Текст книги "Фрейд и его госпожа"

2

– Ну, во-первых, она здорово набралась, – рассказывал Таничев Шурику.

– Пьяная была? – уточнил тот, не имея достаточного представления о действии алкоголя на организм. Да, Шурик был такой: если он и пил, то только бокал шампанского по великим праздникам – в отличие от сверстников парень не увлекался даже пивом.

– Именно, – кивнул Таничев. – Дыхательные пути и легкие у нее залиты водой от и до, словно туда ее подавали насосом.

– Как интересно, – оживился Шурик. – А что это значит?

– Либо она чего-то испугалась, но при этом в момент испуга рот и нос ее были погружены в воду. Произошел интенсивный вдох, когда человек вздрагивает и непроизвольно глубоко вдыхает. Либо она сознательно вдохнула под водой…

– То есть самоубийство?

– Не исключено, – неуверенно сказал Таничев. – Хотя сознательно столько воды в легкие не закачаешь.

– Вас что-то не устраивает в версии самоубийства?

– Что меня может не устраивать, Шурик? – усмехнулся Таничев. – Каждый человек вправе избрать тот способ ухода из жизни, какой ему кажется наиболее подходящим. Лично я не топился бы, это очень неприятная штука, поверь, Шурик. Представляешь, ты вместо воздуха вдыхаешь воду, что ты почувствуешь? Не просто удушье, а, полагаю, боль. Твои легкие распирает вода, грудная клетка, кажется, разрывается, за доли секунды ты передумал уходить из жизни, хочешь высвободить дыхание, а не можешь. Это хоть и быстрая, но мучительная смерть. Нет, лично я бы избрал более «нежный» способ.

– А если она все-таки испугалась? Что, например, ее могло напугать?

– Привидение. Безобразное и страшное.

Не обладая чувством юмора, Шурик подозрительно взглянул на него. Ну, конечно, Таничев пошутил.

– Остается самоубийство, – сказал он сурово. – Женщина из обеспеченной семьи кончает собой, значит, есть те, кто этому способствовал или довел ее до суицида…

– Почему тебе так хочется прилепить кому-то статью? – улыбнулся ему Таничев подкупающе-отеческой улыбкой. – Несчастный случай тоже мог иметь место. Не забывай: дама была пьяна, головка у нее плохо варила, она нырнула – и потеряла ориентиры. Запаниковала, не понимая, где поверхность воды, а это и есть испуг, сделала глубокий вдох под водой – так бывает, и довольно часто.

– Мне кажется, надо отработать версию самоубийства.

– Отрабатывай, раз тебе заняться больше нечем, – равнодушно пожал плечами Таничев.

Вдруг появился бодренький Викентий:

– О чем спор?

– О нашей утопленнице, – ответил Таничев, проходя к столу и начиная рыться в бумагах. – Будущему криминалисту Шурику хочется, чтобы она была самоубийцей.

– А что на самом деле? – дежурно поинтересовался Викентий.

– Похоже, несчастный случай, ибо наша утопленница на момент смерти была пьяна в стельку, – сказал Таничев и протянул ему листы. – Держи, Викентий, это по трупу из лесопарка – четыре пули, две из них смертельные. Шурик пока не знает, что в подобных случаях провести грань между «сам» или «провидение» практически невозможно. Не исключено, что она напилась, желая набраться смелости перед тем, как лечь на дно в прямом смысле слова. Не исключен и вариант случайной смерти, по неосторожности.

Читая протокол, Викентий спросил:

– А какая разница: сама или в результате несчастного случая?

– Видишь ли, Шурику кажется, что ее довели до суицида, следовательно, есть виновники.

– Самоубийцам всегда кажется, что их доводят, на самом деле их подводит больная психика. – Викентий опустил листы вниз и строго посмотрел на Шурика: – Слышь, не стоит муру разводить и трепать людям нервы. Поверь, пацан, им сейчас несладко. Раз нет доказательств, что ее убили, а для нас это главное, то и проблемы нет.

– Откуда такая уверенность? – прищурился Шурик, словно у него имелся некий козырь, но до поры до времени он его не вытягивал. – У моего отца был случай, когда самоубийца стал жертвой умной интриги.

