Текст книги "Приманка для двоих"

Люська продолжала быстро говорить, как в горячке. Чувствовалось, что она может выговориться только с Маргаритой.

– Ведь я сама во всем виновата. Я даже не представляла раньше, что это такое, когда ты совершенно беспомощна… А еще, знаешь, он положил на тумбочку возле кровати щипцы и пригрозил, что если я попробую его укусить, он выбьет мне зубы.

– Какой ужас! – содрогнулась Маргарита.

– Знаешь, что я решила? Как только приду в себя, Митьку моего заласкаю. Все для него сделаю! Только столкнувшись с такой сволочью, как этот Рустам, я поняла, какое сокровище мой муж…

Отчего-то Маргарита подумала, что Люськиной решимости надолго не хватит. То есть в отношении своего мужа. Как только она придет в себя, так и вернет все на круги своя. Люська не умеет жить по-другому. Ласкать своего Митю ей будет просто скучно.

– Как всегда, я только о себе. Ты расскажи, как у тебя дела? Нашла себе кого-нибудь?

Какие-то странные нотки прозвучали в голосе Люськи. Словно она знала нечто важное для Маргариты, но от злости на весь свет не хотела подруге ничего говорить. Маргарита чуть было не спросила ее, уж не нашелся ли Максим, но подумала, что Люську ее вопрос разозлит еще больше.

И она стала рассказывать о знакомстве с семьей Игната. Их фамилия – Лисовские.

– Это очень известная фамилия! – вскричала Люська, и ее воодушевление тоже показалось Маргарите фальшивым.

Но она продолжала говорить, потому что молчать в этой ситуации было трудно, а события, о которых она рассказывала, были Маргарите безразличны.

– Говоришь, хорошо тебя приняли?

– Очень хорошо. Оказывается, у него мать – известная актриса, она снималась в фильме «Бедность – не порок» по Островскому, помнишь? А между съемками ухитрилась родить аж троих сыновей, и при этом осталась такой же стройной и моложавой…

– Конечно, я помню, она снималась и в фильме «Радуга над озером»! – подхватила Люська. – Повезло тебе, Ритуля! Смотри, не упусти свою удачу.

– Наверно, она тоже подтяжку делала… Это начинался обычный разговор ни о чем.

– А ты как думала? Москвички относятся к себе совсем не так, как мы, провинциалки. У них чуть какая морщинка – бегут к пластическому хирургу: уберите! Так, говоришь, и отец, и сын работают на телевидении? А они тебе случайно не предлагали поучаствовать в какой-нибудь передаче? Ну, хоть в толпе посидеть.

– Почему в толпе, – не удержалась, чтобы не похвастаться, Маргарита. – Мне предложили участвовать в передаче в качестве главного героя, но я отказалась…

– Что, отказалась? Савина, ты в своем уме? Люди за такое деньги платят, чтобы хоть мелькнуть в кадре, а она – отказалась! Немедленно иди и звони им, скажи, что ты передумала.

Неужели Люська только что плакалась о своих неприятностях? И всхлипывала, и голос дрожал. Минуты не прошло, командирский голос прорезался, и опять она учит Маргариту жизни. Не стоит сейчас с ней спорить. Пусть думает, что ее подруга как была лапшой, так ею и осталась.

– Люсь, но ты же знаешь, что я от волнения и слова не смогу сказать, а это все-таки прямой эфир…

– Купи какой-нибудь транквилизатор. Вспомни, у нас Шапошникова всегда перед экзаменами их пила и была спокойна, как слон… Кстати, а что, этот Игнат такой страшный, что без слез не взглянешь?

– По-своему он даже красив.

– И ты на такого парня даже не клюнула? Матильда ты, а не Маргарита!

– Люська, у меня денег не хватит, чтобы оплатить такие длинные телефонные разговоры. Приеду – поговорим.

– Потом будет поздно!

– Все-все, кладу трубку. Целую тебя, привет твоему Мите…

– Подожди!

Но Маргарита уже отключилась. Правда, почти тотчас телефон зазвонил снова. «Нет, ты посмотри, какая настырная!» – посмеялась про себя Маргарита. Но трубку взяла. Оказалось, звонит Игнат.

– Рита, вы произвели на мою маму огромное впечатление. Она таких комплиментов вам наговорила! Самый скромный: очень целеустремленная девушка. Она говорит, что вы не правы, отказываясь от участия в передаче. Все волнуются, главное, преодолеть этот барьер – страх перед камерой. Она даже предложила немного позаниматься с вами.

– И тогда я смогу сниматься в фильме, – улыбнулась Маргарита.

