Текст книги "Невольные записки"

Спорт

Наверное, это самая короткая тема, носящая чисто описательный характер. Казалось бы, на общаке любая повышенная нагрузка, ведущая к повышенной интенсивности дыхания, – самоубийство. Но, тем не менее…

Спортом в «Матроске» занимается в основном братва.

Во-первых, для поддержания формы, необходимой, в свою очередь, для поддержания «порядка» и должной иерархии в хате. Во-вторых, только у них есть возможность освободить себе для этого в хате два – три квадратных метров площади. И, наконец, в-третьих, – только для них специально готовятся «спортивные снаряды», о которых следует упомянуть особо.

В хате, как правило, полно пустых пластиковых 1,5– и 2-литровых бутылок (в них приходят в дачках сгущенное молоко, мед и т. д.). Бутылки наполняются обычной водой из-под крана, плотно завинчиваются, связываются вместе по 6–10 штук. Для этого плетутся особо прочные канатики. Достаточно приделать к такой связке ручку (из простеганных кусочков одеяла), и «гиря» готова.

Есть и второй способ изготовления «гири». Пол в хате обычно выложен метлахской плиткой (вернее, остатками этой плитки, так как практически вся плитка идет на «гири» и «электроплитки»). Из старого одеяла шьется сумка-чехол, которая наполняется отодранными от пола плитками. После чего сумка наглухо зашивается, и получается «гиря» килограмм на 8–12.

Если удается затянуть в хату резиновый бинт или жгут, то сложенный вчетверо и привязанный одним концом к спинке шконки, он с успехом служит своеобразным эспандером. Все описанные выше снаряды предназначены для «качания».

Для отработки ударов служит боксерская «лапа». Шьется она из чьей-то плотной кожаной куртки. Кто-то остается без куртки, но это никого не волнует. Если «жертвователю» понадобится куртка или не в чем будет поехать на суд – найдут, обеспечит, отнимут у вновь заехавшего «бандерлога».

Тренировки происходят в хате, но не на пятаке у тормозов, а в том углу (ближе к решке), в котором обитает братва. И, естественно, на дворике во время прогулки. На дворике, правда, можно еще и подтягиваться. Разбежался, подпрыгнул, уцепился руками за решетку, которая перекрывает дворик сверху над головой и подтягивайся, сколько хватит силы.

Естественно, что «гири» регулярно отметаются во время шмона, но проходит одна – две недели, и хата восстанавливает все понесенные потери.

Иерархия в СИЗО

Существует официальная (устоявшаяся) классификация: воры, авторитеты, положенцы, братва, стремящиеся, мужики и все остальные – «зимогоры», «бандерлоги», «бандероли», то есть те, кто прибыл-убыл, – ни толку, ни пользы (только место занимают).

На самом низком уровне, а вернее, вне всяких уровней – все категории «обиженных» (выломившиеся из хат, крысы, стукачи, «ментовские-кумовские казачки», пидоры и т. п.). У них ничего нельзя брать. нельзя даже прикасаться к ним, их не пускают к дубку (едят они отдельно, в районе дальняка).

Но это, как я уже говорил, общеизвестная, «официальная» иерархия. На деле все гораздо сложнее, имеется масса оттенком и полутонов. Даже в элите преступного мира – среди воров – не все равны. Есть «более равные». Молодые воры, особенно из «пиковых» (то есть «кавказской национальности») имеют меньшее влияние, чем русские, особенно те, кто «в законе» не первый год. Хотя формально все воры равны.

Чуть ниже на этой иерархической лестнице – авторитеты. Формально они не обладают никаким статусом, но де-факто иногда их слово и мнение ничуть не ниже воровского. Пример – Отари Квантришвили. Сейчас я сам вот уже полгода нахожусь в постоянном и тесном контакте с таким авторитетом. (Кстати, врач, кандидат медицинских наук. Именно он, Валера-«Одессит», «Глыба» спас мне руку, меняя повязки и обычной заточкой снял восемь швов. (Была история, при которой моя рука была располосана от кисти до локтя. Как-нибудь, расскажу…) О непростой судьбе Одессита, когда-нибудь, напишу отдельно.)

Авторитеты стараются особо не светиться в тюрьме, не афишировать свою связь с преступным миром, но вместе с тем участвуют во всех сходках и в решениях всех общих проблем.

Статус «положенец» мне самому не до конца понятен.