– Есть одна маленькая деталь, Шурик, которую ты не заметил по неопытности.

– Какая? – насторожился молодой человек, прокручивая в уме отрезок времени с той минуты, как он попал к бассейну, до той, когда он вышел оттуда. Ему казалось, что он все мелочи сфотографировал глазами и надежно сохранил в памяти.

– Полотенце, – сказал Викентий с ухмылкой. – Махровое полотенце, лежавшее поверх махрового халата.

– При чем тут полотенце? – с недоумением спросил Шурик.

– Зачем оно самоубийце? – Разговаривал Викентий с ним как с малолетним мальчиком. – Зачем Нонна бросила его на халат у лестницы, ведущей в бассейн? А затем, Шурик, что она собиралась поплавать и выйти из бассейна, вытереться полотенцем, потом надеть халат на сухое тело. Кстати, там еще и мобила лежала рядом с халатом, не заметил?

– От кого она ждала звонка в три часа ночи?

– Да мало ли! От любовника, например. Или она по привычке не расставалась с мобилой, или вытащила его из халата, чтобы телефон нечаянно не упал в воду, когда она стала бы одеваться. И последнее: как правило, самоубийцы оставляют предсмертную записку.

– То есть она… – запнулся Шурик, жутко разочаровавшись.

– Несчастный случай, – кивнул Викентий и поднял руку: – Ладно, всем пока. Папе-прокурору большой привет, а я пойду разбираться с пулями.

За ним из морга вышел и Шурик. На крыльце он задержался, подумал немного, обидчиво надул губы и произнес, обращаясь к самому себе:

– Несчастный случай? А если это не так?

Шурику особо готовиться к сессии было необязательно: ведь тот, кто пашет в семестре, сессий не боится. Ему безумно хотелось знать точно, что кроется за этим утоплением, и это было не просто любопытство – оно было вызвано наблюдениями. Разве не странно: здоровая и полная сил женщина, в меру красивая и благополучная, в меру успешная, идет ночью плавать – и тонет? Муж отнесся к отсутствию в спальне жены более чем наплевательски – как это понимать? В истории преступлений встречались и такие, что выглядели несчастным случаем, а на самом деле это были тщательно продуманные и великолепно воплощенные убийства. С чего начать, он наметил сразу: по отдельности и ненавязчиво опросить прислугу, потому что обслуживающий персонал обычно знает больше о хозяевах, чем члены семьи. С Шуриком неплохо ладила гувернантка…

– Стой! – замахал он рукой, бросившись наперерез автомобилю. Марианна притормозила, Шурик открыл дверцу и заглянул в салон. – Не подвезешь?

– Если только тебе по пути, – сказала она. – Я еду за детьми в школу.

– По пути, по пути, – заверил ее Шурик, падая на пассажирское место.

– Учти на будущее: я водитель слабый, в следующий раз могу растеряться и наехать на тебя. Так что, Шурик, когда будешь бросаться под мои колеса, заранее напиши предсмертную записку, что твоя смерть – твоя же вина, а не моя.

– Извини, – отнюдь не сконфузился он.

Шурик положил рюкзачок на колени (маленький рюкзак в сочетании с костюмом – это что-то новенькое в мире моды), слегка подался корпусом к дверце, чтобы оценить гувернантку со второго взгляда. И оценил: скромная, блеклая. Нет, она была бы очень даже ничего, если бы хоть чуть-чуть пользовалась косметикой, не зачесывала бы назад выгоревшие до белизны волосы и не собирала их в пучок, отчего казалась лысой. И если бы не одевалась как бомж: легкий пуловер на десять размеров больше, чем нужно, джинсы тоже ей велики, кроссовки старые, изношенные до дыр. Нехорошо женщине содержать себя в таком беспорядке – таково было мнение Шурика, любившего во всем аккуратность.

– Ну, говори, зачем выловил меня? – сказала Марианна, не глядя на него.

– Я не вылавливал, – запротестовал он. – Мы соседи, смотрю – ты выезжаешь…

– Только без обходных дорог, Шурик, давай-ка начистоту, – разоблачила его Марианна. – Мне неохота тратить время и вычислять, что ты имел в виду, произнося ту или иную фразу.

