Текст книги "Разрешите влюбиться. Теория поцелуя"

20

Настя

Я едва могла дышать. Сначала слушала его стремительные шаги по пустому залу, а затем бросилась следом. Не для того, чтобы остановить, нет. Чтобы закрыть на замок хлопнувшую дверь, эхом распространявшую этот ужасный звук по всему помещению.

Мне казалось, что я оглохла. Гул его слов все еще выл сиреной в ушах. Навалилась на дверное полотно и дрожащими руками с трудом, но сдвинула железную щеколду. И сразу почувствовала себя в безопасности.

Он не вернется. Не сможет войти обратно. Ни в зал, ни в мою несчастную жизнь, где ему точно не место.

Я помнила. Помнила этот надменный, полный превосходства и презрения взгляд, которым он смотрел на меня, когда я, дурочка, предлагала ему что-то серьезное. Будто сама верила в то, что так бывает. Что такое бывает с такими, как он, которые никого, кроме себя, не любят.

Это было жестоко. Его слова, от которых болезненно сжалось сердце. Обидные эпитеты и замечания о моей одежде. Данные мне в пылу разговора порицательные характеристики. Неприязнь, с которой он смотрел на меня, сожалея о том, что я не оказалась для него легкой добычей. Злость, с которой выдохнул прежде, чем развернуться и уйти. Все это ранило очень больно. В самую душу.

И теперь меня трясло. Сильно. От обиды и бессильной ненависти. Голова кружилась, и никак не хотелось верить в то, что это всё действительно сейчас произошло.

«Все вы одинаковые. Просто цена разная».

Ну, уж нет!

Я бросилась в тренерскую, схватила висевшие на гвозде перчатки, кое-как надела и выбежала обратно в зал. С глухим ревом набросилась на первую попавшуюся по пути грушу:

– Ты! Мне! Не нужен! – От слабых ударов снаряд едва ощутимо качнулся. Стиснула зубы, представляя, как мои кулаки летят в лицо Гаю. – Никакой ты не красавчик. Слизняк! Мерзкий, гадкий, противный слизень! – Удары становились сильнее, и моя боль, наконец, находила выход. Я не сдавалась, вкладывая в каждое движение, в каждое касание груши все последние силы. – Возомнил о себе! Хлыщ! Надутый павиан! При-дурок!

А когда лицо воображаемого Гаевского расплылось синяками, я переключилась на оставшиеся проблемы. Досталось и Лидочке, которая обзывала меня Страшилой, а сама была настолько непроходимо тупой, что вряд ли могла знать, в чем отличие деноминации от овуляции, досталось и владельцу закусочной, который нагрел меня в прошлом месяце на целую тысячу рублей из обещанных трех за расклеенные по всему району флайеры, а потом досталось и маминой хвори, которая до сих пор держала ее в цепких лапах комы.

Я даже себя «побила», намеренно не увернувшись от летящей навстречу груши, потому что хотела физического наказания. За собственную глупость, за наивные мечты, за то, что поддалась его обаянию и влюбилась как последняя дурочка в это холодное, но такое красивое животное по имени Гай.

Снаряд качнулся и сбил меня с ног. Отлетела, упала на задницу и замерла. Всхлипывая от жалости к себе, стащила перчатки, нащупала в кармане телефон, достала и первым же делом заблокировала номер этого павиана. Чтобы больше не слышать никогда его голос.

А потом, задыхаясь от слез, набрала Олю.

– Привет. – Раздалось в трубке.

– Привет. – На выдохе.

– Ну, как ты там? Где Гай? Вы вместе?

Я отчаянно пыталась справиться с собой, но все-таки разревелась.

– Насть… – Взволнованно отозвалась подруга. – Что случилось? Что с тобой? Ты где? Мне приехать?

Сознание ослепляли вспышки боли и стыда. Как я могла ему поверить? Как могла расслабиться в его присутствии и забыть, что мы чужие друг другу, что это был всего лишь спор? Я почти поверила его мальчишеской улыбке, задорным ямочкам на его щеках, когда он смеялся. Почти поверила, что все это было искренне.

– Настя, не молчи!

И тогда я, захлебываясь в слезах, сбивчиво и путанно все ей рассказала.

– Ну, и придурок… – Подытожила Олька. – Одно хорошо – теперь спор ему точно не выиграть.