– И тогда вы сможете увереннее чувствовать себя в студии. Как вы смотрите на то, чтобы завтра я отвез вас к маме в театр. Не возражаете?

– Нет, – сказала Маргарита.

В самом деле, а то получается, что она чуть ли не цену себе набивает.

– Тогда я заеду завтра на ваши курсы?

– Заезжайте, – коротко согласилась она, и поскольку в их разговоре возникла пауза, Игнат попрощался и отключился.

Точнее, подождал, пока она сама положит трубку. Воспитанный!

Глава девятнадцатая

Недаром говорят, что дорога в ад вымощена добрыми намерениями. Димка чуть не расстался с любовницей, так жалко ему было заболевшую – правда, неизвестно чем – жену. Знай об этом его Людмила, смягчилась бы? Переменилась к мужу? Сделали бы они навстречу друг другу по паре шагов, и кто знает, может, счастье все-таки пришло бы к ним в дом?..

– Тебе не кажется, что я рассуждаю чересчур высокопарно? – спросил вдруг Димка Максима, хотя до того просто нес всякую ерунду, так что он и слушал его вполуха.

На всякий случай Максим ответил неопределенно:

– Все в твоих руках. Как говорится, сказал «а», не будь «б». Если тебя незаслуженно обидели, сделай так, чтобы заслужить обиду.

Он оказался прав. Все равно у Димки были свои резоны, и он тоже слушал высказывания Максима не слишком внимательно.

– Горбатого могила исправит, – продолжал бурчать он. – И мою Людмилу тоже ничего не изменит.

В конце концов, он честно хотел пожалеть жену, а как только выяснилось, что ничего не изменилось между ними, тут же позвонил Илоне. Удобную любовницу терять ему было жалко.

– Ты бы видел эту картину! – Слышно было по голосу, что Димка веселился. – Вчера я успокаивал Милку, ходил в аптеку, отпаивал ее антидепрессантами и, ты уж извини, рассказал ей про твой случай. Никогда не поверишь! Твоя Маргарита – это ее лучшая подруга. А я еще в шутку предлагал ее с тобой познакомить, помнишь? Ты отказался. Однако как ты ее описывал! Я бы никогда эти эпитеты к Ритке не применил. У нас с тобой разные вкусы.

– И слава Богу! – искренне воскликнул Максим.

– Тут еще кое-что всплывает. Но это не телефонный разговор…

Похоже, жена Димки появилась рядом.

– Я заеду на работу, посмотрю, что к чему.

Иначе чего бы ему здесь смотреть?

Итак, Димка на Маргариту не обращал никакого внимания. Не считал ее привлекательной? Но не может же влюбленность, что называется, настолько застить глаза!

Он, наверное, еще долго крутил бы да вертел Димкино сообщение, но тут пришел Илларионыч и принес готовую фигурку. Резчик завернул ее в несколько газет и долго разворачивал, так что Максим от нетерпения уже начал ему помогать.

– Я назвал ее Анастасией, – гордо сообщил мастер, нежно касаясь плавных линий деревянной статуэтки и с большой долей неохоты протягивая ее Максиму.

Максим улыбнулся про себя: «А я свой эскиз назвал Маргаритой!»

Он поставил творение Илларионыча на стол. Теперь оба мужчины стали смотреть на нее как на свое долгожданное детище, испытывая в душе некий трепет.

Да, это было творение! Недаром Илларионыч так носился с идеей цеха сувениров. Он чувствовал в себе любовь к дереву, и оно ответило ему взаимностью.

Статуэтка приковывала к себе взгляд. Она казалась живой и теплой. Что больше всего поразило Максима, так это схожесть фигурки с оригиналом. Словно Илларионыч вырезал ее с натуры – так она походила на Маргариту. Солнечный луч скользнул по желтой древесине и как бы зажег ее золотым огнем.

Это походило на сказку: они оба создали фигурку, что называется, заочно. Один – по памяти нарисовал. Другой – по его эскизу вырезал.

– Произведение искусства! – не сдержал восхищения Максим.

– Она мне удалась, – скромно согласился мастер. Максим достал из барсетки две тысячи рублей и протянул Илларионычу:

– Больше пока не могу, прости, Илларионыч! Некто Дмитрий Левик изъял у меня НЗ, чтобы купить по дешевке грушу. Ту самую, которую я привозил вам, чтобы сделать вашу Анастасию. А оставшиеся деньги я вложил в два деревообрабатывающих станка. Своему партнеру еще ничего не сказал, но буквально вчера один деревообработчик распродавал станки по дешевке, и я не мог пройти мимо. Начал понемногу комплектовать цех сувениров. И вы своей скульптурой сказали еще одно веское слово в его защиту.

