Текст книги "10 вождей. От Ленина до Путина"

Незадолго до полуночи в кабинет В.М. Молотова вошел И.В. Сталин. Вместе с ним был и К.Е. Ворошилов. За окном стоял стылый февраль 1938 года. Трое поговорили, не рассаживаясь в кресла. Точнее, больше говорил Сталин. Молотов и Ворошилов слушали, иногда вставляя свои реплики в неторопливую речь вождя.

Бесшумно возник помощник хозяина кабинета и доложил, что «китайца привезли». Речь шла о специальном представителе Чан Кайши, приехавшем в Москву. Вошедший в кабинет Сунь Фо был среднего роста, с проницательными глазами, улыбчив. Поздоровались. Сталин, как всегда, осведомился через переводчика, хорошо ли добрались до Москвы, как здоровье Чан Кайши, готов ли гость для беседы.

Расселись с одного края длинного стола для совещаний, какие стояли в кабинетах всех высоких советских руководителей.

Было 12 часов ночи. Обычно в это время или на час раньше кремлевские вожди назначали приемы «гостей»: заслушивали наркомов; руководителей, которых они вызывали для отчета; совещались между собою по важным вопросам. Ночь своим покровом словно должна была подчеркнуть важность и таинственность встреч, бесед, переговоров.

После короткого ритуального начала Сталин прямо спросил: какие вопросы волнуют Чан Кайши? Чем они, большевистские руководители в Москве, могут быть полезны Бэйпину?

Сунь Фо после очередных традиционных витиеватых приветствий Сталину и его соратникам заявил, что привез специальное послание лидера дружественного Китая. Переводчик начал длинное чтение текста, которое было им уже заранее изложено на русском языке.

Чан Кайши просил у Сталина советников, оружия, много оружия, но главное, чтобы СССР… объявил войну Японии. Это выгодно, по его мнению, не только Китаю, но и СССР…

Сталин перебил переводчика и сразу же заявил:

– Объявлять Японии войну нам нецелесообразно. Прежде всего по политическим соображениям. Сейчас, – он сделал ударение на данном слове, – это делать не следует.

Переводчик переводил. Сунь Фо быстро выстраивал в своем блокноте иероглифы.

Что же касается оружия, продолжал Сталин, то надо смотреть на дело капитальнее. Дадим что можем. Но вам надо построить 1–2 авиазавода, 1–2 завода для артиллерийского вооружения. Окажем помощь.

Беседа в том же духе длилась долго. Китаец просил – Сталин отвечал. Иногда поддакивали Молотов и Ворошилов и «подкрепляли» Сталина доводами, аргументами, цифрами. Было уже три часа ночи, когда Молотов, обращаясь к участникам переговоров, заявил:

– Есть предложение поужинать у меня дома. Жена уже давно ждет…

Конечно, «вождями» все было расписано заранее. В том числе и почти «утренний» ужин. Дружно поднялись и отправились к Молотову. Вскоре туда приехали вызванные А.И. Микоян, Н.И. Ежов. Ночная пирушка длилась до 5.15 утра. Все изрядно захмелели, выпив по дюжине рюмок «за товарища Сталина», «вождя китайского народа Чан Кайши», «дружбу двух великих государств». Кровавый пигмей Ежов, слывший наверху пьяницей, быстро опьянел и что-то бормотал про «важность укрепления карательных органов». Сталин и Ворошилов очень высоко отзывались о Чан Кайши как о полководце, хотя, нажимали собеседники, в борьбе с Китайской Красной Армией было принесено много напрасных жертв…

Переводчик, самый трезвый из компании, еще успел зафиксировать прощальный тост Сталина:

– История любит шутить. Она иногда выбирает дурака, как палку, которая подгоняет исторический прогресс. Японская военщина представляет дурака. Япония не завоюет Китай. Я пью за сильный Китай, который будет включать в себя и Синьцзян, и Внешнюю Монголию!{399}399
  АПРФ. Ф. 45. Оп. 1. Д. 321. Л. 31–34.


[Закрыть]

Вновь дружно выпили.

После «ужина» вожди разъехались отсыпаться. Когда же Сталин вновь встретился с Сунь Фо через три месяца, 23 мая 1938 года, он уже был готов дать Чан Кайши многомиллионный заем в долларах под оружие, военное производство.

Так большевистские вожди теперь предпочитали вести свою международную политику; не через Коминтерн, международные конгрессы или Лигу Наций, а путем тайных переговоров, закрытых сделок, взятия взаимных обязательств со странами, которые, по мысли кремлевских руководителей, могли быть полезными в их глобальных планах.

Мы коснулись китайского сюжета не случайно. Именно в китайских вопросах Сталин считал себя особо большим специалистом. Достаточно напомнить его известные и весьма претенциозные речи в ИККИ (Исполнительный комитет Коммунистического Интернационала) 30 ноября 1926 года «О перспективах революции в Китае» и 24 мая 1927 года о «Революции в Китае и задачах Коминтерна». В 30-40-е годы Сталину все время приходилось маневрировать между Гоминьданом и компартией, максимально используя «китайский вопрос» для «разгрома» (любимое сталинское выражение) своих оппонентов в лице то Троцкого, то Зиновьева и Каменева, то Бухарина. Правда, десятилетие спустя после упомянутой беседы «Правда» напишет: «Проникая взором гениального стратега», Сталин укажет, «что реакционные гоминьдановские круги давно пошли на сделку с кровными врагами китайского народа-американскими и английскими империалистами». Чан Кайши теперь уже в контрреволюционном лагере…{400}400
  Правда, 1948. 14 ноября.