– Оль, ты что, не слышишь? Он смеялся надо мной! Что я заучка, что у меня кофта бабушкина…

– Ну, про кофту я тебе давно говорила. И про всё остальное…

– И ты туда же. – Вздохнула я, размазывая слезы по щекам. – Да не буду я менять себя, чтобы понравиться кому-то! Парни не оценят такое, зато я уже буду не я, а кто-то другой. Думаешь, не знаю, что на свете существует модная одежда? Знаю. Даже знаю, где продается и сколько стоит. Только не надо мне этого всего, понимаешь? Как можно спустить на тряпки несколько тысяч, зная, какое количество лекарств можно купить маме на эти деньги?

– Насть…

– Да и когда придет она в себя, я ее заберу и в деревню уеду! А там кроме резиновых сапог да теплой куртки ничего мне не пригодится. И вообще…

– Что?

– Мне не нужен человек, зацикленный на шмотках. Если ему так важно, в какой кофте я хожу, значит, он ограниченный и не далекий. И какая-нибудь мажорка в норковой шубе и с сумкой от Chanel ему лучше подойдет.

– Тоже верно. – Поддержала Оля. – Только он невольно все равно будет сравнивать. Его вон какие девочки окружают. Одна Лидка чего стоит – топ-модель. При взгляде на нее мне хочется на собственных колготках повеситься!

– А мне все равно. Я себя ущербной не чувствую. Плевать, что эти фифы обо мне думают и кем считают. Если у меня есть цель, я к ней иду. А если скажут, что серая, убогая, еще какая-то там, молча соглашусь и пойду дальше. Мне с ними детей не крестить!

– Ежова, я сейчас приеду, никуда не уходи.

Я и не собиралась. Единственным желанием было свернуться калачиком рядом с Серегиной клеткой и лежать.

– Хорошо. – Проговорила тихо и убрала телефон в карман.

Поднялась и на ватных ногах поплелась в тренерскую.

С ума сойти, Гай меня поцеловал. Вряд ли он догадывался, что это был мой первый в жизни настоящий поцелуй. Был, конечно, и до этого прецедент. Мой одноклассник Алеша Липкин взялся проводить меня вечером после школы. Мы дошли до ворот моего дома, а тут он вдруг, как матерый шпажист, сделал выпад вперед и пиявкой присосался к моему рту. За что тут же получил ладошкой в ухо.

Какие-то несколько секунд, но засели прочно в памяти. Губы его мокрые и холодные, толстый язык, пытающийся пробраться сквозь мои зубы и покрытые колючим снегом варежки, больно коснувшиеся моих щек. Сомневаюсь, что это можно было считать удачным опытом. Тем более, парень от того удара в ухо чуть губу мне не прикусил, а потом убежал сугробами и весь следующий день обзывал меня при всех неумехой, да еще и выставил все так, будто это я на него первая напрыгнула.

А вот Гаю почему-то совсем не хотелось бить по ушам. Хотелось, чтобы он не останавливался. Чтобы его сильные руки продолжали гладить мое вдруг ожившее тело, чтобы горячие губы с нажимом касались моих, и чтобы от этого волнительного прикосновения дрожали ноги, а разум пребывал в приятной, легкой невесомости.

Я злилась на саму себя за то, что мне так понравился поцелуй, в котором не было ни капли искренности. И ничего не могла с собой поделать: проматывала его в своей памяти снова и снова. Чтобы вспомнить и опять пережить. И каждый раз, когда закрывала глаза, будто еще раз ощущала во рту привкус его языка – мятно-сладкого с едва ощутимой горчинкой. И сердце снова замирало от тоски.

– Открывай, Ежова! – Раздалось за дверью спустя полчаса.

– Иду! – Мой голос разлетелся эхом по устланному матами полу.

В последний раз зашла в тренерскую, собрала вещи и послала Сережке воздушный поцелуй. Вырубила свет, вышла, опустила вниз все выключатели, погрузив в темноту и сам зал. Отодвинула засов и распахнула двери. На пороге стоял Женька.

– Опять тебя припахали? – Спросила с улыбкой.

Парень поежился.

– Ага. Мне не трудно, все равно на машине был.

Я посмотрела на его автомобиль. С заднего сидения мне махала Еремеева.

