Текст книги "Лазарь"

Глава 18

Люми сунула айфон в рюкзак и дрожащими руками закрыла тетрадь. Если бы профессор Жан-Батист Блом не прервал лекцию из-за проблем с компьютером, она бы не ответила на звонок.

Люми не могла поверить в реальность происходящего. В то, что отец и правда позвонил, напомнил о солнечном затмении.

Этого не должно было случиться.

Зимнее солнце через огромные окна лилось в аудиторию, освещало покрытые пятнами стены, вытертый пол.

Студенты-искусствоведы оставались на местах – они вполголоса переговаривались или смотрели в телефоны, пока профессор пытался вернуть компьютер к жизни.

– Мне надо идти, – прошептала Люми Лорану.

– Кто звонил? – спросил Лоран, придвигаясь ближе. Его теплая рука скользнула по спине Люми.

Люми сунула блокнот и ручки в рюкзак, встала, отвела его руку и стала протискиваться между рядами.

– Люми?

Она притворилась, что не слышит, но поняла: Лоран побросал собственные ручки и тетради в рюкзак и последовал за ней.

Уже в проходе между рядами Люми увидела, что профессор улыбается, демонстрируя скверные зубы. На большом экране появилось первое изображение. Мужчина в воде и плывущая виолончель, фотография Робера Дуано.

Люми тихо подошла к двери; профессор тем временем вернулся к рассуждениям о драматургии кадра.

Оказавшись в коридоре, Люми надела куртку; ее подташнивало, но она все же направилась не к туалетам, а к выходу.

– Люми!

Лоран догнал ее и взял за руку. Люми повернулась, чувствуя приток адреналина.

– В чем дело? – спросил Лоран.

Люми взглянула на его встревоженное лицо, на щетину и отросшие волосы, очаровательно лохматые, словно он только что проснулся.

– Просто мне надо кое-что сделать, – быстро ответила она.

– Кто звонил?

– Один друг. – Люми сделала шаг назад.

– Из Швеции?

– Мне пора бежать.

– Он здесь, в Париже? Хочет с тобой встретиться?

– Лоран!..

– Ты понимаешь, как странно все это выглядит?

– Это личное. И не имеет никакого отношения к…

– Вспомни, мы же с тобой теперь живем вместе, – с улыбкой перебил он. – Что мы делали вчера вечером и сегодня утром. И будем делать ночью…

– Перестань.

Люми была готова расплакаться.

– Ладно. – Лоран, увидев ее лицо, посерьезнел.

Секундная стрелка на больших стенных часах, подрагивая, шла по кругу. Где-то поблизости проехала полицейская машина. Люми позволила Лорану взять себя за руку, но в глаза ему не смотрела.

– Ты же придешь на вечеринку? – спросил он.

– Не знаю.

– Не знаешь…

Люми высвободилась и заторопилась к выходу. Выйдя из стеклянных дверей, она свернула налево и пересекла рю Фенелон.

У широкой церковной лестницы Люми отстегнула от куртки пацифистский значок и острием подцепила сим-карту мобильного телефона. Растоптала карту и заспешила дальше.

Перейдя на другую сторону бульвара Мажента, Люми бросила телефон в урну и вышла к Северному вокзалу, откуда на метро доехала до огромного Лионского вокзала.

Страх крепко держал ее за горло. Проталкиваясь сквозь группу туристов, она едва дышала.

Здание вокзала заполнял разноголосый шум: болтовня едущих куда-то людей, грохот погрузчиков. Со скрежетом останавливались у перронов поезда, гулко звучали объявления.

Беспорядочная людская суета отражалась в высоком стеклянном потолке, словно движения какого-то громадного организма.

Люми торопливо прошагала мимо цветочных и газетных киосков, мимо ресторанов быстрого питания, на эскалаторе спустилась на нижний уровень, миновала пост охраны и вышла к камерам хранения.

