Текст книги "Ложь в красках правды. Том 1"

Глава 16

Никита готовился в офисе к совещанию, просматривая отчеты по объектам. Вдруг беспричинно в памяти, слово изображения на пленке, стали проявляться воспоминания, связанные с Инной. Он старался не думать о ней, но память зачастую оказывалась сильнее и будоражила ему душу. Сердце тоже никак не хотело забывать чувства, которые наполняли его всеми красками жизни, когда в ней была Инна.

Единственная ночь, которую он планировал провести с Ксенией, сменилась второй, потом третьей, и вот они уже скоро месяц, как считаются парой. Не договариваясь, решили, что состоят в отношениях. Она являла собой личность успешную и стабильную. Манеры, речь, самодостаточность, деловая хватка и уровень интеллекта – все, казалось, создавало целостный образ. Девушка была уже известной журналисткой, имеющей свое имя. К тому же красива и, что немаловажно, страстная любовница. Но все ее качества оказались бессильны затмить образ обычной девушки, хотя и имеющей не менее привлекательную внешность.

И если Ксения нашла себя и уже получала от жизни дивиденды, то Инна только нащупывала носком своей туфельки тропинку, которая выведет её туда, где она сможет состояться как самодостаточная личность и заявить о себе как профессионал в своём деле. Никита почему-то был уверен, что у неё все получится.

Вот о Лере он так никогда не думал. И хотя они сестры-близнецы, в Инне был стальной стержень, а в Лере – пластилиновый. Инна брала жизнь за рога и подчиняла обстоятельства своей воле, а Лера с небольшой толикой фееричности плыла по её течению. Инну жизнь хлестала по щекам, и она научилась защищаться, обращать ситуации в свою пользу, хитрить и притворяться, будучи честной и совестливой по натуре. Лера выросла в любящей семье, была единственной любимой внучкой бабушки, которая ни в чем ей не могла отказать и до последнего работала на двух работах, чтобы иметь существенную прибавку к пенсии. Она платила за учебу внучки, одевала и кормила ее, в то время как Лера пользовалась всеми этими благами, считая, что так и должно быть. И, когда бабушка умерла, её сменил он, перечисляя на открытый счет необходимую для жизни сумму и не настаивая, чтобы она искала работу.

Почему он всего этого не видел раньше, Никита не знал. Наверное, правы те, кто утверждают, что всё познаётся в сравнении. Сейчас глаза у него раскрылись, и он ужаснулся своей слепоте. Раньше он не задумывался толком, какой женой будет Лера, но теперь мог с уверенностью сказать, что никудышней. Со временем бы он понял это, но моральные и эмоциональные издержки были бы неизмеримо выше. А если бы в семье появились дети? Они стали бы разменной монетой в несложившихся отношениях между родителями и страдали бы не по-детски. Разве такую семью он себе хотел? И сейчас он осознал, что быстрее всего женился бы на Лере. Точнее, мог бы, не видя очевидного несмотря на то, что был старше её на двенадцать лет.

И сейчас, размышляя о ней, Никита позволил себе задать вопрос: куда вляпалась Лера, что её убили? Ведь ни за что не убивают и труп не прячут в кустах на берегу озера. Да и вообще, как она там оказалась? Туда ведь езды около трех часов. К сожалению, ответы на эти вопросы она забрала с собой в могилу, как и информацию, кто ее задушил.

Ник прислушался к своим чувствам: они молчали. Выходит, он не любил девушку, если, узнав о ее смерти, не почувствовал ни боли, ни ощущения, что мир без неё рухнул… Только сожаление, что ее жизнь столь трагически закончилась, причем, в расцвете лет.

А вот Инны ему явно не хватало. Он скучал по ней, хотя и не признавался в этом даже самому себе. И в снах стал ее видеть, что не прибавляло радости после пробуждения.

Никита вспомнил вчерашний вечер. У Ксении было дежурство в редакции, и он коротал время в одиночестве. Не то чтобы он скучал по ней, нет. Просто она скрашивала одинокие вечера и отвлекала его от мыслей об Инне. Он до сих пор не мог понять, почему его сердце остаётся равнодушным к ней. Тело откликалось на девушку, причем страстно. Ему нравилось заниматься с ней сексом, но… не любовью.

