Текст книги "На рубеже веков"

3. Хазары и Русь. Компромисс невозможен

Во второй половине VI века на необъятных азиатских просторах было создана великая держава тюрков – Тюркский каганат, возглавляемая сильным аристократическим родом Ашина. Военная и экономическая мощь каганата побудили соседей – Персию и Византию искать с ним союзнические и торговые отношения. Однако кавказские войны с переменным успехом длились еще долгие годы, до тех пор, пока в каганате не вспыхнули междоусобицы, приведшие тюркскую державу к развалу и краху. На ее руинах стали возникать новые государственные образования, складывавшиеся еще в самом каганате. Одно из них, Великая Болгария, занимала приазовские степи и Таманский полуостров. Ее возглавил хан Кубрат из роду Дуло, соперничавшего за власть в каганате с родом Ашина. В 40-х годах VII века после смерти Кубрата болгары разделились на две крупных орды, противостоящих хазарам.

Рядом с Великой Болгарией начал складываться и государство хазар, в котором потомки Ашина основали новую правящую династию. Хазары считали себя наследниками Тюркского каганата, они и назвали себя соответственно – Хазарский каганат, а правителя своего каганом – «ханом ханов». Хазары решили присоединить к себе и болгар, они считали их главный род Дуло мятежным. Часть болгар подчинилась кагану, другая же во главе с ханом Аспарухом откочевала на Дунай, основав там новое государство – Дунайскую Болгарию.

Хазары тем временем двинулись на запад, заняли не только приазовские степи, но и Северное Причерноморье, а также часть степного Крыма. Так постепенно формировалась федерация разных народов, управляемых, пусть порой номинально, каганом из рода Ашина.

Византия почувствовала серьезную угрозу своей гегемонии в регионе. В последующие годы своей длительной вооруженной борьбой, а также при помощи дипломатических интриг хазарам удалось закрепиться на значительных территориях в степях и предгорьях Северного Кавказа и даже вступить в союз с Византией, которая и сама нуждалась в крепком союзнике против набиравшего мощь Арабского халифата.

В середине VII века арабы вытеснили хазар из Закавказья. Войны с халифатом с переменным успехом длились без малого сто лет и едва не закончились полным поражением хазар. В 735 году арабский полководец Мерван вторгся на территорию каганата и едва не захватил кагана, потребовав от него принять мусульманство. Тот вынуждено согласился. Однако арабы были уже истощены и в преддверии холодной зимы отступили на юг. Это дало возможность каганату собраться с силами и выстоять.

«Хазария сыграла большую роль в истории восточно-европейских стран, – пишет известный археолог и историк С.А.Пленева, – она явилась щитом, заслонившим их от арабов, щитом, выдержавшим атаки непобедимых арабских армий, возглавляемых полководцами, перед именами которых трепетали другие народы».

Однако в дальнейшем обострение отношений со своими христианскими и мусульманскими соседями подтолкнуло руководство Хазарского каганата к принятию иудаизма как государственной религии. Каган Булан и его приближенные пришли к иудаизму в середине VIII века. В результате уже при Булане под давлением мусульман в Хазарию начали переселяться евреи из Ирана. Религиозная реформа в государственном масштабе началась при кагане Обадии на рубеже VIII и IX веков.

«Он поправил царство и утвердил веру надлежащим образом и по правилу, – писал каган Иосиф своему единоверцу, сановнику из Испании Хасдаю ибн Шапруту. – Он выстроил дома собрания и дома учения (синагоги и иешивы – Л.Г.), собрал мудрецов израильских, дал им серебро и золото, и они объяснили ему книги Священного писания, Мишну, Талмуд и сборники молитв».

По-видимому, Обадия хотел убить сразу двух зайцев: во-первых, это решение давало возможность на равных противостоять двум великим державам Арабскому халифату и Византийской империи; во-вторых, этот шаг открывал перспективы объединения многих многоликих племен под единой властью духовного и юридического Закона, а также устранения языческой «сакрализации», ограничивающей власть кагана.

