Текст книги "Приманка для двоих"

Глава одиннадцатая

Машина, увозившая Маргариту, скрылась из глаз. Максим видел ее руку, вскинутую в прощальном приветствии, и через несколько мгновений на этом месте виднелся лишь слабый сизый дымок. А потом исчез и он.

– Вот балда! – спохватился Максим. – Не спросил ни ее адреса, не попытался договориться о встрече. Что она подумает? Не иначе, обидится. Ну ничего, вымолю себе прощение. Встретимся – замолю все свои грехи! – И обратился к машине, словно она была живым существом: – Что ж ты, подруга, так подвела меня? В кои веки мне попалась хорошая девушка, а у тебя пороху не хватило ее до дома довезти… Ага, ты хочешь сказать, что во всем виновато колесо?

Он вздохнул и глянул на безнадежно пустынное шоссе. Возможно, через полчаса оно начнет оживляться, а пока…

Нашел для себя отдушину – виноватых искать. Вон даже машину стал упрекать. Мог бы и взглянуть в багажник, когда выезжал из дома. А если бы колесо прокололось по дороге в аэропорт? Да сестрица Юля за такое живьем съела бы!

Хорошо хоть, что он отправил домой Маргариту. Она так переживала из-за своего баланса. Наверное, вовсе не потому, что ее и вправду кто-то уволит из-за такой мелочи, а потому что болела за свое дело.

Максиму легче. Он сам себе хозяин. Потому самое лучшее, что он сейчас сможет сделать, это не есть себя попусту, а взять и навести порядок в багажнике. Давно известно, работа отвлекает от глупых мыслей.

Он положил в пакет свою старую рубашку, которую использовал вместо ветоши, сдвинул в сторону запасное колесо и выругался так, как не ругался, кажется, ни разу в жизни. В углу багажника, прежде не виденный им из-за колеса, лежал тот самый домкрат, который он считал забытым!

Теперь в его воспоминаниях все встало на свои места. Собираясь везти сестру в аэропорт, он взял в качестве запаски новое колесо и нечаянно задвинул им в угол домкрат, да еще и прикрыл его ветошью.

Максим это додумывал уже, откручивая гайки и прилаживая запасное колесо, а потом сел за руль и врубил скорость, за которую в городе гибэдэдэшники нещадно штрафовали. Ему казалось, что он может еще догнать уехавший «опель».

Но почти тотчас он понял абсурдность своей затеи. К этому моменту «опель» имел не меньше десяти минут форы, а может, и все пятнадцать. За такое время по пустынному шоссе можно проехать полгорода. На такой-то мощной машине!

А вообще чего он так разнервничался? У него дома, на рабочем столе, на какой-то бумажке записан телефон Маргариты… Стоп, неужели он не переписал его в записную книжку? Конечно, не переписал. Ему и телефон-то ее нужен был на один раз: тут же перезвонить и уличить, если звонит ему от нечего делать…

Теперь остается надеяться, что племянник Виталик, которого почти на месяц оставила на попечение матери Юля, не зайдет к нему в комнату и не сделает из бумажки голубя или самолетик, чтобы пустить его с балкона. Но в этом случае остается еще один вариант: Рита сама позвонит ему на сотовый телефон. А если постесняется? Неужели она станет придавать какое-то значение мелочам после того, что между ними было?!

Он приехал домой, когда на часах натикало всего половина седьмого. Решил не будить мать, но только зазвенел ключами, как дверь распахнулась, и она повисла у него на шее.

– Сыночек, живой! А я не сплю вторую ночь, не знаю, что и думать.

– Мама, ну что ты с собой делаешь! – Максим старался скрыть раздражение на самого себя, а получалось, что отыгрывается на близком человеке. – Разве ты не заметила, что сотовый телефон я оставил дома?

– Заметила.

– А то, что на квартире у меня телефон не установлен, знаешь?

– Знаю.

– Тогда ты должна была догадаться, что дом оцеплен и мне просто неоткуда позвонить.

– Должна была, но думала, а вдруг…

– А что передавали, есть жертвы среди жильцов?

– Сынок, ты же знаешь наши средства массовой информации. Какую-нибудь ерунду смакуют во всех подробностях, а важные новости сообщают как бы между прочим и, мягко говоря, не слишком утруждаясь деталями…

– Теперь ты убедилась, что я жив?

