Текст книги "Тот, кто меня разрушил"

– На Новый год можно поставить на крыльцо елку, – говорю тихо.

Макс оборачивается и разглядывает ступени. На них все еще стоят цветочные горшки, оставшиеся после прошлых жильцов.

– Украсим ее серебряными игрушками и огоньками. – Он улыбается.

– И фиолетовыми шарами.

– Обязательно.

Я сама подтолкнула его в дом. Внутри пахнет свежей краской и деревянными стружками. Дом кажется новым, необжитым, и внутри не осталось и следа прошлых жильцов.

Проведя меня через спальню, Макс не сказал ни слова. Не объяснил огромную кровать, нетронутую, идеальную, будто заправленную гостиничной горничной.

Он открыл двойные двери, и запах дерева усилился.

– Справа гардеробная, слева ванная комната, – объяснил он, останавливаясь в дверях. – В шкафчике найдешь полотенца и все остальное.

Легкое головокружение придавало нереальность происходящему. Толкнув дверь в гардеробную, я обнаружила перед собой ряды полок и открытых шкафов, перемежаемых зеркальными стенами. Ванная комната походит на картинку из журнала о миллионерах: ванна-джакузи, душевая кабинка с массажными струями и две раковины. По размеру она почти превосходит мою квартиру в Хельсинки.

Две раковины. Две.

– Чья это спальня? – спросила, оборачиваясь на Макса. Знала ответ, но хотела снова услышать от него, что это наш дом. Забыла, что Макс не любит повторять сказанное.

– Я не знал, что ты предпочитаешь, душ или ванну, поэтому сделал и то и другое.

– Здесь две раковины. – Я видела такую роскошь только в фильмах.

Макс повел плечами и наморщил лоб.

– Я не стану тебя торопить, Лара!

– Ты знал, что я вернусь.

– Скорее, надеялся.

– Ты выселил жильцов и переделал дом. Такая надежда больше напоминает уверенность.

Макс покопался в бумажнике и протянул мне билет. На его имя, в Хельсинки, вылет через два дня.

Он собирался меня вернуть.

Сладкая мысль с небольшой горчинкой: значит, он не верил, что я решусь.

Как всегда, Макс читал мои мысли.

– Я не собирался на тебя давить, просто хотел напомнить, что мы тебя ждем.

Они меня ждали. А я… я струсила, уехала. Знала же, что моя жизнь здесь, с Максом и Димкой. А все равно струсила.

– Ты меня осуждаешь, да? Думаешь, что я уехала, потому что сомневалась? Это не так, Макс. Я не сомневалась в тебе, в нас. Не осуждай меня, пожалуйста!

Обняв, я прижалась к его груди, с каждым словом впечатывая в него веру. Макс подался ближе и провел ладонью по моей спине. Мир снова замкнулся вокруг нас, восстанавливая спокойствие и равновесие, которые я обрела рядом с Максом.

– Я не собираюсь тебя осуждать, Лара. Только любить. Можно?

Кивнуть намного проще, чем ответить словами.

А еще можно провести руками под его рубашкой, расстегнуть ее и приникнуть к теплой груди. Кожа к коже. Слушать сердце Макса и ничего не бояться.

– Я уехала, потому что…

– Потому что я идиот. Потребовал всего и сразу, а для тебя это слишком много. Просто позволь мне тебя любить, больше я ни о чем не прошу.

– Почему же, проси! Я хочу большего. Всего.

Макс любил меня нежно, медленно. В нашем доме, в спальне, которую он придумал для нас. С двумя раковинами и гардеробной. Он заново изучал мое тело, теперь уже наверняка зная, что впереди годы. Новая история, наша с Максом.

– Я не буду тебя торопить, – снова пообещал он. – Никогда.

Потом мы ели на нашей кухне и обсуждали новости. Впервые говорили о работе Макса, о городе, о нормальной жизни.

– Если вкладывать деньги во всякую ерунду, то придется работать каждый день. А если поступать умно, то можно жить как хочешь. А эти кретины всерьез думают, что смогут меня обмануть…

Макс рассказывает о рабочей встрече, потом вдруг замолкает посередине предложения.

– Лара? – его голос меняется, как будто высыхает.

– Ммм, – трусь щекой о его грудь, наслаждаясь домашней обстановкой.

– Ты ведь знаешь, что я тебя люблю?

– Знаю. И я тебя тоже. Очень люблю.

– Знаю, – уверенно отвечает Макс, но я чувствую, как расслабляются его плечи. – Так вот, эти недоумки всерьез пытаются толкнуть идею северного туризма среди приезжих. Кто, скажите мне, едет на юг, чтобы узнать о севере?..

