Текст книги "Три века с Пушкиным. Странствия рукописей и реликвий"

Во Франции Ганнибал преуспел не только в изучении фундаментальных наук, но и приобрёл познания и в «науке страсти нежной». «Чёрный Абрам», как он сам именует себя, пользовался благосклонностью петербургских барышень и дам «полусвета».

Вот образчик его игривого послания: «Милая государыня Асечка Ивановна! Благодарствую вам, моей милостивой, об вашем ко мне доброе воспоминание, а яко изволите упоминать в своем письме, что не соизволяете иметь со мною о делах корешпонденцию… а что вы, плутовки, уродицы, мои шутихи, поворачиваете свои языки с плевелами на своего государя, чернаго Абрама, которому и грязи Кронштацкия повиняются… а вы мне ещё решпекту теряете… мои драгия потешницы и плутовки…»

Ах, как жаль, что Александру Сергеевичу не довелось прочесть той любовной записки… Но какая дерзкая перекличка правнука и прадеда сквозь столетие!

 
Мои богини, что вы? где вы?
Мои дражайшие плутихи…
 

«Как вы мои дражайшие плутихи, стали без меня глупы, спрашиваете, когда я буду, я и сам не знаю – когда я бы желал вас, уродиц беспутных, плутовок, видеть, ещё упоминаете, что вы не надеетеся болше к тому меня видеть, о чём от глубины моего сердца сожалею, только вам желаю, чтоб Бог вам соблаговолил исполнить всё, что вы желаете от него; сим прекращая, вам, моей государыне верный слуга Абрам».

 
Как дай вам Бог любимой быть другим.
Вам желаю, чтоб Бог вам соблаговолил исполнить все…
 

В письме, писанном старинным витиеватым слогом, отзвуки буйных карнавальных шествий, потех и маскарадов, что так любил устраивать в столице государь Пётр Алексеевич и в коих непременным участником был его любимец-арап. Отсюда – «шутихи» и «уродицы», прозвища, коими чернокожий кавалер игриво награждает своих подружек.

Вот удивительно, влюблённый Ганнибал приветствует «государыню Асечку», ей же, завершая письмо, желает он всяческих благ, но само послание адресует безымянным подружкам, «потешницам и плутовкам».

Век XVIII диктует свои законы в искусстве обольщения, свои правила любовной игры! Видно, «парижские уроки» пошли на пользу крестнику Петра. Да и сам экзотический облик Абрама вызывал немалое любопытство, порой смешанное со страхом, у петербургских барышень. Царский арап с манерами галантного кавалера-француза – грозное и невиданное оружие для простодушных женских сердец… Впору было Абраму Ганнибалу составлять свой «донжуанский список»!

Ещё одна не затерявшаяся во времени его любовная записка. Сколь много в ней поэтической экспрессии, настоянной на жарком африканском темпераменте! Удивительный сплав иронии и нежности: «Комплимент не велик, да жалобен, не много пишу, да много силы замыкаю. Кокетка, плутовка, ярыжница[2]2
  Ярыжница (уст.) – беспутница, развратница.


[Закрыть], княжна Яковлевна, непостоянница, ветер, бешеная, колотовка[3]3
  Колотовка (уст.) – драчливая, сварливая.


[Закрыть], долго ли вам меня бранить, своего господина, доколе вам буду терпеть невежество, происходящее из ваших уст, аки из пропасти бездна морского, волю вам даю теперь до моего приезда: прости, моя Дарья Яковлевна, сударышня глупенькая, шалунья Филипьевна…»

 
Я нравлюсь юной красоте
Бесстыдным бешенством желаний…
 

И опять загадка: кому обращает свой «комплимент» Абрам Петрович – кокетке и «непостояннице» Дарье Яковлевне или «шалунье» Филипповне? Или таким неожиданным прозвищем он именует свою сударушку?

«…Много силы замыкаю» – сколь яркая самооценка! И ведь правдивая.