Прерывисто дыша, она остановилась перед шкафчиком, ввела код и забрала сумку, после чего зашла в женский туалет и заперлась в самой дальней кабинке. Там Люми поставила сумку на крышку унитаза, а куртку повесила на крючок. Из сумки Люми достала складной нож, вытащила из него отвертку, присела на корточки под раковиной и осторожно провела рукой по стене. Над трубой, в нескольких сантиметрах от пола, она обнаружила закрашенные болты. Открутив их, Люми сняла крышку с люка, в котором помещались шаровые краны, достала оттуда пакет, вернула крышку на место, поднялась и взглянула на себя в зеркало.

Губы побелели от напряжения, глаза странно блестели.

Люми постаралась сосредоточиться на том, что ей предстояло сделать, хотя происходящее все еще казалось ей дурным сном.

Она развязала было бечевку, охватывавшую пакет, как вдруг услышала, что в туалет кто-то вошел.

Какая-то женщина заплетающимся языком кляла шлюх, которые много о себе возомнили. Идя вдоль кабинок, она громко хлопала ладонью по каждой двери.

Люми беззвучно развернула бумагу и достала маленький “глок-26” с прибором ночного видения. Вставила полный магазин и положила оружие в сумку.

Женщина за дверью продолжала сквернословить.

Скупыми движениями Люми достала из сумки конверт с наличными, разделила купюры на две пачки, одну сунула в кошелек, а другую убрала назад, в сумку. Выбрала один из паспортов, проверила имя, повторила его про себя и достала из сумки один из мобильных телефонов.

Женщина за дверью затихла, но Люми слышала ее тяжелое дыхание.

Что-то со звоном упало на кафельный пол.

Люми включила телефон и ввела пин-код.

Она боялась, что отец попал в беду, больше всего она боялась именно этого. Люми не задавала вопросов, но все же надеялась, что отец ошибся. Ей даже казалось, что папа слишком долго ждал катастрофы и теперь не выдержал – вообразил опасность там, где ее нет.

Но вот он позвонил и спросил, помнит ли она солнечное затмение в Хельсинки.

Этот вопрос мог означать только одно: план, который они разработали на случай катастрофы, активирован.

И на вопрос отца Люми ответила “да”.

Это значило: она справится со своей частью плана.

Стараясь дышать спокойнее, Люми вытерла слезы, надела новую куртку, старую сунула в сумку, натянула шапочку, спустила воду и вышла из кабинки.

У зеркала перед раковиной стояла какая-то крупная женщина. Пол под ней был совершенно мокрым.

Люми торопливо вышла, у кассы взяла талон и, когда подошла ее очередь, купила билет в оба конца на первый же марсельский поезд, заплатив наличными, после чего вышла на платформу.

В воздухе висел тяжелый запах поездных тормозов.

Люми ждала, опустив голову и зажав сумку между ног. Табло на перроне возвещало, что до прибытия поезда осталось чуть больше двадцати минут. Люми вспомнила месяцы, проведенные в Наттавааре. Ее последние месяцы с матерью оказались и первыми месяцами с отцом. Она его почти не знала – с детства остались лишь разрозненные воспоминания и короткие рассказы.

Но Люми так нравилось быть рядом с ним, нравились вечера за ужином, ранние утра.

Ей нравилось, как он инструктировал ее, неутомимо и терпеливо.

Готовясь к худшему, они сблизились.

Люми подняла голову и прислушалась. Из динамиков раздалось объявление о задержке какого-то поезда.

Вдали свистнул локомотив.

Какой-то худощавый человек в темно-сером пальто бродил по платформе на противоположной стороне, словно ища кого-то среди отъезжающих, а потом побежал вверх по ступенькам.

Люми опустила глаза. Ей вспомнилось, как Сага Бауэр приехала к ним и рассказала, что обнаружила тело Юрека Вальтера.

Перед ними тогда словно распахнули двери в сад, в летнее утро. Люми смогла выйти в новый мир, смогла уехать в Париж.