– Не сердись, Максимушка, я и сама не пойму, что это на меня нашло. Я разогрею тебе завтрак?

– Не надо, я сам, иди отдыхай.

– Позволь, я рядом с тобой посижу. Все равно сейчас я не смогу заснуть.

– Ну вот, то не могла спать, переживала, а теперь не хочешь спать, потому что я вернулся целым и невредимым… Мне кто-нибудь звонил?

– По сотовому – без конца, но потом приехал твой дружок Димка и сказал, что ты попросил его поменять номер в твоем телефоне. Он вытащил из него какую-то штучку… Не надо было ему это разрешать, да, сынок? Ты его ни о чем таком не просил?

Бедная мама даже испугалась, глядя, как от страха исказилось его лицо.

– Просил, – растерянно подтвердил Максим.

– Димка сказал, что теперь звонить не будут. Ой, сынок, как я не люблю разрешать что-то Димке, когда тебя дома нет. Он такой хитрющий! Соврет, недорого возьмет.

– Ты все сделала правильно, – через силу улыбнулся он. – Теперь я требую, чтобы ты шла спать и не просыпалась до полудня.

– Не получится, – улыбнулась она, – ты забыл, у нас живет Виталик. Твой племянник, которому ты до сих пор не уделил и минуты своего внимания.

– Ничего, еще успею уделить. А ты сколько получится, столько и поспи.

Максим сел на кухне пить кофе, размышляя при этом, что Маргарита права: судьба ничего не дает полной мерой. Вернее, одной рукой дает, а другой – отнимает. Теперь Маргарита уж точно ему не позвонит. Остается листок с ее номером телефона. Кстати, на чем Максим его записал? Он тут же ей позвонил и в тот момент вовсе не считал, что этот номер когда-нибудь ему еще понадобится. Потому бумажку просто бросил на стол…

Он даже не смог допить кофе, так хотелось ему зайти в свою комнату и найти эту бумажку, которая наверняка лежит на самом видном месте.

Однако невезение продолжалось. Он перерыл весь стол. Все бумаги перебрал по одной, перетряхнул блокноты и записные книжки. Никакого листка не было.

Он хотел сей же момент бежать к матери и спрашивать, не заходил ли племянник в его комнату, не брал ли чего со стола. Но потом сам со стыдом вспомнил, что отправил ее отдыхать, и в бессилии стукнул кулаком по столу.

Ничего не оставалось, как собраться и поехать на работу. Тем более часы показывали четверть восьмого.

У Максима на его производстве было два кабинета. Один рядом с цехом, где изготавливалась мебель, совсем крошечный, с письменным столом и двумя стульями. И другой, при салоне, обставленный, кстати, лучшими образцами мебели собственного производства.

Кабинет выглядел очень импозантно, как и салон, где опытные продавцы встречали покупателей. Говорили, директор тоже ему под стать, но Максим не мог же сам себя хвалить.

Фирма Боброва – Левика называлась «Пиноккио». Идея Максима, с которой Димка не сразу согласился. Но один раз съездил в бюро, где регистрировали фирмы, посмотрел, как мучаются другие предприниматели, выдумывая названия, никем из коллег не освоенные, и согласился. Но предупредил:

– Вот увидишь, будут прикалываться.

Как в воду глядел. Говорили нарочно раздельно: «пинок» и «Кио», подразумевая знаменитого фокусника. А некоторые доморощенные юмористы спрашивали:

– Пинок – кому?

Денег, которые друзья смогли вложить в строительство цеха и покупку оборудования для него, катастрофически не хватало. Но отступать они не собирались.

Кредит в банке им давать отказывались – у друзей не было недвижимости, под которую этот самый кредит могли дать. Пришлось ходить с протянутой рукой по знакомым. Но и знакомые много дать не могли. Они, как и Дмитрий с Максимом, принадлежали к тому среднему классу, который по теории должен был быть вполне обеспеченным, но на практике таковым вовсе не был. Вернее, обеспеченного среднего класса было кот наплакал.

Словом, в один прекрасный момент начатое строительство пришлось остановить. А закупленные станки под плохоньким навесом грозились заржаветь, если их немедленно не затащить под крышу. Но как раз на крышу цеха и не было денег.

