Текст книги "Он и она минус он и она"

– А это Пешков, – протянул следующий снимок Вениамин.

– Угу, – недолго изучал Павел фото.

– А это его жена Камилла…

– Мм, какая интересная, – одобрительно покивал Терехов, выпятив нижнюю губу. – Странно, черты непропорциональные, вон и глаза – нельзя сказать, что иконописные, лоб высокий, а подбородок маловат, губы крупные, рот явно большой, скулы рельефные… В ней все неправильно, но чем больше смотришь, тем больше она нравится.

– Ой, да просто красивая и все, – махнул рукой Женя, покривив губы, будто речь шла о страхолюдине.

– Не скажи, – возразил Павел. – Что-то в ней есть… магическое, может, даже роковое. Этим качеством обладает далеко не каждая красавица. Итак, между супругами большой и прекрасной любви не наблюдалось в обеих парах.

– Ну, тут я понимаю Камиллу Пешкову, – снова подал голос Женя. – Ее муж ни то ни сё, а Лукьянов вон какой… будь я женщиной, тоже клюнул бы на него.

Терехов пропустил реплику Сорина мимо ушей:

– Знаешь, Феликс, с Ирэной надо бы поговорить, когда она трезвой будет, а потом сравнить показания, понаблюдать за ней.

– Думаешь, водила меня за нос? – озадачился опер. – Я бы заметил… А ты по каким признакам определил?

– Думаю, пьяная Ирэна дала не совсем точные сведения и, главное, маловато. Понимаешь, обычно пьяных несет – не остановить, а тут событие, сбивающее с ног, в подобных обстоятельствах человек говорит и говорит о почившем, тем более убитом, а не о себе любимой трещит. Тебе не кажется?

– Не знаю, выпила она прилично…

– Для тренированных людей не так уж и много, – заметил Вениамин. – Я согласен, Павел Игоревич, маловато она трещала, у нас в деревне, когда мужики наберутся, поговорить для них – это ж святое. А тут женщина, к тому же хлопнула почти стакан огненной воды, не свалилась, но и не разговорилась.

– К тому же раз она была вхожа в дом, то обязательно должна знать тайны, – развивал мысль Терехов, – которые в подобных семьях, как правило, имеются. Одну мы знаем: Лукьянов и Пешкова любовники, но чтобы Ирэна не сунула нос в чужое белье… глядя на нее, не верится в лапшу, которую она вешала на уши нашему супермену Феликсу. А еще больше меня удивляет, что она, явно одинокая и, стало быть, жаждущая большой и чистой любви, как в кино, не рисовалась перед ним. Это же чисто женская черта – видеть перед собой красавца и подать себя с лучшей стороны.

– Мозгов не хватило у нее подать себя, – заметил Женя.

– Отсутствие мозгов не гарантирует отсутствие гормонов, – возразил Павел и снова взял в руки фото Камиллы.

– Не понял. Выходит, я лох? – На лице Феликса появилось неподдельное изумление пополам с разочарованием. – Только не говори, Паша, что ты подозреваешь это чучело. Хоть оно и отдыхало на нарах полгода, но хладнокровно завалить двух человек… не-а! Максимум, что она может – это стырить лопатник.

– Видишь ли, – поспешил успокоить его Павел, – я после нашего «Арабского дела» предпочитаю всех брать на учет, кто попадает в пространство жертв. Причем с равными правами на главный титул – убийцы. Вот просмотрел материалы и знаешь, что меня смущает? Само по себе двойное убийство в одно время и в одном месте шаг довольно опасный, все-таки место густонаселенное, мало ли кто может случайно встретиться, увидеть, а потом и опознать. Риск огромный… Странное преступление.

– Давай без лирики? – предложил Феликс. – У нас самая прозаичная работа, поэтому… с чего начнем и когда?

– Результатов экспертиз сегодня и завтра мы точно не получим. Кто такая Никитка, которая шьет или не шьет, предстоит вычислить… Может быть, ее знает артистка оперетты, раз обе были подружками убитой? Вот с нее-то и начнем, но! Сначала выясним, когда она будет на службе…

– Ты сегодня собираешься с ней встретиться?

– Не паникуй, как вы спланировали, так и будем отмечать день рождения Настеньки в деревне. Жека, сгоняй к секретарше, пусть позвонит в театр.

