Текст книги "Приманка для двоих"

Ей стало грустно. И обидно. Уж если лучшая подруга о ней такого невысокого мнения, что говорить тогда о случайно встреченных мужчинах!

– Пойду я, пожалуй, домой, – сказала Маргарита, поднимаясь из-за стола, на котором закуски – Люська любила размах, «выкатила» все, что в холодильнике было, – остались почти нетронутыми.

– Еще чего! – спохватилась Люська, приходя в себя. – И правда, для чего я тебя позвала? Устроить небольшой девичник, поговорить о нашем, о женском, о наболевшем, а сама разнюнилась. Никуда я тебя не отпущу… А то, что ревела… Так кому ж я, кроме лучшей подруги, могу показать свою слабость, зная, что она не будет злорадствовать… Тебе где постелить, в гостиной или со мной ляжешь?

– В гостиной.

– Правильно, тебе надо подумать, разобраться в себе. Может, это судьба знак подает.

– Какой?

– Не знаю какой, потом поймешь.

Маргарита, не выдержав, расхохоталась. Так непривычно ей было смотреть на Люську, неуверенную в себе, растерявшуюся, с размазанной на глазах тушью… Даже немного жалкую.

А ведь она так любила изображать из себя мать-командиршу, знающую ответы на все вопросы.

И на чем она сломалась? На том, что подруга, которую Люська всегда считала слабой и неуверенной в себе, вдруг оказалась способной на поступок, который ей был бы не по плечу.

Нет, пожалуй, это слишком сильно сказано. Люська не сломалась, она вдруг поняла, что не бывает всегда права, как она считала прежде. К сожалению, Маргарита много лет поддерживала в ней это заблуждение, не пытаясь как-то себя проявить или выделиться. Как когда-то давно она согласилась в их дружбе на роль ведомой, так и много лет этому принципу следовала.

Она и теперь вовсе не посягала на приоритеты, просто это получилось у нее само собой, и Маргарита, вместо того чтобы сожалеть о своем поступке, стыдиться его, вдруг выросла не только в глазах подруги, но и в собственных глазах.

Потому она и хохотала, из-за нелепости ситуации. В ответ на ее смех Люська лишь бледно улыбнулась:

– Ты права, это смешно.

Глава тринадцатая

Когда Максим выложил на стол банковскую упаковку сотенных купюр долларов, Димка отреагировал на нее самым странным образом.

– Это что, бутафорские? – полушепотом спросил он.

– Ты считаешь меня настолько бездушным, чтобы заподозрить в мистификации, когда мы стоим на краю финансовой пропасти? Вернее, стояли.

– Но я знаю совершенно точно, что такую сумму нам никто из знакомых дать не мог бы. Если, конечно, не залезть в чей-нибудь сейф.

– Теперь ты еще и подозреваешь во мне бандитские наклонности.

– Кому, как не мне, знать, что у тебя есть к этому способности, – сварливо сказал Димка, не сводя с пачки баксов жадных глаз. – То есть до сего момента ты их никак не проявил, но скрытый огонь в тебе я всегда чувствовал… Неужели здесь десять штук гринов?

– Десять – как один!

– Тогда мы сможем закончить строительство цеха, и еще на отделку салона останется! – закричал он, будто наконец очнувшись. – Ах вы, наши зелененькие, наши спасители! Наши волшебные листики!.. Постой, а где все-таки ты их взял?

– Занял у Саши Гуда.

– Что?! Ты встречался с первым мафиози города?

– Встречался, а что?

– Как это что! Да он нас за эти баксы разует, разденет и голыми в Африку пустит.

– Он одолжил их мне на год.

– Под какой процент?

– Это беспроцентный долг.

– Врешь! – Вскочивший было Димка бессильно рухнул обратно на стул.

– Предлагаешь ему их вернуть?

– О черт, Макс, ты прекрасно знаешь, мы не можем их вернуть!

– Тогда просто бери их и не скули.

– Нам помогут бандитские деньги! У кого-то их отбирают, а нам дают просто так. За красивые глазки… Кстати, откуда ты его знаешь?

– Когда-то мы учились в одном классе.

– В одном классе с Гудом? Врешь! Ты мне никогда не говорил об этом. Гуд не мог учиться в школе, как самый обыкновенный мальчишка. Его завезли с другой галактики злобные инопланетяне… Неужели когда-то он был самым обыкновенным учеником?

– Был. И не самым успевающим. До восьмого класса его дружно дотащили учителя. Я как-то и сам забыл о нем, но на днях… Ты помнишь наше отчаяние? Наверное, именно оно направило мои мысли в нужном направлении.