Поезд приближался, лязгая на стрелках; он втянулся на восемнадцатый путь и, отдуваясь, остановился. Люми взяла сумку, прошла в вагон и отыскала свое место. Поставив сумку на колени, она выглянула в окно и вдруг увидела у поезда того мужчину в сером пальто.

Люми быстро опустилась на пол, сделав вид, что роется в сумке, и посмотрела на часы.

Поезду пора бы уже отправиться.

Соседка по вагону попросила, не нужна ли ей помощь; Люми не ответила.

Раздался свисток, и поезд тронулся. Выждав подольше, Люми снова села на место, извинилась перед соседкой. И зажмурилась, чтобы не расплакаться.

Она вспомнила, как случайно обидела одного студента в конце первого семестра, обозвав его фотографии сексистскими. На выставке, проходившей в том же месяце, он написал над снимками: “Пять сексистских фотографий, сделанных сексистом”.

Потом они стали общаться, а летом съехались и стали жить у нее.

Люми открыла глаза, но все равно видела перед собой Лорана. Взлохмаченные волосы, свитера в катышках. Настойчивый взгляд карих глаз. Красивая улыбка, южнофранцузский акцент, полные губы.

Париж и крупные пригороды остались далеко позади.

Люми вспоминала, как уходила от Лорана, как бежала от него, словно Золушка.

Когда поезд два часа спустя остановился в Лионе, она вышла, натянула шапочку и пошла по платформе.

Дул теплый ветер.

Люми не собиралась ехать в Марсель.

Смешавшись с толпой, она вошла в большое здание вокзала, спустилась на эскалаторе и по кафельному переходу добралась до стойки “Херц”, где можно было арендовать машину. Предъявив фальшивый паспорт, Люми расписалась в документах, расплатилась наличными и получила ключи от красной “тойоты”.

Если ехать по шоссе А-42, в Швейцарии она будет всего через два часа.

Глава 19

Йона бешено гнал машину вдоль Ерлашён. Густо валил снег, и снежинки без следа исчезали в черной воде озера. Йона набрал номер Валерии еще раз, но она опять не взяла трубку.

Паника нарастала. Йоне казалось, что Вальтер сидит в темноте салона, на заднем сиденье, и время от времени тянется к нему, шепча: “Я втопчу тебя в землю”.

“Какой же я тугодум, – думал Йона, – как поздно понял, по какой схеме действует Вальтер”.

Валерия все не отвечала.

Если навстречу ему попадется машина, придется исходить из того, что в ней сидит Вальтер или его подельник. Надо перегородить дорогу собственной машиной, побыстрее выбраться и затаиться в кювете, а при необходимости выскочить и стрелять в водителя прямо через стекло.

На узком отрезке после Хэстхагена он еще прибавил газу. Снег взвихрялся позади машины, габаритные огни окрашивали его красным.

Лес кончился, открылись поля, свежий снег на черной земле.

Снежинки стали мельче. В облаке снежной пыли Йона свернул к садовому хозяйству Валерии.

На подъездной дороге и разворотном круге виднелись свежие следы колес. Тяжелый автомобиль, у Валерии не такой. Машина Валерии стояла, где обычно, крыша, лобовое стекло и капот покрыты толстым слоем снега.

В теплице горел свет, но людей видно не было.

Йона круто свернул к кювету, вывернул руль, дал задний ход и остановил машину так, чтобы перегородить путь другим водителям.

Вылезая из машины, он прихватил сумку с заднего сиденья. Сунул руку под пиджак, вытащил “кольт-комбат”.

В окнах Валерии было темно. Стояла абсолютная тишина. Кружились снежинки, белые на фоне бледного неба.

Земля возле первой теплицы была плотно утоптана, ведро с керамзитом опрокинуто.

Йона прошел вдоль длинной стеклянной стены, заглядывая в теплицу. Зеленые листья прижались к стеклам, по которым стекал конденсат.

Вдали залаяла собака.

В самой дальней теплице Йона увидел красную куртку Валерии – куртка валялась на полу, рядом с рабочим столом.