Двоевластие в Хазарии отражало обычаи тех времён, когда каганат был племенным союзом. Главой государства считался верховный владыка – каган. Его избирали, как правило, из числа потомков древнего правящего хазарского рода. Сами выборы и весь ритуал жизни кагана были обставлены строгим церемониалом. Один из таких обычаев описывает арабский географ первой половины X века ал-Истахри: «Когда они желают поставить кого-нибудь этим хаканом, то приводят его и начинают душить шёлковым шнуром. Когда он уже близок к тому, чтобы испустить дух, говорят ему: „Как долго желаешь царствовать?” Он отвечает: „Столько-то и столько-то лет”».

Этот и другие подобные обряды связаны с верой в божественную силу вождя, игравшей важную роль в ранних формах языческой религии у многих народов. Так было и у хазар: «потерявший» ее каган подвергался уничтожению. Вера в сверхъестественную силу и страх потерять ее приводили к тому, что почти все действия кагана и его окружения были табуированы, в результате жизнь властителя превращалась в цепь запретов: никто не мог даже смотреть на него, а приближаться к нему разрешалось только избранным вельможам, и то после очищения огнём. При таком положении дел каган почти не имел возможности реально править своей страной. Власть была узурпирована «царём», к которому обращались подданные с просьбой выдать кагана для ритуального убийства. Таким образом, не только власть, но и жизнь его была непосредственно в руках «царя», правившего огромным государством от имени кагана. Очевидно, что в корне изменить ситуацию мог лишь переход общества от язычества к монотеизму, в данном случае, к иудаизму.

Однако этот выбор породил и немало проблем: далеко не все хазарские аристократы были согласны с выбором монарха. Обострение внутренних противоречий повлекло междоусобицы внутри страны, несомненно, усиленные подстрекательством мощных соседних держав. Кроме того, в степи появился новый враг в лице орд кочевников – печенегов и гузов, претендовавших на огромные территории, прежде принадлежавшие хазарам. К середине X века Хазарский каганат значительно растерял свое прежние влияние в степи.

Роковой удар каганату нанесли русы…

Кочевники, вероятно, уже в конце VII века стали оседать на землю и заниматься земледелием. Во всяком случае, в первой половине VIII века в Хазарии были уже сравнительно большие города, на которые и обрушились арабские армии. В результате тысячи кочевых семей были разорены. После войны, потеряв скот и пастбища, многие кочевники, вынуждены были перейти к земледелию.

В Хазарии найдено более сотни поселений с обширными следами земледельческого хозяйства. Среди археологических находок встречаются сооружения оседлого населения: крепкие дома, загоны для скота, сараевидные и другие надворные постройки. Возводились укреплённые крепости, такие как Саркел на Дону, построенные из кирпича. Кроме земледелия, население Хазарии занималось рыболовством, скотоводством и металлургией; в каганате было развито гончарное производство. Имелся и свой алфавит, что подтверждается находками рунических надписей.

В 1900 году, после того как местный учитель обнаружил на склоне оврага древнее захоронение, началось исследование памятников Верхнего Салтова в Харьковской области. В дальнейшем было установлено, что здесь находился средневековый город, располагавшийся на правом берегу Северского Донца. Площадь его составляла около 120 гектаров. Частично сохранились скрытые под землей остатки оборонительных стен, свидетельствующие о былой мощи древнего города. Посредине городища проходил глубокий ров, разделяющий на две части крепость, огражденную по периметру каменной стеной. Вокруг городища находилось несколько неукрепленных селений с фрагментами керамики, массивными рыболовными крючки, пряслицами от ткацких станков, различными орудиями труда.

