Текст книги "Звезда и тень"

16

Гавайи, 1879

– Воин, который хочет научиться быть незаметным будет избегать соленого, прокопченного, пищи, приправленной специями, а всего подобного, – сказал Дожен. – Он не даст о себе знать врагу, оставив след на том, чего коснулся, его желания никто не разгадает. «Шиноби» – это то, что нужно скрывать. Другое требование к тому, кто намерен затаиться, – «нин», то есть терпение, умеренность.

Сэмьюэл слышал это десять тысяч раз. Его действия в компании «Арктуруо, с одной стороны, были очень просты: он приложил все усилия, чтобы состоялась покупка первого котла в Гонолулу, а с другой – договоры с секретным китайским обществом Лупп Хунг по поводу страховых вкладов…

Однажды утром он успел почувствовать запах газа до того, как зажег спичку, чтобы подогреть что-то на газовой плите в офисе компании. Вряд ли случайная утечка…

– Имей в виду, – сказал Дожен, – характер НИН зависит от интуиции, которую диктует сердце, это называется лезвие сердца. «Шинобидеру» – умение передвигаться незаметно, «шинобикому» – умение проскользнуть внутрь, «шинобиварай» – тихий смех, а «джайхи по кокору» – милосердное сердце. Все это – твое. Имей терпение. Будь как лист на бамбуковом дереве, на котором притаились капельки росы, лист не стряхнет каплю, но придет время, и она упадет, и лист воспрянет с новой силой.

Сэмьюэл понимал это. Нет, не то, чтобы как-то абстрактно, он просто не видел особых различий между самим собой, бамбуком и каплями росы. И что-то изменилось, мир получил странный толчок. Капля упала. Тело и разум Сэмьюэла восприняли уроки Дожена, обрели силу и вбирали все в себя. В Китай-городе не было теперь человека, будь то паке с востока или местный канака, который осмелился бы соперничать с ним.

Сэмьюэл мог выйти на улицы Китай-города и почувствовать это, также, как он мог ощутить скрытый, тошнотворный запах опиума, который витал вместе с запахом манго и рыбы, а также грязи. Никто не уделял ему особых знаков внимания, хотя никто не сомневался, что он был достоин особого уважения, но при этом некоторые гавайцы, охраняющие двери ближайших игорных притонов, наблюдали за ним с ленивой дружелюбной улыбкой.

Светловолосый, высокий, Сэмьюэл был не единственный фэн квей, который имел дело с Китай-городом, но он был из числа крупных иностранных «дьяволов», в то время как «Арктуруо» теперь была некитайской компанией. Сэмьюэл вел дела только по-честному, держал слово, и, если было нужно, сражался, как огонь с огнем.

Дожен требовал от Сэмьюэла быть сдержанным, с давних пор это для них стало безусловным и необычным договором; ничего нет более бесполезного, чем прохаживаться по бару и затевать ради практики драку с пьяными матросами. Сэмьюэл сталкивался один или два раза с агрессивными пьяными, но было так потрясающе просто побеждать их и оставлять с побитыми лицами на полу. Нет, ему был интересен противник, который бросал ему вызов, натягивал незримые нити и находил малейшие слабости и уязвимые места в делах «Арктуруса», где, казалось, не было ни сучка, ни задоринки. Именно Дожен познакомил Сэмьюэла со всеми кликами и кланами в Китай-городе, а потом предоставил ему самому разбираться с ними путем силы или хитрости.

Сэмьюэл теперь уже знал, как биться по-настоящему. Они разбивают тебе голову, и у тебя нет выбора.

Ветер. Огонь. Вода.

И всегда вспоминался Дожен, говорящий о мире и насилии, убеждающий, что нужно быть верным себе, обретать спокойствие и ясность.

Тысячу раз Дожен мог его ударить. И тысячу раз останавливал атаку в последнюю секунду, никогда не касаясь Дожена, не нарушая свой обет.

– Воин «шинови» должен нести в себе правду, – голос Дожена был спокоен, неумолим. – Он не сражается за Деньги или из любви к разрушению. Сила и могущество ничего не значат. Он достигает цели. Он – иллюзия реального мира, он надевает маску или парик, но сам он существует, не следует об этом забывать. Нужно быть осторожным.