С одной стороны, они только на одну ступеньку ниже вора. Положенец на Централе – смотрящий за всем СИЗО. С другой стороны, положенец может быть и обычным смотрящим в обычной хате.

Братва – многочисленный «средний класс» преступного мира. В тюрьме и зоне стараются держаться вместе, не размывают «чистоту рядов». К братве относятся и бригадиры, и рядовые быки. Уровень развития, как правило, очень низкий. Все разговоры вокруг того, у кого какой был «мерин» («Мерседес»), прикид, каких телок снимали, где, как и с кем «зажигали» (то есть прожигали жизнь). Очень многие – на «дури» (на наркоте). Часами могут говорить о своей крутизне, оружии, автомобилях. Вне этих тем – темный лес. У многих по 4–8 классов образования. В СИЗО исполняют те же самые функции бригадиров и быков при смотрящих и авторитетах. Цель жизни – еще один «мерин», классный прикид, модная телка, кабак. С ними почти не о чем говорить. Разве что о делюге…

Стремящиеся – самая размытая и многочисленная категория. Это люди, которые не входили ни в какие бригады и группировки. Кидалы, крадуны и т. п. Имеют по несколько ходок в зону. Возраст от 19 лет до 60. От ярко выраженных дилетантов до одиночек-профессионалов, от самопальных «налетчиков-разбойников», сдернувших шапку с прохожего. До «ломщиков» и мошенников экстракласса. Держатся нейтрально, но все-таки стараются быть ближе к братве. По жизни – бродяги.

Особый разговор о «коммерсах», то есть обо всех категориях людей, попавших сюда по коммерческим статьям. От взяточников до ларечников, от банкиров до фирмачей.

Им здесь достаточно сложно. Отношение здесь к ним такое же, как и на воле, – раскрутить, доить, стричь… Причем у всех – от оперов до братвы.

Опера начинают бросать из хаты в хату, из общака на общак (выбирая максимально переполненные хаты). Потом – намек, что за 200–300 долларов в месяц могут поместить в приличную хату (на спец) и «оставить на время в покое».

В самой хате – своя раскрутка (подводят подо что угодно – от косяков до крысятничества) и выкручивают дачки на имя тех, кто не получает ничего вообще (то есть – на хату), регулярную (от 100 до 1000 долларов) «помощь» на воле и т. д. и т. п…

Практически каждая хата старается заполучить несколько коммерсов. Во-первых, это – регулярный грев, а во-вторых, к ним ходят адвокаты и, значит, есть возможность перебросить письмо на волю, минуя цензуру в СИЗО.

Вынужденное отступление

Меня «дернули» на суд. Об этой «беспонтовой» (бессмысленной) поездке стоит рассказать отдельно.

Заказали, то есть громыхнули в тормоза, пробормотали несколько фамилий и – с вещами «по сезону» на суд. Произошло это около двух часов ночи. «Тормозные», то есть те, кто постоянно дежурят у тормозов, мгновенно растолкали меня и сообщили об этом.

Естественно, что ни сам суд, ни спецчасть СИЗО никого никогда о дате суда не предупреждают. Держат в постоянном напряге. Если успевает, сообщает адвокат.

Итак, разбудили и меня в 2 часа ночи. Начинается гонка. Необходимо успеть умыться и побриться (не забывайте об очереди к ракушке и дальняку), найти свой баул среди таких же 80–100 баулов, распиханных под шконками, а для этого нужно перебудить полхаты (вытащить из-под шконок шахтеров, задействовать половых и т. д. и т. п.).

По известному закону подлости свой баул находишь последним. Из него извлекается относительно чистая (затаренная заранее) рубашка, свитер, штаны… После нескольких месяцев нахождения в бауле, на котором кто-то спал, сидел, на который наваливали еще десяток-другой таких же… Можно представить, в каком виде вещи и как они пахнут.

В сборе на суд принимает участие вся семья и все близкие. Кто-то помогает «гладить». В фаныч насыпается соль, и этот фаныч начинают раскалять на «плитке». Освобождается кусок дубка. Днищем раскаленного фаныча гладятся рубаха и штаны. При достаточном упорстве можно разгладить. Рубашка и штаны из жеваных превращаются просто в «плохо выглаженные».