Письма летят в Петербург из Кронштадта, где новоиспечённый инженер Абрам Ганнибал царской волею приставлен к делам: полным ходом идёт строительство морских доков, причалов, каналов. Работа не из лёгких, как признаётся он своим обожательницам, всякий «Божий день по колена в грязи». Чему способствует и погода, настоящая «кронштадтская»: «Понеже с неделю как здесь ни единого дня не было без дождя».

Но житейское неустройство не главное в жизни Ганнибала, дело, доверенное самим царём, – на первом месте!

Александр Пушкин:

«Мысль быть сподвижником великого человека и совокупно с ним действовать на судьбу великого народа возбудило в нём в первый раз благородное чувство честолюбия».

Дел у Абрама Петровича множество: он ведает царским кабинетом (а в нём – богатейшая библиотека, проекты и чертежи будущих сооружений), обучает инженерному делу и математическим наукам унтер-офицеров и молодых солдат, пишет учебник по геометрии и фортификации!

Время молодого счастья: работы, веселья, любовных интрижек – для Абрама Ганнибала закончилось… нежданной опалой.

Со смертью Петра Великого разбилась и счастливая жизнь его крестника. Не случайно в «Арапе Петра Великого» Пушкин вложил в уста государю такие слова: «Послушай, Ибрагим, ты человек одинокий, без роду и племени, чужой для всех, кроме меня одного. Умри я сегодня, завтра что с тобою будет, бедный мой арап?»

Уже в мае 1727 года по указу князя Александра Меншикова, не питавшего добрых чувств к Петрову любимцу, Ганнибалу было предписано «ехать немедленно в Казань и… тамошнюю крепость осмотреть и каким образом её починить… сделать цитадель, тому учинить план и проект».

По дороге в Казань Абрам Ганнибал решился испробовать последнее средство – направить прошение всесильному временщику: «Не погуби меня до конца… нищ, сир, беззаступен, иностранец, наг, бос… помилуй, заступник и отец и защититель сиротам и вдовицам». Но жалостливая сия просьба действия на князя Меншикова не возымела.

Напротив, пришло новое назначение – в Тобольск, для возведения крепости, затем ещё одно – строить Селенгинскую крепость на китайской границе. А вот и на страницах Иркутской летописи за 1727 год появляется запись, что «в декабре прибыл из Тобольска лейб-гвардии бомбардирской роты поручик Абрам Петров, арап Ганнибал, для строения Селенгинской крепости». Впервые в этом документе времён сибирской ссылки Абрам Петрович назван Ганнибалом; ранее подписывался он Петровым.

Селенгинский острог, как оборонительное сооружение, возведён был в сентябре 1665-го на правом берегу Селенги по приказу тогдашнего нерчинского воеводы Лариона Толбузина. Имел сибирский острог мощные пятиметровые стены, четыре угловые башни и одну проезжую; ограждён был глубоким рвом. Над проезжими воротами красовалась часовенка с образом Михаила Архангела.

Позднее из-за обострения обстановки на границе острог предусмотрительно заменили деревянной крепостью, в коей возвели шатровую Спасскую церковь. События не заставили себя долго ждать: в 1688 году крепость осадили войска монгольского Тушэту-хана. Но гарнизон из трёхсот казаков, вооружённых пищалями и мушкетами, отбил атаки пятитысячного монгольского воинства!

После того вражеского нападения крепость срочно укрепили земляными насыпями и деревянными надолбами. В начале XVIII века город-крепость Селенгинск уже значился в «Ведомости сибирских городов» как острог Иркутского уезда. Через Селенгинскую крепость бойко шёл тогда торговый караванный путь с Китаем.

А в 1726 году в сибирскую цитадель прибыло царское посольство во главе с графом Владиславичем-Рагузинским; он-то и предложил перенести Селенгинск на новое, более удобное место. И как не вспомнить, что именно граф Савва Лукич имел прямое отношение к судьбе Абрама Ганнибала, доставив Петру I маленького арапчонка? Вновь пути всесильного графа и опального ныне арапа незримо пересеклись! Каков поистине вселенский размах: от Константинополя до Селенгинска…

В январе грядущего 1727-го императрица Екатерина I повелела своим указом возвести новую Селенгинскую крепость. Для того-то и был отправлен в суровые сибирские края Абрам Ганнибал.