Несколько позже, в 1906 и 1908 годах начались раскопки и в средневековом Маяцком городище, расположенном на высоком мысе при впадении реки Тихая Сосна в Дон на территории Воронежской области. Археологи рассматривают Маяцкую крепость как часть оборонительной линии из шести городищ с однотипными крепостями – опорными военными укреплениями на границе Хазарских владений. Маяцкое городище прекратило свое существование в первой половине X века в период упадка Хазарии после атаки печенегов. Культуру Хазарского каганата ученые стали называть Салтово-Маяцкой – с ареалами: Подонье, Приазовье, Тамань, Восточный Крым, Нижнее Поволжье и Прикаспийский Дагестан.

В 1930 году археологами был исследован могильник у села Вознесенка на Среднем Днепре (ныне территория города Запорожье), огороженный валом из камней вперемешку с землей. Каменное сооружение имело форму прямоугольника 82 м на 51 м с закруглённой одной из сторон. В восточной части площадки был обнаружен огороженный каменный круг диаметром 6 м, а в двух ямах возле него были найдены около 1600 артефактов VII века. Рядом с предметами открыто одиннадцать захоронений более раннего происхождения. Общий вес найденных золотых предметов составляет 1,2 кг. Среди них ножны, золотые украшения конской сбруи, а также серебряные навершия византийских боевых знамен в форме орла и льва, четыре железных меча, инкрустированные золотом. Найдены также кости животных, вероятно, остатки поминальной трапезы. В восточной части комплекса обнаружена площадка меньших размеров (3,5×2,5 м), почва которой на глубину до 35 см имеет следы огня.

С.А.Плетнева относит комплекс к салтово-маяцкой культуре примерно к VIII веку.

«Такие жертвенные комплексы, – указывает археолог В. Я. Петрухин, – известны в VII–VIII вв. по всей евразийской степи, но самый знаменитый из них находится далеко в Монголии. Это поминальный храм Кюль-Тегина, главы Тюркского каганата из династии Ашина. Жертвенный комплекс на Среднем Днепре был сооружен, по-видимому, в память о его далеком потомке – представителе правящего рода хазар».

У северных границ Хазарии варяги появлялись с давних пор. Однако всерьез обосноваться в Северо-Восточной Европе им удалось лишь после 862 года. Именно этим временем летопись «Повесть временных лет» датирует призвание варяжских князей во главе с Рюриком править в новгородских землях.

Но в Скандинавии никогда не было народа по имени «варяги», так же, впрочем, как не было «викингов» и «русов». Викингами скандинавы называли воинов, выступавших в дальние морские походы на больших кораблях по Балтийскому морю и далее в Атлантике. По рекам Восточной Европы часто приходилось плыть против течения, а значит идти на веслах, вытаскивать небольшие суда на сушу, перетаскивать через волоки. Эстонцы и финны, соседи древних славян, так называемая чудь (т. е «чужие», чуждые» – «не наши»), назвали новых пришельцев «роотси»/ «руотси», что означало гребцов, участвовавших в походах на гребных судах. В славянской передаче имя звучало как «русь», по аналогии с названием, например, финнов «суоми» – летописное «сумь».

Греки, впервые увидев скандинавов, назвали их росами, а землю, откуда они явились Росией. Варягами же именовали наемников из Скандинавии. Это название происходит от древнескандинавского слова «вар», означавшее клятву верности, которую приносили наемные войны.

Русь оказалась соперницей Хазарии в Восточной Европе. Важный маршрут торговли шел через славянские территории по Дону, за тем по Волге к Каспийскому морю через владения хазар. Купцы продавали на востоке меха и франкские (т. е. европейского производства) мечи, пользовавшиеся особой популярностью. Но чтобы пройти к Каспию, нужно было платить дань хазарам.

Можно было пользоваться и другой дорогой, «обходным путем» – из Новгорода на юг по Волхову до Днепра, через Киев, и дальше в Черное море – «из варяг в греки». Но тогда надо было платить дань Византии. В любом случае следовало заключить договор с одной из сторон…

При Рюрике большого конфликта с Хазарией удалось избежать. Дружина во главе с Аскольдом и Диром отправились в поход на Царьград, столицу Византийской империи. Не встретив сопротивления хазар, ранее контролировавших эти места, они овладели «землей полян» и заняли Киев, но в Царьграде потерпели поражение.