Он осторожно толкнул дверь и вошел; его охватила теплая сырость. Остановился, прислушался и двинулся между рядами горшков, направив оружие в пол.

Теплицу переполняло влажное дыхание растений, а мир снаружи был погружен в зимнюю спячку.

Что-то звякнуло – будто секатор упал на бетонный пол.

Йона перевел палец со скобы на спусковой крючок и присел под ветками японской вишни. В дальнем конце быстро двигался какой-то человек: руки мелькали сквозь влажную листву.

Валерия.

Она стояла спиной к Йоне, держа в руке нож.

Замедляя шаг, Йона сунул пистолет в кобуру и отвел протянувшуюся перед ним ветку.

– Валерия!

Она обернулась и удивленно улыбнулась. Испачканная футболка с надписью “Greenpeace”, кудрявые волосы забраны в густой хвост. По скуле протянулась грязная полоска.

Валерия положила нож на табуретку и стянула перчатки.

Она прививала новые ветки на небольшую яблоню. Каждый привой она обмотала пряжей, чтобы удержать его на месте, и обмазала воском.

– Осторожно, я испачкалась, – предупредила Валерия, улыбаясь так, что сморщился подбородок. Валерия потянулась и поцеловала Йону в губы, не касаясь его.

– Я звонил тебе.

Валерия пошарила в заднем кармане джинсов.

– Наверное, я оставила телефон в куртке.

Йона взглянул на темную ель, ветви которой качнулись от порыва ветра.

– Я думала, мы увидимся в “Фаранге”?

– Нам надо поговорить. Произошло кое-что… – Йона замолчал и тяжело вздохнул. Валерия с трудом сглотнула, ее рот сжался.

– Ты думаешь, что он жив, – прошептала она. – Но ведь тело нашли, его тело, разве нет?

– Мы с Ноленом подняли все материалы, но этого недостаточно… Юрек Вальтер жив, я долго не верил, но он жив.

– Нет! – В ее голосе было что-то беззащитное.

Йона бросил взгляд через плечо, но дверь теплицы скрывали деревья и кусты.

– Доверься мне. Я собираюсь отправить Люми в безопасное место за границей. И прошу тебя уехать со мной.

У Валерии посерело лицо – как всегда, когда она сильно тревожилась. Морщинки вокруг рта углубились, лицо застыло.

– Ты же знаешь, я не могу уехать, – тихо сказала она.

– Это трудное решение.

– Правда? А я уже почти начала сомневаться в… не хочу преувеличивать свою значимость, но у нас только-только все началось по-настоящему… Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя к чему-то обязанным, я не пытаюсь соперничать с Суммой. Знаю, что никогда не смогу.

Йона сделал шаг в сторону, чтобы видеть пространство теплицы у нее за спиной.

– Я понимаю, но…

– Прости, я не хотела… какую-то ерунду наговорила.

– Я знаю, каково тебе. Мы все можем обсудить, но Юрек жив… и за последний месяц он убил не меньше пяти человек.

Валерия почесала лоб испачканными в земле пальцами, отчего над правой бровью остались две черные полосы, и строптиво спросила:

– Почему я не читала об этом в газетах?

– Потому что жертвы разбросаны по всей Европе, потому что жертвы сами убийцы, насильники… Юрек ищет подельника, он устраивает кандидатам испытания и убивает тех, кто испытания не прошел.

Йона посмотрел на часы, оглянулся на темный дом.

– Ты правда считаешь, что нам с тобой опасно здесь оставаться?

– Да. – Йона взглянул ей в глаза. – Очень может быть, что за тобой уже следят. Кто-нибудь наблюдает за тобой, изучает тебя и твои привычки.

– По-моему, ты преувеличиваешь.

– Уезжай со мной!

– Когда ты собираешься ехать? – спросила наконец Валерия.

– Прямо сейчас.

Валерия изумленно уставилась на него и облизала губы.

– А я не могу присоединиться к тебе позже?

– Нет.