– Сейчас спортзал закрою. – Потрясла в воздухе ключами и отвернулась к двери. Мне приятно было оказаться в компании любящих друзей.

– Может, поедим мороженого где-нибудь? – Осторожно спросил парень.

Я пожала плечами.

– Можно.

– Отлично. Тогда я угощаю.

Ключ со скрежетом провернулся в замке, оставив все воспоминания о поцелуе с Гаем и его обидных словах там, внутри зала.

– Идем скорее, кажется, дождь начинается, – заметил Женя.

Я развернулась и наткнулась на его грудь. Вот ведь неуклюжая.

– Ой, – ляпнула, отшатываясь назад.

Исаев был выше, и сумел аккуратно придержать меня, чтобы не упала.

– Аккуратнее.

– Спасибо.

– Трудно без очков, Насть?

Я улыбнулась.

– Когда как. – Поправила сумку на плече, и мы направились к машине. – Иногда не замечаю этого, иногда почти на ощупь живу. Труднее всего на парах. Или в магазине. А так – прожить можно.

Небо разразилось громом, и хлынул дождь.

– Осторожно. – Женя взял меня за руку и помог обойти глубокую яму в асфальте, куда уже стекала вода. – Бежим?

И я послушно засеменила за ним.

– А хотела пешком идти! – Укорила меня подруга, когда мы, слегка намокшие, плюхнулись в машину.

– Да уж, хорошо, что Женя согласился подвезти.

– Я, кстати, только что подкинул Насте классную идею. Что если нам троим позвать сейчас Майкина и Савину и завалиться вместе куда-нибудь?

– Он предлагал просто поесть мороженого! – Возмутилась я.

– А я бы жахнула чего покрепче, мне срочно нужно напиться, чтобы снять стресс. – Рассмеялась Оля, подавая мне «пять».

– С молочного шейка не пьянеют, детка! – Отбила ее ладонь, подмигнув.

– Молочный шейк? Фи. Я ведь не типичный ботаник, если ты еще не заметила. И Женя тоже. Да, Жень?

Парень, улыбаясь, завел двигатель.

– Ну, вас, девчонки! Тебя и Ежову я с натяжкой еще могу представить пьяными, но вот Савину…

– О-о-о, ты недооцениваешь наш гарант целомудрия! Однажды она принесла в общагу настой на травах, типа ей его пить нужно шесть раз в день по чайной ложке для лечения горла. Так налечилась до такой степени, что косу свою расплела и давай танцевать!

– Да ла-а-адно! – Исаев, смеясь, поправил очки. – Только не косу!

– Не один смертный не видел ее с распущенными волосами. Но это было. Мамой клянусь! – Заверила Оля.

– Ну, так, что? Зовем их с Майкиным? – Спросил парень, взглянув на меня.

– Зовем? – Оживилась подруга.

А что? У меня сегодня состоялся мой первый в жизни поцелуй. Это надо отметить! Ведь даже оказавшись в заднице, можно перестать копать себе яму, отложить лопату и начать искать преимущества положения.

– Зовем! – Радостно кивнула я.

И автомобиль тронулся с места.

Роман

Я мог бы проломить череп этой очкастой выхухоли, которая взяла сейчас Настю за руку и усадила в свою машину, но чувствовал вместо этого лишь… А что я чувствовал? Горечь? Огромную черную дыру вместо сердца? Привкус пепла на языке от пожара, который полыхал внутри меня?

Кажется, я ничего больше не чувствовал, сидя в своей тачке, которую колотил увесистыми каплями по кузову ненавистный дождь. Просто смотрел на Ёжку, которая уезжает с другим и понимал, что умираю. Пошевелиться не могу.

К черту пари! К черту споры! Мне ничего больше не было нужно. Я ее потерял. И сам был виноват. И все потеряло смысл после того, что я сделал с ней. Наговорил гадостей и позорно сбежал. Трус.

Но разве ты не этого хотел? Переспать с ней и забыть? Послать к черту? Просто поразвлечься? Ты же к этому шел. Всего-то и нужно было – согласиться на серьезные отношения и следовать плану, в котором друг за другом следовали пять глупых девиц.

А теперь ты все испортил. И у каждого из вас своя жизнь, свой путь. Тогда в чем вопрос? В чем проблема? И почему тебе вдруг не нравится такой расклад? Почему больно? И что это – ревность? То, что заставляет сжиматься сердце и бурлит внутри желчью обиды.