В 879 году, после смерти Рюрика, фактическим правителем и воеводой при малолетнем князе Игоре остался Олег. В 882 году Олег собрал войско из варягов и подвластных ему финноугорских и славянских племен и вместе с юным Игорем отправился через Волхов на Днепр к Смоленску, дошел до Киева, расправившись с Аскольдом и Диром как узурпаторами власти. Ведь рядом с ним находился законный наследник Рюрика Игорь, да и сам Олег был княжеского рода в отличие от двух Рюриковых «дружинных мужей». Левобережным племенам, платившим дань хазарам, он повелел платить ему.

Олег объявил Киев «матерью городов русских» – своей столицей и приказал северным славянским и финно-угорским племенам теперь платить дань уже в Киев. В ответ Хазария перекрыла доступ на восток русским купцам. В последней четверти IX века приток арабского серебра в Восточную Европу практически прекратился. Впрочем, «блокада» длилась недолго, К началу следующего века серебро начало поступать по другим каналам.

Русь продолжала искать свой путь к восточному богатству. В 907 году Олег собрал большое войско из варягов и из всех подвластных и союзных ему племен и пошел на Царьград. О подробностях сражения, если оно было на самом деле, история умалчивает. Однако сохранился документ – мирный договор, заключенный Олегом с византийцами, который недвусмысленно свидетельствует о крупной победе руси, военной или дипломатической. Удачливый победитель был прозван Вещим Олегом. Но смерь его как языческого князя в передаче христианского летописца, в сущности, оказалась бесславной.

В 915 году Русские земли впервые атаковали печенеги, до этого разорявшие хазар. На долю Игоря выпало отразить натиск кочевников, обосновавшихся в причерноморских степях. Вскоре после этого (точная дата неизвестна) русь отправилась воевать (точнее, грабить мусульман) на Каспии. Для прохода в Каспийское море им пришлось договариваться с хазарами, которые пропустили их, надеясь извлечь выгоду. Поход длился в течение двух лет и принес русам немало добычи. Однако на обратном пути в дельте Волги, неподалеку от хазарской столицы Итиля их поджидала мусульманская гвардия хазарского кагана, решившая отомстить русам за своих единоверцев. Русская флотилия, груженная добычей, была разгромлена; те, кому удалось спастись, были разбиты болгарами при попытке отступить к верховьям Волги.

Этот инцидент не был забыт. Да и для Византии хазары были точно кость в горле. После 920 года по наущению византийцев русский военачальник Хельгу напал на город Таматарху (Тмутаракань) и другие хазарские владения в Причерноморье, но был разбит хазарским полководцем Песахом. Дружина Хельгу была окончательно разгромлена при попытке атаки на Константинополь, а сам он погиб в Персии после отступления русских воинов. Некоторые ученые и писатели пытались идентифицировать Хельгу с Олегом, («Как ныне сбирается Вещий Олег отмстить неразумным хазарам…»), но такое мнение не выдерживает критики, ибо противоречит известным источникам, в том числе русским летописям.

Письмо хазарского кагана Иосифа было отправлено в Испанию около 960 года, когда Хазарии как единому государству оставалось всего несколько лет жизни… Думается, что многое из того что Иосиф сообщил своему единоверцу в Кордову о состоянии дел в каганате, осталось в прошлом. В письме каган недвусмысленно упоминает о напряженных отношениях с Русью, которая стала серьезным фактом международной политики.

В 964–965 годах сын Игоря и Ольги Святослав совершил свой знаменитый поход по Оке и Волге. На Оке он установил контроль над вятичами, вероятно, последним племенем, все еще платившего дань хазарам… Затем атаковал и разгромил Волжских Болгар. Далее направился к столице Хазарского каганата Итилю. Хазары встретили его по дороге. Однако войско кагана было разгромлено, а Итиль взят. Дружина Святослава переместились на Дон и атаковала хазарскую крепость Саркел. Победоносный поход Святослава продолжился на Северном Кавказе.