– То есть мне надо сложить сумку и уехать сию минуту?

– У тебя нет времени на сборы.

– И сколько мы будем прятаться?

– Две недели, два года… сколько понадобится.

– Все это погибнет. Все, что я создала своим трудом, – еле слышно сказала Валерия.

– Валерия, все можно начать сначала, я помогу тебе.

Валерия молчала, опустив глаза.

– Йона, – сказала она наконец и посмотрела на него, – ты сделал, что мог, я понимаю, что все серьезно, но у меня нет выбора. Я не могу уехать отсюда, у меня теплицы, покупатели… Здесь мой дом… Я в первый раз отпраздную Рождество со своими мальчиками… ты знаешь, как это важно для меня.

– Может быть, ты успеешь вернуться к Рождеству. – Йона ощутил, как набухает в нем отчаяние. – Валерия, когда Вальтер сбежал из клиники, я встречался с одной женщиной, Дисой… Никогда не думал, что отважусь на такое.

– Почему ты о ней никогда не рассказывал?

– Я не хотел тебя пугать, – тяжело признался Йона.

Валерия моргнула – она все поняла.

– Он убил ее.

– Да.

– Но это не значит, что он убьет и меня, – неуверенно сказала Валерия и провела тыльной стороной ладони по рту.

– Валерия, – умоляюще начал Йона. Никогда еще он не чувствовал себя настолько беспомощным.

– Я не могу, мне нельзя. Неужели я снова брошу мальчиков?

– Прошу тебя…

– Нет, не могу.

– Я попрошу для тебя полицейскую охрану.

– Вот уж не надо, – удивленно рассмеялась Валерия.

– Ты их и не увидишь.

– Йона! Единственный легавый, которого я пущу в свой дом – это ты.

Йона несколько секунд постоял, опустив голову, потом расстегнул сумку и вручил Валерии пистолет в наплечной кобуре.

– Это “зиг-зауэр”, он заряжен, в магазине одиннадцать патронов… Держи его при себе всегда, даже когда спишь… Смотри: надо только взвести курок, держать обеими руками, прицелиться и выстрелить. Если что – стреляй не задумываясь на поражение, несколько раз подряд.

Валерия покачала головой.

– Йона, я не буду стрелять.

Йона положил пистолет на табуретку рядом с ножом и тяжело вздохнул.

– И еще кое-что. Отныне ты должна видеть ловушку во всем, что хоть как-то отклоняется от привычного хода жизни. Неожиданный посетитель, новый покупатель, кто-то сменил машину или появился в неурочное время… Если что, звони вот по этому номеру. – Йона показал ей номер в своем телефоне и тут же отправил ей. – Сохрани его, пусть он высвечивается, как только ты откроешь телефон… Помощь придет не сию минуту, Вальтер действует слишком быстро, но звонок примет мой друг, Натан Поллок… и шансы отследить и спасти тебя увеличатся.

– Это просто безумие. – Валерия, не зная, что сказать, смотрела на Йону.

– Я остался бы с тобой, если бы не Люми. Я должен позаботиться о ней.

– Понимаю.

– Мне пора, – прошептал он. – Если все же решишь уехать со мной – поезжай как есть, в сапогах и запачканных штанах… я буду в машине, жду тебя двадцать секунд.

Валерия молча смотрела на него, пытаясь удержать слезы. В горле стоял ком.

Выйдя из теплицы, Йона сел в машину, сдал назад, развернулся и остановился.

Он смотрел на часы.

Снежинки, кружась в свете теплиц, падали на землю.

Двадцать секунд вышли. Пора.

Йона откинулся на холодную спинку сиденья и положил правую руку на рычаг коробки передач.

Какая тишина, какое спокойствие вокруг.

Он завел мотор, и световой туннель от фар, в котором плясали снежинки, дотянулся до самой опушки.

Машина прогрелась, зашумела вентиляция.

Йона смотрел прямо перед собой. Потом взглянул на часы, переключил скорость и медленно покатил по разворотному кругу. Выруливая с территории садового хозяйства, он смотрел в зеркало заднего вида, на теплицы.