Черта с два!

«Мне никто не нужен!»

Я завел мотор и яростно вдавил педаль газа. В размытом дождем стекле мелькали огни светофоров и витрин. Припарковался у самого входа и ввалился в дорогой ночной клуб. Устроился за барной стойкой. Заказал выпивки. Опустошил рюмку, за ней другую, третью. На душе стало еще тяжелее. Что-то темное по-прежнему больно грызло изнутри.

– Повтори! – Скомандовал бармену.

И достал телефон. Набрал ее номер, но ничего не вышло. Звонок автоматически сбросился. Еще раз и еще.

– Поживей! – Огрызнулся на парнишку в форменном жилете с бутылкой в руке.

Уперся локтями в стойку, глубоко вдохнул, закрыл руками лицо и выдохнул. Девчонка с одуванчиковым взрывом светлых волос и большими синими глазами моментально нарисовалась в моем воображении. Вот она идет по коридору, прижала учебники к груди. Ее взгляд бегает, и она не смеет поднять его, чтобы взглянуть на меня. Грошовые ботиночки мягко переступают по серому полу, юбчонка липнет к теплым колготам, обнажая худые колени, а пальцы нервно царапают рукава кофты в поисках успокоения.

Наши взгляды встречаются, и мое сердцебиение ускоряется до предела. Ее большие глаза теплеют, а алых губ касается смущенная улыбка. Это как выстрел в сердце. Бах, и ты теряешь себя. Бах, и тебя больше нет. Ты ничтожен под властью ее красоты и ласкового света глаз. Но вот она останавливается, переминаясь с ноги на ногу, и ты можешь дотронуться до нее. Коснуться, вдохнуть запах волос, погладить бархатную кожу, поцеловать…

– Еще! – Стукнул кулаком по столу. Пока не выбью эту дурь из башки, буду пить. – Еще, я сказал! – Чтобы не чувствовать, как ее тощие пальцы забираются прямо под кожу и вонзаются в мои внутренности. Осушил и с грохотом обрушил обратно на стол. – Еще!

После стольких ночей почти без сна, меня рубануло практически сразу. Картинка заплясала перед глазами, резкая музыка запульсировала в ушах обрывками звуков, сознание помутилось.

«Никто. Мне никто не нужен. Они все куклы. Бездушные куклы для игр. Пустышки».

– И ты! И ты! И даже ты! – Указывал на разодетых, словно танцовщицы кордебалета, и размалеванных девиц всех мастей. – Лживые, фальшивые твари! Лицемерки! – Орал, заплетающимся голосом, не слыша себя.

И кусал губы в кровь.

А потом почему-то потерял равновесие и упал, больно ударившись головой. Распластался на полу, радуясь этой боли. И проклиная ее – значит, живой. Мне хотелось сдохнуть. Я не понимал себя. Не понимал, что чувствую и чего хочу.

– Я никому из вас не верю! – Рычал в размытые лица, отмахиваясь от тех, кто подавал мне руки, чтобы помочь подняться.

Хватал воздух пересохшим горлом и чувствовал в нем привкус смрада, богато приправленного дорогими духами и горьким табаком. Злился и рыдал. Хотел застрелиться собственным пальцем. Меня куда-то тащили. Сопротивлялся. Распахнув дверцу чьего-то авто, блевал едкой злобой и ожесточением, гордостью и горечью обид, смешанных с кровью.

Падал и не позволял себя поднять. Что-то мычал. Мне хотелось исчезнуть, чтобы исправить эту ошибку мироздания – меня. Ненавистного самому себе ничтожества с минимумом мозгов. Шута, пугало с выдранным сердцем и пропитанным насквозь неизвестным науке чувством. Меня. Того, кто был во всем виноват, и ничего не мог с этим поделать.

– Ирина Алексеевна, – человек с голосом Дениса внес мое полуживое тело в гостиную и положил на диван.

Комната скакала перед глазами и гадко хихикала.

– Господи, Ромочка, что с тобой? – И испуганно: – Он что, пьян?

– Мне позвонили из клуба…

– Рома, Рома, тебе плохо? Очнись! – Руками по щекам.

Теплыми, материнскими, любимыми и заботливыми руками. Я почти увидел ее лицо. Вот оно.