– Отчаянный ты парень! Знаешь, сколько на его совести загубленных жизней!

– Ты говоришь как актер на сцене.

– Это от растерянности. С другой стороны, говорят, бандиты так сентиментальны. Воспоминания детства, то да се… Он не удивился твоей просьбе?

– Я прежде поговорил с ним по телефону, а потом пошел на стрелку – так это у них называется?

– Я, как и ты, смотрел боевики. Подозрительно только, что он дал в долг без процентов. Сейчас и лучшие друзья на такое не идут.

– Он было пошутил: давай, говорит, под двадцать процентов. Я ему сказал, для нас это много.

– Ах вот оно что, значит, разговор все-таки был.

– Просто Саша думал, что я попрошу у него тысяч сто. Для него десять, как я понял, такие копейки.

– Хорошо бы и нам дожить до такого момента, когда мы будем считать десять тысяч баксов копейками.

– Бог даст, доживем. Давай лучше прикинем, сколько берем на производство, а сколько оставляем на мебельный салон.

То, как они приобрели этот салон, заслуживает отдельного рассказа.

Когда-то это был кинотеатр повторного фильма, из-за банкротства выставленный администрацией города на торги. Желающих его приобрести оказалось не много. Помещение находилось сравнительно далеко от центра и выглядело крайне запущенным.

Во время аукциона в зале кто-то возмущенно выкрикнул:

– Старую конюшню, и за такие деньги!

Но Димка настоял на покупке. Потому-то им потом и не хватило на строительство мебельного цеха.

– Подумаешь, далеко от центра. Сегодня далеко, завтра будет близко. Я узнавал, сюда ведут троллейбус и начиная со следующего месяца в этот район станут ходить еще две новые маршрутки.

Вообще их дуэт для производственной деятельности оказался весьма продуктивным. Димка на своей прежней работе научился не только даже на глаз определять качество древесины, но и заимел кучу знакомых «дровосеков», у которых в окрестных лесах были свои делянки.

Максим держал руку на пульсе мебельной торговой артерии – что и в каком ассортименте выпускают конкуренты, по какой цене, и им удалось почти без потерь втиснуться в плотные ряды мебельщиков, каковых в последнее время в крае развелось великое множество.

Но до того друзьям-партнерам пришлось несладко. Салон перестраивали сами. Научились и мастерком работать, и кистью, но без специалистов не обошлось. Например, делать окна с витринными стеклами или двери на фотоэлементах.

Облицовочную плитку хотели было положить сами, но потом одумались – слишком наглядно будут видны их огрехи дилетантов в зале, где будет демонстрироваться их будущая мебель.

Деньги у них вроде и были, но они уже по привычке экономили. Тем более что Димка говорил:

– Долг бандитам надо отдать в первую очередь!

И как только у них начала появляться прибыль, он стал чуть ли не с маниакальным упорством откладывать долг Саше Гуду.

– Не успокоюсь, пока не отдам ему все до копейки.

– Что ты нервничаешь, год же еще не прошел, – успокаивал его Максим.

– Я только не понимаю, почему ты не нервничаешь. Неужели можно верить этим выродкам.

– Сашка не выродок, – пробовал заступиться Максим. – Если бы не он…

– Да, если бы не он, мы, возможно, и вылетели бы в трубу, но я не хочу чувствовать себя обязанным бандиту! – орал Димон.

– А ты и не будешь чувствовать, – успокаивал его Максим. – Я обещал, что мы сделаем ему кровать в стиле Людовика Четырнадцатого. Не станем же мы ему ее продавать.

– Он хочет нашу кровать?! – изумился Димка.

– А чему ты удивляешься? – Максим слегка обиделся за свое детище. – Он покупал итальянскую, но она не выдержала его сексуального напора.

– А что, у нас кровать на уровне. А ему сделаем в лучшем виде, с импортным матрацем, спинки… у нас в заначке есть пара бревен красного дерева. Крепеж с шестикратным запасом прочности… Вот это другое дело. Мне даже дышать легче стало. Терпеть не могу чувствовать себя обязанным людям, которых не уважаю!

Наверное, у Максима было не слишком развито чувство собственного достоинства, потому что он ничуть не страдал от того, что занял деньги у самого Гуда. Не в подарок же взял.

Отдали долг даже раньше срока. Сашка взял деньги и, не считая, сунул в карман. На излияния Максимовой благодарности он только махнул рукой:

– Пустяки. – И хрипло рассмеялся. – Может, и ты меня когда выручишь.