– Так сегодня суббота… – не горел желанием бежать Сорин.

– Она здесь, я видел ее, – сказал Павел.

Нехотя Женя двинул к двери, что-то ворча под нос, видимо, опять ему не нравилось поручение, но тут уж выбирать не приходится. Некоторое время сидели молча, собственно, мысли у всех сейчас работают в одном направлении, Павел очнулся первым и заполнил паузу:

– Как Настя?

– Я сдуру подарил ей швейную машинку, теперь она любит ее больше, чем меня, – пожаловался Феликс.

– А я не о тебе спросил, – рассмеялся Павел. – Ты переживешь любую напасть, швейную машинку в том числе. Настя отошла после провала в институт?

– Конечно! Я убедил, что поступать она может хоть двадцать раз, а еще можно учиться заочно – эта идея ей понравилась, жена у меня, знаешь ли, домоседка.

Вернулся Женя и сообщил:

– Заслуженная артистка Горлинская сегодня и завтра не занята в спектакле, а в понедельник выходной у них, будет только во вторник на утренней репетиции. Ее нет и в городе, она улетела к сестре.

– Ладно, тогда встречаемся на выезде. Женя едет с Вениамином, а мы с Феликсом съездим на место преступления, потом заберем женщин и подъедем.

– Может, мы не будем вас ждать, а поедем в деревню? – предложил Веня. – Вы дорогу знаете, сами доберетесь.

– Разумно, – согласился Павел, поднимаясь со стула.

Камилле показалось, она проспала все на свете, но…

…спустившись вниз, быстро поняла, что в доме остались она и Платон, поняла по атмосфере пустоты, которую ощутила. Хотелось есть. Нехорошо заглядывать в чужой холодильник, хотя хозяин и разрешил готовить, она не рискнула без его ведома что-либо взять оттуда, позволила себе только кофе сварить. Налив в кружку, Камилла постояла перед холодильником с двойной дверцей, раздумывая – прилично ли взять немного молока, если есть? Все же отошла, села за стол и пила горячий кофе, отчего голод обострился еще больше, да вдруг вздрогнула от голоса Георгия Глебовича:

– Доброе утро, дочь. Вошел в дом, а тут аромат стоит.

– Здравствуйте. Извините, я тут немного… кофе сварила…

– Почему смущаешься? – Он подошел к столу, сел напротив. – Ты здесь хозяйка, а не гостья, да и гостям не возбраняется пить-есть. А мне не нальешь немного кофейку?

– Конечно, – поднялась Камилла.

– А Платон что?

– Спит. Два дня у него были тяжелыми… Не думаю, что станет легче, но пусть поспит, голова будет лучше работать, нам ведь нужно как-то выбираться из этого капкана. Скажите, а молока нет у вас?

– Наверняка есть, молоко, сметану, творог из деревни привозят… Да вон же холодильник, что тебе мешает туда заглянуть? Ааа… понял. Ты, как мама, щепетильность на первом месте, да? Кстати, ты завтракала? О, что я спрашиваю! А ну-ка, живо готовь завтрак, Платона кормить собираешься? Я, между прочим, тоже только чай пил.

Сначала Камилла поставила перед ним чашку с кофе, после открыла-таки холодильник – о, чего тут только нет! Георгий Глебович наблюдал за пластичными движениями своей взрослой дочери со смешанным чувством сожаления и радости. Первое прижилось давно, второе со вчерашнего вечера ютилось в уголке души и пугало, что как появилось оно внезапно, так же внезапно может испариться.

– Как себя чувствуешь? – решил он поинтересоваться.

– Как можно чувствовать после всего?

– Понимаю.

– А миксер есть у вас? – Видя, что отец в затруднении ответить, пояснила: – Это такая длинная штука с крестовиной, чтобы взбить яйца.

– Что такое миксер, я в курсе, наверняка он здесь есть… Посмотри по шкафам, где-нибудь лежит… думаю.