– Почему ты решила, будто я специально подкараулил тебя с целью что-то выведать? – не сдавался он.

– На твоем лице написано, – рассмеялась Марианна. – Оно у тебя преисполнено чувства осознания своего долга.

– Правда? – озадачился он, развернувшись корпусом к лобовому стеклу. Тут же ему пришла мысль, что следует поработать над мимикой перед зеркалом, дабы научиться надевать маску непроницаемости.

– И второе: тебе папа купил машину, какого же черта ты бросаешься под мои колеса? Ездил бы на своей.

– Хорошо, скажу честно. Мне не дает покоя нелепая смерть Нонны Валерьевны, не могла бы ты подробно рассказать о ней?

– О смерти? Ха-ха!

– Нет, о Нонне Валерьевне.

– Зачем? – вторично хохотнула Марианна. – Она же покойница. Какая разница, была ли она хорошей женщиной или злющей ведьмой? Ее нет. Понимаешь ли ты это слово, Шурик? Нет – это значит, что все твои и чужие хлопоты ей уже не нужны. Ей не нужны ни воздух, ни земля, ни одежда, ни люди. Все для нее закончилось.

– Ну, знаешь, если бы все рассуждали, как ты, то людей на Земле давно не осталось бы, потому что никто не занимался бы преступлениями.

– А какое преступление ты видишь в смерти моей хозяйки? – подловила его Марианна.

– Не то чтобы преступление… – замялся Шурик, решив впредь обдумывать свои слова. – Колюсь: у меня курсовая горит как раз на подобную тему. Понимаешь, меня не убеждает версия несчастного случая.

Курсовая – конечно, это была ложь. Шурик пользовался ложью крайне редко, потом ему бывало неприятно и стыдно, а позже он заметил: врут все, пусть по мелочам, но врут. Даже в самом честном индивидууме ложь успешно уживается с порядочностью в силу того, что иначе просто невозможно ладить с людьми.

– Ой, Шурик… – Марианна посмотрела на него как на законченного идиота. – Ты подозреваешь… ее убили?

– Почему такие крайности? Просто я не исключаю суицид, а на этот шаг люди не сами отваживаются.

– Да что же я, по-твоему, тупица? Книг и газет не читала, кино не смотрела, живу в глуши и не понимаю, к чему ты ведешь? – с иронией сказала Марианна, поглядывая на него с насмешкой, притом не забывая следить за дорогой. – Не стоит искать убийц в доме. Ты ведь на убийство намекаешь, а не на самоубийство, я просто вижу, как у тебя в голове бродит эта идея. Даже если есть желание избавиться от человека, то это еще ни о чем не говорит…

– А что… имеются мотивы?

– Не цепляйся к словам. Я хотела сказать, что конфликтуют все без исключений, но убивают друг друга считаные единицы. Люди обладают огромным терпением и всегда надеются, что проблема со временем разрешится. А самоубийство… Мне кажется, Нонна ни за что не рассталась бы с жизнью, не тот у нее характер. Произошел несчастный случай, не более. Она сама способна была довести до могилы кого угодно.

– Ты не сочувствуешь утопленнице! – уличил ее Шурик. – А еще я заметил, что ее смерть большого горя не вызвала и у членов семейства. И прислуга равнодушно отнеслась к гибели хозяйки.

Марианна остановилась впритык к школьной ограде, заглушила мотор и повернулась к нему:

– Видишь ли, Шурик… Она абсолютно чужой мне человек, ее смерть мне ничего не принесла. Разве когда умирает кто-то из соседей, ты страдаешь по этому поводу? Ну, повздыхаешь, поохаешь, а через минуту займешься своими делами и забудешь. А почему? Подсознание оберегает тебя от травм, ведь невозможно переживать за всех, иначе сам не доживешь до старости.

Шурик отметил про себя: «Умна, цинична, вероятно, жизнь неоднократно била ее по головке. А странно, Марианна – в критическом возрасте, но семьи у нее нет и детей нет, раз она занимается чужими отпрысками».

– Ты не любила ее, – сделал вывод он.