Сэмьюэл. склонил голову к коленям, показал, что он понял, его руки лежали на бедрах ладонями вниз.

– Как у тебя с женщинами, Сэмуа-сан?

Вопрос был задан спокойно, но прозвучал, как взрыв бомбы, так неожиданно, как один из ударов из засады. У Сэмьюэла вспыхнуло лицо, тело его вспотело от стыда.

– А, – голос Дожена выражал интерес, – они выводят тебя из равновесия.

Сэмьюэл не знал, что сказать. Он почувствовал, что его руки и ноги стали неловкими. Он сидел, как немой, ожидая, когда Дожен обо всем догадается и разобьет его на куски.

– Не было женщин? – Это прозвучало как вопрос, но Дожен говорил так, будто определенно это знал.

– Нет, – прошептал Сэмьюэл, уставившись прямо перед собой,

Несколько мгновений Дожен молчал. Затем он сказал задумчиво:

– Женщины затемняют разум. Вообще, лучше всего их избегать. Хорошо жить в горах и есть легкую пищу – это обостряет сознание. Воин должен созерцать женщину издали, даже зная, чем она занимается, не видя и не слыша ее. Но женщина желанна, разве нет? Воин должен знать свою собственную слабость. Тела женщин красивы, движутся изящно, их груди округлы, а кожа при прикосновении нежная и мягкая. Ты об этом думаешь?

Сэмьюэл безмолвствовал. У него не было слов выразить то, о чем он старался не думать. У него возникали лишь образы, доводившие его до яростного отчаяния, и внезапно он с ужасом осознал, что нельзя скрыть от Дожена того, что они с ним делали. Сэмьюэл ужаснулся. Чувство ничтожности охватило его.

– Тело твое откликается на желание даже тогда, когда я говорю об этом.

Сэмьюэл почувствовал, как участилось биение сердца.

Он вздохнул. Его глаза уставились в пространство. Он чувствовал себя, словно утопающий.

Голос Дожена мягкими волнами звучал в тишине.

– Это «шикие» – желать женщину. Женщина отвлекает. С помощью мужской страсти жажда жизни – «ки» – обретает конкретность; рождается новая жизнь. Воин может жить с женщиной, но во многих случаях лучше, если ты воздержишься. Ты не должен уступать личной слабости. У тебя должны быть принципы: уверенность, мужество, сострадание, служение, преданность, честь – и все это ты узнаешь, все постигнешь.

Как и все, чему учил его Дожен, было просто, но в то же время удивительно сложно. Но одну вещь Сэмьюэл утаил, не выдал своему учителю. Он не умел еще контролировать себя, толком не знал, что такое сострадание, то, что преследовало его, было еще только чувством глубокого страха потерять себя и упасть в глубокий колодец, в никуда.

– Ты должен справиться с «шикие», – посоветовал Дожен. – В этом победа молодого человека. Умей изменять направление своего «ки». Не потрать свою жизненную силу на женщин.

Сэмьюэл слегка поклонился с благодарностью за урок, как будто он походил на многие другие.

– Нет, Дожен-сан, – сказал Сэмьюэл.

– Помни об этой своей слабости и дисциплинируй себя.

– Да, Држен-сан.

– Ты – воин. Твое сердце – лезвие. Сэмьюэл вновь поклонился и закрыл глаза.

17

Мисс Миртл было свойственно доброжелательное любопытство; она часто говорила, что если беседуют леди, хорошо знающие друг друга, но отличающиеся злыми языками, то рассказанные детали добавляют много пикантного в их беседу.

Мисс Ловат, казалось, была просто шокирована новым назначением Леды.

«Секретарь!» – воскликнула она.

Мисс Ротам и леди Коув даже не могли выговорить это слово, предположив, что это латынь.

– Мне отвели отдельную спальню, – рассказывала Леда, – у меня масса принадлежностей для письма, а вместо обычного канцелярского стола мистер Джерард выделил мне великолепный секретер, заказанный еще отцом миссис Эшланд, покойным графом Морроу. Секретер из великолепной породы дерева, привезенного с южных морей. Лорд Морроу был великий путешественник и исследователь. Мистер Джерард сказал, что их дом полон самых экзотических вещей.