И тогда Максим решился на шаг, которому потом долго удивлялся его дружок Димка. Он подкараулил во дворе сестру Сашки Даля, с которым когда-то учился с первого по восьмой класс.

Потом Александр учебу бросил. Он и восьмой-то класс закончил с превеликим трудом. Учителя его просто вытащили за уши. Наверное, чтобы никогда больше в пределах школы его не видеть.

Особенно неприязненно относилась к нему учительница русского языка.

– Даль, – стонала она, читая его безграмотные сочинения, – у тебя такая знаменитая фамилия, а ты ее позоришь.

– Чем же это? – хмурился Сашка.

– Своей полной безграмотностью.

– Ну, это не называется позорить, – ухмылялся он.

– А как это называется?

– Это называется так: я совсем с другой ветки Далей, но тоже знаменитой.

– А чем она знаменита? – продолжала допытываться училка.

– А тем. Сто лет назад в наших краях самый известный был знаете кто? Боря Даль. Знаменитый бандит! И не думаю, что он так уж в вашем русском языке шарил.

– Вообще-то русский язык не только мой, он и твой тоже, – проговорила учительница. – Или у твоих предков с другой ветви и корни другие? Может, английские? И предком Бори Даля был Робин Гуд?

– А кто он такой? – поинтересовался Сашка.

Класс ахнул: Даль не знал Робин Гуда!

Максиму тогда стало жалко Сашку. Он стоял посреди класса, маленький, взъерошенный, будто воробей, и исподлобья глядел на всех зло прищуренными глазами.

Как раз незадолго до этого отец купил Максиму – а если точнее, всей семье – видеомагнитофон. И сыну не запрещалось им пользоваться. Это потом видики появились почти в каждой семье, а тогда…

В один из дней Максим зазвал к себе Сашку и прокрутил ему кассету с фильмом о Робин Гуде.

Сашка был потрясен.

– Какой классный мужик. Как он с этим герцогом посчитался! Правильный. И ребята его любили. А как стрелял!

Позднее Максим узнал, что Саша Даль тусуется в шайке у городского авторитета Шины и кликуха у него – Саша Гуд. Правда, с тех пор много воды утекло, и теперь бывший одноклассник Максима имел свою шайку отморозков, которые брали под свою крышу всех желающих и нежелающих розничных торговцев.

Теперь Александр Даль разбогател, выстроил себе нехилый дом в двух уровнях, ездил на «мерседесе» со своей личной охраной и был одним из самых богатых людей города.

В один прекрасный день Максим остановил нарочно встреченную им Светку Даль и попросил, чтобы ее брат позвонил ему, когда зачем-нибудь появится дома у родителей, или оставил бы для Максима номер своего сотового телефона.

Светка спросила его телефон. Повертела головой.

– Нет, я не запомню. Пиши на ладони. – Протянула ему руку с темно-зеленым маникюром и игриво хихикала, когда он писал на ее руке свой номер телефона: – Щекотно!

Сашка позвонил ему через неделю, когда Максим уже решил, что Светлана забыла о его просьбе.

– Ты чего хотел? – спросил он, и не подумав поздороваться.

– Встретиться и поговорить.

– Есть интересная тема?

– Честно говоря, она интересна только для меня, – признался Максим.

– Ну ты даешь! – гыкнул Александр. – Тогда на кой мне нужна такая стрелка?

– Извини, что я тебя побеспокоил, – вяло буркнул Максим. – Просто я обошел уже всех своих знакомых. Ты был моей последней надеждой. Я не очень тебя напряг своим звонком?

– Гостиницу «Державная» знаешь?

– Знаю.

– Я буду там в местном ресторане сегодня в два часа дня. Скажешь ребятам, что ты ко мне. Я их предупрежу.

Максим пришел ровно за три минуты до назначенного времени – кто-то говорил ему, что у бандитов с этим очень строго. Каждая минута опоздания штрафуется. В баксах.

Путь ему преградил не то швейцар, не то охранник:

– Ресторан закрыт. Спецобслуживание.

– Мое имя – Максим Бобров, – сказал он, презирая себя за нерешительность.

– Документик какой-нибудь имеется?

– Права, – удивился он.

– Предъявите.

По документам в ресторан Максим еще не ходил. Неплохо Санек устроился!