Еще нужно успеть собрать все бумаги и заметки по делюге и что-то пожевать, так как еды не дадут в течение суток…

Меня «закрыли» в начале октября. Я был тогда в легкой куртке. Сегодня ночью минус 22 градуса. Мне ищут (и находят) теплую куртку. Стировые пытаются придать ей приличный вид. Помимо меня, такой же процедурой заняты еще шесть-семь человек «заказанных» на суд.

Они – из бандерлогов. Им помочь некому. Двое из них – вьетнамец и узбек – почти ничего не говорят и не понимают по-русски.

В 4.30 раскоциваются тормоза и нас выводят. Фамилия, имя, статья, микрошмон. Со всего продола из разных хат нас набирается человек 30–35. Гонят вниз, на сборку.

Сборка перед судом – это пенал, 10–15 квадратных метров, в который нас заталкивают человек по 40–50. Человек 15 успевают занять, узкие грязные скамейки вдоль стены. Остальные стоят. Я тоже предпочитаю стоять, так как сесть и прислониться к стене значит на 100 % подцепить клопов и вшей в дополнение к уже имеющимся. К тому же сюда сгоняют всех – и тубиков, и спидовых, и чесоточных. Так что лучше постоять… Забирать будут не раньше 9–10 утра. Впереди – 4–5 часов ожидания. Первая пара часов – разговоры, слухи, знакомства и т. п. Потом – томление и полусон-полупрострация. Нервы у всех на пределе…

Наконец, около 9 часов утра, начинают собирать по судам: набирать группы, которые едут в определенный суд (т. е. по маршрутам автозака). Опять проверка – теперь ее проводит конвой, и нас, следующих в Преображенский суд, запихивают в отстойник в ожидании готовности автозака к отправке.

Отстойник – большой боксик, без окон, света и воздуха. Нас, едущих в Преображенку, – 28 человек. Стоим, ждем. Машина не заводится, промерзла. Ждем около 40 минут… Завелась. Через двор, гуськом к машине. Запихивают по клеткам. Машина промерзла до хлопьев инея на стенах клеток. Закуриваем, несмотря на лай конвоя (который, естественно, сам курит). Поехали. Минут 10 выезжаем с «Матроски». Проверки машины, «отсечки» и т. д. Слава Богу, до Преображенки недалеко…

Через полчаса окоченевшие, обалдевшие, но окончательно проснувшиеся добираемся до суда. Выкрикивают по фамилиям. Наручники с двух сторон, то есть конвой слева и справа. Один браслет на тебе, другой на конвоире. В таком виде, сжимая в руке сумку (папку) со своими записями, прыгаем вниз. Заводят в конвоирку, расковывают и – снова в боксик-ожидалку. Окон нет, но есть свет. Снова шмон. Очень тщательный. Отметают все, вплоть до шнурков и веревочек, поддерживающих штаны. Чтобы не повесились и не удавились в здании суда. Оставляют только дело. Сигареты, спички – отметают сразу. Курить только тогда, когда смилостивится кто-то из конвоя. То же самое и с выводом в туалет. Начинается ожидание…

Кого-то вызывают, поднимают в зал и через 10 минут приводят обратно. Не пришли свидетели. Суд переносится. На какой срок? Когда будут судить опять? Неизвестно. Теперь весь день ждать машины домой.

У меня то же самое. Меня даже не подняли в зал. Просто не вызвали, и все.

Одного из тех, кто был рядом, подняли. У него – финал, прения сторон. Спустили – «суд удалился для вынесения приговора». Прошло не более 15 минут. Честное слово! Опять подняли и через 15 минут спустили с приговором на восьми (!) листах. Хоть убейте, не поверю, что за 15 минут «удаления суда для вынесения приговора» успели не только все обсудить и вынести приговор, но и исписать и подписать восемь листов. Приговор – 5 лет. Человек уже отсидел 3,5. Суть не в приговоре, а в том, что он уже был написан заранее. Оставалось только вписать конкретный срок и подписать. Вот для этого 15 минут вполне достаточно…

Наконец, в 18.30 приходит автозак. По домам, т. е. по своим СИЗО. Отдельные машины на «Бутырку» и на женский (то есть в СИЗО-6) не пришли. Всех повезут в одной. По одному выводят из боксика. В общей куче, наваленной в углу, пытаемся отыскать свои шнурки, перчатки, сигареты. Кому-то удается, кому-то уже не до них…