– Вы помните, конечно, что это за семья, – сказала мисс Ловат, окинув всех многозначительным взглядом. Леда и другие дамы шумно выразили недоумение.

– Вы слишком молоды, чтобы помнить, – мисс Ловат обратилась к Леде. – Но леди Коув и миссис Ротам должны вспомнить. Трагедия Эшландов. О, это было сорок лет назад. Вся семья, даже маленькие дети погибли в огне на корабле, который возвращался из Индии. Ужасно, ужасно, бедный старый маркиз остался в доме один. Насколько я знаю, его наследник был не женат, а семья младшего сына была на борту злополучного корабля, и все они погибли.

– Да, припоминаю, – сказала леди Коув, печально покачав головою. – Какое ужасное несчастье; как раз в этот год лорд Коув отправлялся по делам в Париж, и даже «Сейнт-Джеймс Кроникл» писала о несчастье – семья занимала очень высокое положение, а также о бедных детях, о том, что их убили пираты. А потом после этого был мятеж в Индии – какие это все ужасные воспомина-; ния! Я не могла этого выносить, не могла читать об этом, а люди продолжали говорить, хотя с ума можно было сойти.

– Да, действительно ужасно, – сказала быстро мисс Ловат, стараясь опустить тему мятежа, – но вы помните, какова дальнейшая судьба Эшландов?

– Внук не погиб, в конце концов, плавал по всему миру на том самом судне, которое, как считали, сгорело. Затем он вернулся и решил отомстить кузену… – Мне кажется, его имя… Эллисон… Эллисон…

– Элиот! – всплеснув руками, воскликнула леди Коув. – О да, я помню. Великий процесс!

– Последний процесс пэра в палате лордов, – тон миссис Ловат, казалось, передавал всю торжественность ситуации. – По прошению Ее Величества. Вот так! Теперь вы понимаете…

Леда и миссис Ротам только растерянно смотрели, удивляясь торжественному завершению этой путаной истории.

– Я уверена, что гибель маленьких детей и палата общин не имеют никакого отношения к Леде, а также к латинскому языку, – непоколебимым голосом сказала миссис Ротам.

– Конечно, но ведь Леда работает у лорда Эшланда, маркиза, – заметила мисс Ловат.

– Нет, нет, – сказала Леда. – Он совсем не маркиз. Его зовут мистер Джерард.

Мисс Ловат посмотрела на нее с жалостью.

– Ты очень хорошая девушка, Леда, но недостаточно сообразительная. Тебя так легко сбить с толку. Сейчас я не говорю о мистере Джерарде, дорогая. Я говорю о лорде и леди Эшланде. Наверняка, что это тот самый пропавший маркиз.

– А на ком он женился? – будто сама у себя спросила мисс Ловат. – Был какой-то скандал, связанный… я точно не помню… как вы назвали имя?

– Морроу!

Леде поручили принести из будуара бумагу о «пэрстве». Дамы тут же уткнули свои носы в книгу, деликатно обсуждая, кто же должен проводить расследование. Леди Коув была сразу же отстранена, так как она не умела толком писать, а миссис Ротам, хотя и являлась единственным обладателем этого экземпляра, не могла переворачивать страницы достаточно быстро для мисс Ловат, которая, в конечном счете, завладела томом, взяв его в собственные руки и сделала заключение.

– «Меридон», – провозгласила она, водя лорнетом по странице. – Грифон, Артур. Грифон Эшланд, шестой маркиз, десятый граф Орфорд и четырнадцатый виконт Линдли, родился в 1838, сын лорда Артура Меридона из Эшланд Корт и Калькутты и леди Мэри Каралин Ардлайн; в замужестве леди Тереза Элизабет Колье, дочь лорда Морроу, есть сын и дочь от брака, путешествовали в составе научных и ботанических экспедиций; морской советник X-М. Кинг Ка-Кала – считаю, что я не в состоянии это произнести – Его Величества Гавайских островов; председатель фирмы «Арктурус-Лимитед»; директор других иностранных фирм – «К-а-й-п-а».