И опять мысленно добавил про себя: «Пусть теперь в дереве живет моя Маргарита». Он посмотрел в глаза Илларионычу, прочел в них вопрос и улыбнулся:

– Вы правильно догадались, о чем я вам хотел сообщить. Раз теперь Дмитрий, мой партнер, не возражает против цеха сувениров, вы тоже можете к процессу его создания подключиться. Где там ваш знакомый художник? Пусть морально готовится. С первой же прибыли начнем работать, а то пока что вам и на зарплату не хватит.

– Тогда, Максим Викторович, заберите ваши две тысячи. Пусть это будет мой скромный вклад в общее дело.

– Ни в коем случае! – Максим опять придвинул деньги к резчику. – Могу честно сказать, я вовсе не собираюсь эту фигурку продавать. Она будет нашим образцом. Демонстрацией наших возможностей. Пример того, какие заказы мы сможем выполнять.

– Сомневаюсь только, что подобную работу я смогу поставить на поток, – обеспокоился Илларионыч.

– Что вы, поток – для такой красоты? Нет, эти вещи можно продавать разве что в художественных салонах. Вырезать их штучно. Или, как теперь говорят, эксклюзивно.

– В художественный салон статуэтки не возьмут. Я уже пытался. Самодеятельным резчикам они не доверяют. Я ведь не член Союза художников.

– Тогда мы откроем свой магазин, который будет называться… «Дриада»!

– Лесное божество?

– Вот именно! И начнем выпускать вещи, которые не стыдно будет считать божественными.

– Ну, Максим Викторович, вы и замахнулись!

– Вы правы, Илларионыч, размечтался. Но может быть, в будущем…

Понятное дело, что такое производство не могло бы держаться на одном Илларионыче. Для него нужно специальное оборудование, квалифицированные резчики. Словом, время покажет.

Дмитрий приехал почти сразу после ухода мастера, и в его облике уже не было ни подавленности, ни прежней виноватости, он даже будто злорадствовал. Так, самую малость.

Поначалу Дмитрий ревновал жену. Он нарисовал себе картину, согласно которой его супруга Мила крутила любовь с кем-то, кто в конце концов ею пресытился. Иначе отчего ее бросало то в жар, то в холод?

Уже перед сном, поздно вечером, она вдруг расплакалась и стала просить прощения у Дмитрия, а потом тут же вызверилась на него. Теперь уже, по ее словам, он оказывался во всем виноват. Но в чем конкретно, она не говорила.

Все в конце концов успокоилось, они даже неплохо исполнили свой супружеский долг. Получилось по Пушкину – «привычка свыше нам дана, замена счастию она». То есть и двух дней не прошло, как все вернулось на круги своя.

– Но я вообще-то приехал тебе не о своих семейных проблемах говорить, – оборвал начатые излияния Димка. – Ритка твоя вчера жене звонила. Вроде у нее в Москве кто-то появился. Какой-то крутой телемэн.

– Кто-кто?

– Точно не знаю, кто он, то ли у него свой канал на телевидении, то ли у него папочка в сфере развлекательного бизнеса шибко крутой…

Надо сказать, его сообщение задело Максима гораздо сильнее, чем он мог ожидать. А в это же самое время взгляд Дмитрия переместился на край стола, где, едва прикрытая газетой, лежала деревянная статуэтка Анастасии-Маргариты. Он быстрым движением сорвал газету и схватил фигурку.

– Мама дорогая! Неужели это мамедовская груша?!

– Это работа Илларионыча, – поправил Максим.

– Ему кто-то позировал?

– Я ему эскиз набросал, – пробормотал смущенный Максим. Он вовсе не хотел выпячивать свою роль в изготовлении статуэтки.

– С натуры?

– По памяти.

– Штука баксов, не меньше! Надо показать ее в «Алекс-дизайне». Ребята такие вещи по всей стране закупают. У них элитный салон. Цены потолочные, но знающие люди покупают…

Максим выхватил у него статуэтку:

– На чужой каравай рот не разевай! Покажешь что-нибудь другое. Я заплатил Илларионычу за статуэтку. Теперь это моя собственность.

– Ни фига себе! А чья груша?

– Наша. За кусок бревна длиной тридцать сантиметров я готов заплатить столько, сколько он стоит.

– Погоди, что ты хватаешь! Дай как следует рассмотреть.