Но войны Святослава на этом не закончились. В 970 году он разбил болгар и вскоре перешел на византийские земли, угрожая занять Константинополь. Однако в следующем году его атаковали византийцы, заставив его отступить на Днепр. Остатки его войска были уничтожены печенегами, перекрывшими днепровские пороги. Сам князь погиб весной 972-го…

После падения Хазарского каганата власть в степи перешла к кочевникам и продолжалась вплоть до распада Золотой Орды в конце XV века.

«Знание-Сила» № 4, 5, 6 2023

Портреты в золоченых рамах

Ну что с того, что я там был… (Юрий Левитанский)

В биографиях поэтов Семена Гудзенко и Юрия Левитанского есть удивительные совпадения. И тот, и другой родились в 1922 году, только Гудзенко на полтора месяца позже – в марте. Оба приехали поступать в ИФЛИ в 1939 году с Украины, в июне 1941-го вместе ушли добровольцами на фронт, были зачислены в одну военную часть и даже стали первым и вторым номерами одного пулеметного расчета. После войны оба подверглись обвинениям в космополитизме, и оба, к счастью, отделались нервотрепкой и временным отлучением от публикаций. Но при этом они были совершенно разными, совсем не похожими друг на друга. И это различие было видно невооруженным глазом еще с ифлийских времен.

«Гудзенко держался со спокойно уверенностью, – вспоминает его друг В. Кардин. – Курил трубку… снискал признание институтской элиты. Его отличал природный ум, быстрота и точность реакции на творившееся окрест, будь то судьбоносные события или казусы повседневности».

О Левитанском той поры В. Кардин скажет скользь: «Он в своем кургузом пиджачке выглядел несолидно и провинциально».

На том же курсе ИФЛИ, рядом с Гудзенко и Левитанским, учился студент Эмиль Аркинд, в будущем известный писатель и литературный критик, подписывавший свои произведения «В. Кардин» (в историю советской литературы он вошел как Эмиль Владимирович Кардин). Он писал: «Когда в комнате студенческого общежития, где обитали Левитанский, Гудзенко и их наставник, знаток поэзии Толя Юдин, а я был гостем, и мы раскладывали на газете ломти колбасы и разливали по стаканам водку, из черного репродуктора донесся голос Молотова. Предсовнаркома объявил о войне с Финляндией… Гудзенко, подумав, заметил: “Это еще не наша война”».

Но наступило 22 июня 1941 года; все трое – Гудзенко, Левитанский и Кардин – пошли добровольцами на фронт и были зачислены в легендарный ОМСБОН – «спецназ Великой Отечественной», как впоследствии его назвали мемуаристы и историки.

Едва сдав экзамены за второй курс, в самые первые дни войны Левитанский пришел в военкомат и написал заявление с просьбой зачислить его добровольцем на военную службу. Сохранилась повестка Сокольнического райвоенкомата, в которой сказано, что «уважаемый товарищ Левитанский» зачислен в «ряды героической Красной Армии». Посему ему «надлежит явиться 15 июля 1941 года на сборный пункт к 8 часам утра по адресу: Стромынка, 13, шк. 378». И далее: «При явке необходимо иметь при себе паспорт, партийный или комсомольский билет, вещевой мешок, смену чистого белья, кружку, ложку, полотенце, мыло и продукты питания на время следования до места назначения».

Левитанский был направлен в Особую группу войск при наркомате внутренних дел. Вскоре подразделение было переименовано в ОМСБОН – Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения. Это название осталось в истории Великой Отечественной войны. Формирование началось в июле 1941 года.

«ОМСБОН был призван вести разведывательные и диверсионные действия на важнейших коммуникациях противника, ликвидировать вражескую агентуру, действуя отдельными подразделениями, мелкими группами и индивидуально.