– О да, – живо откликнулась Леда, – это собственная компания мистера Джерарда.

– Умоляю, не прерывайте старших, Леда, – сказала мисс Ловат, – Лорд Эшланд – директор этой компании, президент ряда других, которые являются благотворительными организациями для матросов, член нескольких клубов и предпочитает яхты. Его местожительство – Эшланд Корт, Хампшайл. Другие адреса: Вестпарк, Сассекс, Гоно-Дулу, Гавайи.

– Они прибыли с гавайской делегацией на Юбилей, – сообщила Леда, – но мистер Джерард сказал, что не назначена определенная дата окончания визита. Он полагает, они могут переехать в дом леди Эшланд в Вестпарке и остаться на осень.

– Эшланд, – пробормотала миссис Ротам, перебирая пальцами, – бог мой, я, кажется, видела это имя. Принесите мне, пожалуйста, «Придворное обозрение», Леда, милая. Я уверена, что оно на моем туалетном столике.

Леда, зная миссис Ротам, восприняла ее уверения с сомнением и была права. Она обнаружила нужное издание на буфете в комнате для завтрака. После еще одного тщательного просмотра были найдены имена лорда и леди Эшланд, посещающих ряд исключительных мероприятий в связи с юбилеем, как сказала Леда, к тому же упоминалось, что их дочь леди Кэтрин Меридон имела честь быть представленной королеве. А когда имя мистера Джерарда было случайно обнаружено, напечатанным мелким шрифтом в длинном списке приглашенных на королевский прием в саду, положение Леды упрочилось в глазах дам.

Если уж офис лорда Чемберлена счел мистера Джерарда из Гонолулу достойным появления на королевских празднествах, в том числе неофициальных, то, в этом случае, дамы с Южной улицы, естественно, должны были с этим согласиться.

Давние и полузабытые интриги были погребены навсегда. Начав с сомнений относительно новой работы Леды, дамы прониклись почтением к ней и ее аристократическому окружению. Миссис Ротам чувствовала, что она зря не надела свою вуалетку из Парижа, а ограничилась второсортными кружевами, за что даже попросила извинения у Леды. Та убедила ее об этом не думать, но старая леди все равно расстроилась. Она также обещала, что в следующий раз она обязательно скажет повару, чтобы он приготовил особый торжественный торт с лимонными дольками.

Леда удалилась, окруженная облаком поздравлений, которое превратилось просто в поток восхищения, когда выяснилось, что коляска, ждущая на улице, прислана мистером Джерардом. На какое-то мгновение мисс Ловат было нахмурилась при мысли, что Леде вряд ли стоит разъезжать в коляске неженатого джентльмена, но очень скоро убедилась, что это – открытая коляска, очень скромно украшенная, только тонкая полоска золотой краски, а рядом с кучером сидит лакей – оба в белых перчатках и высоких шляпах – нет, совершенно ничего предосудительного.

Какой явный знак уважения – предоставить коляску к услугам секретаря! Мистер Джерард поистине джентльмен.

И хотя Леда несколько затянула свои визит на Южную улицу, в Морроу Хаус она прибыла еще днем. Шеппард известил ее, что мистер Джерард в своем кабинете занят делами. В последние дни Леда слишком часто обнаруживала, что шеф работает. Она была единственным человеком, кто считал это обстоятельство интригующим. И не только это.

Он передал через Шеппарда, что хотел бы, чтобы Леда подождала его в библиотеке. Она послушно направилась туда, выпив чашечку чая, предложенную Шеппардом.

Леда подумала о том, что на свою первую зарплату, которая планировалась в понедельник, она могла бы послать всяких галантерейных мелочей на Южную улицу; может быть, устроить маленький прием в Клариджи, если только леди согласятся посетить ресторанчик отеля.

Леда открыла все три двери, ведущие с разных сторон в библиотеку. Мистеру Джерарду наверняка это не понравится, он определенно попросит ее закрыть их. Но стоит все же сделать попытку.