Любовью он занимался с Инной. Именно с ней он терял связь с миром, а удовольствие было настолько острым, что на пике освобождения чуть ли не терял сознание, утонув в невероятном блаженстве и не желая возвращаться на грешную землю. С Ксенией такого не было ни разу. Да, тело реагировало на неё, воспламенялось, желало близости с нею, достигало удовлетворения, а потом… потом вспоминало о том рае, в котором пребывало, когда рядом была Инна. И начинало тосковать.

Так вот… вчера он разжег камин, налил в бокал вина и смотрел на подсвечник, в котором, сгорая, таяли свечи. Он был один. И вдруг подумал: а с кем Инна коротает этот вечер? Так хотелось, чтобы она тоже была одна и думала о нём, чтобы, как и он, остро чувствовала одиночество, сожалея, что дни проходят без него. И в эти минуты вдруг почувствовал, что его душа просится слетать к Инне.

И он не смог ей отказать… Потом неожиданно почувствовал, что где-то в поднебесье их души встретились – и их разговор зазвучал нежнейшей песней. А в это время, когда их души утоляли жажду друг в друге касанием своих крыльев, они сидели каждый у себя и надеялись вопреки разлуке… И он не выдержал, прошептав в тишину: «Моя далёкая, любимая, я очень по тебе скучаю…»

Никита разрывался на части. С одной стороны, он понимал, что будущего у них с Инной нет. И не потому, что она окружила себя ложью. Жизнь поставила её в такие рамки, где честности места не было. Просто он не сможет раздваиваться между ней и памятью о Лере, имя которой в силу обстоятельств она вынуждена носить. Каждый раз, называя ее этим именем, он будет вспоминать обо всем… И не только. Жизнь с той, которой уже нет в живых, заставит его утаивать правду ото всех, в том числе от Андрея, постоянно находиться в плену у лжи и обращаться к воспоминаниям, которых у них с Инной никогда не было.

А с другой стороны, тоска по ней наполняла сердце холодом. Он ушел в тот день от Инны, но душа его осталась там, где тепло её губ, свет её глаз, жар её тела… И замерла тень тех секунд, минут, часов, проведенных с ней, от осознания того, что их вдвоём больше нет, что радость от их встреч осталась в прошлом и что он не сможет вернуть то счастливое время.

Он одинок. Хотя все считают, что его жизнь стала налаживаться, когда в ней появилась Ксения. Но ведь они не знают, что порой он слышит голос Инны, надеется, что она вдруг нежданно откроет дверь, ведь ключи от его квартиры остались у неё, что его донимает боль, что её нет рядом, что душу охватывает дрожь тоски по ней, что Инна осталась внутри него, хотя он и ушёл, сказав ей, что никогда не вернётся…

Вот уже больше месяца, как он живет, идя по разбитому стеклу своих надежд и ожиданий, чувствуя, как их осколки впиваются в ноги. Никита не знал, как сойти с этого пути. Он осудил Инну за ложь, а сам? Ведь, по сути, все это время он обманывал Ксюшу и бесстыдно пользовался её доверием. Он лгал ей, улыбаясь, лгал молчанием, лгал, разыгрывая необходимость в ней, лгал, безмолвно даря надежду… Даже в постели лгал, каждый раз надеясь получить от близости с ней то наслаждение, которое испытывал с Инной. С каждым днём ему все труднее становилось встречаться с открытым взглядом Ксении, искрящимся любовью. Да, он не говорил ей о своей любви, обходил эту тему, когда она признавалась ему в своих чувствах, замирая в ожидании, что он ответит ей тем же. Но это все равно не делало его, обреченным на ложь, искренним и честным в отношении её.

Может, всё же разорвать отношения с Ксюшей, пока они не зашли слишком далеко? Или таки со временем стерпится– слюбится? Никто ведь его взашей не гонит жениться на ней. Правда, она ждёт, что он вот-вот предложит ей переехать к нему… Но вряд ли он пойдет на это, пока не освободился от Инны. Может, она отпустит его и тогда…

А стоит ли вообще жениться или обустраивать свою жизнь с женщиной? Ведь так, как есть, тоже неплохо. Что ж, не все оправдывают надежды других, и он не станет исключением. Эта мысль успокоила Никиту, уставшего от своих чувств и эмоций, которые приходилось прятать, разыгрывая из себя довольного жизнью человека. Посмотрев на часы, он встрепенулся, понимая, что не подготовился к совещанию. Однако это не заставило его суетиться, поскольку он решил, что сначала даст возможность отчитаться о проделанной работе другим, а сам по ходу сориентируется, на каких моментах следует сделать акценты, чтобы устранить недоделки. А отчёты посмотрит завтра.