Камилла неспешно приступила к изучению многочисленных шкафов, открывая верхние и нижние, попутно разговаривая с отцом, правда, сдержанно, что легко принять за нежелание, а это не так. В отличие от темпераментной материи дочь уравновешена, а мягкие интонации никак нельзя отнести к резким выпадам, впрочем, Надежда Артемовна в своей резкости умудряется не превратиться в злобную бабу – тоже талант. Сейчас Георгий Глебович думал, каким образом не потерять контакт с Камиллой, возможно, он спешил, но кто знает, сколько у него времени, чтобы приручить родную дочь:

– Ты, наверное, сердишься на меня, Камилла? Понимаешь, твоя мама не пускала меня к тебе, потом и к внуку, чес-слово я пытался прорваться. Потом не хотел ее лишний раз злить. Прости, дочка. Но ведь и ты отказывалась встречаться со мной…

Последнюю фразу отца Камилла промахнула:

– Я знаю маму, она… все равно она самая лучшая.

– Не спорю. Пойми, я вовсе не настраиваю тебя против матери, нет-нет! Всего лишь хочу, чтобы ты не сердилась на меня.

Поставив перед ним тарелку с омлетом, приборами и нарезанные овощи, Камилла ушла к плите, вернулась со своей тарелкой и, сев напротив отца, сказала:

– Я не сержусь. Приятного аппетита.

Георгий Глебович подбодрил ее кивком головы, некоторое время она ела, а он снова смотрел на нее, конечно, Камилле стало неловко:

– Что-нибудь не так?

– Все хорошо, – с жаром заверил Георгий Глебович. – Просто мы никогда вот так не сидели… Тебе ни разу не хотелось познакомиться со мной поближе?

– Хотелось.

Бесспорно, краткость – сестра таланта, но в другом жанре. Не удавалось ему получить от Камиллы развернутых ответов, замкнутая она какая-то, в то же время не бука, не забитая, общалась без напряжения, легко и… через невидимую стену.

– Не могла бы ты обращаться ко мне на «ты»? – предложил он и, не услышав ответа (не рискнул услышать отказ), продолжил: – Все-таки перед тобой твой отец. Не моя вина, что ты отказывалась со мной встречаться, когда я пытался…

– Я помню, – перебила его Камилла, опустив глаза.

Видимо, воспоминания об этих эпизодах, когда отец добивался встреч, были ей неприятны, говорить на эту тему она несомненно не готова. Что ж, время все раскладывает по полочкам, нужно лишь уметь ждать. Камилла возила вилкой по тарелке, подперев подбородок кулаком, вся натянутая, спина выпрямлена, Георгий Глебович уже хотел извиниться за напоминания, но дочь неожиданно подняла на него глаза, улыбнулась и спросила:

– Хотите, сделаю бутерброд с маслом?

– Хочу. И с сыром.

Спустя полминуты Камилла протянула бутерброд отцу и вдруг одернула руку, вытаращив глаза и глядя за его спину. Георгий Глебович оглянулся, его изумлению не было границ:

– Папа?! Ты?! Как, уже? Ты ведь панировал вернуться…

В дверном проеме стоял мощный старик, пристально разглядывая Камиллу, ответил Георгию Глебовичу небрежно:

– Я решил уехать домой, потому что мы поссорились. Это кто? – указал он подбородком в сторону Камиллы.

– Это твоя внучка, папа, – представил дочь Георгий Глебович. – Неужели не узнаешь ее?

Камилла выдержала взгляд деда из-под одной опущенной, а второй приподнятой брови. Грозный старик. И могучий. Рост, плечищи, ручищи, глазищи, губищи и усищи – вот и готов портрет. Что еще добавить? Волосы серебряные и волнистые, как у отца, одежда в стиле милитари, включая кепку с козырьком, патронташ – вид, как у заправского террориста. Глеб Егорович отодвинул стул ногой, сел рядом с сыном, снова уставившись на Камиллу, спросил:

– Что у нас подают на завтрак? Где эта противная рыжая морда?

– Я отпустил Марика и… кажется, поторопился, – задумчиво произнес Георгий Глебович, поднимаясь. – Нет, папа, твои капризы взвалить на Камиллу я не могу, боюсь, она сбежит от нас. Вы тут поболтайте, а я позвоню Марку, отменю отпуск.

– Но… у нас обстоятельства… – робко напомнила Камилла.

– Знаю, знаю. Верь мне, все будет хорошо.