Занимаясь изучением местности – здешних топографических особенностей, – сумел он составить весьма непростой и подробный проект переноса города и августейшую волю исполнил в точности. Быть может, благодаря трудам прадеда поэта судьба вскоре определит Селенгинску стать крупнейшим за Байкалом городом?

Минует три года, и жизнь царского крестника вновь свершит внезапный разворот. В начале января 1730 года по указу Верховного тайного совета Ганнибал подвергся аресту, в доме его произведён обыск (Абрама Петровича считали причастным к делу княгини Волконской, подозреваемой в дворцовых интригах), а сам он под конвоем отправлен в Томск.

Неожиданно обстоятельства резко изменились. В ночь на 19 января 1730 года, накануне свадьбы с княжной Екатериной Долгоруковой, умер от оспы юный император Пётр II. На престол вступила Анна Иоанновна, племянница Петра. По указу новой императрицы Ганнибалу надлежало «быть в Тобольском гарнизоне майором… оттуда (из Томска) его возвратить и из-за караула освободить…». За Ганнибала хлопотали друзья, большую помощь в его вызволении из Сибири оказал граф Миних, имевший при дворе влиятельные связи. В те годы Миних ведал всем военно-инженерным делом в России, и такие толковые, знающие своё дело люди, как Абрам Ганнибал, были ему крайне необходимы.

«После смерти Петра Великого судьба его переменилась. Меншиков, опасаясь его влияния на императора Петра II, нашёл способ удалить его от двора. Ганнибал был переименован в майоры тобольского гарнизона и послан в Сибирь с препоручением измерить Китайскую стену. Ганнибал пробыл там несколько времени, соскучился и самовольно возвратился в Петербург, узнав о паденье Меншикова и надеясь на покровительство князей Долгоруких, с которыми был он связан. – Судьба Долгоруких известна. Миних спас Ганнибала, отправя его тайно в Ревельскую деревню, где и жил он около десяти лет в поминутном беспокойстве. До самой кончины своей он не мог без трепета слышать звон колокольчика», – воскрешает Пушкин жизненные перипетии прадеда.

Поэта всегда влекла полная загадок и приключений, взлётов и гонений необычайная судьба темнокожего предка. Один из недругов Пушкина, Фаддей Булгарин, желая его унизить, напечатал в «Северной пчеле» следующий опус: «Рассказывают анекдот, что какой-то поэт в Испанской Америке, также подражатель Байрона, происходя от мулата или, не помню, от мулатки, стал доказывать, что один из предков его был негритянский принц. В ратуше города доискались, что в старину был процесс между шкипером и его помощником за этого негра, которого каждый из них хотел присвоить, и что шкипер доказывал, что он купил негра за бутылку рому!»

Пушкин дал мнимому биографу замечательную стихотворную отповедь:

 
Решил Фиглярин, сидя дома,
Что чёрный дед мой Ганнибал
Был куплен за бутылку рома
И в руки шкиперу попал.
 
 
Сей шкипер был тот шкипер славный,
Кем наша двигнулась земля,
Кто придал мощно бег державный
Рулю родного корабля.
 
 
Сей шкипер деду был доступен,
И сходно купленный арап
Возрос усерден, неподкупен,
Царю наперсник, а не раб…
 

Возмужавший после испытания Сибирью Ганнибал воротился в Петербург. Казалось бы, все несчастья и превратности судьбы для Абрама Петровича должны были на том и закончиться, но новые неприятности поджидали его – теперь уже… в супружеской жизни.

По приезде в Петербург в конце 1730 года Абрам Ганнибал знакомится с дочерью капитана галерного флота Андрея Диопера (капитан-грек был одним из призванных Петром I моряков на русскую службу, и прибыл он в Северную столицу из Амстердама) – красавицей Евдокией – и вскоре просит её руки.