Я слушаю вполуха, разомлев на его груди. Вибрация любимого голоса перестраивает мои биоритмы. Я хочу жить в такт с Максом, дыхание в дыхание, улыбка в улыбку.

Макс забавный. Порывистый. Мой.

После ужина к нам заходит Дима, держа в руках огромный пакет чипсов. Явно контрабандный товар, Людмила Михайловна такое не покупает. Дима запрыгивает в кресло и задает прямые вопросы:

– Максик, ты переедешь в этот дом?

– Да.

– С Ларой?

Осторожное «да» Макса и уверенное мое.

– Хрм… Мы теперь соседи, – хрустит Димка.

– Тоже мне соседи! – фыркает Макс. – Мы же даже забор сломали. Считай, что живем все вместе. Если хочешь… – Макс косится на меня и получает в ответ улыбку, – выбери себе комнату и оставайся с нами!

Оба смотрят на меня, улыбаются, и от этого мне так хорошо, как не было никогда.

Я тоже фыркаю, громче Макса.

– Что за разговоры! – смеюсь. – Какое слово придумал – соседи! Ты наш!

Дима кивает, всерьез обдумывает ответ.

– У вас нет игровой приставки.

– Придется купить, – притворно вздыхает Макс.

Димка качает головой и морщится, приняв решение.

– Не-а, я с бабушкой останусь. Комнату мне сделайте, буду там иногда спать, но не перееду. У вас дети будут, а от них визга немеряно. Сенина сестра так орет по ночам, что он таблицу умножения забыл. На фиг мне это?

Смеясь, я иду на кухню ставить чайник, по пути замечая встревоженное лицо Макса. Останавливаюсь в коридоре и без стеснения подслушиваю мужской разговор.

– Выбирай выражения, приятель! Напугаешь Лару – тебе конец! – ворчит Макс.

– Чем я ее напугаю? Она что, не знает, откуда дети берутся? – возмущается Дима, высыпая в рот крошки из пакета.

– Дело не в этом. Я предупреждал, что стараюсь ее не торопить, а ты заговорил о детях.

– Чего ты так дергаешься? Ничего с ней больше не случится! Она же теперь наша, да?

– Наша. Поэтому мы должны ее беречь.

Беречь меня надо, видишь ли! В вату заворачивать.

Улыбаясь, подхожу к кухонному окну. Южная темень принципиально отличается от северной. Она и пахнет по-другому, и кажется подвижной, вибрирующей. Ничуть не страшной. В нашем доме рядом с Максом я ничего не боюсь. Кто бы знал, что жизнь повернется именно так? А ведь повернулась, нарочно свела нас вместе. Я точно знаю, что это не случайность. Судьба подстроила столько всего, что и не вспомнишь. А все ради того, чтобы научить меня не сомневаться в счастье. Не бояться его.

Не надо меня беречь! Я хочу всего, и детей тоже. Музыку обычных дней, сыгранную в четыре руки. Ошибки, ссоры. Улыбки, светящиеся секретами, которые мы накопим вместе. Пойманные взгляды, как крупицы сахара, слизанные с губ.

Хочу всего, о чем не успела или не дерзнула мечтать.

Живу так жадно, что захлебываюсь мечтой.

Эпилог

Женщинам нужны слова. Такова женская натура, и в этом наша слабость. На слова нас и ловят, соблазняя обещаниями, свитыми из тумана и лжи. Однажды… нет, это в прошлом.

На самом деле только поступки имеют значение, и я живу этой старой истиной каждый день. Макс не тратит себя на слова, он держит меня за руку. Любит меня. Живет так, как будто ему всю жизнь хотелось именно этого. Со мной.

Даже во сне Макс не отпускает меня. Ладонь на спине, бедро к бедру. Прикосновение длиною в наши сплетенные тела. Поворачиваясь во сне, Макс целует меня в плечо. Когда мне не спится, он тоже бодрствует. Я стараюсь его не будить, но он все равно просыпается, как будто настроен на меня всем телом. Мы выходим на веранду, и он усаживает меня к себе на колени в кресло-качалку. Иногда мы занимаемся любовью, иногда просто наблюдаем за тайнами ночи, которые открывает для нас бессонница.