– Трудно уважать, тем более любить кого-то только за то, что этот человек твой работодатель. Если бы кто-то и решился на убийство в этом доме, то только сама Нонна. Она была… как бы это сказать…

– Ты меня просила говорить прямо, так давай сама покажи пример.

– Умной, тщеславной, волевой, – начала с похвал покойной Марианна. – Злющей на весь свет, спесивой, беспардонной, хамкой! При каждом удобном случае показывала, что она владычица, а ты у нее в услужении.

– Очень интересно, очень! А как ты попала в этот дом?

– Через агентство. Ладно, пока дети не пришли, помогу тебе с курсовой разобраться, хотя не понимаю, зачем будущему криминалисту семейные тайны.

– Сейчас следствие – общее дело, в нем участвуют все службы. В университете мы проходим и следствие, а как же! И потом: у меня, Марианна, генетическая тяга к подобным случаям. В курсовой я намечу версии и объясню, по каким причинам они отпали.

– Ладно, Шурик, убедил. Значит, ты хочешь знать, какой была Нонна…

Девять месяцев назад, в конце августа инструктаж проводила хозяйка лично:

– Ваша комната на втором этаже, рядом с комнатой детей, чтобы вы в любую минуту могли очутиться у них. Туалет и душ – в вашей комнате, остальными ванными и туалетами в доме пользоваться нельзя. Бассейном пользоваться нельзя. Пищу принимать будете с детьми, ешьте сколько хотите, но продукты из дома выносить нельзя. Приводить в дом друзей, тем более мужчин – нельзя. У вас будет один выходной в четверг, в это время можете встречаться с кем угодно и где угодно. Когда дети спят днем, поменьше бродите по дому, особенно без цели. Провожать в школу и встречать старших детей входит в ваши обязанности… Кстати! – Нонна Валерьевна, придерживая легкую кофточку на плечах (было прохладно), развернулась лицом к Марианне, приподняла подбородок, взглянув на новую гувернантку высокомерно. – Вы умеете водить машину? Я должна была начать именно с этого вопроса, но отвлеклась. Мы заказывали гувернантку…

«Заказывали»! Как заказывают костюм, блюда в ресторане, билеты по телефону и прочие услуги.

– Я умею водить, – осторожно перебила ее Марианна. – Но огорчу вас: отечественную машину. За рулем иномарок мне не приходилось сидеть.

– Не беда. Вы получите урок вождения…

И далее продолжились «нельзя». Другая распрощалась бы с хозяйкой после перечисленных запретов, обозначающих полное бесправие, но Марианна отнеслась к этому философски: пусть поиграет в помещицу. Ее мысли во время инструктажа вертелись вокруг нового места обитания, ставя ему оценку. Дом – просто мечта, хотя с первого взгляда он показался небольшим, видимо, из-за огромных и уродливых построек рядом. Небольшой и дворик, но площадь использована рационально – есть детская площадка, место для отдыха, лужайка. Собственно, двухэтажным домиком с двориком сейчас никого не удивишь, более-менее обеспеченные люди стремятся к покою и свободе, а не к стиснутым условиям бытия в квартирах с соседями.

Нонна Валерьевна… Смешно! Ей не больше тридцати пяти, а Марианне тридцать четыре – они почти ровесницы, однако между ними образовалась широкая и глубокая пропасть по инициативе Нонны. Никогда эта эффектная женщина не снизойдет даже до обычного человеческого общения, никогда не спустится с крыши на землю – до небес она тоже не добралась, в общем-то спускаться ей не с такой уж большой высоты, но она и не подумает это сделать. Нонна держалась с подчеркнутой надменностью, при всем при том на счастливую обитательницу земного эдема она не походила, иначе с чего бы к ее лицу приросла маска злой колдуньи? Нет-нет: все не так уж благополучно в данном доме, оттого во властном тоне хозяйки, помимо нервозности, проскальзывала неуверенность, что как раз и говорило о ее нестабильном положении. Возможно, так показалось Марианне, а может быть, Нонна Валерьевна – деловая женщина, тащит на своих плечах целое предприятие, в связи с этим у нее масса проблем и пустяки ее раздражают.