Какое-то мгновение она стояла, рассматривая бальный зал, восхищаясь изящной лепкой и огромными канделябрами. Весь украшенный позолотой, хрусталем, он был наполнен ароматом живых орхидей – желтых, золотистых, кремовых. Леда представила себе, как здесь танцуют вальс, кружатся в вихре юбки дам, их руки в изящных перчатках. Сдержанны и изысканны джентльмены. Леда не умела вальсировать, но как-то видела этот танец, и ей казалось, что нет ничего лучше, чем кружиться и кружиться под волнующую музыку.

И, конечно, она подумала о том, что танцевала бы с мистером Джерардом, но тут же отогнала это видение. Леда заняла место на бамбуковом стуле с высокой спинкой. Она захватила экземпляр «Иллюстрейтид Ныоз». В конце концов, это такое удовольствие – читать последние новости о юбилее. Праздничная неделя подходила к концу, оставался еще вечер в саду Ее Величества и ряд приемов. Леда прочитала разнообразные детали с особым интересом, зная, что мистер Джерард был приглашен, даже если он не сможет пойти.

Ее сердце неожиданно забилось, когда в уголке она заметила заголовок: «Найден японский меч». Ниже шла информация, что вор все еще на свободе, и, как поняла Леда, установить личность преступника не удалось, по крайней мере, никакой информации об этом не было. Меч был обнаружен агентом поместья во время обычного осмотра меблированного дома, который сдается в наем в Ричмонде – довольно далеко от Бермондси. Теперь, когда похищенное найдено, как сообщали из Скотланд-Ярда, следствие временно приостановлено, т. к. у полиции много других важных дел во время празднеств. Этот странный случай по своей важности – ничто по сравнению с закрытием нескольких фирм, чьи дела пока еще не могут быть преданы гласности. Дипломаты разглаживают потрепанные перья, и о ряде странных краж, видимо, скоро перестанут упоминать в прессе.

Леда была так увлечена чтением, что не сразу услышала голоса из большого зала, но испуганный голос леди Эшланд донесся через открытую дверь:

– Он хочет что? – громко воскликнула она, как будто не расслышала, что ей сказали.

Огромный бальный зал породил странное эхо, и Леда услышала шаги лорда Эшланда, его низкий голос столь же ясно, как и голос его жены.

– Он попросил разрешения ухаживать за Кэй. – Примерно так и сформулировал. Ужасно старомодно, но очаровательно. Ты знаешь Сэмьюэла.

Леда подумала о том, что ей нужно выйти поздороваться, или спрятаться, или хотя бы закрыть дверь. Она не сделала ничего – только продолжала прислушиваться… Из женского любопытства.

– Я знала, это случится, – сказала леди Эшланд. – Я ожидала этого уже несколько лет.

– Тебе это не нравится? – голос ее мужа был мягким, слегка удивленным.

– Что ты ответил ему?

– Я сказал ему, что он может вести себя так, как ему угодно. А что еще… – Он осекся, глядя на леди Эшланд. – Я не подозревал, что ты будешь возражать.

Леда повернула голову. Сквозь открытую дверь ей было видно отражение леди Эшланд в большом зеркале над камином. Ее пальцы были прижаты ко рту, как будто она старалась удержать поток возражений. Ее муж подошел к ней, обнял за плечи. Она покачала головой, прижалась к нему.

Совершенно пораженная, Леда поняла, что ее сиятельство плачет. Девушка знала, что должна уйти. Это вовсе не предназначалось для ее ушей. Но она осталась.

– Я не думал, что ты так отнесешься к этому, – пробормотал лорд Эшланд, гладя волосы жены. – Тэсс, это из-за него?

Леди Эшланд отстранилась, все еще качая головой.

– Нет! Нет! Неужели ты думаешь, что я когда-нибудь стала бы его в этом обвинять? Нет, я волнуюсь не за Кэй. Это она причинит ему боль. Не желая этого. Она погубит его. Она разорвет его сердце на куски. Она слишком молода, никогда не поймет этого.