– Проходите.

Они не виделись добрых лет пятнадцать. Сашку Максим узнал не по комплекции, не по глазам, а по презрительно поджатым губам. Эту мину он практиковал еще в школе, теперь она, похоже, приросла к нему намертво.

Он пожал руку Даля, цепкую и сильную, и присел за столик напротив бывшего одноклассника.

– Денег хочешь просить? – спросил тот, как всегда без предисловий.

– Денег, – согласился Максим. Сашка усмехнулся:

– Хочешь – верь, хочешь – не верь, но взаймы у меня просят впервые.

– Не дашь?

– А куда ты спешишь, речь-то о деньгах, не о простых бумажках. Тебе же зелень нужна?

– А как ты думаешь?

– Не задирайся. Кто ж так просит? Надо понимать, ты знаешь, кто я?

– Мне говорили…

– И все равно пришел. Значит, допекло?

– Цех под крышу вывели, а накрывать ее уже не на что. Станки пропадут. Мы с Димкой вложили в них все, что было.

– Это какой Димка? Левик, что ли?

– Он.

– Шустрый пацан. Что ж он с тобой не пришел?

– Он не знает, что я к тебе обратился.

– У меня, значит, дурная репутация, вот ты и таишься от него.

– Не в том дело. Вдруг мы с тобой не договоримся, а он будет зря надеяться.

– Ишь, какой ты чуткий!

– Какой уж есть.

– Ты, Бобров, так и не научился понты колотить. Деньги я могу тебе дать, но под какой процент?

– Ты банкуешь.

– По двадцать процентов возьмешь?

– Под двадцать не смогу, дорого. Было бы производство раскрученное, а мы же только начинаем. Может, если лет на пять…

– На пять лет?! – Сашка расхохотался. – Для нас это значит дожить до глубокой старости. А ты много знаешь бандитов на пенсии?

– Вообще ни одного не знаю. Только по фильмам.

– Как – не знаешь? Кое с кем ты даже в одном классе учился.

– Но ты, наверное, не любишь, чтобы тебя называли бандитом?

– Мне один хрен, как называют. Лишь бы боялись. Шучу! Ладно, Бобров, мне приятно тебя видеть. Я помню, как ты меня пожалел, к себе привел. Видик крутил…

– Какая мелочь!

– Для тебя. А для меня – не мелочь. Может, ты своим поступком не одну жизнь сохранил.

– В каком смысле?

– В таком, что у меня принцип: подписываться на мокрое только в самом крайнем случае. Как благородный разбойник Робин Гуд. Помнишь?

– Помню.

– Так сколько тебе нужно?

– Тысяч пять баксов.

– Что? Такой мизер? Я-то думал… Пять штук зеленых! Это я тебе и без процентов дам. Полпачки! Ладно, вот тебе как раз упаковка. Бери, здесь десять штук. Отдашь через год… Может, тебе повезет, отдавать не придется.

– В каком смысле?

– В таком, что я могу и года не прожить.

– Ты чем-то болен?

– До чего ж ты тупой! Хоть и с высшим образованием. Не дает тебе диплом знания жизни. Работа у меня опасная, это тебе не крышу крыть! – Он расхохотался.

– Слушай, Сань, а хочешь быть нашим первым клиентом? Я тебе эксклюзивную мебель сделаю, ни у кого в городе такой не будет.

– Ну всю мебель не надо, – хмыкнул Сашка, – а сексодром сделай. Веришь, на днях у моей кровати, итальянской, за пять штук баксов брал, ножки подломились. Похоже, против нашего мужика их парни похлипче будут.

Он привстал из-за стола, давая понять, что встреча окончена.

Максим спрятал деньги во внутренний карман пальто и в некотором обалдении вышел из ресторана.

Глава двенадцатая

Никогда Маргарита не испытывала такого разочарования, когда, сняв трубку, она услышала голос подруги Люськи.

– Здравствуй, Маргоша! Как живете-можете, женщины-голубки?

– Если муж хороший, плохо все равно, – привычно откликнулась Маргарита словами Расула Гамзатова. Они с Люськой всегда так начинали общение по телефону.

– Ты что, ревела, что ли?

– С чего ты взяла?

– Голос у тебя такой, все еще с рыданиями.

