональный и трезвомыслящий. Неужели-таки ничего особенного, такого слегка потустороннего, никогда не замечали? Знаков, голосов не слышали? Совпадений роковых не обнаруживали?»

– Почему же, были совпадения. И знаете – тоже, как у Йохима – с девочкой… Когда-то в юности я был заядлым велогонщиком, призы брал, в клубе спортивном ходил в героях. И вот как-то, в весенний праздник, а было это в одном европейском городе, вручает нам клуб призы, а букеты цветов раздают девчушкам-гимназисткам, чтобы эти крохи нам, победителям, их прямо там, на стадионе, вручили. Солнце сияет, музыка гремит, зрители трепещут… Девочки бегут через поле, а моя, самая маленькая, беленькая худышка, спотыкается и растягивается во весь рост! При всем честном народе! Колени в ссадинах, слезы по щекам размазаны, а цветы мне тянет – красные такие, лохматые. Я подхватил ее на руки, нос вытер и говорю: «Не хнычь, подружка, вырастешь – чемпионкой станешь!..» И что же вы думаете? – Остин сделал вопросительную паузу.

– Она победила по бегу на Олимпийских играх! – догадался Дани.

– Нет, не стала кроха спортсменкой. Но встретились-таки мы. Лет через двадцать… Приехал я в тот город уже важным гостем из другой страны. И знакомят меня тамошние чины с женщиной, которая по их правилам гостеприимства должна опекать и сопровождать меня всюду. Ну, как бы гид. Синий строгий костюм, волосы белесенькие в перманенте – помните, прическа такая была – «Венчик мира» называлась? И губы бантиком подрисованы. Тянет мне она букет цветов этих самых лохматых в хрустящей бумажке, а глаза – испуганные. Я так и ахнул про себя: она – думаю. Быстренько возраст прикинул – сходится. Но уж больно невероятно, не бывает так – мистика! А на следующий день мы с ней спортивный комплекс осматривали, которым тот город очень гордился. Она мне и говорит: «В этом спортивном обществе были воспитаны лучшие спортсмены нашего города. Один известный чемпион по велогонкам даже прочил мне большое будущее. Но я в спорт не пошла, занялась общественной работой, тем, что более необходимо нашему обществу». И глаза опустила, а румянец – во всю щеку. Ее румянец – стыдливый… Хотя, возможно, все это я и придумал. От начала и до конца… – Браун с улыбкой посмотрел на Дани.

– Это уж точно, – подхватил тот. – Остину вообще свойственно нагнетать таинственность. В некотором царстве, в некотором государстве… Но лично я ему на сто процентов верю. История-то обыкновенная. Со мной такое почти каждый день происходит. Вот слушайте: весна этого года. Йохим там, в горах, колдует над Алисой, Остин разбирается с Арабскими эмирами, а я снимаюсь у Жако. Пародирую Делона, дурю, падаю с вертолета, стреляю от бедра, похищаю агентшу китайской разведки и так далее. Ну, вы видели. Черненький такой, весь в джинсе – Ален, да и только. Еду поздно ночью с загородных съемок. На шоссе из-за кустов выбегают трое – торможу. «Выходи!» – дулом в живот тычут. Руки, говорят, за голову, такой-разэтакий! Делать нечего – вышел. И такая у нас массовка началась! После, когда я уже сознание терял, а они меня, лежачего, ногами колошматили, схватился за лицо, ну, думаю, кончена кинокарьера, теперь я пациент Динстлера! Мужички развернулись и к своей тачке. А один, самый Кинг-Конг, еще раз наподдал в ребро и шипит мне: «В следующий раз, если хоть близко к Жаклин подойдешь – кастрирую, плейбой фигов!» Какая, думаю, Жаклин? Еле до машины дополз. В студии скандал – съемки думали отложить, а потом Жако пришла мысль снять тот эпизод в больнице, где я, отделанный мафией, весь в гипсах и ранах, к медсестре пристаю. Так это я без грима играл… Ну, так вот – о девочках. Лежу я утром дома, вою – сигарету в зубы не втиснуть. Звонят: на пороге девчушка, прехорошенькая, улыбается. И представьте, тоже покраснела от смущения и тоже – с букетом! «Жаклин, – говорит. – Простите, что так вышло, мой муж боксер вас с Аленом перепутал. Он у меня очень ревнивый.

А здесь цветы и компенсация за ущерб в виде чека». Так я дублером Делона поработал.

– И ты хочешь сказать, что все это – правда? Что-то я на тебе ни разу натурального синяка не видела. Хотя с Жаклин, верно, кое-что было, – вставила Сильвия.

– Невероятно! Мы слушаем наши забавные истории, смеемся, грустим. Но мне все время кажется, что мы недоговариваем чего-то главного… – Алиса поднялась и задумчиво подошла к окну. – Вы в самом деле думаете, что все это просто так? Игра огня в камине, дыхание рождественской хвои, блеск хрусталя, тяжесть хризантем… Эта серебристая отметина в волосах Остина, верное сердце Дани, мои нелепые шрамы, невероятный дар Йохима? Вы называете наше тесное кружение на пятачке времени и пространства игрою случая, а фантастические пересечения судеб – забавными приключениями? Нет!

В зыбком свете догорающих свечей Алиса казалась невероятно прекрасной. Настороженно вытянувшееся, охваченное черным бархатом тело парило над зеленью ковра, тонкие руки протянуты вперед трепетным жестом слепца, ощущающего присутствие чего-то невидимого.

– … Я чувствую, я знаю: в хаосе запутанных звуков прорастает и постепенно оживает мелодия – нежная, величественная, властная. Послушайте – это вальс! Наш большой, бесконечный вальс… Еще немного, еще один поворот – и мы узнаем, что обещает, куда манит он. Мы поймем, зачем родились…


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации