Текст книги "Дело без трупа. Неоконченное дело (сборник)"

Я был откровенно разочарован. Вспомнилось, как упрямо сержант Биф отмахивался от предложений пригласить экспертов из Скотленд-Ярда, разгадывая тайну убийства в семье Терстон. Вот почему теперь казалось столь странным его малодушие. И конечно же, принимать подобное решение было слишком рано. Убийство, по всей вероятности, произошло всего несколько часов назад, и тот факт, что телефонные звонки не позволили установить пропажу человека в округе и не дали никакой информации о найденном теле, пока ничего не значил.

– Что ж, – сказал я, – вы в своей работе разбираетесь лучше, но я не могу понять, почему вы будто заранее готовы сдаться.

Сержант Биф смерил меня взглядом человека, который действительно перебрал пива.

– Я вовсе не сдался, – заявил он. – Непременно докопаюсь до истины, как всегда. На прошлой неделе у нас был веселенький случай в местной церкви. Кто-то принялся воровать из ларцов для пожертвований. Но я ее быстро вычислил. Воровкой оказалась женщина, делавшая там уборку по понедельникам. Она мне наплела небылиц про какого-то загадочного высокого мужчину, которого якобы заметила в центральном проходе. Но я уже знал, что деньги таскает она. И сейчас обязательно узнаю всю правду как есть. Вот только служебный долг не обойдешь. Если в деле присутствует нечто необычайное, я обязан уведомить Скотленд-Ярд. Что скажете теперь? Разве нет ничего необычайного? Слышали прежде об убийстве, когда знаешь, кто убил, но не знаешь кого? То-то. Бьюсь об заклад, не слышали ни о чем подобном. И если это не считать необычным, так уж не знаю, что тогда считать вообще. Так что позвоню им прямо с утра.

Однако в ту ночь нам не позволило сразу за тем разойтись по постелям еще одно происшествие. Пока сержант Биф возился с пуговицами своего плаща, в дверь постучали. Не слишком громко, однако стук был отчетливо слышен в задней комнате, где мы в тот момент находились.

Симмонс повернулся к сержанту. Он уже злился всерьез.

– Не понимаю, почему надо превращать мой дом в полицейский участок. Я хочу лечь спать.

– Тут уж ничего не поделаешь, – ответил Биф. – Не я же выбрал место, где ему наложить на себя руки. Вы пойдете и посмотрите, кто пришел, или мне самому?

Мистер Симмонс покинул нас, и мы могли слышать скрипучие звуки отодвигаемых засовов.

– Сержант Биф здесь? – донесся взволнованный мужской голос.

– Да, мистер Роджерс. Входите. – Симмонс сразу заговорил мягче. – Оставьте зонт здесь. Вижу, там все еще льет как из ведра.

– Где же сержант? – Голос звучал напористо, нетерпеливо.

Мы услышали приближавшиеся шаги двух мужчин и обернулись, чтобы разглядеть «старого мистера Роджерса». Он оказался не таким уж и старым – лет под шестьдесят, не более, как показалось мне. Это был человек невысокого роста с остатками растрепанных и всклокоченных седых волос на висках и водянистыми близорукими глазами. Одежда сидела на нем мешковато, и он напоминал сейчас встревоженного, напуганного пожилого кролика. Я мог только гадать, знает ли он о случившемся с племянником, но мне уже была ненавистна мысль, что придется выслушать историю в подробностях и с самого начала. Несмотря на обычно свойственный мне интерес к особенностям человеческих характеров, есть предел и для моего восприятия неловких эмоциональных ситуаций, выходящих далеко за рамки обычного. Но его первая же фраза уняла мое беспокойство по этому поводу.

– Ко мне заходил констебль, и он обо всем мне сообщил, сержант, – сказал мистер Роджерс.

– Понимаю. Мы все крайне сожалеем о столь прискорбном событии…

Но тот едва ли вообще расслышал сказанное Бифом. Совершенно очевидно, ему не давала покоя какая-то иная мысль. С минуту ночной гость разглядывал нас, а потом уперся взглядом в плотную зеленую скатерть на столе. Я заметил, как крупно он дрожит.

– Моя жена… – прошептал он наконец.

Биф буквально подскочил на месте. Причем двигался гораздо быстрее, чем я видел когда-либо прежде.

– Ваша жена? Надеюсь, она…

Но мистер Роджерс лишь передернул плечами. Потом достал из кармана телеграмму и подал ее сержанту Бифу.

– Это принесли сегодня, – пояснил он. – Не помню, чтобы она раньше делала что-то подобное. Если бы вы лучше знали мою жену, то поняли бы, что это… Нет, я просто поверить не могу… – Он снова опустил взгляд. – Сержант, – вдруг громко заговорил он, – вы же не считаете ее поступок как-то связанным с…

Роджерс снова стушевался, но мы прекрасно поняли смысл его предположения.

Сержант Биф разглядывал телеграмму.

– Отправлено с… – он назвал вокзал в Лондоне, который железнодорожная линия связывала с Брэксэмом. – В 12.15. Вы знали, что она собирается в Лондон?

– О да, сержант. Жена уехала по билету, оплаченному в оба конца с возвращением в тот же день. Я специально заходил на станцию и проверял. Она взяла именно такой билет, как обычно. Ей нужно было купить небольшой подарок для…

У него опять сорвался голос.

– Теперь вижу. В телеграмме сказано: «Остаюсь на ночь у друзей. Вернусь в 11.15 завтра». У каких друзей она могла остаться ночевать?

– Понятия не имею. Вот в чем странность ситуации. У нас остались друзья в Бромли, где мы жили когда-то. Но мы не виделись с ними много лет. И она никогда не оставалась у кого-то на ночь. А если принять во внимание, что молодой Алан приехал домой…

– Он не мог отправиться вместе с ней, а потом вернуться раньше, как считаете?

– Его не было целый день. Но у него есть мотоцикл. Я не знал, где он разъезжал, пока не вернулся и…

– Рассказал вам, что натворил?

Мистер Роджерс кивнул.

– Алан приехал примерно в восемь часов, – продолжил он затем. – В грязи по самые уши. И он, и все его мотоциклетные причиндалы. Как только он вошел в комнату, я сразу понял – что-то стряслось. «В чем дело, Алан?» – спросил я. А он тупо уставился на меня, а потом сказал: «Дядя… Я совершил убийство».

– И вы поверили ему?

– Если честно, то да. Он так странно выглядел, и все такое. Казалось, парень почти лишился рассудка. Я спросил, кого он убил, или что-то в этом роде. Но Алан помотал головой и не ответил. Тогда я подумал, что, быть может, он на самом деле никого не убил и ему лишь так все представилось. Поэтому я сказал: «В таком случае для тебя самое лучшее пойти сдаться властям и во всем сознаться». Мне почему-то не верилось, что он мог совершить хладнокровное злодеяние просто так. Его наверняка спровоцировали, или что-то в этом духе. И я сразу начал думать, как нам выручить его из беды. Вы же знаете, Алан частенько наживал себе проблемы и раньше. И всякий раз приходил ко мне. А нам всегда удавалось ему помочь. Мне в голову не пришло, что в этом случае не стоит даже пытаться. Если только… Если только дело никак не связано с его тетей…

– Вы можете предположить, из-за чего он мог покушаться на нее? Была какая-то причина?

– Причина? Могла быть только одна причина для этого. Его полное безумие. Она ведь так любила его и была готова для него на все.

– Я вам отвечу напрямик, мистер Роджерс. Я не вижу оснований с вашей стороны связывать два этих происшествия. Завтра мы выясним все их перемещения за сегодняшний день. Почти уверен, миссис Роджерс утром вернется домой. Это как пить дать. Почему она не могла задержаться в Лондоне, если ей захотелось…

– Но у нее никогда прежде не возникало такого желания!

– Нет? Что ж. Но не надо ничего надумывать раньше времени. Не стоит делать поспешных выводов. При нынешней ситуации до добра такое не доведет и никакой пользы не выйдет. Мне и так придется прийти к вам с утра и задать кучу вопросов. О племяннике и прочем. А к тому моменту ваша жена будет дома, целая и невредимая. Уж будьте спокойны. Сейчас вам самое верное дело – отправиться к себе и немного поспать…

– Поспать? – прорычал мистер Роджерс. – После всего этого?

– Понимаю, вы испытали шок. Племянник, а потом еще и другая проблема. – Сержант пытался утешить его, как умел. – Но ведь такова ситуация. И постоянно думать об этом совершенно бессмысленно.

Но маленького человека внезапно осенила другая идея.

– А разве вы пока ничего не узнали? Никто не пропал из города? Не сумели выяснить, кого Алан мог…

Биф покачал головой.

– Еще ничего не вышло на свет божий, – ответил он. – Но все станет на свои места, когда придет время.

– Для меня это совершенно невыносимо, – простонал мистер Роджерс.

– Вот и пойдемте, – сказал сержант, неуклюже взяв его под руку. – Вам необходим отдых.

Послушно, но всем своим видом показывая, что у него просто нет сил сопротивляться, мистер Роджерс позволил проводить себя до дверей.

– Спокойной ночи, мистер Роджерс, – окликнул его кто-то, но тот вышел, больше не оглянувшись.

Мистер Симмонс зевал во весь рот. Зато новый поворот событий пробудил во мне любопытство.

– Неужели вы в самом деле верите, что жертвой могла стать старая леди? – спросил я у Бифа.

– Никогда не нужно спешить с выводами, – отрезал сержант. – И придумывать версии, если на то нет улик. Так что, джентльмены, теперь я с вами…

Но прежде чем сержант нас покинул, к нему обратился мистер Симмонс.

– Вы что, собираетесь оставить его в пабе на всю ночь? – громогласно поинтересовался он.

Симмонсу не было нужды объяснять, кого он имел в виду, употребляя местоимение «его».

– Не вижу причины, почему нет?

– Ах, вы не видите причины? Зато ее вижу я, – язвительно заявил Симмонс. – Плохо само по себе то, что целую ночь в доме пролежит тело, о чем потом узнает каждый наш завсегдатай. Кроме того, пусть этот тип убийца и вдобавок самоубийца, но он прежде всего покойник. И это неуважение к усопшему – оставлять его в баре. И как сможет Гарольд провести обычную утреннюю уборку?

Казалось, на Бифа эти аргументы произвели впечатление. По крайней мере, сержант прореагировал:

– Что же, по-вашему, с ним сделать?

– Убрать отсюда, чтобы и следа не осталось.

– Как? Вы предлагаете увезти его на велосипеде, не иначе? – спросил Биф раздраженно. – Интересно, чего еще вы захотите? Быть может, мне положить его в постель вместе с собой?

– Не знаю. Наверняка для него найдется какое-то другое место. Иначе для чего мы платим государству налоги?

Биф нахмурился.

– Трудно ожидать от властей, чтобы они построили специальный морг в Брэксэме. Не каждый день у нас случаются самоубийства, а убийства так вообще пока ни разу не приключилось.

– Оно, конечно, так, – ответил Симмонс. – Но главное, чтобы ничего не нарушало порядок в моем заведении. А пока давайте договоримся: если вы не сможете увезти его, давайте хотя бы перенесем тело в клубную комнату.

Биф кивнул, и двое мужчин подошли к трупу. Когда они подняли его, я поспешил открыть дверь, которая вела в частную половину здания. Через нее можно было попасть в клубную. Симмонс остановил меня.

– Не этим путем, – сказал он. – Миссис Симмонс еще не легла, и не хотелось бы неожиданно встретиться с ней, когда мы станем переносить тело. Надо обойти дом снаружи.

Тогда я открыл сдвоенные входные двери на улицу, а Биф и Симмонс пронесли в них свой тяжкий груз.

Именно в тот момент, когда они несли тело несколько ярдов вдоль тротуара, чтобы оказаться на заднем дворе «Митры», я заметил, что кто-то наблюдает за всеми нашими манипуляциями. Я увидел этого человека сразу, потому что в такой час на улице больше никого не было. Чуть не вздрогнул, увидев стоявшего на противоположной стороне проезжей части мужчину с руками в карманах плаща и в глубоко надвинутой на глаза черной шляпе. Тот не двинулся с места, когда мы появились из дверей, но от меня не укрылось, как пристально он следил за нами. Даже сейчас мне трудно объяснить, отчего у меня сложилось впечатление, что это иностранец. Быть может, тому способствовали вид черной шляпы, смуглое, землистого оттенка лицо и покрой его одежды. Но вспоминая эту сцену позже, я видел его перед собой отчетливо: молчаливого, неподвижного человека, явно чужестранца, наблюдавшего за нашими действиями.

Уже в клубной комнате, после того как тело Роджерса уложили на старый шаткий диван, я обратился к Бифу.

– Вы видели того человека? – спросил я.

– Какого человека?

– Того, что стоял на другой стороне улицы и следил за нами?

– Нет, не видел. Вы хотите сказать, это было только что?

– Да. Да. Там, снаружи!

Биф со всем проворством, на какое был способен, кинулся к двери, а мы с Симмонсом последовали за ним. Но когда мы пересекли двор и снова выбежали на тротуар, одинокого наблюдателя там уже не оказалось. Биф поспешил к перекрестку, посмотрел во всех направлениях, но никого не увидел.

– Кажется, вам померещилось, – сказал он.

– Вовсе нет. Он там действительно стоял. Я не мог ошибиться. Как я понял, это был иностранец.

– Так-таки и иностранец? – ухмыльнулся Биф.

– Интересно, вдруг это тот самый, что заходил сегодня в паб, спугнув Роджерса и Фэйрфакса? – предположил Симмонс. Потом повернулся и направился запирать дверь клубной комнаты и калитку заднего двора.

– Куда ни кинь, мы уже ничего больше не можем сделать нынче ночью, – сказал Биф. – Самое время лечь спать. Доброй ночи, мистер Симмонс. И вам доброй ночи, мистер Таунсенд.

На этот раз он удалился, не задержавшись ни на секунду. Я поднялся на второй этаж, не слишком довольный тем, как поступили Биф и Симмонс, поскольку клубная комната находилась непосредственно под спальней моего номера. Впрочем, я настолько устал, что даже близость трупа не могла помешать мне отключиться, и едва ли минуло десять минут после прощания с Симмонсом, как я уже погрузился в глубокий и такой необходимый сейчас сон.

Я почти никогда не просыпаюсь посреди ночи, а если такое происходит, на то непременно имеется какая-то посторонняя, внешняя причина. Помню, как внезапно обнаружил, что смотрю на квадрат окна, четко вырисовывавшийся благодаря свету уличного фонаря. Поначалу я решил, что наступило утро, но потом по некоторым приметам понял, что снаружи все еще царит непроглядная ночь. Повернувшись на другой бок, я преисполнился решимости непременно снова заснуть.

Но не тут-то было. Поначалу чуть слышно, а затем все более отчетливо снизу до меня донесся звук. Легкий стук, подумал я, хотя все еще оставался слишком сонным для полной уверенности. Потом смутный шорох движения.

Вероятно, подумал я, утро все же наступило. Возможно, кто-то уже поднялся и принялся за уборку комнат внизу. Мне редко доводилось вставать рано, и потому я понятия не имел, насколько светло или темно в то время, когда дом оживает. Я дотянулся до своих часов, лежавших на тумбочке у кровати, и посмотрел на светившийся циферблат. Три часа.

Насторожившись, я старался убедить себя, что ослышался. Но это было невозможно: звук доносился смутно, но суть не менялась. Звук оставался звуком.

Внезапно я почувствовал, как с меня слетели остатки сонливости. Если мне в жизни мог представиться шанс отличиться, то момент настал. Кто-то пробрался в клубную комнату, где лежал труп молодого Роджерса. Вероятно, целью злоумышленника было что-то украсть. Существовала возможность, что он собирался похитить само тело. Но для чего бы тот ни явился, следовало помешать и выяснить его личность. Поимка этого человека вообще могла помочь сразу решить загадку, стоявшую перед сержантом Бифом. А я получал возможность внести наконец свой решающий вклад в расследование.

Тихо выскользнув из постели, я надел халат. Потом задумался, обуваться или нет. Босиком я почему-то ощущал себя крайне уязвимым, но любая обувь могла помешать передвигаться бесшумно. А потому я оставил тапочки, медленно и очень тихо пересек комнату, благополучно вышел на лестничную клетку. И начал спускаться вниз.

Лишь в крайне редких случаях обычный рассказчик о расследовании преступления сам переживает столь острые ощущения. Обычно его участие сводится к тому, чтобы присутствовать во время следствия, наблюдать жуткую процедуру посмертного вскрытия, чтобы выслушивать, не пытаясь влезать с комментариями, умные рассуждения специалистов. Но в эти несколько минут я познал все возбуждение охотника на злодеев. Я собирался сыграть свою роль, причем роль представлялась мне крайне важной.

Одновременно у меня до странности разыгралось воображение. Прежде чем открыть дверь, я даже приготовился обнаружить, что мертвец ожил, покинул старый диван и направляется через комнату ко мне. Но ведь я сам видел бледность его лица, прикасался к его холодной как камень коже и знал с абсолютной уверенностью, что он умер. И все же в три часа утра, поднятый с постели шумом, доносившимся из комнаты с покойником, я мог поверить во что угодно.