– Погоди. – Наверное, Максим слишком поторопился отдать деньги, что даже не сразу вспомнил про кровать. – Ты лучше скажи, куда тебе привезти заказ?

– Какой заказ? – насторожился тот.

– Кровать, – протянул Максим. – Ты же сам говорил, что тебе нужен прочный сексодром.

– И что, ты мне ее сделал?

– Ну да, раз обещал.

– И где она стоит?

– На складе. В нашем мебельном салоне.

При мебельном салоне имелся небольшой склад, куда завозили заказанную покупателями мебель, всего на несколько единиц. Сейчас кровать Саши Гуда, обернутая прозрачной пленкой, занимала как раз половину этого склада.

– Если понравится, возьму, – кивнул Саша и сказал своему телохранителю: – Витек, запиши адрес их склада, на днях заедем посмотрим.

Через месяц Сашу Гуда убили во время разборок с другой бандитской группировкой. Он так и не выбрал время заехать посмотреть на свою кровать. Она долго стояла на складе, друзьям все казалось, что кто-нибудь из друзей Гуда заедет за ней, но никто не появился.

Максим ходил к нему на похороны и принес венок с надписью: «Александру Далю от школьного товарища». Но на поминки не пошел. И до сих пор тепло вспоминал покойного. Несостоявшегося Робин Гуда. Однако Димка никакой теплоты к тому не испытывал, но тут уж ничего не поделаешь.

Что-то Максим не ко времени расчувствовался. Ударился в воспоминания ни с того ни с сего. Прежде мечтательность не была ему свойственна, хотя Димка и считал его сентиментальным.

Работать надо! Максим поерзал на стуле, устраиваясь поудобнее, и придвинул к себе бумаги. Не только у бухгалтеров балансовые отчеты. И ему месячную отчетность надо привести в порядок.

Это он говорил самому себе, поглядывая на компьютерный стол, на котором по монитору компьютера разбегался лабиринт. Такую заставку он себе нынче включил.

Потом окинул взглядом почти обычный письменный стол, на котором размещались и три телефона: один с факсом, второй – просто городской, а третий – внутренний, прямой. С кабинетом Максима при мебельном цехе и с самим мебельным цехом. Этот стол он откровенно слизнул с рекламного немецкого проспекта, сделал небольшие изменения, и теперь легкий удобный стол расходился на ура. Хотелось надеяться, что немцы не узнают о его «воровстве» и не станут с ним судиться. Это же все-таки не ракета…

Максим опять попытался работать, но мысли его упорно возвращались к тому времени, которое он провел с Маргаритой.

У них был один халат на двоих, Максимов, и когда в очередной момент – они отдыхали и опять захотели чем-нибудь подкрепиться – он потянулся к халату, Маргарита легонько толкнула его в грудь, чтобы он и не пытался подняться:

– Лежи. Сейчас моя очередь надевать халат.

Она потянулась за халатом, другой рукой придерживая на груди одеяло. Его восхищала смесь ее обычной стыдливости с полной – без оглядки – отдачей в близости. И в то же время с покоряющей его доверчивостью, что способствовало самому полному достижению взаимного и полного слияния тел и душ.

Халат она достала, но одеяло не удержала и в который раз ослепила Максима красотой – как он думал – своей безукоризненной груди и гибкой талии. Он не выдержал, потянулся к ней, но она отпрыгнула в сторону и погрозила пальцем:

– Гражданин, не нарушайте, у нас перемирие.

– Вот как это называется!

Он попытался встать и схватить ее, но она уже умчалась на кухню, серебристо смеясь. И вправду – Жемчужина.

Подноса у Максима на кухне не было. Разве все сразу охватишь. Но она не растерялась. Прикрыла разделочную доску бумажными салфетками, поставила на нес тарелку с бутербродами и по небольшой рюмочке мартини, который после «Вдовы Клико» мог считаться почти заурядным напитком.

– За что будем пить? – сказал он весело, поднимая рюмку.

– За память, – вдруг грустно сказала она, и он тогда не понял этой ее грустной ноты, и тост показался странным.

Жизнерадостный идиот! Он все еще гарцевал. Сказал:

– Лучше за то, чтобы наши желания совпадали с нашими возможностями.

Этот комедийный тост в ТОЙ ситуации, конечно же, прозвучал как пошлость.

Максим думал, будто чертит на бумаге что попало. Оказалось, он рисует обнаженную женскую фигурку. Да не просто женскую, а именно фигуру Маргариты.