Георгий Глебович вышел из кухни, а она снова перевела взгляд на старика, кажется, внучка ему не очень понравилась, ибо остался он хмур и подозрителен, судя по взгляду исподлобья. А болтать с ним о чем? Лучший способ уйти от неловкой ситуации – занять себя делом, она спросила:

– Что вам приготовить?

– Глазунью с помидорами. Сегодня я у меня разгрузочный день, поэтому… шести яиц будет достаточно.

Семьдесят семь лет? Да чтоб все так жили в его возрасте! А разгрузочный день просто отпад, но ему видней. Камилла принялась готовить, в то время как старикан раскинул ручищи на спинки соседних стульев и строго эдак внучке:

– Ну-с, малышка, отвечай, почему не навещала деда?

Она не знала, какой ответ устроит его, не хотелось бы рассердить ей и без того грозного дедушку. Спас ярко-огненный сеттер, влетевший в кухню и, водрузив лапы на стол, пес принюхивался, чем тут можно поживиться.

Поворачиваясь на одном месте, Павел…

…осматривал просторную гостиную, словно искал то, чего не заметила ни полиция, ни группа Феликса. Здесь обозначили мелом местонахождение вещей, Феликс все равно указал по очереди на овальные круги на паркете, пояснив:

– Там и там валялись домашние туфли, не дававшие покоя Сорняку. Он как маньяк вокруг них ходил, вычисляя, каким образом они оказались там, где лежали.

– Сбросила, – предположил Павел, эти детали его не занимали, слишком незначительные. – Может, подпила, пошла танцевать и сбросила, чтоб не мешали. Потом поднялась наверх… Пойдем, хочу посмотреть спальню.

Фотографии Вениамина он видел в подробностях: ступни, сам труп, следы от пуль на спине, столик, за которым пили вино, разбросанные домашние туфли… Но вживую воспринимается виденное на снимках совсем иначе, если детали встраивать в интерьер. Осмотрев спальню, он остановился у сейфа.

– Ограбление при обыске исключили, да?

– Угу, – ответил Феликс. – Несколько ценных вещей лежало на виду, их убийцы не взяли… Это что-то значит.

– Наверняка что-то значит… Намек на исключительно личные мотивы? Ладно, идем к Пешковым.

Выйдя из квартиры, заперли входную дверь, прилепили ленту и спустились в лифте. Логичней было бы зайти сначала к Пешковым, при въезде в жилой комплекс их дом первый, но Терехов изъявил желание посетить квартиру Лукьяновых, почему – не объяснил.

Осмотр длился недолго, тут и квартира меньше, в ней идеальный порядок, если не считать следов обыска, а также пятен крови на кресле, которые легко из общей картинки вычеркнуть. Обсудить первые впечатления, а точнее, собрать разрозненные мысли, дабы не забыть их, Павел предложил в его машине, он же и начал высказывать вслух то, что держал все это время в уме:

– Шампанское и вино мирно пить со своими убийцами… а Лукьянова еще и чаем поила. Это что-то новенькое. Интересно, о чем они болтали за чашкой чая?

– Это означает, что Пешков и Лукьянова хорошо знали убийц, – заявил Феликс и тут сомнений быть не может. – Не подозревая с их стороны подлянки, обе жертвы пустили убийц в квартиры, угостили шампанским и вином, в благодарность каждый получил по несколько пуль.

– Не очень убедительная история, – покачал головой Павел. – Иметь смертельных врагов и пустить их в квартиру поздним вечером, к тому же пить с ними… что-то тут не стыкуется. Они не знали своих врагов? Не верится.

– Если это был сам Лукьянов и его любовница, то все стыкуется. Сделали рейд к Пешкову, потом сюда… или наоборот: вначале грохнули Лукьянову, потом его. И быстренько свалили из города, оставив аудиозапись с наводкой на мошенников.

– Каждый из убитых получил не одну пулю, а ведь достаточно одной. Что бы это значило? (Феликс пожал плечами, он пока не заморачивался этими вопросами, а собирал улики). Нет, я просто сопоставляю… делаю отметины, на которые хочу в будущем получить ответы.

Ничего не сказал Феликс и на этот раз, Павел с минуту сидел, положив скрещенные руки на руль и глядя перед собой. Сейчас он определялся с дальнейшими действиями, а именно: с чего начать, что первостепенно надо выяснить, какие шаги второстепенные предпринять и в какой последовательности.