В соответствии с этими целями необходимо было создать такое формирование, подобного которому Красная Армия фактически еще не знала. Его подразделениям предстояло действовать не на одном каком-то участке фронта, как это было с другими воюющими частями, а в самых разных местах всех фронтов – от Баренцева до Черного моря, а главное – не только на линии самого фронта, но и далеко за его пределами». (Зевелев А.И., Курлат Ф.Л. «Герои особого назначения. Спецназ Великой Отечественной»)

Кроме профессиональных военных в бригаду призывали спортсменов. Было решено также привлечь московских студентов: сто пятьдесят добровольцев прислал Институт физкультуры, немало молодежи пришли из МГУ, строительного, горного, кожевенного, станко-инструментального, медицинского, историко-архивного и из других столичных вузов; около тридцати человек зачислены из ИФЛИ.

Учебный полигон Особой группы войск размещался на территории двух стрельбищ – спортивного общества «Динамо» и Осоавиахима – неподалеку от станции Зеленоградская в районе Мытищ.

«Вокруг открытого тира, пересеченного брустверами и рвами, стоит вековой хвойный лес, и лучшего места для тренировок не найти. Тишина. Только издали время от времени доносится шум электропоездов, да хлопают одиночные выстрелы с огневого рубежа. С приходом добровольцев стрельбища зажили новой жизнью. От деревянных бараков и домиков вдоль беговой дорожки стадиона выстроились ровные ряды квадратов белых армейских палаток. Учебные занятия не прекращались ни на минуту. Бесконечные выстрелы, пулеметные очереди, разрывы гранат, мин и команды военруков гулко отзывались в густом лесу». (Орлов М. Ф. «ОМСБОН в обороне Москвы»)

На учениях солдаты лежали в специально оборудованных узких щелях, и через их головы, лязгая гусеницами, переползал танк. В него бросали деревянные болванки – «гранаты», бутылки с зажигательной смесью.

Военврач Илья Давыдов вспоминал об атмосфере в роте лейтенанта Мальцева, в которой служили Левитанский и Гудзенко.

«Ближайшая от казармы “щель” – самая шумная, – писал он. – Различаю знакомые голоса. Вот взволнованно говорит Семен Гудзенко. Мысленно вижу его сдвинутые к переносью густые брови… В роте Мальцева много студентов Института истории, философии и литературы имени Чернышевского. Они любят порассуждать. Не случайно в батальоне их добродушно-иронически называют философами». (Давыдов И. Ю. «Юность уходит в бой»)

Конечно, не все и не всегда шло гладко.

«Принятые в бригаду гражданские парни не сразу привыкли к первой утренней команде “Подъем!”. Но уже после недели работы с ними кадровые командиры-чекисты убедились, что эти ребята, не умевшие плотно обернуть портянкой ногу, с поразительной легкостью осваивают все сложности военного дела, с азартом соревнуясь, изучают винтовку, автомат, пулеметы, гранаты, топографию, в полном боевом снаряжении совершают дальние походы, ночные марши. Особенно сосредоточенными и внимательными молодые добровольцы были на занятиях по подрывному делу… Будущие подрывники учились производить расчеты, вязать и закладывать заряды, ставить мины, фугасы и производить разминирование». (Орлов М.Ф. «ОМ СБОН в обороне Москвы»)

В Подмосковье занятия продолжались до середины сентября…

В ночь с 15 на 16 сентября подразделения ОМСБОН были подняты по тревоге и отправлены в Москву.

«Настроение у всех сразу переменилось, – рассказывает Илья Давыдов. – Красноармейцы, не сговариваясь, закричали “ура”. Остановились в Пушкино и увидели там еще такой же состав. В него грузились другие батальоны полка. На душе стало радостнее. Мы поняли: отправляемся на фронт защищать столицу».

И далее… «Перед бойцами была поставлена задача – обеспечить оборону центра столицы, не допустить прорыва врага через Садовое кольцо. Предстояла так же “активная оборона” района Белорусского вокзала, Ленинградского и Волоколамского шоссе, т. е. направления, откуда ожидался прорыв немцев. Осью сектора обороны Москвы, закрепленного за ОМСБОНом, была улица Горького от Белорусского вокзала до Кремля».