– С рыданиями! Скажешь тоже. Я и забыла, когда в последний раз рыдала.

Когда-то они с Люськой ходили вместе не только в садик, в школу и университет, но и в музыкальную школу. Все преподаватели находили у Людмилы Анисимовой исключительный музыкальный слух. Она и в житейской речи слышала такие интонации, на которые далеко не все обращали внимания. Но это уже, вероятно, был слух другого рода.

– Не надейся, Савина, меня обмануть! Ведь я тебя знаю… – она помолчала, подсчитывая, – двадцать пять лет.

– Так долго? – не поверила Маргарита.

– Я даже помню, как тебя привели в наш садик. Худую, лысую, с глазами как перламутровые пуговицы.

– Почему лысую?

– А тебя как раз перед этим наголо подстригли.

– Намекаешь, что у меня вши завелись?

– Нет, хотя искушение – пошутить подобным образом – у меня было. Тогда твой папа считал, что девочку в детстве непременно надо стричь наголо, чтобы потом у нее росли хорошие волосы.

– Странно, а я этого не помню.

– Но волосы у тебя и вправду красивые, ничего не скажешь. Может, твой отец был прав? Меня, например, под нуль никогда не стригли, и волосы у меня не фонтан. Про мои обычно говорят: «У вас такие красивые волосы. Просто редкие!» Но я отвлеклась. Вот так ты всегда, Марго, собьешь человека с толку…

– Ага, чуть что, так Косой!

– Вспомнила. Я хотела тебя к себе позвать, с ночевкой. Мы с Митькой поругались, он хлопнул дверью и ушел к своей любовнице.

– Как – к любовнице? Насовсем?

– Кто же его отпустит насовсем? Это тогда делиться придется. Квартиру, машину продавать, свою долю из его дела изымать…

– Ничего не понимаю.

– Это, кстати, я и сама недавно узнала. Если у мужа есть свое дело, то при разводе жена имеет право на половину всего. Но поскольку пока мы не разводимся, то можем наносить друг другу лишь моральный ущерб. Вот я тебя к себе и зову. Рассказать, что у меня за дела, послушать про твои.

– Знаешь, мне некогда, – попробовала отвертеться Маргарита, хотя прежде она всегда с удовольствием ездила в гости к Люське. – Мне надо кое-какие документы просмотреть…

– Не придумывай, Ритинья! – Люська всегда переиначивала на разные лады ее имя. – Никаких документов у тебя нет. Мне Варька сказала, что сегодня ты сдала баланс.

Ох уж эта вездесущая Варвара! Живет через два подъезда от Люськи, а ухитряется постоянно сплетничать о делах Маргариты.

– Ты не хочешь ко мне идти, потому что собираешься утаить некое событие, которое в твоей жизни произошло.

– Кто тебе сказал?

– Никто. Но я не удивлюсь, если узнаю, что ты влюбилась! Или просто с каким мужиком познакомилась.

Маргарита непроизвольно вздохнула.

– Вот видишь, значит, я права. Так. Десять минут даю тебе на сборы. Пять минут ходьбы до маршрутки. Десять минут ожидания. Десять минут езды. Пять минут ходьбы до моего дома. Две минуты на лифте. Итого, чтобы через сорок две минуты ты звонила в мою дверь.

– Слушаюсь, мэм! – вяло ответила Маргарита. Отбиться от настырной Люськи ей никогда не удавалось.

Подруга открыла ей дверь, едва Маргарита прикоснулась к звонку.

– Молодец, рядовой Савина, норматив выполнила! Ну, здравствуй!

Подруги расцеловались. Люська помогла Маргарите раздеться.

– Пойдем на кухню. Я уже все приготовила. Константина уложила, но у него сегодня воинственное настроение – за отца переживает, потому со мной нарочно капризничает.

Едва она это произнесла, как в дверях кухни возник Костик.

– Что тебе опять нужно?

– Пить хочу, – буркнул ребенок.

– А чего губы надул?

– А зачем ты папу выгнала?

– Он сам ушел. Ему в лес ехать надо.

– В белой рубашке?

– Ну ты и зануда, Константин! Он взял робу с собой. Завтра вернется твой папочка, не страдай! Как же, выгонишь его. И пей побыстрей, пока я не рассердилась.