Глава 20

Эрика Лильестранд сидела в одиночестве у барной стойки “Пилигрима”. Она ждала приятельницу – аспирантку с кафедры биотехнологий.

По окну, выходящему на улицу, стекал дождь вперемешку со снегом.

Положив телефон рядом с бокалом, Эрика смотрела на липкие отпечатки пальцев на темнеющем экране.

Они с Лив договорились встретиться здесь в десять часов, чтобы обсудить празднование Нового года, но Лив опаздывала уже на час и трубку не брала.

Этим вечером в “Пилигриме” было немноголюдно. Наверное, бар пустовал из-за ремонта фасада, выходившего на Рейерингсгатан: вход закрывали строительные леса с грязно-белой нейлоновой сеткой.

Трое парней, сидевших за столиком поодаль, косились на Эрику, но она переговаривалась с барменом, изредка посматривая в телефон.

Удивительно, что женщина, сидящая в баре одна, чувствует себя какой-то легкой добычей, думала Эрика.

Она не были красавицей, да и особой смелостью не отличалась. И все же Эрика попала в центр внимания – только потому, что сидит в баре одна.

Бармен, представившийся Ником, кажется, считал себя неотразимым. Загорелый, морщинистый, на излете молодости мужчина с голубыми глазами и модной стрижкой. Короткие рукава натянулись на бицепсах и не прикрывали размытой татуировки.

Ник уже успел рассказать, как восходил на гору в Таиланде, как катался на лыжах во Французских Альпах, а также об оживлении, царящем на фондовых биржах.

Эрика украдкой поглядывала на пожилую пару, болтавшую за угловым столиком. Оба счастливые, щеки раскраснелись. Начос с сальсой и гуакамоле, бутылка вина.

Эрика снова позвонила Лив, выслушала бесконечное количество долгих сигналов.

С лесов за окном капала нечистая вода.

Эрика отложила телефон и провела ногтем по царапине в лакированном дереве стойки. Палец уперся в ножку бокала. Эрика отпила вина.

Звякнул колокольчик: дверь бара открылась.

Эрика повернула голову.

Нет, это не Лив. Какой-то мужчина, громадный, как медведь. Вошел в бар, принес с собой холодный уличный воздух. Сняв черный дождевик, мужчина затолкал его в пластиковый пакет.

Новый гость был одет в синий вязаный свитер с кожаными заплатками на локтях, штаны-карго и тяжелые армейские ботинки.

Он поздоровался с барменом и сел в каком-нибудь метре от Эрики, через стул. Пакет мужчина повесил на крючок под стойкой.

– Ветрено на улице, – произнес он мягким звучным голосом.

Бармен согласился с этим утверждением. Великан потер ладони:

– Какая водка у вас есть?

– “Дворек”, “Столичная”, “Смирнофф”, “Абсолют”, “Коскенкорва”, “Немирофф”, – перечислил Ник.

– “Смирнофф” черная?

– Да.

– Тогда мне пять порций “Смирнофф”.

– Вы хотите пять рюмок водки? – Брови у Ника поехали вверх.

– Если можно, комнатной температуры, – улыбнулся великан.

Эрика взглянула на часы в телефоне и решила подождать еще десять минут.

Бармен выставил перед верзилой пять рюмок и взял с полки бутылку.

– И ей подлей, потому что у нас праздник, – объявил великан и кивнул Эрике.

Эрика понятия не имела, о чем он говорит. Может быть, это просто неудачная шутка? Эрика взглянула на здоровяка, но тот избегал ее взгляда. У него было печальное лицо, мясистая шея в складках, стрижка “ежиком”. В обоих ушах висели красивые жемчужины. Бармен спросил Эрику:

– Еще вина?

– Почему бы нет. – Эрика подавила зевоту.

– Потому что у нас праздник. – Ник налил вина в новый бокал.