В ее голосе звучал страх, но лорд Эшланд не возражал, не снял ужасные обвинения в адрес дочери. Он вновь обнял ее и прошептал:

– Тэсс, моя милая Тэсс, я люблю тебя больше жизни.

– Я хочу, чтобы он был счастлив, – надломлено сказала она, положив голову ему на плечо.

– Я знаю, я знаю.

– Если бы ты только мог видеть, – ее лицо сморщилось, она зарыдала. – О, если бы ты только мог видеть…

– Моя храбрая Тэсс, как часто ты думаешь об этом?

– Иногда, – тихо ответила она.

– Послушай меня, когда бы ты ни думала об этом, найди меня. Где бы я ни был. Чтобы я ни делал – это неважно. Найди и побудь со мной.

Она вздохнула и кивнула.

– Обещаешь?

Леди Тэсс посмотрела на него. Она положила свои ладони на его лицо, как будто он был бесценной драгоценностью.

– Я всегда приду к тебе.

– Ай-ай, какая плаксивая дама, – сказал он шутливо.

Она улыбнулась сквозь слезы:

– Ай-ай, капитан!

Он взял ее руки, сжал в своих ладонях.

– Мы не можем заставить Сэмьюэла быть счастливым, моя дорогая. Мы сделали для него все, что могли. Но у него есть своя жизнь.

Она наклонила голову.

– Мне хотелось бы, чтобы ты не давал ему своего разрешения.

– Тэсс, как я мог поступить иначе? Даже если бы звал, что ты вот так отнесешься. Я же не могу ему объяснить, почему не должен ему позволить думать о женитьбе на Кэй. Что бы я ни сказал, какие бы причины ни привел, ты же знаешь, , как объяснил бы это он.

– Что мы считаем… Будто он… недостаточно хорош для Кэй, – ее голос был настолько невнятным, что Леда едва расслышала эти слова.

– Хуже, боже мой, намного хуже. Мы единственные люди, с которыми он общается. Мы – единственные, кто может ранить его неверно подобранным словом, особенно ты, Тэсс.

Она кивнула, сдерживая рыдания.

– Если ты запретишь ему мечтать о твоей дочери, ты ранишь его так, как никогда не ранила бы Кэй.

– Да… Поэтому я никогда… – ее голос звучал беспомощно. – Я предвидела это давно, я это знала, но у меня никогда не было мужества это предотвратить… Я просто хотела, чтобы что-нибудь случилось: кто-нибудь полюбил бы его – он давно заслужил, чтобы его понимали, любили, его и Кэй. – Она сжала руки. – Я ничего не буду советовать ей, но она так молода и беззаботна, она обращается с ним так, как будто ничего не замечает.

– Она станет старше. Возможно, мудрее.

– Слишком быстро. О, слишком быстро! И все же недостаточно быстро. Для Сэмьюэла.

– Он взрослый, – мягко сказал лорд Эшланд. – Если она ему ответит отказом, ты думаешь, он не переживет этого? В конце концов, Кэй абсолютно ничего не знает о его происхождении. Он не будет задавать себе вопросов, если она откажет ему по этой причине.

– Ты думаешь, не будет? Ты думаешь, в глубине души он предполагает, что стоит только глянуть на него, и все ясно?

– Тэсс…

– Он никогда не забудет. Я очень нескоро нашла его.

Я хотела бы, чтобы он забыл.

Он взял ее за руку, стал нежно перебирать пальцы.

– Ты не забыла.

– Нет, все, что случилось со мной – со Стефаном – несколько месяцев в холодной комнате, все это ничего по сравнению с тем, что испытал Сэмьюэл. Всего лишь маленький мальчик, – ее голос дрогнул, – просто маленький мальчик.

– Он уже не мальчик, любовь моя, он чертовски красивый мужчина.

Она отвернулась к окну и ничего не ответила. Он подошел к ней и обнял со спины. Так они стояли, в свете приближающихся сумерек – женщина со следами слез на лице, и безмолвный спокойный мужчина, не предложив друг другу какого-либо решения, ни проблеска надежды.

– Ты что-нибудь сказал Кэй? – спросила она.

– Нет, я ее не видел.

– Не говори ей.