– Две семейных пары живут по соседству, – занимался расчетами вслух Павел, – из этих пар образуется третья, которая встречается тайком… Кстати, еще не выяснили, где квартира Лукьянова?

– Друг мой, ты много хочешь, мы только вчера получили трупы.

– Ну, может быть, каким-то образом всплыл адрес во время обыска. Ладно, проехали. Итак, пара влюбленных…

– …почему-то не расставалась с супругами, чтобы воссоединиться, – закончил фразу Феликс и хохотнул. – Нет, если ты другое хотел сказать, я слушаю.

– Пара влюбленных, – невозмутимо продолжил Павел, – найдя в квартирах своих супругов убитыми, скрываются… Пожалуй, я бы тоже так поступил. Серьезно. Мы бы сейчас задержали их, верно? Так что побег вполне естественная реакция, а вот то, что Лукьянов оставил запись… не припомню подобных случаев. Если парочку любовников подставили, то ювелирно. А знаешь, Феликс, что меня настораживает?

– И что? – заинтересовался тот, повернувшись к нему корпусом.

– В обоих случаях в наличии имеется некая вычурность, нечто необъяснимо назойливое, у меня не проходило ощущение, что даже домашние туфли… как бы это сказать…

– Разбросаны показательно? – подсказал Феликс.

В задумчивости Павел выпятил нижнюю губу, затем закивал соглашаясь, и тоже повернулся всем корпусом к Феликсу:

– Ты нашел точное слово. Показательно… Мы, конечно, ничего не знаем, но! Ты согласен, что оба убийства четко спланированы и нагло осуществлены?

– Еще бы! – усмехнулся тот.

– А вот теперь слушай. Убийцы приезжают сюда, но посмотри, какой это район, он же густонаселенный…

– Марихуана не сказала, в какое время совершены убийства, может, глубокой ночью. Вредительница!

– Я о другом, в какое бы время не пришли, всегда есть риск попасть на случайных свидетелей. А тут двойной риск – им предстояло убить двух человек в разных квартирах и разных скворечниках практически в одно и то же время. Я не думаю, что между этими двумя случаями был большой перерыв. Мало того, у нас в наличии один способ убийства…

– И одни сопутствующие обстоятельства, дополнил Феликс, – вино, бокалы на троих, а также по три участника какой-то острой ситуации. Н-да, они уверенные в себе люди… Черт, вот скажи, что за острая ситуация – впустить убийц? Пешков и Лукьянова не знали, кто перед ними? Или не знали про острую ситуацию? Как такое может быть?

– Откуда мне знать… – думая о своем, пожал плечами Павел. – Дурацкая мысль посетила сейчас: будто все обстоятельства ими подстроены, отсюда они никого и не боялись. Но так не бывает.

– Не знаю, чаще нам безнадежные дураки попадаются, – сказал Феликс. – Конечно, они продумывают преступление в рамках своего интеллекта, но там все значительно проще, хотя некоторых ищут долго, ну, кому как повезет.

– О! – поднял указательный палец Павел. – Проще! Вот оно что! Проще… По-моему, в обоих случаях проще некуда, поэтому мне вся эта декорация не нравится. Впечатление, что нас намеренно уводят в сторону.

– То есть преступники умные? – со скепсисом в интонации спросил Феликс. – Полагаешь, Платон Лукьянов прав – их подставили? А если парочка любовников и есть убийцы? Если декорации состряпали, чтобы мы думали, будто их подставили – подобный финт мог выкинуть как раз умный преступник.

– Не исключаю. Но мы должны оставить им шанс.

– Ладно, оставим. Мы же все равно умнее, да? – подмигнул Павлу Феликс, открывая дверцу. – Сколько не ломай голову, это дурная трата времени, сам предлагал подождать результатов экспертиз. Я за Настей.

Он запрыгнул в свою машину и был таков. А Терехов обещал заехать за приятельницей Тамарой, к ней и отправился, по дороге рассуждая, что первое впечатление на месте преступления не бывает бессмысленным. Даже без улик не бывает.