Марианна ожидала встретить неуправляемых сорванцов, превращающих жизнь в ад, а познакомилась с вполне приличными, воспитанными и послушными детьми. Но, может, при маме они ведут себя пристойно, а без нее становятся чертенятами? Марианну действительно не пугало изобилие детишек, она считала, что в состоянии справиться с бесконтрольными характерами подростков, а здесь всего-то малыши, что устраивало ее по всем статьям.

Оказалось, высокий уровень их жизни – заслуга Кирилла Андреевича. В представлении Марианны достатка достигали лишь те мужчины, чей возраст переваливал за пятьдесят, отсюда и внешность их рисовалась весьма однообразная: большой живот, лысина, вставные зубы, землистая кожа, глубокие морщины. Подобные мужчины покупают себе все: жен, детей, автомобили, костюмы, положение. Марианна думала, что и по этой причине Нонна Валерьевна была взвинченна – жить со старым мужем далеко не удовольствие. Теория ее не получила подтверждения, так как Кирилл Андреевич был всего лишь лет на пять старше жены, невысок и подтянут, симпатичный, без лысины и живота. А друг его, с которым он приехал на обед, просто отпадный, правда, он не представился, позже она узнала его имя – Антон. Кирилл Андреевич оставил без внимания новое лицо, не соизволив даже выслушать, как зовут гувернантку. Мимоходом бросив приветствие жене, он отправился в кабинет с другом, о чем-то с ним споря.

Когда Марианна улеглась в своей комнате спать, то невольно подумала, что в этом средоточии необоснованной спеси ей будет трудно ужиться со своими привычками и взглядами. Значит, долой свое «я», гордость – туда же, на помойку. Марианна уснула, улыбаясь, потому что вспоминала очаровательные рожицы ребятишек, которым она была необходима. Уж кто-кто, а дети не занесутся от высокомерия, не оскорбят ее и не унизят, к тому же в обязанности Марианны входила забота только о них, с ними она и будет проводить время.

Неделя пролетела незаметно, хозяева не сделали ни одного замечания Марианне, впрочем, она с ними практически не виделась, все время проводила в детской, во дворе (опять же с детьми) или у себя в комнате. Очень тоскливо было по вечерам, без телевизора и книг в одиночестве скучно, но взять книги в библиотеке она не решалась, а испросить разрешения язык не поворачивался. Шла активная подготовка к школе, все заботы гувернантка взвалила на себя. Поскольку ограничений в деньгах не имелось, Марианна покупала детям все самое лучшее, сохраняя чеки для отчета. Степа шел в первый класс, Злата – в третий, так что забот действительно хватало по горло.

В конце сентября к брату переселилась Полина. Жизнь в доме резко изменилась, и если до этого Марианна не замечала особого негатива, то сестра Кирилла многое проявила, как лакмусовая бумажка. Госпожа Нонна Валерьевна не обрадовалась появлению сестры мужа. Уже через неделю Марианна, выйдя поздним вечером во двор, услышала в ротонде, окруженной декоративными кустами, шипение гадюки и рычание тигра. Они не ссорились в привычном смысле слова, то есть не кричали, не оскорбляли друг друга, но в их интонациях сквозило столько «обоюдной любви», что у гувернантки ноги приросли к земле. Невольно она стала свидетельницей их диалога.

– Почему, почему она должна жить у нас? – шипела Нонна.

– Потому что Полина – моя родная сестра, а этот дом, позволю заметить, мой, – ответил Кирилл. – И в моем доме будут жить те, кто мне нужен.

– У твоей сестры есть квартира, есть муж…

– Ты прекрасно знаешь, что она ушла от него…

– Сбежала! – постепенно начинала выходить из себя Нонна. – Ничего не сказав ему! Собрала один чемодан и, как воровка, сбежала, когда его не было дома. Так не поступают порядочные люди. И к нам нагрянула без предупреждения. А почему она не работает? Так и будет сидеть без дела?

– Повторяю… – сквозь стиснутые зубы процедил Кирилл. – Это моя сестра! Она будет жить здесь столько, сколько захочет. Работать ей или нет – не твое дело, кусок хлеба с маслом в моем доме всегда для нее найдется. И попробуй только упрекнуть Полину или выразить другим способом свое недовольство – я тебя выставлю за дверь. Сестра у меня одна, а вас, баб, более чем достаточно.