1-й полк разместился в Доме Союзов (там же был и штаб бригады) и здании ГУМа, 2-й – в зданиях в районе Пушкинской площади. Улица Горького выглядела непривычно. Москвичи, видевшие центральную улицу столицы в те дни, запомнили ее такой навсегда.

«Первые этажи домов и витрины магазинов были укреплены мешками с песком, кирпичом, сваями. Строились баррикады, первая из них (считая от Красной площади) перегородила район Пушкинской площади от тогдашнего кинотеатра «Центральный» (ныне на этом месте протянулось новое здание «Известий») до недостроенного дома, в котором затем разместился магазин «Наташа». Баррикада представляла собой нехитрое с точки зрения инженерной мысли сооружение: мешки песка, кирпичи, обхваченные стальными обручами, веревками и другим связывающим и цементирующим материалом; справа и слева имелись пока еще открытые ворота для прохода троллейбусов и другого транспорта, особенно военных машин, мчавшихся к фронту. Следующая баррикада – в районе нынешней площади Маяковского и такая же – у Белорусского вокзала… Погашены огни… Оконные стекла в домах и учреждениях оклеены бумажными полосами. Воздушная тревога объявлялась до пяти-семи раз в сутки». (Зевелев А.И., Курлат Ф.Л. «Герои особого назначения…»)

«В октябре 41-го года нашу часть привезли в Москву, когда немцы были рядом, и предполагалось, что они могут войти в город, – вспоминал Левитанский. – И в нашу задачу входило держать оборону Москвы… уже в Москве – участок от Белорусского вокзала до Пушкинской площади… Мы патрулировали улицы – ходили вместе с моим другом Гудзенко… Мы, юные патриоты, готовились грудью защищать Москву: у нас была задача не пропустить немцев через Садовое кольцо».

2-й полк ОМСБОН, где проходили службу бывшие студенты ИФЛИ Гудзенко, Левитанский и Кардин, разместили в школе на Бронной, в опустевшем Камерном театре (сейчас Театр им. Пушкина) и в нынешнем здании Литературного института на Тверском бульваре.

«В лютую зиму… нас поместили в это казенное помещение с ледяными батареями, с обедом из жидкой баланды, – писал В. Кардин. – Ночью, когда разносился сигнал воздушной тревоги, мы старались затаиться в классах, они же спальни. На моей стоявшей в углу кровати укрывались тремя шинелями… Голодные мерзнут особенно сильно».

Столовая, где обедали омсбоновцы, находилась на улице Горького около Центрального телеграфа. Когда в один из домов неподалеку попала бомба, молодые бойцы впервые увидели настоящих раненных и убитых. Война подступала все ближе.

«На улице Горького творилось невероятное, – вспоминал Илья Давыдов. – На проезжей части стояло несколько легковых автомобилей с опущенными скатами и побитыми стеклами. Возле диетического магазина, где недавно была длинная очередь, ползали и кричали десятки людей. На мостовой виднелись красные пятна. К месту взрыва бежали люди и останавливались там, не зная, что предпринять. Взрыв тяжелой бомбы вызвал много жертв. В течение часа мы обходили квартиры и делали перевязки раненым. Позже узнали, что такие же фугаски немецкий самолет сбросил на Большой театр, на трамвайную остановку у Ильинских ворот и на угловое здание Центрального Комитета партии. И оттуда автомашины увезли десятки пострадавших».

В эти дни Семен Гудзенко и Юрий Левитанский написали слова песни, фактически ставшей гимном ОМСБОНа. Об этой песне, об ее важной роли на улицах «осажденной Москвы», потом напишут многие мемуаристы. Есть упоминания и о других стихотворных текстах, сочиненных Гудзенко и Левитанским, на мотивы популярных тогда песен.

«Я проснулся от света, ударившего в глаза, – вспоминал В. Кардин. – Надо мной с карманным фонариком в руке склонился политрук.