Фотографии, которые Инна привезла из Карелии, Роману очень понравились. Он несколько раз пересматривал их, пока не выбрал нужное количество, будучи чрезвычайно удивлен их художественной составляющей, о чем не замедлил сказать девушке:

– Знаешь, ты необыкновенно талантлива, поскольку создаёшь фотографии, отражающие не только твоё видение как художника, но и эмоции. Словом, ты подходишь к фотографированию творчески, как к искусству.

– Спасибо, – без ложной скромности восприняла похвалу Инна. – Если заглянуть в глубь истории художественной фотографии, то можно сразу же отметить, что в самом начале своего становления она воспринималась как хобби отдельных заинтересованных лиц. Существенное влияние на ее формирование оказало развитие журналистики, необходимость информировать общество о социально значимых событиях. Снимки в тот период не несли в себе художественного начала, они лишь отражали события, происходящие вокруг.

В наши дни фотоискусство невозможно представить без художественной фотографии. Она дает фотографу возможность почувствовать себя не просто специалистом, способным с помощью современного оборудования отобразить реальность, а творцом, художником. Именно так я себя ощущаю, когда занимаюсь фотосъёмкой.

– Рассматривая твои фотографии, я это сразу понял, так как каждая из них отражает твой взгляд на мир, который ты передаёшь с помощью света ракурса, умения правильно выбрать момент съемки…

– Ну, всё… захвалил, – довольно засмеялась Инна. – Но однозначно с твоим выводом я не соглашусь, поскольку во многих из них заснятая композиция была случайной, что тоже имеет свою прелесть.

– Согласен. Три таких я тоже отобрал для журнала.

– Если честно, я ещё не выбрала для себя конкретную художественную манеру, жанр, расцветку и способы отработки отснятых материалов, а потому работала над каждой фотографией по наитию, то есть просто прислушивалась к душе, к тому, что она мне советовала. И получилось неплохо, да?

– Великолепно! Не умаляй свои способности.

– Это только первые мои шаги, а моя цель на перспективу, которую я себе поставила, – создавать благодаря внутреннему вдохновению образный мир художественных фотоснимков, отличающийся уникальностью и индивидуальностью.

– И это у тебя получится. В этом я не сомневаюсь. Даже в те фотоснимки, что ты привезла из Карелии, ты вложила часть самой себя, отразив в них свое душевное и эмоциональное состояние.

– Мне очень приятно слышать от тебя такую оценку, которая свидетельствует о том, что ты понимаешь толк в фотографиях. С тобой мне легко, Роман, и я благодарна судьбе, что ты появился в моей жизни.

– Не стоит благодарности, – воспротивился он. – Я не такой уж бескорыстный. Ты мне очень нравишься, Лера. А может, даже больше. Наверно, мои чувства к тебе помогают мне понимать тебя.

– Ох, ты опять ставишь меня в неловкое положение, так как я пока не могу ответить тебе подобным признанием.

– Всё, больше не буду. Извини, что нарушил обещание. Но мне тяжело сдерживать свои чувства, поэтому в таких ситуациях, как сегодняшняя, прояви, пожалуйста, терпимость.

– Хорошо. Больше не буду заострять на этом внимания. А сейчас я бы хотела раньше лечь спать. Что-то я весь день себя неважно чувствовала.

– Конечно. Не буду больше задерживаться.

Сказав это. Роман встал и направился к входной двери, где оделся и, поцеловав девушку в щеку, ушел.

Инна облегченно вздохнула и пошла в кухню, чтобы выпить чаю и что-нибудь перекусить. Однако этот легкий поздний ужин не пошел ей впрок. Она съела только половину бутерброда с ветчиной, как тошнота заставила ее вскочить. Понимая, что до туалета добежать не сможет, Инна схватила пластиковый контейнер, стоявший возле мойки, и склонилась над ним, не в силах сдерживать позывы к рвоте.

Когда первый приступ прошел, она, испытывая слабость, дошла до ванной, где вымыла контейнер и вернулась обратно. Сев за стол, вытерла салфеткой вспотевшие лоб и шею и, закрыв глаза, прислонилась спиной к стене.