Он не рисовал уже много лет, а теперь рука будто сама выводила плавные линии. Причем не только ее лица, как можно было бы понять, а всей фигуры Маргариты, которую помнил во всех подробностях.

Максим взглянул на часы. Сколько он уже сидит за столом? Сорок минут. А до сих пор не прочел ни одной строчки и не написал ни одной буквы. Даже свою подпись ни под одним документом не поставил. Только вот ее, обнаженную, нарисовал. Эта сереброглазая ведьмочка не иначе его испортила. В смысле, наслала порчу, сама того не желая.

Прошло еще двадцать минут. Максим поймал себя на том, что посматривает на часы машинально и сам себе говорит: «Прошло еще столько-то минут…» Но при этом продолжал сидеть и просто смотреть в окно на все ту же кирпичную стену, увитую плющом.

Внезапно ворота отъехали в сторону, и в узкий двор, на который выходили окна его кабинета, медленно вползла машина Димки. Максим так обрадовался ему, что даже выскочил навстречу, чтобы обнять друга.

– Макс, да ты что, шизанулся? – удивился тот, уворачиваясь от его объятий. – Ну, не виделись мы с тобой два дня, так это же не повод… Минуточку! Посмотри мне в глаза. Что? Не может этого быть! – Димка даже всплеснул руками, продолжая пристально его разглядывать.

– Чего не может быть?

– Такого всплеска эмоций без причины. Ты знаешь, что наши девчонки-продавщицы, пардон, менеджерши или менеджерицы, как правильно?..

– Правильно: менеджеры.

– Ага, ну да! Так вот, они считают тебя равнодушным и холодным. Как айсберг в океане. Наверное, только я знаю, какой огонь горит внутри этой монументальной грудной клетки… Вернее, может гореть, но зажег его в эти выходные вовсе не я. У нас с тобой ориентация правильная… Так кто она, та змея, которая изменила природную суть моего друга и превратила прежде спокойное озеро в штормящее море?! Выпустила наружу его тщательно скрываемые пороки.

– Димон, кончай юродствовать. Нет у меня никаких пороков.

– Ну, ты наглый! Как это нет? Пороки есть у всех.

– Обязательно пороки? Недостатки.

– Как ни назови!

– Кстати, а почему ты такой помятый? И небритый.

– Потому что я в отличие от некоторых порочных типов даже выходные дни посвящаю тому, что как голодный волк рыщу по лесам, ищу древесину получше. И само собой, подешевле.

– Но у нас пока достаточно древесины. Даже под заказы месяца.

– Понимаешь, позвонил мне вчера прямо домой Мамед – заметь, как раз тогда, когда я сидел в кругу семьи и наслаждался семейным уютом, – и предложил купить у него партию груши.

– Груши? Она же запрещена к вырубке.

– А я что, лесничий?

– Нет. Но я представляю, сколько Мамед заломит за свою грушу!

– Если бы ты был прав, я даже не стал бы с ним разговаривать! Но он предложил за грушу такие смешные деньги, что я не выдержал. Несмотря на скандал, которая жена обещала устроить мне по приезде, я отправился – в воскресенье! – далеко в лес, где обнаружил указанную грушу, уже погруженную на «КамАЗ». Причем мне обещали милицейское сопровождение – чтобы, упаси Бог, не остановили чужие менты, – и вот теперь эта груша лежит на нашем открытом складе, потому что склады под навесом забиты всякой дребеденью!

– Понятно. Лучшая защита – нападение. Хочешь я угадаю? Груша, которую просто сказочно дешево отдавал Мамед, оказалась сложенной так, что почти невозможно было ее как следует осмотреть…

– Обижаешь! Ведь ее приготовили, считай, на экспорт. Он готовил машину на Москву. А москвичи на этот счет очень придирчивы. Это себе дороже: гнать дерево за многие сотни километров на продажу, чтобы его в конечном пункте забраковали.

– Ты, я смотрю, полностью проникся проблемами Мамеда. И сегодня чуть свет ты эту грушу на складе выгрузил. А где грузчиков взял?

– Как – где? Позвал алкашей, которые всегда тусуются у пивнушки.

– Не ври, Димон! Какие в пять утра алкаши? Те, которые и не уходили, что ли?

– Моя жена в таких случаях говорит куда пафосней. Она выпрямляется и, вперив в меня свои грозные черные очи, восклицает: «Не лги, Митя!» Не ври – слишком просто. Какая тебе разница, где я их взял? Главное – разгрузили и аккуратненько сложили, как ты любишь. Деньги на это у меня, слава Богу, нашлись.

– А увозить обратно за чей счет ты будешь?