– Это ничего не изменит, любовь моя.

– Пожалуйста! – попросила она.

– Я не скажу ей. Он не просил меня об этом. Леди Эшланд все еще продолжала смотреть в окно, прижавшись к нему.

– Поручи свои растения садовнику, он вполне сможет их поливать. Пойдем на прогулку. Она вытерла слезы.

– В таком виде? В Лондон? Он достал носовой платок.

– Тогда давай закроемся в нашей комнате. Мы откажемся от обеда – вот будет неожиданность! Мне кажется, слуги слишком уж заскучали от нашей благопристойности.

Леди Эшланд издала странный звук. Леда внезапно поняла, что это был подавляемый смех,

– Так хочется дать себе волю, – сказал муж. – А ты превратилась бы во что-нибудь отвратительное, в улитку, например, или змею.

– Прекрати, – она мягко оттолкнула его. Он обхватил ее запястье и прижался губами к ее плечу. Леди Эшланд чуть покачала головой, страдание на ее лице словно разгладилось.

Глаза Леды расширились, когда она увидела, что делают его руки.

– Почему обязательно спальня, почему бы нам не быть варварами в большом зале? – пробормотал лорд Эшланд.

Леда прикрыла глаза, а когда открыла вновь, то увидела, что слова не расходятся с делом. Он начал расстегивать платье жены.

– Гриф, – слабо запротестовала леди Эшланд. – Двери…

Леда скользнула за высокую спинку стула, услышав шаги, направляющиеся к двери. Она захлопнулась, а в медующее мгновение девушка услышала поворот ключа в замке. Затем раздался еще один хлопок двери, и еще одна дверь из библиотеки в бальную залу была защелкнута.

Леда села на свой стул молча, пораженная, с горящим лицом.

Она все еще сидела, прижав руку ко рту, когда вошел мистер Джерард. Леда резко вскочила.

Он оперся на костыли и, увидев ее виноватое лицо, посмотрел с любопытством.

– Я напугал вас?

– Нет, я просто читала. Он поднял бровь.

– Вы не дали мне никаких поручений.

Донесся какой-то шум. Она глянула на дверь в ужасе. Замок щелкнул, но дверь не открылась к великому облегчению Леды. Через несколько мгновений послышались отдаленные голоса и шаги в зале.

Она знала, что вся красная, но ничего не могла поделать.

– Скрываете тайных вздыхателей? – спросил он.

Леда перешла на официальный тон:

– Я полагаю, вы хотели, чтобы я явилась сюда, мистер Джерард? – Он отставил один костыль и плотно закрыл за собой дверь.

– Я говорил с лордом Грифоном, – сказал он.

Она подавила в себе желание выпалить: «Я знаю». Вместо этого она подошла к секретеру, взяла свою записную книжку.

– Тогда мы можем это вычеркнуть из списка, – она открыла блокнот и села. – Я обдумывала рекомендации по поводу вашего следующего шага, но боюсь, что ваша травма может послужить препятствием. Вряд ли вы сможете пригласить леди Кэтрин на вернисаж в Академию или на прогулку в парк.

Он облокотился на дверь.

– Я не инвалид.

– Я уверена, что вы не сможете ходить по галерее на одной ноге, – сказала Леда уныло. – К тому же вы совсем не выглядите героической фигурой на костылях. По крайней мере, в качестве эскорта молодой леди, выходящей в общество впервые.

– Это не для меня. Я должен вас покинуть.

Леда пристально взглянула ему в глаза,

– Я получил известие с Гавайев. Необходимо, чтобы я вернулся. Немедленно.

Этот удар заставил ее умолкнуть. Она сидела, уставившись на него в отчаянии.

– Мне нужна каюта на первом же пароходе. Позвоните по телефону и закажите. Не имеет значения, какой порт – Нью-Йорк или Вашингтон. И частный экипаж до Ливерпуля. – Его рот скривился. – Следите за дыханием, мисс Этуаль.

Леда схватила воздух и проглотила. Она смотрела в блокнот и записывала дрожащей рукой: «Каюта. Первый пароход. Частный экипаж».