Посидев так минут десять, Инна почувствовала, что ей стало лучше и, глубоко подышав, решила доесть бутерброд. Но, только бросив на него взгляд, она вновь почувствовала прилив тошноты. Не понимая, что с ней происходит, она перебрала в памяти, что ела в течение дня. Однако ничего из съеденных продуктов не могло вызвать отравления. Ни до чего не додумавшись, девушка отправилась спать.

Пробуждение началось все с той же тошноты, из-за которой ей пришлось какое-то время простоять на коленях над унитазом. Слабость была такой сильной, что пришлось идти в спальню, держась за стенку. Упав на кровать, она свернулась калачиком, продолжая бороться с тошнотой. «Может, вызвать скорую? – пришла мысль. – Сама я до больницы не доеду». Но пока решила немного подождать.

Позывы рвоты вновь стали ее сотрясать, хотя в желудке было пусто. Желчь и кислота, не смываемые даже полосканием, казалось, навечно, поселились у неё во рту, вызывая всё ту же тошноту. И Инна позвонила в скорую помощь.

Она оказалась вовсе не скорой, приехав почти через два часа. Инна с трудом дошла до двери. Никогда в жизни она не чувствовала ничего подобного. Впустив врача и медсестру в квартиру, направилась к креслу, наклонив голову и хватая воздух ртом. Тяжело опустившись в него, предложила им занять место на диване. Объяснив причину, по которой она их вызвала, Инна опять отправилась в ванную. Врач прослушал ее легкие и сердце, сделал замеры давления и температуры, обследовал пальцами живот…

– Извините, но все показатели у вас в норме. Стул нормальный или жидкий?

– Не знаю, я еще в туалет со вчерашнего дня не ходила.

– А месячные когда у вас были?

Этот вопрос, словно молотком, ударил её по голове. Она лихорадочно стала вспоминать и в ужасе поняла, что у неё уже больше трех недель задержка. Почувствовав, как холодная волна окатила ее с головы до ног, она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

– Вам плохо? – встрепенулся врач, наклоняясь над ней.

– Да уж, ничего хорошего, – обреченно сказала Инна. – Очередные месячные должны были начаться три недели назад.

– Вот и приоткрылась завеса тайны: вы беременны, милочка. В вашем состоянии моя помощь вам не нужна. Советую обратиться к гинекологу по месту жительства. С ним и решите все вопросы.

– Спасибо! Я так и поступлю. Извините, что напрасно вас вызвала. Думала отравилась.

– Ничего. Такое случается, когда беременность первая, а девушка неопытная, – произнес убеленный сединой врач, направляясь к двери.

Они ушли, а Инна направилась в кухню, понимая, что ей нужно что-то съесть. Налив себе чашку чая и раскрыв пачку крекеров, она стала медленно жевать печенье, запивая его слегка подслащенной жидкостью. В голове была полнейшая прострация. Девушка боялась думать о том, что у неё может быть ребенок. Он был несвоевременным, ибо она только становилась на ноги в профессии, еще не определилась не только со своим будущим, но и с настоящим. Сама не замужем, что значит, что ребенок будет незаконнорожденным, а она матерью-одиночкой. Перспектива вырисовывалась невесёлая.

Почувствовав себя лучше, Инна взяла телефонный справочник и нашла номер регистратуры. Она записалась к гинекологу, а поскольку приём должен начаться только в два часа, она вернулась в спальню и легла на кровать. Головокружение стало уменьшаться – и девушка не заметила, как уснула.

Проснулась в начале второго. Прислушалась к себе – тошноты не ощущала. Медленно встала и пошла в ванную. Самочувствие было хорошим. «Может, пронесет?» – лелея надежду, подумала она, чистя зубы.

Но не пронесло. Гинеколог подтвердила её беременность. Инна шла домой, и слезы, наполнившие глаза, размывали дорогу. Она боролась с ними, но некоторые слезинки все же скатывались по ее щекам. Она их не замечала, углубленная в свои размышления.

Мысль об аборте отвергла сразу. Она никогда не станет детоубийцей. А вот как ей жить с ребенком дальше, пока не знала. Было такое впечатление, что мозги отказались думать. Однако к вечеру голова прояснилась, и жизнь уже не воспринималась в черном цвете. Да, будет, трудно, решила она, но я молодая, сильная и настойчивая, а значит, выдержу. Беременность не будет мешать фотографировать и зарабатывать деньги. Во всяком случае в течение полугода, а там будет видно.