По идее самолюбивая Нонна после ультиматума мужа должна была заорать на него, затопать ногами, короче, истерику закатить. Ничего подобного не произошло. Она в ответ промурлыкала с большим чувством морального перевеса:

– Хм, Кирилл, кому ты рассказываешь сказки? Тебя ни один человек в мире не заботит – ни сестра, ни дети. Полина тебе нужна здесь в качестве шпионки или моего раздражителя. И прекрати пугать, ты не выставишь меня, пока сама не захочу уйти, а я в ближайшее время не захочу. Мне нравится мой дом, который я сделала современным и уютным.

– На мои деньги, – внес уточнение Кирилл.

– Ой, не надо кичиться деньгами, я тоже зарабатываю неплохо. И если ты будешь со мной разговаривать как с приживалкой, мне есть чем тебя ударить. Только после моего удара ты не поднимешься.

– Не выдавай желаемое за действительное.

– Желаемое? – рассмеялась она. – Плохая же у тебя память!

– Нонна, мы уже не сможем жить вместе, почему бы не развестись мирно, как это делают нормальные люди?

– Не хочу. Представь себе: я этого не хочу, потому что для меня семья и дети – генеральная линия моей жизни.

– Когда-то я в это верил, – на выдохе произнес Кирилл. – Только ты лжешь. И всегда лгала. Во всем.

– Как и ты, – не осталась в долгу Нонна.

– Ты была другой перед нашей женитьбой, мне не дано было угадать, какая ты есть, потому что мужики смотрят на фасад и принимают обертку за товар. Как в рекламе. Я хотел хорошую мать для дочери, ты, как мне показалось, полюбила Злату, а потом…

– Примитивно подаешь, – прервала его она. Поскольку Нонна была более эмоциональным существом, то прервала раздраженно, видно, дошла до точки кипения: – На тот момент, о котором ты говоришь, мы оба решали свои проблемы за счет друг друга. Тебе нужна была хорошая мать для дочери и безропотная статистка в доме, а мне нужен был хороший и любящий муж, которым бы я гордилась, но никак не жалкий нытик, который превыше всего ставит свою персону. В результате мы оба обманулись, но ты избрал очень удобную позицию жертвы и оправдываешь себя. Между тем это я твою неуправляемую дочь сделала воспитанной и послушной.

– Подавила ее, как подавляешь всех.

– Но ты же снял с себя ответственность, кинул ее на меня, а сам занимался только работой, встречами и банкетами, ездил неизвестно куда и с кем.

– Деньги зарабатывал.

– Теперь еще твоя сестра прибавилась, эпатирует меня нарочно. Я вхожу в комнату, а она демонстративно выходит!

– С тобой тяжело, поэтому я иду спать. Но запомни, Нонна, меня ты не сломаешь.

– И ты не ломай меня, иначе…

Марианна вспомнила, что ее могут застукать, и на цыпочках ушла в дом. Она поняла, почему Нонна относилась к Злате холодно: девочка-то ей неродная.

– Злата всегда чувствовала отношение мачехи, поэтому привязалась ко мне, а Нонну не любила, при ней она замыкалась.

– О каком ударе говорила Нонна Валерьевна? – спросил Шурик, вычленивший из рассказа Марианны то, что касалось конкретного дела. – Чем она собиралась прижать мужа?

– Понятия не имею, – пожала плечами Марианна. – В каждой семье существуют свои «черные ящики», мне туда заглядывать, прости, неинтересно. Знаешь, Шурик, некоторые хотят что-то получить, к примеру, ту же любовь, уважение, а не говорят, как они себе это представляют и что надо для этого делать. Гордость мешает. Хочется, чтобы партнер сам догадался, первым шагнул навстречу, а сами своим отношением отдаляют его. Такова была Нонна. Ее все должны были понимать и угадывать, чего она хочет, затем сдаваться в плен. Игра в одни ворота.

– Неужели Полина в самом деле игнорировала ее?