Костик медленно выпил воду и нехотя пошел к себе.

– Видала? От горшка два вершка, а уже с отцом солидаризуется. Прикинь, до чего все же у нас политизированная страна: кругом сплошные коалиции. Садись за стол. У меня сегодня голубцы, какие ты любишь.

– Я у мамы поужинала.

– Хоть ты, Маргит, меня не расстраивай. Полсантиметра в талии прибавишь, не помрешь! А у меня «Шартрез» есть. Французский.

– Да и кто тебя спрашивает! – проговорила Маргарита голосом Люськи.

– Видишь, сама все знаешь, – обрадовалась та.

Знала бы мама Савина, сколько ее доченьке приходится пить с любимой подругой, разочаровалась бы во всем человечестве. Люська так сумела заморочить ей голову тем, что она якобы вообще не употребляет спиртного, что родительница всегда ставит Люську в пример дочери. Мол, и красавица, и умница, и в мужском коллективе работает, а вот себя соблюдает…

– Добавим немного водочки, – между тем приговаривала Люська, – а то он густоват. Все равно ее не почувствуешь, можжевеловый ликер чем хорош – начисто перебивает запах водки. Итак, тост: за нас, красивых!

– Очень оригинальный тост! – фыркнула Маргарита, но выпила до дна.

Это тоже был порядок, заведенный Люськой. Первую – до дна, а дальше как сумеешь.

– Теперь рассказывай.

Маргарита знала, что утаить от подруги ничего не сможет, но ей и самой хотелось выговориться. К тому же Маргарита, кажется, не могла оценить случившееся с ней объективно. Как говорится, лицом к лицу – лица не увидать. Зато Люська со своим опытом и нюхом в таких делах сразу все расставит на свои места.

Потягивая приготовленный Люськой коктейль, Маргарита рассказывала, отчего-то стесняясь смотреть подруге в глаза. И недаром. Первой реакцией той на ее повествование было сначала немое удивление. Она даже не пыталась его скрыть. А потом полился поток слов:

– Ты меня убила! Марго, я ничего этакого в твоем исполнении не могла себе даже представить. Чтобы ты, и вдруг позвонила незнакомому мужчине, не считая свой поступок безнравственным… Нет, кажется, мне надо пересмотреть все свои жизненные установки.

– В каком смысле? Ты теперь не станешь со мной водиться?

– Не говори ерунды. В том смысле, что я, как всегда, слишком много на себя брала.

– Не пойму, при чем здесь ты?

– А при том, что я готова была голову дать на отсечение, что ты – тихоня и мямля, что ты никогда сама о себе не позаботишься, если кто-то не позаботится о тебе. А если станешь делать самостоятельные шаги, то непременно влипнешь во что-нибудь. Яркий пример тому – твое неудачное замужество. Я ведь до последнего момента не верила, что ты выйдешь замуж за такую флегму, как Игорь. И потому тебя не отговаривала. Мне казалось, что каждому видно невооруженным глазом – муж из него никакой. Ты мне казалась неглупой женщиной. Но ты вышла за него, и я придумала этому объяснение. Мол, как раз получится, два сапога – пара. То есть, может, какая другая и не сможет жить с ним, а тебе удастся.

Люськины откровения Маргариту неприятно поразили. Она и прежде говорила что-то похожее, но вовсе не в такой обидной форме. Теперь же она слова не выбирала, как если бы Маргарита своим поступком обидела лично ее.

– Это же надо такое учудить!

Словно все еще не веря услышанному, Люська без тоста и приглашения последовать ее примеру одним махом опорожнила рюмку с ликером. Помолчала, прислушиваясь к себе, и выпалила:

– На такой шаг побоялась бы пойти даже я!

– Не поняла, почему – даже? – начала закипать Маргарита.

– А потому, что я МОГЛА бы пойти, но не пошла, а ты не могла бы пойти, но ПОШЛА! Это тебе понятно?

– Не очень.

– И мне тоже. Просто я примерила на себя то, что случилось с тобой, и поняла, что в последний момент я бы, наверное, струсила. Не пришла.

– И даже тайком не посмотрела, каков он?

– А зачем? Если бы он был Квазимодой, я бы не подошла, а если бы порядочным мужиком – тоже не подошла. Мне не захотелось бы в его глазах выглядеть женщиной, которая может откликнуться на такое объявление.