На душе повеселело настолько, что Инна уже с теплом подумала о новой жизни, которая развивалась в ней. Это был ребенок Никиты, его частичка. Если уж ей не суждено быть с ним, она будет любить и растить его ребенка. Разве это не счастье? И почему только она запаниковала, узнав о своей беременности?

Инна знала, когда это случилось. Она закрыла глаза, возвращаясь к той последней ночи. Воспоминания были яркими, живыми. Она до сих пор помнила тот поцелуй, с которого все началось….

Чем он становился глубже, тем быстрее здравые мысли покидали клетки её мозга. Не осталось ничего, кроме едва выносимого желания поскорее оказаться в постели с Ником, который уже терял власть над собой. И лишь глубоко укоренившаяся в подсознании привычка заставила его задать вопрос, который нельзя было не задать:

– Как насчет предохранения, Лера?

Она ответила не сразу, потому что не слышала ничего, кроме гула бушующего внутри пламени страсти, пламени, готового поглотить их обоих, заставив забыть обо всем на свете.

– Лера… – простонал Никита – я не в состоянии вынести еще минуту промедления. – У меня нет с собой презервативов. Я не планировал… – Своими словами он невольно признавал власть, которую она имела над ним и которая сметала все возводимые им преграды. Но тогда его это не волновало.

Предохранение?

Всё у неё внутри сжалось, протестуя против такой трезвой предусмотрительности, но мозг лихорадочно пытался найти ответ на вопрос. Презервативы… Но если она скажет «нет»…

Панический ужас охватил все ее существо. Она не могла позволить ему уйти, не сейчас… Острое желание быть с Никитой победило здравый смысл и подтолкнуло ко лжи.

В тот момент, когда у нее все пылало, даже мозги, она никак не могла вспомнить даты своего цикла, но сообразила, что если утром по календарю поймет, что есть хоть малейший риск забеременеть, то примет специальную таблетку, которую пьют после… А значит, она не солжет, если скажет «да».

– Да, – выдохнула она, освобождаясь от беспокойства о возможных последствиях собственного безрассудства.

Но что станет с ее сердцем после этой ночи? Да, она отдаст ему все, что он попросит и потребует, потому что Ник умел брать. Однако, наполнив наслаждением тело, он снова опустошит ее душу.

Облегчение… Вот что испытал Ник, услышав её ответ. И не мог скрыть этого. Ещё бы! Это значило, что он получит наслаждение и при этом ничто не будет угрожать его свободе, когда ночь останется позади.

Он расслабился и сказал:

– Я не хочу поддаваться безудержной страсти, которая бы вылилась в быстрый, агрессивный секс в первые же несколько минут. Зная, что ты будешь принадлежать мне в течение всей этой ночи, я мечтаю продлить удовольствие от предвкушения, созерцания и нежного касания каждого уголка твоего восхитительного тела…

Инна понимала и тогда, и сейчас, что могла сказать «нет». Но вместо этого она ответила на его поцелуй так, что Никита получил достаточное подтверждение тому, что взаимное желание и страсть перевешивают страхи и сомнения. Ей, как и ему, хотелось, чтобы он обладал ею всецело.

Никита нежно взял в ладони ее лицо, шепча с придыханием:

– У него удивительно гармоничная красота: женственный контур, мраморно-гладкий лоб, брови вразлет, необычный, чуть треугольный, кошачий разрез глаз, изящный прямой носик, соблазнительно полные, четко очерченные губы… Даже просто смотреть на тебя доставляет мне непередаваемое наслаждение.

Наградой ему стала ее улыбка и теплые искорки в глазах, смягчившие тревожный взгляд. Она сняла с него рубашку и стала нежно поглаживать его предплечья, а затем прижалась губами к ямке у основания горла. От прикосновения ее теплых, влажных губ кровь Ника закипела… А её руки начали своё путешествие по его широкой груди. Вслед за руками в путешествие отправились ее губы, проложив пылающую дорожку поцелуев.

Ник поспешно схватил её за запястья и отстранил голову от своей груди, которую она продолжала целовать, доводя его возбуждение до запредельных высот. Он жадно впился в ее губы, стремясь восстановить свое лидерство в этом поединке, чтобы брать и отдавать на своих условиях.

Чувственное пиршество касаний, поцелуев и ласк длилось всю оставшуюся ночь. Никита больше не испытывал потребности контролировать ситуацию и доминировать в том, что происходило между ними. Он просто плыл по течению, направление которого сменялось по его, то по ее желанию.