– Макс, ты чего, груша копейки стоит. Почти халява.

– У нас нет лишних денег.

– Я знаю, ты найдешь, если захочешь.

– Ты привез в цех криминальное сырье!

– Ты хоть слова-то выбирай. Мы ее не украли, а честно купили. В том смысле, что Мамед с нами давно работает и отдал ее под честное слово.

– Да потому, что она ему уже руки жгла!

– Ежу понятно. Москвичи заказ сделали, а когда он им все приготовил, у них там что-то не заладилось. Знаешь, они какой паркет из груши делают? Супер-пупер, прямо золотом отливает!

– Мы не делаем паркет… Да пойми ты, Димка, у нас, можно сказать, народное предприятие. А груша – дорогой материал. Куда мы его будем использовать?

– А заказ вице-мэра? Разве он не просил сделать ему мебель по высшему разряду? Чтобы лучше импортной! Я тогда ею стану перед иностранцами хвастаться. Мол, молодые предприниматели выпускают продукцию, которая по качеству не уступает и т.д…

– А они и спросят: разве у вас груша не запрещена к вырубке?

Дмитрий смутился, но не уступил:

– До чего ты Макс, занудный! Хорошо, не вице-мэру, еще кому-нибудь… Ты хотел цех сувениров открыть…

– Но ты был против.

– А теперь я «за».

Нет, ну до чего хитроумный этот Димон! Поскольку они, как полноправные партнеры, с самого начала сотрудничества определили, что любое решение правомочно только тогда, когда оба согласны… На этой волне Максим, пожалуй, может протащить кое-какие свои идеи…

Правда, и дружок тоже не дремал, а сразу пошел на него в атаку:

– Макс, а хочешь ченч ты разрешаешь оставить грушу, а я решаю твою личную проблему.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Димка прошел в кабинет и плюхнулся в представительское кресло.

– В грязных штанах – на светлую обивку! – возмутился Максим.

– Не ворчи, как старая прачка! Посмотри лучше: буквально на глазах в нашей фирме идет расслоение общества. Или сообщества? Равноправные партнеры, соучредители, а как мы отличаемся друг от друга. Один – грязный, небритый, вот даже в обычное кресло ему сесть запрещают, и другой – одетый с иголочки, в импортном костюме…

– Никакой он не импортный. Это фирма «Саша» выпускает. Правда, шьют они по итальянским лекалам…

– По итальянским… А тут, как собака!

– Ладно тебе, расхныкался. Я предлагал, давай ездить в лес по очереди.

– По очереди. Как же, ты наездишь! – пробурчал Димка. – Тебя в лес и пускать-то нельзя.

– Это почему же? Рожей не вышел?

– Хуже. Ты в отличие от потомственных лесорубов матерные слова в речи не употребляешь.

– Это недостаток?

– Еще какой! Наши ребята зачастую по-русски с акцентом говорят, зато мат знают без словаря…

– Так, я все понял. Эти твои наезды… Вон сейф, а ключ от него, надеюсь, у тебя в кармане. Открывай дверцу и бери, сколько хочешь!

– А вот этого не надо. Деньги должны быть в одних руках. Во-первых, ты честнее меня…

– Подлизываешься?

– Во-вторых, прижимистей. У меня они давно бы из рук уплыли. Давай доставай. Вот тебе моя расписка. За древесину по имени «бук».

– Что ж ты не пишешь, что груша?

Дмитрий подошел к столу и взял из стопки бумаг верхнюю.

– Месячный отчет?

– Галя составила, а я проверяю. Один экземпляр, как обычно, тебе.

– Я же их все равно не читаю.

– Мало ли… Соучредитель должен быть в курсе событий. Дебет-кредит, все как положено.

– В народе говорят, дебет с кредитом не сходятся, а человек с человеком всегда сойдутся.

– Я уже сделал ошибку, сошелся с тобой. На твои грушевые деньги, вымогатель!

– Я к ним и прикасаться не буду. В двенадцать приедет Мамед, отдашь ему, а я сейчас спать поеду. Как ты думаешь, заслужил?

Димка сделал вид, что уходит, но тотчас вернулся и сел в кресло.

– Испугался?

– Интересно, чего мне бояться?

– Того, что я уйду и не с кем будет обкашлять свою проблему.

– Да нет у меня никакой проблемы!

– Есть, Максик, есть, а то я тебя не знаю. – Он взглянул на часы. – Давай колись, у тебя в запасе есть двадцать минут. Потом начнут приходить наши работники, тогда спокойно не поговоришь.