– То есть ты хочешь сказать, что куда порядочнее такие женщины, как ты, которые с виду разбитные, а глубоко внутри…

– Не злись, Мара, лучше войди в мое положение: через четверть века вдруг открыть для себя, что дружила с женщиной, которой совсем не знала.

– Или не хотела знать.

– Или не хотела, – покорно согласилась Люська.

На кухне Левиков воцарилось молчание. В душе Маргариты боролись два чувства: обида и понимание. Причем обида на Люську была ее привычным состоянием и быстро проходила – Маргарита была отходчивой и понимала, что у подруги такой характер, и она знает об этом с детства. Хорошенький ребенок, прелестный подросток, потом женщина – умница и красавица. Люська всегда думала, будто знает о жизни все, а Маргарита всего лишь наивная дурочка, и вдруг! Такое кого угодно с толку собьет.

Впрочем, она и сама вскоре сказала:

– Не сердись, Мэгги, ты же меня знаешь. Вместо того чтобы спокойно выслушать твой рассказ, я, как всегда, вылезла с комментариями. Говоришь, твоему нечаянному любовнику тоже не сразу повезло с его объявлением?

– Некоторые женщины ему звонили, а на встречу не приходили, – сказала задумчиво Маргарита. – Теперь я понимаю почему.

– Нет, погоди, посмотрим на это дело с другой стороны, – все не могла успокоиться Люська. – Ты рискнула – и выиграла! Как говорится, дуракам везет… Ладно, без обиды, а то я уже вижу: «Над седой равниной моря ветер тучи собирает». Итак, мужик тебе понравился, вы с ним трахнулись, у вас все получилось. Судя по всему, и ты ему понравилась. А дальше? Вы договорились с ним встретиться?

– Не-ет. Так получилось, что попутная машина подошла неожиданно, водитель ее торопился…

– Да начхать тебе на водителя! – вдруг разозлилась Люська, будто это ее жизнь зависела от глупого поведения Маргариты. – Надо было записать ему номер своего телефона на руке, на лбу, на том самом месте…

– Люся, я же говорила, у него мой номер телефона есть. Он его спросил, а потом сам мне перезвонил.

– Тут же? Значит, записал его на том, что в этот момент попало под руку: на клочке бумаги, на спичечном коробке, на салфетке. Ему ведь надо было только тебя проверить. Он и не думал, что еще раз им придется воспользоваться. Кстати, а почему ты не дала ему свою визитку? Ты же говорила, что твой Петр Аркадьевич заказывал и для себя, и для тебя.

– Я постеснялась. И потом, у меня есть номер его сотового телефона. Тот, что он давал в газету. Правда, я звонила, но он не отвечает.

– А телефон у него украли.

– Именно теперь?

– Именно. Это называется: закон бутерброда, ты о таком не слышала?

– Мне Максим тоже напоминал о нем… Слушай, Люська, а чего ты со мной разговариваешь как с подростком-олигофреном?

– Насчет подростка – тут ты не права, а вот насчет второго…

– Мы можем с тобой поссориться.

– Не можем, – мотнула головой Люська.

Не приглашая в компанию Маргариту, она уже дважды выпила ликер с водкой, коктейль, который сама и называла «Забытье под елкой».

– Почему это – не можем?

– Потому, что я признаю свои ошибки, попрошу прощения, а ты у нас добрая. И ты меня простишь.

– Зараза ты, Людмила! Думаешь, ты мне комплимент сказала? Представила меня этакой… пластилиновой вороной, которой можно говорить гадости, топтаться по ней, зная, что потом она все простит.

– Не обижайся, дорогая подружка, это я не со зла. Ты наверняка ни о чем прежде и не думала, а я давно мечтала пережить такое приключение. Острое, с перцем. Идти и бояться, но все равно идти. И вот награда: молодой красивый мужчина, цветы, дорогое шампанское… Даже я и то пила «Вдову Клико» всего раз в жизни, в гораздо менее романтичной обстановке.

– А почему это – даже? – опять возмутилась Маргарита; Люська и прежде, случалось, говорила с ней в уничижительном тоне, но сегодня она превзошла саму себя. Та, что провозглашает себя ее лучшей подругой!