Я положил пальцы на круглую ручку двери клубного помещения и начал осторожно поворачивать ее. Мне не было в точности известно, где расположен выключатель, но как только удалось чуть приоткрыть дверь, я понял, что в комнату проникает достаточно света от того же уличного фонаря. Одним резким движением я распахнул дверь настежь и заглянул внутрь.

Кружевной тюль на главном окне ветром затянуло далеко вглубь, а окно оказалось широко открытым, но больше здесь никого не было. Я нашел выключатель, нажал, но даже яркий свет люстры не открыл для меня ничего нового. Труп на диване лежал в прежнем положении, в каком его и оставили. Я отвернулся, ощутив себя неуютно.

Необычным выглядело только открытое окно. Я подошел к нему и выглянул наружу в сторону улицы, но никого не заметил. Между тем, пока я там стоял, дождь яростно хлестал в помещение. Мне пришлось поспешно опустить стекло фрамуги и запереть ее на задвижку.

Кто-то успел побывать в комнате. В этом сомневаться не приходилось. Но кто? И зачем? Если он хотел достать что-либо из карманов покойника, его ждало разочарование, поскольку их опустошили еще в зале паба. Вероятно, цель состояла в чем-то ином, но я помешал ее осуществить.

По зрелом размышлении я счел за лучшее немедленно позвонить Бифу. Сержанту, разумеется, не мог понравиться звонок в такое время, но ведь я должен был поставить его в известность о случившемся. Поэтому я перешел в гостиную, где находился аппарат, сделав все как можно тише, чтобы не потревожить сна семейства Симмонсов, пока выяснял у диспетчера домашний номер сержанта.

Мне пришлось долго слушать гудки, прежде чем трубку сняли. Затем раздался голос сержанта, невнятный и раздраженный:

– Кто это? Что стряслось? – спросил он.

– Биф? С вами говорит Таунсенд. Некто неизвестный только что вломился в клубную комнату «Митры».

– Вы сумели повязать его?

– Нет.

– Так с чего же вы так уверены?

– Я услышал звуки его движений из своей спальни этажом выше и спустился. В комнате никого не застал, но окно, выходящее на улицу, было поднято.

– Быть может, Симмонс забыл закрыть его?

– Разумеется, нет. Вы же сами были с ним, когда принесли туда труп.

– Это забавно…

Я устал и тоже почувствовал прилив раздражения.

– Не знаю, что здесь такого забавного, – сказал я. – Лично мне не доставляет никакой радости, когда меня будят посреди ночи. Что вы собираетесь предпринять?

– Предпринять? Что я могу, по-вашему, предпринять?

– Ну, не знаю…

Разговор получался не слишком вразумительным.

– Не вижу, что сейчас мог бы сделать. Вы же сами сказали – он успел скрыться. Так зачем нам теперь какая-то суета посреди ночи?

Я уже собрался от злости швырнуть трубку.

– Хотя постойте, – продолжил сержант, словно на него только что снизошло вдохновение. – Я пришлю к вам туда констебля. Он все возьмет на себя. Только дождитесь его…

И прежде чем я смог произнести хоть слово, он, а не я, резко бросил трубку телефона.

Я оказался в ситуации одновременно и абсурдной, и крайне неприятной. Я не мог теперь отправиться спать до появления констебля, потому что кто-то должен был впустить его так, чтобы он не перебудил весь дом. И еще. У меня зародилась мысль о том, как повезло моему старому другу Бифу, если на его долю выпало расследование нового громкого дела, а он взялся за него слишком небрежно и ошибочно. Я находился в самом мрачном и озлобленном расположении духа, сидя и дожидаясь в почти пустой комнате, где компанию мне составляло только тело Роджерса.

Но прошло не так уж много времени, когда, снова подойдя к окну, я увидел фигуру молодого полицейского, поспешно шагавшего по улице. Я открыл окно, с облегчением обнаружив, что ливень немного, хотя и ненадолго, унялся. Передо мной возникло лицо довольно-таки привлекательной наружности констебля, телосложением и манерой держаться напоминавшего боксера.

– Меня прислал сержант Биф, сэр, – сообщил он.

– Очень хорошо.

Я рассказал ему о том, что произошло. Причем он все время улыбался мне приветливо и дружелюбно. А ведь его только что подняли с постели и приказали выйти во мрак ненастной ночи. В его прекрасное настроение даже как-то верилось с трудом.

– Я все понял, сэр, – сказал он. – Остальное предоставьте моим заботам. А вам лучше вернуться в постель.

Что я с превеликим удовольствием и сделал.