Здоровяк повертел в руках спичечный коробок-книжку, извлек оттуда спичку и сунул в рот.

– У меня был когда-то бар в Гётеборге, – сказал он и поднялся. Теперь он стоял неподвижно, словно перестал понимать, где находится. Медленно перевел взгляд на бармена, встретился глазами с Эрикой. Зрачки расширились, спичка выпала изо рта. Великан обернулся, взглянул на пожилого мужчину за угловым столиком, потом на одного из парней, облизал губы и снова сел.

Откашлявшись, он опрокинул в себя первый шот, а пустую рюмку поставил на стойку.

Эрика смотрела на плоский спичечный коробок, лежавший рядом с выстроившимися в ряд рюмками. На верхней стороне был нарисован белый скелетик на черном фоне.

– Рождество будете праздновать в Стокгольме? – Ник поставил перед Эрикой тарелочку с крупными оливками.

– Поеду к родителям в Векшё.

– Милый городок.

– А вы? – вежливо спросила Эрика.

– Таиланд, как обычно.

– Это вряд ли, – подал голос здоровяк.

– Что-что? – удивился Ник.

– Я не умею предсказывать будущее, но…

– Не умеете? – перебил бармен. – Это хорошо. А то я уже как-то напрягся.

Здоровяк, опустив глаза, рассматривал свои мясистые пальцы. Компания парней шумно поднялась и вышла.

– Тут все сложно, – помолчав, заметил здоровяк.

– Неужели? – ядовито улыбнулся Ник.

Гость не ответил – он сидел, поглаживая коробок. Бармен какое-то время смотрел на него, дожидаясь, когда тот поднимет глаза, потом стал протирать стойку серой тряпкой.

– Красивые серьги, – сказала Эрика и услышала, как бармен усмехнулся.

– Спасибо, – серьезно ответил здоровяк. – Я ношу их в память о сестре, мы были близнецы. Она умерла, когда мне было тринадцать.

– Боже мой, – прошептала Эрика.

– Да. – Здоровяк поднял рюмку. – За вас… как вас зовут…

– Эрика.

– За вас, Эрика.

– Ваше здоровье.

Великан выпил, осторожно поставил рюмку на стойку и облизал губы.

– Меня обычно зовут Бобром.

Бармен отвернулся, чтобы скрыть улыбку.

– Как жаль, что ваша подруга опаздывает, – помолчав, сказал Бобер.

– Откуда вы знаете?..

– Я мог бы сослаться на дедукцию, способность строить умозаключения. Я наблюдаю за людьми. Вы то и дело берете телефон, оборачиваетесь к двери… но у меня есть и шестое чувство.

– Шестое чувство, вроде телепатии? – Эрика сдержала улыбку.

Ник забрал у нее первый бокал и протер стойку.

– Мне трудно объяснить, – продолжал Бобер, – но говоря общепринятыми терминами, я бы описал это как предвидение… или ясновидение, сверхспособности.

– Как сложно, – заметила Эрика. – Значит, вы что-то вроде медиума?

Ей было жаль этого человека. Похоже, он совершенно не понимал, какое странное впечатление производит.

– Мои способности не из разряда паранормальных… у них есть клиническое объяснение.

– Понятно, – скептически заметил бармен.

Они подождали, не продолжит ли странный гость свои речи, но тот, ни слова не говоря, педантично опрокинул в себя третий шот и тихо поставил рюмку на место.

– Почти каждый раз, когда я оказываюсь рядом с другими людьми, я знаю, в каком порядке они умрут, – сказал Бобер. – Я не знаю, когда это произойдет, через десять минут или через пятьдесят лет… вижу только, кто за кем.

Эрика кивнула. Она уже жалела, что поощряла Бобра рассказывать о себе, но она делала это лишь потому, что Ник откровенно насмехался над ним, и ей пришлось быть дружелюбной. Хорошо бы улизнуть при первой возможности, но так, чтобы не казалось, что это она из-за Бобра уходит. И тут у нее звякнул телефон.