– Что ты! – усмехнулась Марианна. – Полина не прилагала никаких усилий к обострению обстановки в доме, она явилась не для того, чтобы разрушить ее, тем более что она переживала личные неурядицы, ей нужна была поддержка. А кто был способен ее поддержать? Разумеется, женщина. Только не Нонна. Но именно на фоне Полины стали проступать гнилые отношения в семье. А началось все с телевизора.

– Обычного телевизора?

– Величиной с книгу. Ну, для автомобилей, – рассмеялась Марианна. Ее немного забавлял этот мальчик, вообразивший себя взрослым и умным. – Правда, это был жидкокристаллический телевизор, его мне принесла Полина, – взяла из комнаты для гостей. Нонна подняла визг, мол, украли. Полина объяснила брату, что нельзя лишать меня необходимых вещей, гувернанток даже в царское время не держали на правах прислуги. А Кириллу Андреевичу лишь бы сделать жене назло, на меня ему, в сущности, было наплевать. Короче, он разрешил оставить телик.

– Из-за ерунды такой скандал? – покривил кукольные губы Шурик.

– А Нонне только бы зацепиться, чтобы власть свою показать. Полина старалась держаться от нее на расстоянии, меньше попадаться ей на глаза, чтобы лишний раз самой не заводиться. Это правильно. Кто не чувствует отношения к себе? Тебе ни слова грубого не говорят, напротив, с тобою вежливы, даже проявляют участие, советы дельные дают. Но вдруг небрежно в твой адрес бросают некую фразу мягким тоном, после которой тебя долго трясет. Тогда становится ясно: это еще не враг, но далеко не друг. Захочешь ты с таким человеком чай пить?

– Не захочу.

– Нонна считала себя «не читаемой». Я часто думала, чем ей Полина, натура тонкая и добрая, не угодила? А позже, приблизительно в феврале, поняла истинную причину. Она оказалась тривиальной до чертиков.

– Да? – заблестели голубые глазенки Шурика.

Тривиальность, а отнюдь не какие-то глобальные проблемы, нередко является причиной… убийств. Для деморализованных людей, в смысле лишенных принципов и самолюбивых, это наиболее легкий способ победить ситуацию. Шурик затаил дыхание и ждал, что скажет Марианна, а она затянула паузу. Она задумалась, словно прокручивала видеоленту в голове, пытаясь сегодня, сейчас понять, что же произошло на самом деле, и имеет ли она право давать собственную оценку. Кажется, Шурик точно определил ее состояние, потому что Марианна уже не была так уверена, как минуту назад, скорее всего, сомнения пошатнули ее позицию.

– А больше, Шурик, я тебе ничего не скажу. Ты еще маленький, чтобы погружаться в чужие секреты.

Он оскорбился. Но поскольку Шурик был мужчиной, к тому же патриархального склада, он решил не поддаваться на бабские провокации. Марианна придумала себе образ старой калоши, загруженной до отказа знаниями о жизни, но она при всем при том – женщина. Если даже она и наденет маску мудрой совы, по сути, останется курицей, а курица есть наседка, следовательно, она любит поучать птенцов.

– Раз я произвожу впечатление мальчика, – сказал Шурик, – а ты считаешь себя большой и мудрой тетенькой, то поделись, тетя, опытом. Очень хочется повзрослеть! Клянусь, секреты не выдам.

– Ух ты, какой хитрый, – пожурила его Марианна. – Хочешь меня сплетницей сделать? Не выйдет. И выметайся, Шурик, ребята идут.

Не вышло раскрутить гувернантку на поучительную лекцию о превратностях судьбы, а дело-то, видно, именно в превратностях, вернее, в желаниях и противостояниях. Шурик выбрался из автомобиля, гадая, что же в благополучном семействе было не так. Марианна встретила детей, словно приходилась им близкой родственницей: обняла каждого, защебетала, интересуясь их делами в школе, усадила в машину. Впрочем, даже Шурик со своим мизерным жизненным опытом знал, какими злобными бывают родственнички, иной раз чужие люди роднее родных.

Автомобиль ласково зашуршал шинами, разворачиваясь, Марианна помахала ему с улыбкой. Ну вот, теперь ему придется тащиться обратно на общественном транспорте.