Но Максиму отчего-то стало неприятно, как если бы Димка захотел рассмотреть саму обнаженную Маргариту.

– Нечего тут рассматривать. Скульптура как скульптура.

– Макс, в натуре, ты влип! – Димка довольно захохотал, словно друг попал в ловушку, подготовленную им собственноручно. – Вообще-то когда мы говорили насчет цеха сувениров, ты не собирался скупать его продукцию для личных нужд… Ладно, влюбленным – красный свет. И главное, на ком зациклился? Я эту девчонку сто лет знаю… Послушай, а ведь она была у нас на свадьбе, и ты, так же как и я, не обратил на нее внимания. Это случилось семь лет назад. А она тогда моложе… и лучше качеством была! Ха-ха!

– На твоей свадьбе, если ты помнишь, я был с Анютой, которая тебе тоже не нравилась.

– Ну и кто оказался прав?

– То же самое я могу сказать и о тебе.

– И что значит, тоже не нравилась? Я о Ритке такого не говорил. Теперь я припоминаю, что вначале обратил на нее внимание. Подумал, надо же, какая ладненькая девчонка. Но Милка, наверное, мой взгляд перехватила, потому что тут же начала рассказывать, какая Маргарита неинтересная особа, мол, и скучная, и бесцветная. Теперь я понимаю, тогда просто смотрел в рот своей невесте, а также на весь мир – ее глазами.

– Хоть в этом я могу быть твоей жене благодарен.

– Но на этот раз… моя кобра сказала, что тебе здесь ничего не обломится.

Нет, ну как можно реагировать вот на такие слова? Кто она, Людмила Левик, Господь Бог? Почему она позволяет себе вмешиваться в чужую жизнь? Выходит, надо еще сказать спасибо, что она на столько лет оставила Максима в покое?

– Она все не может простить мне моего провидческого дара?

– Ты, Бобров, как скажешь.

– Не знаю, к каким таким способам будет прибегать твоя супруга, а только и мы не лыком шиты… Что она еще говорила? О Маргарите.

– Ах да, чуть не забыл. Маргарита через этого телевизионного хмыря будет в передаче участвовать. И называется она вроде бы… «Предчувствие таланта». Или предвкушение. Или предвидение. Знаешь, телевизионщики якобы заранее вычисляют молодых людей, из которых впоследствии получатся известные специалисты своего дела, производственники или политики. На мой взгляд, ерунда это все. Предчувствие! Это все равно, что сказать беременной: у вас родится мальчик или девочка. Если молодую женщину посылают за счет фирмы в Москву, да не куда-нибудь, а в Институт профессиональных бухгалтеров России, да заказывают ей номер в шикарной гостинице, ежу понятно, что из нее в недалеком будущем выйдет толк…

– На то он и развлекательный бизнес! Их дело снимать, а наше – смотреть или не смотреть. Возьми те же нагиевские «Окна». Одни плюются, а другие ни одной передачи не пропускают.

– Знаешь, о чем я сейчас подумал? Моя Милочка своей подруге завидует. И я не удивлюсь, если узнаю, что она тоже попробовала сходить на такое же свидание по пикантному объявлению. Небось захотелось, как у Маргариты, чтобы праздник, французское шампанское, красивый секс. Детская сказка такая есть – «Морозко». В ней за приданым сначала хорошая девушка сходила, ласковая да работящая, а потом – грубиянка ленивая, которая надеялась получить то же самое, но без особых усилий…

– Чего вдруг тебе в голову пришло все это?

– Просто я немного знаю свою жену. Вначале я заметил у нее газету объявлений «Все для вас». Может, до звонка какому-нибудь мужику дело и не дошло, но то, что она позвонить ХОТЕЛА, даю зуб на холодец! Потом она почувствовала мой взгляд и будто невзначай спрятала ее от меня. Если у нее не было никаких дурных намерений, чего прятать? В газете есть вполне приличные объявления про мебель, недвижимость, автомобили…

Димка замолчал, продолжая разглядывать деревянную статуэтку.

– Неужели у Ритки такая красивая фигура? Где были мои глаза?

Димка уже и забыл о своих подозрениях в адрес жены, а только любовался творением Илларионыча.

– Хочешь сказать, что мог бы сделать ее своей любовницей?

Димка заколебался, но ответил честно:

– Это вряд ли. Думаю, Жемчужина ни за что бы не согласилась. У нее понятия о дружбе и верности допотопные, еще от тех времен, когда в фильмах снималась Любовь Орлова…

На этот раз Максиму приятно было слышать его откровения.