Телефон назойливо звонил третий раз, Ирэна…

…проснулась еще от первого звонка, посмотрела на часы – ровно полдень, едва не подхватилась в панике, потом вспомнила: на работу ей не идти (о, счастье! о, радость!), можно спать. Трубку не взяла, хотя достаточно руку протянуть – смартфон на подоконнике, но мысленно послала звонившего: да пошли вы все к черту! Посыл не сработал, через пять минут снова раздался звонок, Ирэна не шевельнулась.

Вчера она малость перебрала, так как после посещения квартиры дорогой Танечки коньячок сверху отполировала паршивой водкой, от которой полночи изжога мучила, потому что сивуху гонят, паленая гадость чуть кишки не выела. Но помянуть дорогую подругу, поплакать над ее несправедливой судьбой и заодно над своей незавидной долей – как без этого? Только стала дремать, решив поваляться в постели, пока не отлежит бока, в конце концов, имеет полное право на один выходной за целый год… Вдруг опять звонок!

– Да что же это такое! – психанула Ирэна, схватила смартфон, однако, увидев имя, сразу села на кровати, приторно зачирикав:

– Ой, привет, Лялечка! Вот кого не ждала, так это тебя…

– Ты почему трубку не брала? – рявкнула Ляля так, что Ирэна вздрогнула и едва не выронила смартфон.

– А… я… я в туалете была… только вернулась… смотрю, ты…

– По голосу слышу – лжешь! С бодуна, да? Я все твои рулады в интонациях выучила, отличить могу, в каком ты состоянии. Где должна быть?

– Так не с сегодняшнего дня, только завтра… или… или…

Ирэна взглянула на календарь, висевший на стене, вчерашнее число было отмечено красным квадратиком, по пьяни забыла переставить квадратик на следующее число, да и вообще о числах она позабыла. Ирэна схватилась за голову, застонав:

– Ой! Я перепутала числа! Прости, думала…

– Думала?! – взревела Ляля в трубке. – А у тебя есть, чем думать? Тебе делаешь одолжение, даешь заработать, чтоб не сдохла, но ты… Ты подвела меня, мерзавка, на тебя нельзя положиться.

– Можно! Клянусь, можно! Ляля, ты же меня знаешь, я всегда… Это случайность… я нечаянно…

– К сожалению, сейчас никого другого не смогу найти – времени нет. Значит, так, если тебя не будет через полчаса, можешь не появляться. Никогда.

– Полчаса? Но я не успею…

– Такси возьми, идиотка! – гаркнула Ляля и отключилась от связи.

Чуть не оглохла! В ухе зазвенело – забыла включить громкую связь, держала смартфон возле уха, которое чуть не отвалилось. Кинув смартфон, Ирэна, сползая с кровати, заворчала с обидой:

– Да пошла ты на хрен, дура тощая. Скоро дуба даст от злости и неудовлетворенности, уже высохла вся, на больную похожа, но орет, орет на всех… Господи, пошли ей мужика, а то всех в гроб загонит. Вот не везет мне что на подруг, что на работодателей, одна Танька человеком была, да и та…

Ирэна умылась на кухне, обтерла тело по пояс мокрым полотенцем – уже легче. Ванны в ее квартире нет, из удобств только газовая плита, туалет с унитазом и раковина с краном. Зато квартира в старом доме купеческих времен, единственное сокровище, плохонькая, но ее собственность.

Глянув в зеркало, поморщилась – личико на святое ну никак не тянет и на свои тридцать один, старше выглядит, особенно после вчерашнего возлияния. Ирэна мазнула тушью по ресницам, прошлась помадой по губам, духами облилась, очки на нос нацепила – сойдет, в конце концов, не замуж собирается. Осторожно ступая на ступеньки в неудобных босоножках на высоченных каблуках, боясь свалиться вниз и свернуть шею, она шептала пересохшими губами:

– Какая падла придумала эти копыта? Уф… Чтоб тебе всю жизнь носить… Пивка бы сейчас… холодненького… Умру, пока доеду.

Однако не умерла и мысленно хвалила себя, что поборола искушение, иначе тощая килька, учуяв свежак на старые дрожжи, вытурила бы с работы, она такая, это не Танечка. Ирэна зашла в тесноватый кабинет Ляли с обворожительной улыбкой (по ее ощущениям):

– Вот она я, Лялечка! Успела…

Килька стояла, согнувшись над столом, на котором разложены эскизы, она подняла голову и встретила Ирэну, как врага на поле брани:

– Ты где должна быть?