Александр Пушкин:

«Жениться! – думал африканец, – зачем же нет? Ужели суждено провести мне жизнь в одиночестве и не знать лучших наслаждений и священнейших обязанностей человека потому только, что я родился под пятнадцатым градусом?»

Но сердце красавицы-гречанки Евдокии не свободно: она влюблена во флотского поручика Кайсарова. И за Абрама Ганнибала замуж не собиралась, «понеже, как говорила она, арап и не нашей породы». Отец посчитал это женским капризом и настоял-таки на венчании с царским арапом. «А жених хоть и черён, да роду непростого» – верно, так убеждал он своенравную дочь. И назидательно добавляя, что «он сын арапского салтана».

А может, слышала бедная невеста и другие увещевания.

Александр Пушкин:

«Не он (Корсаков. – Л.Ч.) первый, не он последний воротился из неметчины на святую Русь скоморохом. Чему там научаются наши дети? Шаркать, болтать Бог весть на каком наречии, не почитать старших да волочиться за чужими жёнами. Изо всех молодых людей, воспитанных в чужих краях (прости Господи), царский арап всех более на человека походит».

Наверно, как и в романе, кручинились родные, что отдают милую Дуняшу «в когти чёрному диаволу». Да и жениха Абрама Петровича страшили превратности грядущей женитьбы – возможно, именно так отговаривали его приятели от близкой свадьбы.

Александр Пушкин:

«С твоим ли пылким, задумчивым и подозрительным характером, с твоим сплющенным носом, вздутыми губами, с этой шершавой шерстью броситься во все опасности женитьбы?..»

Евдокия сумела по-женски отомстить нежеланному и пугавшему её жениху: накануне свадьбы отдалась любимому поручику…

А в феврале 1731-го в ещё строившейся церкви Святых Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы Абрам Ганнибал венчался с красавицей Евдокией. Ровно за сто лет до свадьбы Александра Пушкина с Наталией Гончаровой!

 
Как жениться задумал царский арап,
Меж боярынь арап похаживает,
На боярышен арап поглядывает.
Что выбрал арап себе сударушку,
Чёрный ворон белую лебёдушку.
А как он арап чернешенек,
А она-то душа белешенька.
 

Этот незаконченный набросок, схожий по строю с напевной русской песней, написан Пушкиным в Михайловском, когда поэт собирал для будущего романа о прадеде семейные предания.

…Спустя месяц после свадьбы Абрам Ганнибал со своей «белой лебёдушкой» уезжает в Пернов (ныне – эстонский город Пярну). Инженер-капитану Ганнибалу вменялось в обязанность обучать черчению и математике кондукторов.

То ли не выказывал Абрам Петрович к жене нежных чувств, то ли ей наскучила жизнь в захолустном городке, но стала Евдокия захаживать к одной мещанке Моор, по прозвищу Морша. В доме у приятельницы она и познакомилась с Яковом Шишковым, молодым кондуктором, – одним из тех, кого обучал точным наукам её темнокожий муж. Ранней весной, в воскресенье (во время Великого поста!), у Морши собрались гости. Развлекались они карточной игрой «в короли», и «когда он, Шишков, король был, то ей, капитанше, наложил, чтоб она его целовала, что капитанша и учинила».

Муж днями пропадал на службе, и тогда Евдокия Андреевна, пользуясь счастливыми для нее обстоятельствами, через писаря Тимофеева зазывала к себе Шишкова. Тот клялся красавице-капитанше в вечной любви: «Я тебя люблю всем сердцем». Евдокия с жадностью внимала признаниям; от тех страстных слов пробежала искра: «любление пошло». И длилось оно целый год!

Столь интимные нюансы открылись благодаря пытливости некоего Опатовича, в конце века XIX «раскопавшего» в архиве духовной консистории бракоразводное дело царского арапа. Тогда-то и «всплыли» многие пикантные подробности и суровые последствия супружеской измены.