Сегодня мне не спится. Тьма остывшим студнем лежит на подоконнике под белыми складками занавески. Стараюсь дышать ровно, чтобы не разбудить Макса. Мне нужно совсем немного, еще день или два наедине с моей тайной, а потом я расскажу ему. Осторожно кладу ладонь на низ живота, каждым нервом настраиваясь на растущую во мне жизнь. Это подтверждение того, что я живу по-настоящему, что я счастлива. Что я способна подарить Максу его мечты. А большего мне и не нужно.

Поглаживаю живот кончиками пальцев, улыбаясь в темноту. Шорох простыней – и Макс опускает ладонь поверх моей. Значит, догадался. Я уже давно не удивляюсь его сверхъестественной способности чувствовать каждую мою мысль, каждый страх.

– Я этого хотел. Очень хотел.

С улыбкой принимаю это объяснение его догадливости. Раз он хотел, значит, это случится. Он такой во всем. Мечтает сильно, яростно и добивается своего.

– Я тоже этого хотела.

– Боишься? – на всякий случай проверяет Макс, и кончики его пальцев чуть подрагивают. – Мы все сделаем вместе, обещаю…

Фыркаю в ответ:

– Прям-таки все? С интересом на это посмотрю!

Он тихо смеется, но я все еще чувствую его напряжение.

– Я не боюсь, Макс. Я счастлива.

Он выдыхает и поглаживает мой живот шершавой ладонью. Теперь, когда Макс убедился, что все хорошо, что я счастлива, он задумывается о новости. Двигается в темноте – поправляет подушку, садится, потом снова укладывается рядом. Не находит покоя, взбудораженный волной восторга.

– Я стану отцом, – делится со мной открытием, запинаясь от волнения.

– Да.

Макс целует меня. Беспорядочно – в лицо, в шею, в плечо. Прижимает мою ладонь к приоткрытым губам.

– Спасибо. – Макс согревает ладонь благодарным теплом. Сжимаю ее, чтобы сохранить себе его дыхание. Чтобы потом, когда Макс заснет, тайком приложить ладонь к своим губам.

Кончиками пальцев ощущаю влагу на его щеках. Никогда не признаюсь ему, что заметила. Да и потом, мало ли, от чего она. Бабье лето порой такое жаркое.

– Твоими стараниями, – улыбаюсь я.

Вот такие мы. Нежность и страсть, свитые в одно целое. Будущее, разноцветное и такое желанное. Дима следит за нами, дразнит. Бунтарь и философ, как всегда. Да и Людмила Михайловна от него не отстает, с ней не пошалишь.

Мы не идеальны. Макс не хочет, чтобы я работала, а я – чтобы он за меня волновался. Он не дает мне спать, заворачивая в себя, окуная в свои сны, а я заставляю его говорить о чувствах.

Иногда Макс вспоминает прошлое, и от этого не спрячешься. Подъезжает к дому после работы, разворачивается с визгом шин и бросает машину прямо у входа, чтобы не тратить время на въезд в гараж. Вбегает в дом, дыша, как после марафона. В глазах страх, беспочвенный, старый. Застает меня за совершенно прозаичным занятием, например, готовкой. Прижимает к себе, шепчет с облегчением: «Ты здесь».

Что бы я ни делала, все равно бывают дни, когда страх возвращается. Макс боится, что однажды я исчезну. Он все еще боится, что не заслужил нашего счастья. Раз однажды не спас, значит, я уйду к тому, кто не оступится. Если он не может меня найти, то паникует, сильно. Смеется над собой, но страху не прикажешь. Когда находит меня, сжимает в объятиях и дышит мной. Все, что угодно, только бы продлить телесный контакт. Чтобы в этот раз запомнить, что я здесь, рядом, что я не ушла.

Иногда во время дежурств я вижу его под окнами больницы. Чувствую, что он там, как когда-то на детской площадке около родительского дома. Достаю телефон и пишу ему: «Люблю». Всего одно слово. Вижу огонек в парке под окном и знаю, что он смотрит на телефон, что он прочитал. Отпрашиваюсь на десять минут, выхожу в парк и сижу у него на коленях. Нам обоим нужно касаться друг друга всем телом. Как подзарядка. Не побоюсь этих слов – подзарядка счастья.

Иногда мы оба просыпаемся глубокой ночью и жадно вписываемся друг в друга, кожа к коже. Отталкиваем сны – и тогда мы снова счастливы. Вместе мы всесильны.

Это только начало нашей истории. И хотя без трудностей не обойтись, счастье того стоит. Я все смогу, потому что знаю, что Макс меня не отпустит.

Я буду за него держаться.

P.S. Хайге Олави Крофт был убит во время транспортировки. Напавшие неизвестны. Никто из конвоиров не пострадал.

2017 г.