Инна вспоминала о том, что произошло в ту ночь между ними, – и тревожащее тепло охватило ее тело. Нежность его прикосновений, огонь поцелуев, резкий голос, произносивший ее имя, – всё ожило в её воображении… И, как доказательство этого их безумства, резкий прилив тошноты заставил ее в очередной раз мчаться в ванную.

Почему она на следующий день не выпила таблетку, предотвращающую беременность? Как могла поступить столь легкомысленно? И тут память услужливо подкинула воспоминание о том печальном утре, которое последовало после последней волшебной ночи: она отказала Никите, отвергнув предложение стать его женой, и вернула кольцо.

Ник ушел, а она весь день металась, как раненое животное, в поисках слов для своего трудного признания, что она не Лера. Куда уж было думать о таблетках! В тот день она о них напрочь забыла, как и в последующие дни, когда чуть не свихнулась от боли и горя, что Никита ушел из ее жизни навсегда.

А потом всё в ней закрутилось: появился Роман, поездка в Карелию, обработка фотографий… Попав в быстро вращающееся колесо событий, она даже не вспомнила о месячных, точнее о том, что они не пришли в срок.

Теперь не стоит ни о чем жалеть вдогонку, если нельзя изменить того, что случилось. Ей остаётся только скомкать свою грусть, как записку из прошлого, и порвать с этим прошлым непрочную нить. Главное, чтобы озеро ее души не мутилось, и не парили в нём, как птицы, несбыточные надежды.

Инна слушала тишину квартиры, настраивая себя на лучшее. Она не станет плакать, даже если сильно захочется, даже если в её душе поселиться одна слякоть. Никогда не будет стыдиться своей слабости. Никогда не назовёт себя глупою за допущенные ошибки, не будет проклинать всё, что пройдено, даже несмотря на руины вокруг неё…

Она будет улыбаться, даже если не будет сил на улыбку, даже если закончатся силы, ибо будет помнить, что, даже падая, надо вставать, что в жизни случается всякое и от себя никогда и никуда сбежать невозможно.

– Сказать Никите о беременности или не сказать? – появилась мысль и стала беспокойно метаться в голове.

– Он имеет право знать, – сменила её другая.

– Не унижайся, – вступила в беседу третья. – Своим признанием ты вынудишь его этим вновь предложить тебе выйти за него замуж. Ты разве хочешь этого?

Никита, конечно, имел право знать о том, что она беременна. Но что он скажет ей? Как поведет себя? Всё внутри болезненно сжалось. Своим признанием во лжи она убила все чувства, которые Ник испытывал к ней. В его сердце осталось одно презрение. Но смягчится ли оно, когда он узнает, что она носит его ребенка под сердцем? Или еще больше ожесточится?

Инна знала, каково это – жить с теми, кто тебя не любит. Она жила так последних двенадцать лет и надеялась на лучшее, на то, что когда-нибудь выйдет замуж за кого-то, кто любил бы ее по-настоящему.

Ребенок – вот отныне предмет ее постоянного беспокойства. Надо как следует подумать, как жить дальше. Это первостепенно. И что ей делать теперь.

В ней возникло первобытное материнское желание уберечь свое нерожденное дитя. Никита, возможно, и не захочет ребенка, которого они вместе зачали, но она будет любить его всем своим сердцем – просто самого по себе, и еще потому, что это будет ребенок Ника…

Инна с трудом поднялась на ноги и поплелась в гостиную. Опустившись на диван, почувствовала невероятную слабость. Голова кружилась…

Она попыталась представить, как он отреагирует на ее признание о беременности. Вряд ли, конечно, появится такая возможность, но всё же…

Голос Никиты будет охрипшим – от гнева? Инна почувствовала, что ее снова тошнит. Она с трудом подавила в себе приступ.

– Это правда, что у тебя будет ребенок? – мрачно спросит он ее. – Ты уверена, что он мой?

Она не сможет ему от волнения ответить. Лишь кивнёт, прекрасно понимая, как неприятно ему будет услышать ее подтверждение.

Гнев охватит его – яростный, неистовый. Он взорвётся внутри него, словно петарда, уничтожив все разумные чувства, сострадание и понимание. Больше всего на свете он не захочет быть привязанным к лгунье, которая долго морочила ему голову своим притворством и враньем.