Через положенный после свадьбы срок Евдокия разрешилась от бремени: родилась здоровая и крепкая девочка, но к ужасу молодого отца… белокурая и белокожая. Значит, жена изменяла ему и до замужества! Но самое худшее слышать, как обыватели взахлёб обсуждают диковинную новость, да заодно и порочную связь капитанши с Шишковым.

Правда, по времени появления на свет девочка могла быть как дочерью флотского поручика Кайсарова, так и дочерью самого Ганнибала. Но сплетни, но слухи…

«В семейственной жизни прадед мой Ганнибал так же был несчастлив, как и прадед мой Пушкин, – полагал поэт. – Первая жена его, красавица, родом гречанка, родила ему белую дочь. Он с нею развёлся и принудил её постричься в Тихвинском монастыре, а дочь её Поликсену оставил при себе, дал ей тщательное воспитание, богатое приданое, но никогда не пускал её себе на глаза».

До сих пор загадка: а была ли та девочка? Во всяком случае, в бракоразводном деле Абрама Петровича о ней упоминаний нет.

Любопытна дневниковая запись Алексея Вульфа: «…Показал он (Пушкин) мне только что написанные первые две главы романа в прозе, где главное лицо представляет его прадед Ганнибал, сын Абиссинского эмира, похищенный турками, а из Константинополя русским посланником присланный в подарок Петру I, который его сам воспитывал и очень любил. Главная завязка этого романа будет – как Пушкин говорит – неверность жены сего арапа, которая родила ему белого ребёнка и за то была посажена в монастырь».

Александр Пушкин:

«…Ревность начинала бурлить в его африканской крови, и горячие слёзы готовы были течь по его чёрному лицу».

И вот в один из февральских дней 1732 года обманутый муж подал в канцелярию города Пернова жалобу, в коей утверждал, что жена не только изменяла ему, но и вознамерилась его отравить. И приводил рассказы свидетелей. Так, кондуктор Гавриил Кузьминский говорил ему, как Шишков «хвалился его, капитана, окормить». Но слышал он те слова не от самого Шишкова, а от их сотоварища Фабера. А Фабер, в свою очередь, показал под присягою, что о том поведала ему мещанка Морша. «Приходил-де ко мне Шишков, – признавалась она, – и говорил, что капитан Авраам Петров болен и кабы капитанша была умна и послала в аптеку, и купила чего и дала б ему, Петрову, и он бы не долго стал жить».

И под присягой Морша не отреклась от показаний. Хотя резон опорочить Шишкова у неё был, да ещё какой! Ведь прежде, ещё до прибытия четы Ганнибал в Пернов, кондуктор Шишков обольстил её дочь, а жениться на бедной девушке отказался. Морша пожаловалась начальству соблазнителя – последовал приказ: обманщику «учинить наказание на теле». Шишкова выпороли, и после он, как ни в чём не бывало, приходил в дом к несостоявшейся тёще на правах старого знакомца. Но давняя обида у матери осталась…

Правда в том, что Евдокия вышла замуж по принуждению, мужа не любила и супружеской верностью не отличалась. Но умысла в отравлении Абрама Петровича, судя по показаниям свидетелей, у неё не было.

Ганнибал пытался по-своему «образумить» жену: держал её под караулом, не останавливался и перед жестокими наказаниями. Одна из комнат семейного жилища обращена была в пыточную: в кольца, ввёрнутые в стену, продевали руки несчастной жены, и она повисала в воздухе. Плети и розги свистели в воздухе, заглушая крики бедной Евдокии. В деле есть свидетельства, что чернокожий муж «бил и мучил несчастную смертными побоями необычно», «грозил её, Евдокию, убить», если не признается та в злонамеренных кознях.