Снова наручники, и в машину, в клетки. Последними в стаканы (металлический боксик рядом с клетками, на одного человека) запихивают по две женщины. Пытаемся общаться. Конвой даже не орет. Сначала везут женщин. Потом – «Бутырка». Нас – в самом конце. Рассказывать о дороге, о заглохшем моторе, о трехкратном пересаживании из автозака в автозак нет сил. Выехав из Преображенки в 18.30, приехали на «Матроску» в 01.05. То есть ехали в промерзшей металлической клетке 5 часов 30 минут. Прошу прощения за натурализм, но двое обмочились (из машины в туалет не выйдешь, – все понятно, но «по ушам» им настучали еще в клетке)…

В «Матроске» – снова шмон. И, наконец, около двух часом ночи дома, в своей хате. Семья ждет, оставили поесть. Пока рассказываешь, делишься новостями и слухами со сборок, отходишь и понимаешь, насколько измотан.

А три человека из нашей хаты ездят на суд ежедневно уже в течение трех месяцев. Изо дня в день, кроме субботы и воскресенья. Спят по три – четыре часа в сутки. Так полу обалдевшими и присутствуют на процессе, на котором решается их судьба и, в конечном счете, вся жизнь…

Иерархия (продолжение)

Бандерлоги – живут в хате на верхних шконках, где и спят, в основном, в три – четыре смены. Остальное время – тусуются на ногах. Едят стоя, держа шленку в одной руке или на коленях, на корточках. Дачки, баулы и другие вещи держат в изголовье шконок. Многие – первоходы.

Бандерлоги – основные чесоточники и язвенники в хате, как и шахтеры. Их уголовные дела – неиссякаемый источник для раздела «нарочно не придумаешь». Вот несколько примеров:

Парень лет 20–22. Приехал в Москву с Украины вместе с подружкой, которой тоже около 20 лет. Вернее, сначала приехал он один, устроился работать штукатуром на какую-то стройку. (Он окончил ПТУ – штукатур-маляр-кафелыцик.) Первое время (2–4 месяца) ему платили около 80 долларов в месяц. По украинским меркам – бешеные деньги. Вызвал в Москву свою девушку, тем более что она уже была на шестом месяце беременности. Сняли квартиру (или комнату)… Родилась девочка. Августовский кризис. С работы уволили, ничего не заплатили. Денег нет даже на дорогу обратно. Пару раз перебивался мелкой халтурой (небольшие ремонты на чьих-то дачах). Бродил по стройкам, искал работу. На одной из строек увидал торчащий из земли кусок старого кабеля. Старого и ни к чему не подсоединенного! Отрубил от него кусок в 4 м., – задержан. Сразу во всем признался. Милиции этого показалось мало. Сначала очень крепко побили, потом пообещали, что немедленно отпустят, если он возьмет на себя еще пять – шесть аналогичных дел. Согласился. Написал и подписал под диктовку все, что ему сказали. Особенно интересно, что два эпизода, в которых он «сознался», произошли в то время, когда он был еще на Украине… Даже следователь это понял и исключил их. Весь ущерб, согласно «объебону», – 208 рублей 40 копеек (меньше 10 долларов по тогдашнему курсу). Пробыл в хате около 8 месяцев. Как жена умудрилась послать ему одну дачку и прийти на свидание особая история. У парня чесотка и еще что-то в этом роде. Переболел желтухой. Суд дал ему 3 года.

Трудяга из какой-то забытой Богом деревни под Тамбовом. Около 40–45 лет. У него инвалид-ребенок. Приехал в Москву, услышав от кого-то, что какой-то благотворительный фонд помогает родителям таких детей. Жил два-три дня на вокзале. Ходил по больницам и задавал охране идиотские вопросы. Кто-то из сердобольных объяснил ему, что нужно было привезти с собой ребенка или хотя бы его медицинскую карту. Решил ехать домой. С горя выпил. Патруль, проверка. Регистрации нет. Забрали. В РОВД, в обезьяннике, начал качать права из-за того, что опаздывает на поезд. Избили до полусмерти. Он стал грозить, что будет жаловаться. Взяли двух бомжей из того же обезъяника в качестве понятых, обыскали, «нашли» два патрона (разного калибра!). Суд дал 2 года условно. Пробыл в хате 7 месяцев. Пытался вскрыться. После больницы – 15 дней кичи.

Это примеры бандерложьей судьбы. Таких в хате от 70 до 80 %.