– Товарищ боец, товарищ боец, вставайте, надо немедленно написать песню.

– Какую песню? – оторопело переспрашивал я.

– Патриотическую. Про Москву. Приказ командования.

– Я не умею сочинять песни.

– То есть как не умеете? – теперь уже политрук был ошарашен. Он, видно, успел доложить, что у него имеются специалисты по части песен, а тут «не умею». – Раз приказано, должны уметь.

– Вы не того разбудили, – оправдывался я, – вон спят красноармейцы Левитанский и Гудзенко. Это по их линии…»

Семен Гудзенко записал в своем дневнике:

«Темна Тверская. Мы идем обедать с винтовками и пулеметами. Осень 1941 г. На Садовом баррикады. Мы поем песню о Москве. Авторы – я и Юрка (Левитанский – Л.Г.)»

Уточним: авторы слов. Песню пели на мотив суперпопулярной в ИФЛИ, а потом и во всей стране «Бригантины» Павла Когана и Георгия Лепского.

 
Звери рвутся к городу родному,
Самолеты кружатся в ночú,
Но врага за каждым домом
Встретят пулей патриоты-москвичи.
 

Припев:

 
Слышен гул орудий отдаленный,
Самолеты кружатся в ночú.
Шаг чеканят батальоны.
В бой за красную столицу, москвичи!
 
 
Мы за все сполна ответим гадам,
Отомстим за наши города.
Нет патронов – бей прикладом,
Чтоб от гада не осталось и следа!
 

[Припев]

 
Наша слава вспоена веками,
В песнях слава воина жива.
На последний бой с врагами
Поднимается рабочая Москва.
 

[Припев]

Эту песню пели почти всегда, когда солдаты шли строем.

«Появление на улицах Москвы подтянутых солдат в строю с полной боевой выкладкой и их песня, утверждавшая: “Мы не отдадим Москвы”, имели огромное мобилизующее и психологическое воздействие на жителей осажденной столицы. И авторы книги – свидетели того, как хмурые лица москвичей светлели, выражая надежду. Люди видели, что Москва имеет надежных и крепких защитников». (Зевелев А.И., Курлат Ф.Л. «Герои особого назначения…»)

Ситуация на фронте менялась. Командование приняло решение передислоцировать ОМСБОН в Подмосковье, чтобы встретить врага лицом к лицу.

16 ноября 1941 года подразделения ОМСБОНа были подняты по тревоге и отправлены в район Клина.

За центром Москвы начинался настоящий фронт. Бойцы с любопытством и удивлением озирались по сторонам. Миновав Белорусский вокзал, сразу за границей сектора батальона колонна автомашин въехала в маскировочный туннель, образованный сеткой, натянутая вдоль шоссе на уровне фонарных столбов. Поверх сетки были набросаны ветки и желтые листья. Шоссе возле стадиона «Динамо» и Боткинского проезда пересекала железобетонная баррикада с пулеметными амбразурами. В ней были оставлены два проема для пропуска автомашин. В районе Сокола маскировочный тоннель заканчивался. Вдоль дороги торчали бетонные укрепления, противотанковые ежи и надолбы. На развилке дорог к Волоколамску и Ленинграду женщины и подростки копали противотанковый ров, укладывали в штабеля мешки с песком.

«О противнике мы знали немного, – вспоминал Илья Давыдов, – только то, что он под Волоколамском, за Московским морем и где-то в Калининской области, далеко за Клином. Но уже за Солнечногорском темп движения резко снизился. Следом, пытаясь нас обогнать, шли танки и кавалерия. Оседланные лошади стояли в кузовах автомашин седло к седлу. Укрываясь от снега и ветра, к ним прижимались смуглые низкорослые кавалеристы. Сутолока на шоссе продолжалась до самого Клина. В городе обстановка оказалась не лучше. На узких улицах полно артиллерии, автомашин и пехоты. Группы красноармейцев отыскивали свои части. На окраинах трудились тысячи людей – копали противотанковые рвы».