– В чем дело, Ирина? – а это голос дьявола.

– Андрей, я первый раз вижу нашего сына таким!

– На меня не смотрите. – Денис. Растерянный какой-то. – Я его сам впервые таким вижу.

Запах кислятины, горечи и пота. Наверное, от меня. А вот папочкин парфюм. Он подошел близко и, кажется, дернул меня за плечо.

– До чего опустился. – С отвращением.

– А ты, а ты… – Это я из последних сил. Смеясь и сотрясаясь всем телом: – Ты спал с моей девушкой. Ты! Ты трахал ее на своем столе!

И тишина. А потом падение в бездну.

21

Роман

Снова она, снова ее глаза и обиженно сжатые губы. Укоряет меня. Ломает. Бьет словами, точно хлыстом. «Я хочу, чтобы всё было серьезно». Серьезно, блин… «Мне нужны нормальные отношения. Ты согласен на такое?» Размечталась…

Даже во сне пытается взорвать мой мозг. Это жестоко.

Переворачиваюсь. Комкаю одеяло, натягиваю его на лицо и задыхаюсь. Уже не сплю, но не хочу возвращаться в реальность. Не могу открыть глаза, сжимаю челюсти и с силой впиваюсь пальцами в подушку. Головная боль острой молнией прошивает затылок, расползается искрами по всему черепу и начинает пульсировать уже в области лба.

За что мне это? Хотя, знаю. Даже, кажется, помню кое-что из того, что происходило вчера. М-да… Пожалуй, не лучший способ я выбрал, чтобы забыться. Память осталась при мне, злость тоже, только к ним добавилось похмелье и отвратительнейший привкус во рту.

Открыл глаза.

Воспаленные веки заслезились от полуденного света. Повернулся, с трудом приподнялся и тут же рухнул обратно в постель. Где я? Ох…

Я был в своей комнате. Во вчерашней одежде, мерзко воняющей чем-то кислым и горьким. Спал всю ночь, накрытый тонким шелковым покрывалом. Вот почему было так неуютно и мерзко.

Уставился в потолок.

Комната была погружена в тишину, но мои мозги, скованные болью, гудели паровозным гудком. «Проклятье»… Сдавил ослабевшими пальцами виски и тихо застонал. Попытался восстановить в памяти события вчерашнего вечера. Получалось плохо. Единственное, что я помнил прекрасно – это раздражение от того, что Настя заблокировала мой номер, и постоянно наполняющиеся крепким спиртным рюмки, которые я проглатывал со скоростью автомата, принимающего монеты.

А что? Я все сделал правильно. Ботаничка обнаглела настолько, что вдруг возомнила, что из-за нее я должен поменяться. Забавная какая. Неужели, она, правда, думала, что у нас с ней может выйти что-то серьезное? Умора.

Всё. Забыть ее, выбросить из головы и не вспоминать, как страшный сон. Никогда.

Скатившись с кровати, я сел на полу. Отдышался. Осмотрел одежду – та вся была в каких-то пятнах и ужасно воняла. Содрал ее с себя, скомкал и отбросил подальше. Проверил телефон. Ничего. Поставил его на зарядку и в одних трусах, пошатываясь, отправился в ванную.

В коридоре было тихо и пусто. Наверное, Ленка была на учебе, а родителей не было дома. Это хорошо, потому что мне не хотелось, чтобы мать увидела меня в таком виде, она еще после прошлой вечеринки не оттаяла, продолжала злиться на меня. Прошлепав босиком мимо их комнат, вошел в ванную и включил воду.

Взгляд в зеркало отсеял последние сомнения: вчера я нажрался в дерьмо и, собственно говоря, как дерьмо же сегодня и выглядел. Пришлось пошариться в мамином ящике за зеркалом в поиске таблеток. Нашел какие-то, вывалил пару штук на ладонь, закинул в рот, наклонился и запил водой прямо из-под крана. Гадость. Еле сдержал накативший вдруг рвотный позыв.

Разделся и ступил ослабевшими ногами под душ. Вода приятно обжигала кожу и даже бодрила. Простояв всего несколько секунд, я вынужден был опуститься вниз и сесть, наклонившись спиной на стену. Организм отказывался мне подчиняться, голова нехило кружилась, руки дрожали. Я подставил лицо под струи и закрыл глаза. Вот сейчас полегчает, еще немного, и мне станет лучше.