Она резко вскочила:

– Полиция что-то обнаружила? И поэтому вы должны оставить страну?

– Все это не связано с тем делом, – его тон был легким и ничем не примечательным. – В Гонолулу политический кризис. Короля заставила подписать отречение реформистская партия. К пятнице Капиолани и принцесса Лидия будут информированы об этом. Они вернутся также, я предполагаю, и счастье, если их трон останется в целости.

– А вы об этом узнали раньше их?

– Да.

Она хотела спросить, каким образом он узнал; что-то в его взгляде остановило ее.

– Я не могу вести дела на расстоянии, когда государство рушится. – добавил он.

Леда смотрела вниз. Она предвидела, что это долго не продлится. Это было слишком прекрасно, чтобы продолжаться.

– Ну что же, – сказала она покорно, – было честью и удовольствием работать секретарем у вас, мистер Джерард.

– Я надеюсь, что и в будущем это доставит вам удовольствие.

Ее сердце прыгнуло.

– Вы хотите, чтобы я сопровождала вас?

– Нет, в этом не будет необходимости. Вы можете остаться здесь.

В смятении чувств разочарования и облегчения она смогла только сказать:

– Здесь? В этом доме? Он пожал плечами.

– Где бы ни была семья.

– Я говорил вам, что они могут переехать в Вест-парк.

– Они не едут на Гавайи?

– Я позабочусь о том, что необходимо сделать. Мы уже говорили об этом с лордом Грифоном.

Леда вспомнила о голосах в зале, которые не привлекали ее внимание до тех пор, пока они не коснулись его.

– Но… они не станут возражать? Разрешат, чтобы я осталась с ними?

Он слегка улыбнулся.

– Я считаю, они смотрят на вас, как на естественную опору жизни среди социальных бурь.

– О! – воскликнула она.

– Продолжайте все, как было, за исключением того, чтобы открывать все двери в доме, поскольку я уезжаю.

– Думаю, в этом нет необходимости после вашего отъезда, – сказала она, подавляя свой страх, поддержанная мыслью, что она – «опора жизни среди социальных бурь».

Он выглядел сосредоточенным, заметила Леда. Быть может, она имела какое-то облагораживающее влияние на него, в конце концов? Она воздержалась от упоминания о том, что лорд и леди Эшланд любят друг друга более, чем это можно было бы ожидать, и предпочитают держать двери закрытыми.

– Что вы скажете, мисс Этуаль, если я поговорю с леди Кэтрин до отъезда?

– Нет, вы не должны, – Леда поймала на лету падающий блокнот, – это будет слишком… слишком преждевременно.

Она встряхнула блокнот так, как будто он все-таки коснулся пола.

– Она мне откажет, – холодно сказал он без признаков отчаяния, и Леда увидела то, что знала леди Эшланд: смятение, неопределенность, тщательно скрываемые на этом красивом лице. Его руки вцепились в костыли так, что пальцы побелели.

– Что касается этого… я ничего не могу сказать, – Леда выбрала один из самых нравоучительных тонов мисс Миртл, как будто речь шла о правилах этикета. – Но учитывая естественную деликатность леди, джентльмен не должен смущать девушку и игнорировать условности, будучи слишком поспешным в проявлении своих чувств.

На его губах заиграла вновь легкая улыбка.

– Даже в особых случаях?

– Вы же не на войну уезжаете, мистер Джерард. Есть смысл надеяться, что вы вернетесь живым и здоровым.

Он склонил голову.

– Вы правы, как всегда.

– Мне кажется, что в вашем случае лучше поступить так. При всем к вам уважении. – Скромно сказала она.

– Но есть еще одна вещь, – сказал он. – Согласитесь ли вы мне помочь?

– Я к вашим услугам всегда.

– Хорошо, – он коснулся головой двери, посмотрел сверху вниз на Леду; его глаза были полузакрыты, но из-под ресниц проникал такой ледяной взгляд, что девушка стала сожалеть о выраженной готовности. – Есть одна вещь, которую нужно забрать из вашей бывшей комнаты до того, как я уеду. Этим вечером, мисс Этуаль, вы и я отправимся туда и сделаем это.