– Я… я… – мялась Ирэна, мигая глазками, словно невинная девушка перед потерей девственности. – Но я же вовремя…

– Вовремя… – рявкнуло чудовище, – это когда за час до начала приходят, а не за пять минут! Дверь закрой!

Ирэна оглянулась – да, дверь приоткрыта, но она ведь торопилась, а у этой фурии клаустрофобия наоборот: не любит открытого пространства, открытых дверей и окон. Спрашивается: что за шиза у нее такая? Ирэна захлопнула дверь и повернулась лицом к Ляле, которая снова склонилась над столом, оттопырив тощий зад, и что-то писала.

Посмотришь на нее и вздохнешь с состраданием – плохо родители старались, когда делали свою Лялечку, хотя лицемеры хвалят ее: ах, фигура, просто модель! Ну, да, а про лицо молчок, да и фигура так себе: сисек нет, зада нет, бедер нет, зато есть скелет, задрапированный кожей, который она «холит» диетами, дура. Губы тонкие, нос тонкий, глаза глубоко посажены, еще и стрижка, как у тифозницы. Ей бы волосики кудрявенькие до плеч, глазки подкрасить, улыбку на рожу нацепить, килограмм десять прибавить – глядишь, и мужик появился бы, а так – никакой надежды, что Лялька когда-нибудь подобреет.

– Ближе подойди! – не поднимая головы, сказала Ляля.

Несмело та приблизилась к столу, боялась, если эта псевдокультурная мисс кинет в нее предметом со стола, Ирэна в ответ распустит руки, что будет очень плохо. Придется потерпеть, а в рожу плюнуть всегда успеет при случае. Тем временем Ляля, не выпрямляясь, слегка подняла голову и прошипела:

– Ты зачем туда ходила?

Ирэна опешила, ведь этого вопроса она не ждала, и, прежде чем открыть рот, сглотнула от растерянности, шмыгнула носом, только потом вымолвила:

– А откуда ты…

– Тебе необязательно знать мой источник. Так какого хрена ты туда поперлась? Чего стоишь, вылупившись?

– Посмотреть… ну, на разведку…

– Боже мой, у нее задатки разведчицы, – выпрямившись, насмешливо произнесла Ляля. – Ах, какой талант пропадает. И как разведка, что выяснила? (Ирэна молчала.) Господи, что у тебя вместо мозгов в голове? Может, тебе понравилось в тюрьме торчать, а я, знаешь ли, свободу люблю.

– Да там никто ничего не понял, клянусь! – с жаром заверила Ирэна, да что там, она не на шутку испугалась.

– Нет, ты на всю голову больная. Не понимаешь, что сделала? Думаешь, умнее тех, кто там работал? Насмотрелась дурацких сериалов про тупых ментов?

– Слушай, Ляля, – кончалось терпение Ирэны, – ты меня терпеть не можешь, отдай мои деньги, я уеду далеко отсюда и…

– Если б я не обещала позаботиться о тебе, ты забыла бы сюда дорогу уже сегодня. – И вдруг как рявкнет, а Ирэна как вздрогнет: – Чем должна сейчас заниматься? Туда и пошла! Пошла, пошла… Мата Хари пристукнутая!

Бедняжка Ирэна выскочила, как ошпаренная кипятком, едва в противоположную стену не врубилась лбом, потом, шагая по узкому коридору, снова жаловалась сама себе на тяжелую жизнь. Обидно же, когда с тобой, как с собакой… да и то не со всякой, к тому же харей обзывают.

Георгий Глебович припарковал внедорожник…

…вплотную к забору, чтобы другие машины смогли проехать, ведь дорога здесь узковата. Теперь он имел полное право зайти без санкций, выданных Мегерой Артемовной, шел по дорожке к дому, улыбаясь, потому что представлял ее замечательное лицо, на котором отпечатается недовольство. Вошел в дом – когда такое было!

– Надя! – Пора и о себе дать знать.