Дознание по делу Евдокии Андреевны (по утверждению мужа, она якобы «с кондуктором Шишковым хотела его, Ганнибала, отравить и с ним, Шишковым, блуд чинила») велось в гарнизонной канцелярии. Несчастная давала все показания по желанию своего грозного супруга – побои и угрозы, видимо, не прекращались. В течение пяти лет до решения суда Евдокии, арестантке Госпитального двора, где томились заключённые, пришлось влачить самое жалкое существование. Муж на пропитание денег не давал, и только милостыня добрых людей спасала её от голодной смерти.

В те дни, когда гречанка Евдокия нищенствует на Госпитальном дворе, её супруг встречает юную шведку, дочь капитана Перновского полка Матвея (Матиаса) фон Шеберга. Барышня Христина, очарованная речами и манерами темнокожего кавалера, ответила ему взаимностью. Загадочна женская душа:

 
Украдкой нимфа молодая,
Сама себя не понимая,
На фавна иногда глядит.
 

В сердце арапа вспыхнула новая страсть – и плодом той «неосторожной любви» стало рождение сына-первенца. Будущий генерал-аншеф Иван Ганнибал, основатель Херсона и герой Чесмы, один из прославленных людей Екатериниского века, появился на свет, когда его родители не были повенчаны. Потому ли неизвестна и точная дата его появления на свет? Есть предположение – и оно подкрепляется годом рождения Ивана Абрамовича, выбитым на его надгробной плите – 1731-м (признанным, правда, ошибочным), – что встреча его родителей состоялась намного ранее, чем принято полагать. Вероятно, оба, и Абрам Петрович, и Евдокия Андреевна, не отличались такой христианской добродетелью, как супружеская верность…

Чтобы совершить церковный обряд, Ганнибалу требовалось предоставить бумагу, именуемой «венечной памятью». Такой документ правдами и неправдами Абрам Петрович раздобыл у одного из приходских священников, и когда дело о разводе с Евдокией Ганнибал ещё только рассматривалось в высших инстанциях, в 1736 году он женился вторично (что почиталось преступлением!) на милой его сердцу Христине. Поскольку жених и невеста принадлежали к разным вероисповеданиям, то и венчание свершилось дважды: в лютеранской кирхе и в православном Преображенском соборе Ревеля[4]4
  Ревель – нынешний Таллин.


[Закрыть].

Ко времени второй женитьбы Абрам Петрович числился в отставке, но в 1739 году подал челобитную и через два года определен в ревельский гарнизон в чине подполковника артиллерии. А вскоре стал обер-комендантом Ревеля, где заслужил добрую славу честного и строгого начальника.

Между тем в гарнизонной канцелярии Пернова по делу о «блуде жены, его капитана, и к отраве, его капитана, женою» вынесли приговор: «Прелюбодеице учинить наказание – гонять по городу лозами, а прогнавши отослать на Прядильный двор, на работу вечно, а Ганнибалу, как невинному, за руками всех присутствующих выдать аттестат».

Однако доведённая до отчаяния суровостью приговора Евдокия решилась действовать. Как пишет Опатович, она «упросила кого-то написать прошение в Фортификационную контору, чтобы её вытребовали в Петербург. Её вытребовали. Теперь дело Абрама Петровича приняло оборот, для него не совсем удобный… Евдокия Андреевна в Петербурге не оставалась в бездействии. От её имени подана была 1 марта 1737 года челобитная в Святейший Синод. В ней подсудимая заявляла, что показания свои в перновской канцелярии дала неправильно, опасаясь угроз мужа; неправильно показал и кондуктор Шишков, по команде подчинённый Ганнибалу. Евдокия просила дело о ней произвести в духовном ведомстве и там же переспросить как мужа её, так и свидетелей. Вместе с тем она просила освободить её из-под караула, дабы «голодной смертью не помереть».

В конце концов дело передали в Синод. В декабре 1743 года епископ Санкт-Петербургский Никодим снизошел к страдалице: до окончания дела он милостиво соизволил освободить «рабу Божию Евдокию» из-под стражи и разрешить ей остаться в столице. Но с тем условием, что она будет отдана на поруки одному из церковных приходов.