– Теперь ты хочешь привязать меня к себе ребенком? – спросит он, не скрывая отвращения к ней. – Думаешь, это маленькое живое существо сможет связать нас так, что я не в состоянии буду разрубить эти путы?

Что она ему на это сможет ответить? Ничего. Что ж, твердо решила Инна, Никита не должен знать о её беременности. Их пути разошлись – значит, так тому и быть. Она в состоянии сама позаботиться о ребенке и дать ему всё, что нужно. Он ни в чем не будет нуждаться.

«Это я тебе обещаю, малыш», – прошептала Инна, погладив себя по еще никак не обозначившемуся животу.

Вечернюю тишину вместе с её мыслями вспугнул резкий звонок телефона. Инна знала, что это звонит Роман, но ей так сильно захотелось, чтобы вместо него был Никита, что даже сердце закололо. Неохотно она встала и взяла мобильный.

– Привет! – сказала она.

– Добрый вечер, Лера! Как себя чувствуешь?

– Не очень. Болит голова, тошнит… Наверное, чем -то отравилась.

– Ты промыла желудок водой с марганцем?

– Да. И активированный уголь выпила. Сейчас чуть легче.

– Может, мне приехать?

– Зачем? Ты ведь помочь мне не сможешь. Всё, что нужно, я уже сделала.

– Ну, может, просто, чтобы тебя развеселить?

– Извини, но мне сейчас не до веселья. Вот только села поработать над фотографиями. Может, немного отвлекусь от этих неприятных ощущений. Но, если будет тяжело сидеть за компом, пойду спать. Думаю, к завтрашнему дню станет легче.

– А я к тебе с хорошей новостью. Сегодня встречался с одним своим хорошим знакомым и показал ему твои фотографии: те, которые отобрал для журнала, и те, что взял дополнительно. Он выразил желание встретиться с тобой и посмотреть остальные. Думаю, твои работы примут участие в фотовыставке, которую он устраивает для продвижения молодых талантов в фотоискусстве. Это был бы для тебя прекрасный старт. Ведь будет пресса и много специалистов, от которых зависит будущая популярность авторов фотоснимков, которые примут участие в выставке.

– А когда она состоится?

– Через месяц. А встретиться Вадим хотел бы с тобой на этой неделе. У него есть свободное время через два дня. Сможешь?

– Думаю, да. Договаривайся. Большое спасибо за участие в моей жизни. Даже не знаю, как смогу расплатиться за то, что ты для меня делаешь. Так что я твоя должница.

– О каких долгах ты говоришь! – возмутился Роман. – Всё для тебя я делаю от чистого сердца. Считай, что делаю это для себя.

– Ох, я чувствую себя не в своей тарелке. Если ты думаешь, что это как-то повлияет на мои…

– Ничего я не думаю, – резко оборвал он девушку. – Разве ты не допускаешь, что я могу это делать бескорыстно?

– Ладно. Не будем углубляться туда, куда не следует. Еще раз благодарю за твое беспокойство. Я буду безмерно рада, если мои работы попадут на эту фотовыставку. О таком я даже мечтать не могла. Дай бог, чтобы ему понравились мои фотографии.

– Они уже понравились. Он хочет встретиться с тобой не для того, чтобы решить, будешь ты участвовать в выставке или нет. Может, я не так выразился раньше.

– А для чего? – удивилась Инна.

– Чтобы отобрать фотоснимки, которые будут представлены широкой аудитории на выставке. Те из них, которые он посчитает достойными, он скажет, как нужно оформить. Я же помогу тебе это сделать. У меня есть хороший специалист, который напечатает их в нужном размере и вставит в рамки.

– Словом, и в этом ты придёшь мне на помощь. Вижу, что слов благодарности у меня не хватит.

– Прекрати. Я знаю, что в душе ты мне очень благодарна, поэтому никаких слов мне не нужно. Что ж, все, что необходимо мы с тобой обсудили, поэтому закругляюсь. Иди-ка ты лучше отдыхать. Завтра посидишь над фотографиями.

– Наверное, ты прав. Приятного тебе вечера. Обнимаю.

– А тебе скорейшего выздоровления и хороших снов. Завтра заеду. Обнимаю.

Отложив телефон, Инна пошла в кухню и съела пару соленых крекеров, после чего ей стало легче. После такой новости, как участие в фотовыставке, ей бы прыгать от радости, но её не было. Возможно, завтра появится? Говорят же, что утро вечера мудренее…

Продолжение романа во втором томе…