Она появилась из кухни почти мгновенно:

– А, это ты…

Разумеется, от счастья Надюша не запрыгала на месте и не захлопала в ладоши, но пригласила – молча, отступив от проема. Иначе и быть не могло, она будет пускать его в дом, чаем тоже будет поить. Чего уж там, грешен, про себя Георгий Глебович торжествовал, видя воочию, как гордыня Наденьки смиряется в адских муках. В кухне она лишь рукой указала, мол, садись, он устроился на стуле, она осталась стоять, дескать, слушаю тебя. В ее стоянии таился толстый намек: на долгие посиделки не рассчитывай Ну, это она зря, Георгий Глебович, как тот змей – вполз с большим трудом, а выползать не намерен.

– Где мой внук? – заполнил он паузу.

– Мой внук гуляет с мальчишками.

– Я привез ему подарок, как обещал…

Надежда Артемовна скрестила на груди руки и спросила:

– Как моя дочь и этот… непутевый отец Ивана?

– Ладно, позже отдам. Ты садись, садись, обсудить надо некоторые моменты… – И далее молчал, пока Наденька не соизволила присесть напротив. – Не стоит искать жилье, тем более в деревне, там все на виду, на них сразу сфокусируется внимание, а распечатки портретов Камиллы и Платона наверняка уже во всех отделениях. Пусть живут у меня, так безопасней для них, уж ко мне вряд ли кто сунется – ни убийцы, ни полиция. Надеюсь, ты не будешь против?

Надежда Артемовна не смогла выдавить из себя «не буду», лишь опустила глаза. Конечно, все, что касается безопасности Камиллы – не обсуждается, она готова принять помощь хоть от самого черта, но перед ней Жоржик, он хуже этого рогатого товарища. Однако отказаться не посмела, он отец и способен защитить дочь, что в данном случае не дано ей.

– Я так и думал, – улыбнулся Георгий Глебович, прервав паузу. – А вот нам с тобой предстоит поработать, так что привыкай ко мне и моему участию.

– Поработать? – вытаращила она глаза, ибо не собиралась «дружить» с бывшим. – Что ты имеешь в виду?

– Видишь ли, ребята подавлены, им надо дать время, чтобы прийти в норму, но оно же – время – работает и против них. Я думаю, что… в этой истории может разобраться только профессионал.

– Хочешь сдать их полиции?

Прямо метнула фразу и молнии из глаз – тоже еще Зевс в юбке. Ну, тут даже у ангела, каким справедливо считал себя Георгий Глебович, сдадут нервы, он не сдержался, повысил голос:

– Тебе не кажется, что это уже перебор?

– Не кажется.

Прекрасно понял, на что намекает Наденька-Надюша, однако у него тоже претензий выше небоскреба:

– Я совершил одну ошибку, но расплачиваюсь за нее всю жизнь, хотя раскаивался не раз! При этом мне не приходит в голову тупая мысль списать свое невезение на тебя и называть ведьмой. А почему нет? Может, ты наколдовала, поэтому я не могу ужиться ни с одной, попадаются не те… Я оброс комплексами, а дело-то в тебе! Точно! Ха-ха! Ты виновата, что у меня не сложилась семейная жизнь. Как до меня раньше не дошло…

Она смотрела на него, словно буддийский монах – бесстрастно, такой же бесстрастной была ее длинная фраза:

– Знаешь, это твое лирическое отступление расскажи лучше зеркалу, а я хочу послушать, что там созрело в твоей голове по поводу Камиллы.

В данном случае опасно перегнуть палку, на кону дочь, внук, да и эта упрямая ведьма, не понимающая, что остаток жизни нужно прожить в мире и всем вместе. Георгий Глебович решил не искушать судьбу, заговорил серьезно, в то же время жестко, с Надюшей по-другому, кажется, нельзя:

– Надо реально смотреть на вещи. Никто из нас не способен расследовать двойное убийство, тем более указывающее на нашу с тобой дочь и Платона – отца нашего с тобой внука. Предлагаю нанять частного детектива, я оплачу его услуги.

– Так в чем дело, нанимай.

– Э, нет, дорогая. Мы поедем вместе нанимать, а то выберу не то, не понравится тебе его голос или правое ухо, ты мне потом темечко пробьешь и вынесешь мозг. Нет, отбор сделают мой разум и твоя интуиция… которая тебя всегда подводила…

– Катись к черту, – вяло бросила она.

– Шучу, – буркнул он. – Давай, подруга, собирайся.

Наконец Надюша немного растерялась, иначе ее вид мумии перед погребением вывел бы его из себя второй раз.