Так. А как я вчера добрался домой?

И от мысли, пронзившей затуманенное сознание, вдруг накатила волна тошноты. Меня моментально согнуло пополам. Полу-растворенные таблетки резво покинули мой желудок вместе с остальным содержимым. Сплюнув остатки желчи, я зажмурился. «Нет. Только не это». Лучше бы я не вспоминал, что вчера натворил…

Наскоро сполоснувшись и почистив зубы, выскочил из душевой. Обернулся полотенцем и поплелся по коридору, жалея о том, что своей ванной комнаты, как у Ленки, у меня в этом доме не было, а одежду с собой взять забыл. Проскользнув не замеченным, вернулся к себе. Оделся и расчесал волосы. Единственное, чего мне хотелось сейчас, это, как нашкодившему псу, прошмыгнуть во двор, пока меня не заметили, и скрыться за забором.

Обильно сбрызнул шею парфюмом, накинул куртку, надел солнцезащитные очки, взял ключи от машины и через кухню, чтобы захватить с собой бутылку ледяной воды, двинулся на выход.

– У тебя хоть немножко совести имеется? – Остановил меня холодный голос сестры.

Я обернулся. Она сидела за столом.

– А, это ты… – Ухмыльнулся.

Поднял очки на макушку. Открыл холодильник, достал бутылку минералки, открутил крышку и жадно припал к горлышку.

– Надо же, сушняк его мучает, а совесть нет.

Подавился. Откашлявшись, повернулся к ней:

– Ты с чего вдруг решила голос подать?

Лена отставила тарелку с обедом и встала:

– Слишком долго молчала, слишком долго терпела твои выходки.

– Эй, потише. – Виски сдавило, словно обручем.

– Теперь ты доволен? – Она и не думала сбавлять тон. Ее щеки вспыхнули красным, пальцы сжались в кулаки. – Ты этого хотел? Чтобы они расстались? Отлично. Радуйся. Ты добился своего. Отец собрал вещи и ушел, а мама осталась одна. Плачет, закрылась в комнате и пьет успокоительные.

– Мм… – Кивнул я.

Хреново.

Мне требовалось время, чтобы все осмыслить.

– Теперь она несчастна. Ты добился своего. Поздравляю!

– То есть, лучше было, когда она не знала, что ее муж трахает на своем столе молоденьких секретарш? – Гнев во мне вскипел мгновенно.

– Папа же сказал, что это было всего один раз! Что это ошибка, что он больше никогда… – Ее губы сомкнулись и задрожали.

– И ты ему веришь?

– Да.

Нет. Конечно, нет.

– А я не верю. – Сказал тихо.

– Ты просто не можешь простить Нину!

Я поставил бутылку обратно в холодильник и подошел к сестре.

– Мне плевать на Нину. Я забыл ее, как только увидел всю эту мерзость своими глазами. Так и передай своей подружке. – Обида горько обожгла мое горло. – А вот его я простить не смог. Он – мой отец. Он знал, что она мне нравится. Он…

– Да она даже не была твоей девушкой! – Воскликнула Лена.

Ее плечи задрожали.

– Нет? А кем она тогда была?

– У вас не было отношений.

– Серьезно? Это она тебе так сказала? – Я чуть не задохнулся от возмущения. – А что это тогда было?

Сестра покачала головой.

– Не знаю… Вы играли друг с другом, и обоим это нравилось. Ты же знал, что она любила Кирилла, и с тобой просто мстила ему.

– И поэтому спала с нашим папочкой?

Она тяжело вздохнула:

– Ты сам привел ее в офис к отцу и попросил устроить на работу.

– Я не просил его спать с ней! – Ударил ладонью по столешнице кухонного гарнитура. – Ты просто оправдываешь свою подругу.

– А ты всегда оправдываешь себя. – Лена облизнула губы. – Не было у тебя никаких отношений, ты просто злишься, что все так вышло с отцом. Ты не способен на чувства, на что-то серьезное, Рома. Ты же ведешь себя, как ничтожество! Я все знаю, все вижу!

– Зато ты святая. – Рассмеялся я. – Как хорошо. Защищаешь отца, подругу, а о матери ты хоть раз подумала?

Лена откинула светлые волосы с лица и шумно втянула ноздрями воздух.