И, наконец, шахтеры. В основном, «убитые» наркоманы, алкаши, бомжи. Спят под шконками. Ничего своего, кроме шлепки и весла. К ним стараются не прикасаться. Грязные, воняют, вши, чесотка… Вылезают только на проверку. Полуживотные, но очень живучие. При мне из них в хате умерло только два человека. И то – летом, когда в хате температура доходила до 65 градусов. Один после смерти пролежал в хате около суток. Это было в воскресенье, и корпусной никого не мог найти из тех, кто должен таскать и оформлять «жмуров».

Гарсоны особая, полу привилегированная категория бандерлогов. Они набираются из наиболее чистых и аккуратных ребят, которые на воле имели хоть какое-то отношение к работе с продуктами (официанты, повара, бармены, продавцы и т. п.). Их отбирают очень тщательно, предварительно присматриваясь. Сначала отмывают, учат, назначают «помогающим» к действующим гарсонам.

Их задача – сбор части дачек для братвы (из каждой получаемой в хате дачки и кабана братве идет определенная часть), они отвечают за «телевизор» в хате, за получение и сохранение паек, за все продукты и их приготовление. В их распоряжении кипятильник, электрочайник, «плитка», вся посуда и т. д.

Они. и только они имеют право готовить и подавать пишу («накрывать поляну») для братвы и близких. Причем без промедления, в любое время дня и ночи. Поэтому в хате всегда две – три бригады гарсонов по два – три человека.

Накрытие поляны – процедура очень строгая и смешная. Две стоящие вместе шконки накрываются специальным, только для поляны предназначенным, одеялом или покрывалом. В это время готовятся малые дубки (склеенные из газет, картона и г.д., размером в развернутый газетный лист – А-1 или А-2). Они накрываются ежедневно стираемыми и сменяемыми полотенцами-салфетками. На этом дубке, красиво (!!!) устанавливаются шленки с приготовленными бутербродами, красиво и аккуратно нарезанной колбасой или сыром и всем тем, что «Бог послал». В центре ославляется место для «основного блюда» (в разделе «приготовление пищи» я в деталях описывал рецептуру, методику и технологию приготовления «блюд» в хате). Этот дубок устанавливается в центре поляны и только потом за поляну приглашается братва. Для того, чтобы не было толкучки и теснены, братва тоже ест в две-три смены.

И, чем выше авторитет и ранг, тем позже садятся за дубок. Очень интересно наблюдать за процедурой подготовки. Она «умиляет» меня по сегодняшний день, несмотря на то, что наблюдаю ее полтора года.

Если мне доведется когда-нибудь серьезно поработать над этими записками, то я обязательно подробно, может быть в типах, распишу всю процедуру от накрытия до уборки поляны.

Половые, стировые

Их тоже набирают из бандерлогов. В половые и стирщики можно попасть как за проколы и косяки, за проигрыши, так и добровольно за грев из общака. Они тоже работают круглосуточно, в три смены по два – три человека. Задача половых – каждые два-три часа освобождать «аленки», подметать хату, дважды-трижды в день мыть полы, искать и доставать баулы, выбрасывать мусор, организовывать плотину во время купания на дальняке и вообще поддерживать в хате относительную чистоту. Подчиняются всем в хате.

Стировые стоят на ступеньку выше, чем половые. Их задача – стирать все, от постельного белья до одежды для братвы и за отдельный грев (от пачки сигарет до пайки сахара) стирать всем, кто попросит. В их распоряжении все тазики и ведра, все хозяйственное мыло и порошки.

Умудриться развесить на канатиках, которые, как паутина, оплетают всю хату, от 30 до 50 комплектов постельного белья, полотенец, штанов, рубашек, футболок и т. д. и т. п., не перепутать, кому что принадлежит, вовремя снять и передать владельцу выстиранное и высушенное – сложная задача. Справляются с ней немногие, поэтому стирщики чаще других получают «по ушам».

Есть и не решаемые проблемы. В любой хате какая-то часть людей страдает чесоткой. Причем сам чесоточный на первом этапе не всегда разберет, что у него – укусы клопов, вшей, просто раздражение от пота и грязи. Но его белье стирается в общем тазу и развешивается на общей веревке. Вероятность подцепить кожную заразу очень велика, поэтому стировые стараются держать для братвы отдельные тазы, которые перед стиркой промываются кипятком и содой.

Стировые часто меняются еще и потому, что через две-три недели постоянной работы у них самих руки покрываются язвами и их необходимо менять. Естественно, стировых, а не руки…)