В последнее время он все чаще стал уноситься мыслями куда-то, чего с ним не происходило даже в нежной юности. Вот и сейчас он застыл с вилкой в руке за ужином, который подала ему мама.

– Сынок, ты чего в последнее время ходишь такой грустный? – Она как в детстве шутливо потрепала его по голове.

– Кажется, я встретил девушку, на которой мог бы жениться, – проговорил он, удивляясь, как спокойно опять выговорил это слово. Совсем недавно оно упорно не хотело сходить с его языка.

– И эта мысль портит тебе настроение?

– Один человек сказал, что у меня есть соперник.

– И ты решил отступиться?

– Вот еще, я решил его устранить!

– Надеюсь, не физически.

– Думал, но потом от этой мысли отказался: пусть живет.

– Интересно было бы взглянуть на девушку, которая так кардинально поменяла взгляды моего сына.

– Она сейчас на учебе в Москве.

Максиму приятно было говорить о Маргарите, ведь мама не знала ни обстоятельств их знакомства, ни того, на каком волоске висит их так называемое знакомство.

– Она кто по специальности?

– Экономист.

– Хорошая работа.

Мама сказала это, чтобы Максиму было приятно. Он все понимал, но продолжал разговаривать, потому что так спокойно, без подначек, раздражения и всяческих намеков он мог говорить только с мамой.

– Сколько ей лет?

– Тридцать. Я вначале думал, не больше двадцати шести. Знаешь, она такая худенькая, изящная. И у нее за плечами тоже неудачный брак.

– Детей нет?

– Нет.

– Может, она их не хочет?

– Я пока не спросил ее об этом.

– Успеется, – сказала мама, словно считала само собой разумеющейся совместную жизнь сына с незнакомой ей женщиной.

– Ее звать Маргарита, – сказал Максим, уходя к себе в комнату.

– Кстати, тебе звонила Людмила Левик, – спохватилась мама, – жена Димы.

Она знала, что между ней и сыном уже давно пробежала черная кошка, но не подавала виду. И когда расспрашивала Димку о его делах, непременно интересовалась здоровьем жены и сына.

«Интересно, – подумал Максим, – что Людмиле от меня надо?» На всякий случай он позвонил ее мужу по сотовому телефону. Мобильник у Димки был дорогой, друзья оба так решили. Из тех, что роуминг по всему миру. Порой в поисках древесины партнер Максима забирался так далеко в лес, что найти его было бы не слишком легко.

Из леса звонил ему и Димка, когда надо было посоветоваться, брать или не брать предлагаемую партию древесины.

Сейчас Левик должен был находиться в одном небольшом поселке, где частных пилорам было больше, чем в ином большом городе.

– Димон, – сказал ему Максим, – как ты думаешь, для чего твоя жена мне звонила? Есть что-то, чего я ей не должен говорить? А то ты у нас жук еще тот. Потом будешь возмущаться, почему я ей не соврал!

– Милка тебе звонила? – изумился он. – Неужели она исчерпала все доводы, которые прежде выдвигала против нашей дружбы?.. Шучу. Говори ей все, что хочешь. Завтра приеду, доложишь.

Он отключился.

Максим походил по дому, выругал себя – боится этой женщины, что ли? – и позвонил домой Левикам. Людмила взяла трубку.

– Добрый вечер. Это Максим Бобров.

– А-а, – безразлично отозвалась она. – Я только хотела предупредить, что передача с участием Маргариты сегодня в семь пятнадцать, то есть через три минуты.

И положила трубку. Максим метнулся в свою комнату. Он хотел посмотреть эту передачу в одиночестве. Даже маме ничего не говоря. Сложится у них с Маргаритой или нет, неизвестно. Если да, то мама еще успеет наглядеться. Если нет, то сегодня зачем и смотреть!

Маргариту он сначала даже не узнал, так изменили ее внешность парикмахеры и гримеры студии. То есть Максим, конечно, не мог знать это наверняка, но он помнил ту, простоволосую, почти без косметики, Маргариту и никак не мог соотнести ее с этой – ослепительной красавицей и будто бы чужой женщиной.

Словно бы ее заколдовали – не злой, но и не добрый волшебник. Равнодушный. Он постарался выжать все из ее внешности, сделал картинку для телезрителей, ничего не оставив для Максима. Он даже не сразу пришел в себя от огорчения: эта ослепительная красавица была не его Маргарита, а какая-то Снежная королева.

Непонятно, почему сегодня ему приходили в голову эти сказочные сравнения, наверное, оттого, что там, в Москве, в его, Максимовой, сказке кто-то пытался переделать конец.