– Мама – единственная, о ком я думала всегда. Представь, каково ей сейчас! Она страдает. Она раздавлена, уничтожена. Правда – не всегда лучшее решение всех бед.

– Супер! – Усмехнулся я, ощущая все сильнее растущее в груди негодование. – Лучше жить в неведении, да, Лен? По-твоему, это лучше?

– Да.

– Отлично. – Улыбнулся. – А то ведь я хотел рассказать тебе, как Левицкий пару недель назад хвалился перед парнями, что завалил в койку мою сестру. А теперь не буду. Живи и дальше в неведении. Так лучше, чем знать, что все вокруг тебя обсуждают.

Она разом вся поникла и побледнела.

– Я все знала. – Ее глаза заблестели. – Поэтому и порвала с ним. А ты… ты… – Лена всхлипнула. – Ты мог бы и заступиться за свою сестру.

– Я предупреждал тебя, Лена! – Гневно приблизил палец к ее лицу. – Предупреждал! Я говорил, что он урод, и не хрен даже приближаться к нему. Но ты ведь так хотела поступить по-своему, да? Так хотела показать, что ты уже большая девочка?

– Ты просто испугался его!

На нее было больно смотреть.

– Кого? Левицкого? – Я дернул бровью. – Серьезно? Если бы ты послушала меня и держалась от него подальше, было бы лучше. А теперь расхлебывай сама. Флаг тебе в руки! Давай, вперед. Иди, расскажи всем, как тебе всё по фигу! Думаешь, не вижу, что ты прячешься ото всех?

– Это тоже месть за то, что я дружила с Ниной? – Дрожащим голосом спросила сестра.

– О, господи… – Я тяжело выдохнул, прихватил пальцами собственные волосы и с силой сжал. – Вы все такие дуры, да? – Резко опустил руки. – Неужели, ты не видела, с кем связывалась? Даже, если забила на мои слова, сама-то не пробовала разуть глаза и взглянуть на Левицкого трезво? Или так сильно хотела поступить мне назло, что поспешила раздвинуть перед ним ноги?

– Ты… т-ты… – Заикаясь.

– А теперь, когда он всем растрепал, пожалела?

Лена закрыла рот и громко сглотнула. Ее лицо стало белее мела. Не дыша и не моргая, она медленно попятилась назад.

– Разве не ты сама хотела с ним встречаться? – Продолжил я, не в силах остановить поток рвущихся наружу слов. – Разве не по обоюдному желанию у вас все произошло? Так за кого я должен теперь заступаться, если моя сестра – точно такая же дешевка, как и ее подруги?

Она принялась жадно хватать воздух. Вот только по-прежнему не могла выдавить ни слова в свое оправдание.

– Так что не надо учить меня жить, если у самой с этим большие проблемы, ладно? – Улыбнулся я.

– У меня ничего с ним не было. – Глотая окончания, хрипло проговорила она. – Ничего, ясно?

– Что? – Моя рука сама потянулась к холодильнику за бутылкой с водой.

– Я жалею, что мы с тобой родственники! – Лена продолжала пятиться, пытаясь удержать рвущиеся из глаз слезы. – Ты ничем не лучше Левицкого. Такой же жестокий гад, строящий из себя мачо, но абсолютно пустой внутри. Думаешь, что все вокруг притворяются? На самом деле – притворяешься ты. Ненавижу тебя! Ненавижу!

Ленка развернулась и понеслась прочь.

– Надеюсь, ты собой довольна. – Бросил ей вслед. – Психованная! – Повернулся к холодильнику и, слушая удаляющиеся по лестнице шаги сестры, уткнулся в него лбом. – Ниночке привет передавай…

Ударил ладонью по прохладному металлу и задержал дыхание, чтобы успокоиться. Затем медленно вдохнул, выдохнул и покачал головой.

И почему все было так сложно? Почему я опять оказывался виноватым во всем? Ну, уж нет. Так не пойдет. Если кому-то не нравится правда, то это их проблемы, не мои. А все, что нужно сейчас мне, чтобы прийти в себя, это скорость, сигареты и много громкой музыки. И еще снова стать нормальным. Таким, каким меня привыкли видеть. К черту Рому Гаевского, миру нужен Гай – веселый, беззаботный, щедрый. Да будет так!