Обретшая свободу молодая женщина не устояла против искушения и, приняв ухаживания некоего подмастерья по фамилии Абумов, числившегося при Академии наук, вскоре оказалась в интересном положении, в чём и повинилась священнику петербургской церкви во имя апостола Андрея Первозванного. Несчастная Евдокия сама подписала себе приговор: она каялась, что «такою же своею виною одержима есть, как и ныне имеется чревата» и просила развести её с мужем.

Тут забили тревогу уже в консистории: кто из священников не убоялся выдать Абраму Ганнибалу «венечную память» и как вышло, что он обвенчан вторично при живой жене, к тому же «чреватой»?!

Ганнибалу пришлось войти в пространные объяснения – он озабочен своей репутацией. «В рассуждении… долговременной и беспорочной службы и вторичного брака, – просит Абрам Петрович, – его всемилостивейше оборонить, и бывшую… жену Евдокию взять в консисторию и за чинимое ею прелюбодеяние отрешить от него вовсе, дабы она прелюбодеица долее не называлась его женою, и таскаючись на воле своими непотребствами более его к бесчестию не довела».

Несчастная Евдокия Андреевна разрешилась дочерью Агриппиной; бедняжка недолго прожила на белом свете. Может быть, именно эту девочку, мнимую дочь Ганнибала, и упоминает в своих записках Пушкин, ошибочно называя её Поликсеной? Тем более что во втором супружестве у Абрама Петровича родилась дочь, именованная Агриппиной. Или всё же у Евдокии было две дочери? Вполне жизненная версия, и тогда записки поэта соответствуют истине.

Так или иначе, но семейная драма, несмотря на полный разрыв супружеских отношений, тянулась мучительно долго. Дело о разводе, положительно для Ганнибала, решилось лишь в 1753 году: жену Евдокию признали виновной и сослали в Староладожский монастырь «в труды монастырские вечно».

Все эти судебные хлопоты, так досаждавшие Абраму Ганнибалу, не помешали ему достичь высокого положения в обществе. И высокого генеральского чина! А тем временем семейство его увеличивалось с катастрофической быстротой: вслед за Иваном явились на свет Елизавета, Анна, Пётр, Осип, Агриппина, Исаак, Яков, Софья.

Пушкин краток: «Вторая жена его, Христина Регина фон Шеберх, вышла за него в бытность его в Ревеле обер-комендантом и родила ему множество чёрных детей обоего пола».

В 1744 году в Ревеле родился третий сын Абрама Ганнибала. Поскольку появился младенец на свет в январе, темнокожий отец решил наречь его Януарием, что на латыни означает название первого зимнего месяца. Но мать новорождённого сему неблагозвучному имени воспротивилась.

Вот как о том писал сам Пушкин: «Дед мой, Осип Абрамович (настоящее имя его было Януарий, но прабабушка моя не согласилась звать его этим именем, трудным для её немецкого произношения: Шорн шорт, говорила она, делат мне шорни репят и дает им шертовск имя) – дед мой служил во флоте…»

Так, благодаря несогласию Христины Матвеевны младенец, в будущем – флотский капитан и дед поэта, получил иное, библейское имя – Иосиф, в народной же вариации – Осип.

«Христина немочка», а в её жилах текла немецкая и шведская кровь, оказалась доброй женой и рачительной хозяйкой. В семье царили любовь и согласие, свидетельством чему строки духовника Христины лютеранского пастора Геннинга: «Госпожа генеральша, впрочем, очень утончённая дама с хорошим характером и находится сейчас в самом расцвете сил». Пастор, исполняя просьбу обоих супругов, хлопочет о домашнем учителе для детей генерал-майора Ганнибала, студенте, «особенно искусном во французском языке». Надлежащему образованию детей способствовала и богатейшая домашняя библиотека с книгами по философии, политики, истории, географии.

Так что «госпожа генеральша», она же «утончённая дама», не только исправно рожала детей своему темнокожему супругу, но и пеклась об их образовании, чему способствовал и высокий достаток в семье.