Маргарита расстроилась и тоже выпила вне тоста, не чокаясь.

– Ты портишься на глазах! – сказала Люська и погрозила пальцем: – Учти, я приму меры. И расскажу твоей маме!

Она как бы прислушалась к собственным словам, представила себе такую картину и расхохоталась.

– А почему ты решила, что твой Митя пошел к любовнице?

Маргарите надоело выглядеть дурочкой, она решила перевести стрелки. Красивые тоже плачут, и у Люськи в жизни все не так ладно, как она хочет показать. Так что всегда найдется повод посмеяться и над ней.

– У меня есть знакомые в частном детективном агентстве «Мухтар», – сказала Люська уже несколько заплетающимся языком.

– У нас нет такого агентства, – покачала головой Маргарита.

– Нет, ты права. Оно называется «Рекс». Или «Фас». В общем, как-то по-собачьи. Я даже знаю, как ее звать. Илона. Почему у любовниц такие заковыристые имена? Илона! С ума сойти. Нет чтобы ее имя было Клава или Фрося…

– Не переживай, – успокоила ее Маргарита. – Королевам не изменяют с королевами. Королевам изменяют с горничными.

– Какой замечательный афоризм! А кто это сказал?

– Не помню, но кто-то умный.

– И ты умная, ты такие вещи помнишь. И по жизни ты умнее меня. Я все выпендривалась, строила из себя красотку неописуемую. Достроилась! Муж уходит от меня к какой-то мымре, которая наверняка его «понимает». Небось надеется, что я ей уступлю его. Скажу: «Бери моего мужа и иди с ним по жизни». Может, внешне я и королева, а по сути горничная.

– Ты и по сути королева.

Ненадолго же Маргариту хватило. Только что она как следует собиралась попенять Люське, как тут же ее стало жалко.

– Не успокаивай меня! Я испортила жизнь своему мужу, а сама стала злая, как баба-яга.

Вообще-то Маргарита могла бы сказать, что подруга всегда была такой, но на сегодня она уже исчерпала запас стервозности.

Маргарита не думала, что ее приключение получит именно такой отклик. Она ожидала, что подруга пожурит ее, посмеется над ней, но чтобы она позавидовала… Нет, это не укладывалось в голове.

Люська заметно опьянела, да и Маргарита от нее недалеко ушла. Видела бы мама, до чего дошла ее доченька! Люська смогла уесть ее даже этим.

Но у Маргариты уважительная причина, у нее горе. Наверное, она сказала это вслух, потому что Люська тут же откликнулась:

– Как, ты говоришь, его звать? Максим. Не плачь, девчонка, пройдут дожди… Найдем мы твоего Максима.

– А если он больше не хочет меня видеть?

– Не смей даже думать так! Чего это ему не хотеть?

– Не знаю. Может, я не понравилась ему как женщина.

– Считаешь, он нарочно пробил колесо, чтобы не везти тебя домой?

– Разве колеса пробивают нарочно, на полной скорости? Он еле выровнял машину…

– Значит, он был расстроен. Правильно?

– Правильно.

– Вот мы его найдем и обо всем спросим, глядя прямо в глаза.

– Брат сказал, чтобы я пошла на курсы вождения автомобиля.

Маргарита легко перепрыгнула на другой вопрос, но Люська, кажется, этого даже не заметила.

– Он прав, иди. И я с тобой!.. Нет, в этом месяце не получится. В этом закончишь курсы ты, а в следующем – я. И мы вместе поедем на море.

– На двух машинах?

– Почему – на двух? На одной. У тебя же нет машины.

– Пока нет. Но будет.

– Само собой. Должно же у тебя хоть что-нибудь быть. А то ни мужа, ни детей.

Люська зарыдала. Маргарита испугалась и даже сразу протрезвела. Люська плакала очень редко, а чтобы так, с надрывом и завыванием…

– Ты счастливая, – рыдала она, – ребенка можно и без мужа родить! А чем такую семью иметь, как у меня, лучше вообще не иметь!

Это называется, начала за здравие, кончила за упокой. Как в анекдоте Максима: один орган здоровый, и то позавидовали. В смысле, что Маргарита и этого не заслуживает? Хорошо ей, видите ли! А почему Маргарита должна рожать ребенка без мужа? Что она, хуже других?