…В ноябре 1741 года на престол взошла императрица Елизавета Петровна. И крестнику отца, «духовному брату» (!) русской царицы, вскоре будут оказаны высочайшие монаршие милости: в январе 1742 года по указу государыни Ганнибал произведён (через ранг) в генерал-майоры.

Сохранился интереснейший документ – прошение Ганнибала к Елизавете Петровне: «По Всемилостивейшему Вашего Императорского Величества указу, за верные мои и беспорочные службы, пожалован в Генерал-Майоры от Армии и в Ревель обер-комендантом и деревнями Всемилостивейше награжден; а на дворянство Диплома и Герба не имею и прежде не имел, понеже в Африке такого обыкновения нет». И далее просит Абрам Петрович «в память потомкам моим» его дворянство подтвердить и пожаловать родовым гербом.

Просьба была уважена, и у Абрама Ганнибала появился собственный герб с изображением африканского слона под короной. Не хотел ли таким образом прадед поэта напомнить о своём высоком происхождении?! Ведь именно на боевых слонах и начал свой поход на Рим древний карфагенский полководец Ганнибал.

«Елизавета, вступив на престол, осыпала его своими милостями», – с благодарностью отметит правнук царского арапа. В романе же о прадеде-африканце поэт сочтёт нужным поместить красочный эпизод, указующий на близость будущей императрицы с питомцем государя-отца.

Александр Пушкин:

«Две юные красавицы, высокие, стройные, свежие как розы стояли за нею (императрицей-матерью Екатериной. – Л.Ч.) и почтительно приближились к Петру. «Лиза, – сказал он одной из них, – помнишь ли маленького арапа, который для тебя крал у меня яблоки в Ораньенбауме? Вот он: представляю тебе его». Великая княжна засмеялась и покраснела».

И могла ли Елизавета Петровна, возложив на себя царскую корону, отказать в просьбе любимца отца и друга с детских лет?!

Позднее, будучи уже генерал-аншефом, Ганнибал исполнял должность главного директора Ладожского канала и кронштадтских укреплений.

Но вот умирает государыня Елизавета Петровна, благоволившая своему крёстному брату, и поседевший генерал-аншеф Ганнибал принуждён уйти в отставку без должных почестей и наград. Знать бы престарелому генералу, что участь его могла быть иной, ведь до падения Петра III оставалось менее трёх недель… На российский трон взошла супруга несчастного императора Екатерина II.

С многочисленным своим семейством Абрам Петрович обосновался под Гатчиной, в имении Суйда, и прожил там, «как философ», около двадцати лет.

 
В деревне, где Петра питомец,
Царей, цариц любимый раб
И их забытый однодомец,
Скрывался прадед мой Арап…
 

«Он (прадед) написал было свои записки на французском языке, но в припадке панического страха, коему был подвержен, велел их при себе сжечь вместе с другими драгоценными бумагами», – сожалел поэт о невосполнимой потере.

 
Где, позабыв Елисаветы
И двор и пышные обеты,
Под сенью липовых аллей
Он думал в охлажденны леты
О дальней Африке своей…
 

Скончался Абрам Петрович на восемьдесят шестом году – в мае 1781-го, а чуть ранее, в середине марта, умерла и Христина Матвеевна. За пять лет до кончины Абрам Петрович составил завещание – а нажил он значительное состояние, – расписав своим детям, «кому из них каким движимым и недвижимым имением владеть». Более всего желал старый арап, немало повидавший на своём веку, чтобы и после его смерти все дети «находились в непременной братской дружбе».

Могила свидетеля петровских и елизаветинских времён не сохранилась, не осталось ни одного и подлинного портрета Абрама Ганнибала, самого чтимого африканца на Руси. А вот фамильные бумаги и раритеты царского арапа, как справедливо заметил первый биограф Пушкина Пётр Бартенев, были «сохранены для потомства гениальным его правнуком, который дорожил малейшею подробностью о своём предке «африканце».