[Закрыть]

От прямой атаки на цитадель империализма с целью зажечь там пожар мировой революции большевики перешли к стратегии длительной осады крепости, не отказываясь от идеи советизации всей планеты. Сталин уверен, что «мировая революция будет развиваться путем революционного отпадения ряда новых стран от системы империалистических государств…». В этих условиях СССР превращается «в базу дальнейшего развертывания мировой революции, в рычаг дальнейшего разложения империализма»{401}401
  Сталин И. Соч. Т. 6. С. 398–399.


[Закрыть].

Этой установке, сформулированной Сталиным в декабре 1924 года, он остался верен до конца своей жизни.

Хотя, когда американский издатель Р. Говард задал 1 марта 1936 года вопрос:

– Оставил ли Советский Союз свои планы и намерения произвести мировую революцию? – вождь ответил:

– Таких планов и намерений у нас никогда не было{402}402
  См.: Сталин И.В. Соч. Т. 6. С. 265.


[Закрыть].

Заявлено это было без тени смущения…

Такими были практически все большевистские руководители; ложь являлась их союзницей.

В первые два десятилетия наследник Ленина пытался максимально использовать для разжигания мирового пожара Коминтерн, почти с самого начала превратившийся в подсобный инструмент кремлевских вождей и служб НКВД. Сопротивление «братских партий» этой незавидной роли было слабым и недолгим. Те, кто пытался протестовать против сталинского диктата в Коминтерне, поначалу бесцеремонно удалялись из структур международной организации, а в 30-е годы просто физически уничтожались.

Так, в декабре 1928 года сторонники Бухарина в руководстве ИККИ Ж. Эмбер-Дро и Серра (А. Таска) пытались протестовать против методов сталинского влияния в Коминтерне. В результате они подверглись решительному остракизму и были быстро удалены из ИКП. Таска позже, уехав из СССР, написал в Секретариат итальянской компартии: «Сталин – это знаменосец контрреволюции… Для него важны не принципы, но монополия на власть»{403}403
  Annali Feltrinelli. Vol. VIII. Milano, 1968. P. 670.


[Закрыть].

В разгар активизации борьбы с фашизмом, в чем немалую роль сыграли решения VII конгресса Коминтерна, Сталин развернул кровавый поход не только против собственного народа, но и функционеров давно притихшего Коммунистического Интернационала. НКВД хозяйничал в кадрах Исполкома Коминтерна, как в каком-нибудь провинциальном обкоме ВКП(б). В 1936–1937 годах волна арестов затронула все структуры Коминтерна{404}404
  РЦХИДНИ. Ф. 17. Oп. 120. Д. 297.


[Закрыть].

В октябре 1937 года Г. Димитров, генеральный секретарь Исполкома Коминтерна, и секретарь ИККИ Д. Мануильский обратились в ЦК ВКП(б) за помощью: исполком парализован из-за того, что «органами Наркомвнудела выявлен ряд врагов народа и вскрыта разветвленная шпионская организация в аппарате Коминтерна»{405}405
  РЦХИДНИ. Ф. 17. Oп. 120. Д. 259. Л. 36–37.


[Закрыть]. Нужны кадры…

Окончательно порвав с европейской социал-демократией, которую Сталин называл «социал-фашизмом», обескровив Коминтерн, вождь большевиков сделал ставку на сугубо тоталитарные методы влияния в международных и коммунистических делах. Тайные сговоры, усиление агентурной сети НКВД в стране и за рубежом, инициирование нужных процессов в государствах, где есть антиимпериалистические настроения, стали методами «революционных» действий Сталина. Особенно после того, как по его инициативе в июне 1943 года был распущен Коминтерн, которому Ленин отводил когда-то роль главного факельщика мировой революции.

Конечно, Сталин и его службы внешне весьма «цивилизовались», и в 30-е годы не могло уже появляться таких официальных документов, какой, например, родился в 20-е годы в результате работы Особой комиссии в одном из советских дипломатических представительств в Прибалтике.

В докладе этой комиссии, в частности, говорилось: «Дипломатическая миссия, как военная крепость, должна быть внешне обставлена и внутренне организована так, чтобы ни один ненадежный, подозрительный или чужой человек не мог находиться постоянно внутри ее помещения, а посторонние лица могли иметь туда доступ только на определенных условиях, гарантирующих миссию от шпионства извне и предательства изнутри… В каждом постоянном участнике работ миссии необходимо предполагать возможного предателя, а в каждом «госте» – возможного шпиона…»

Далее комиссия делала обобщения такого рода: «Советский дипломат и всякий честный советский работник за границей – это непримиримый и беспощадный враг всех официальных властей и всех частных лиц из числа собственников земли и средств производства. Враг даже в том случае, когда он подписывает какой-либо договор или заключает сделку, безусловно, выгодную другой стороне в данный момент. Здесь более чем где-либо рука, подписывающая договор или сделку, конвульсивно сжимается в ожидании момента, когда можно будет схватить «другую сторону» за горло и душить, душить насмерть, как урода, как «извращение законов природы и всякой правды»{406}406
  ЦГАНХ. Ф. 3429. Оп. 6. Д. 28. Л. 19–21.


[Закрыть].

Сталин, возможно, думал почти так же до конца своей жизни, но вряд ли бы одобрил публичное появление такого документа. Его дипломатия, международная деятельность внешне была даже респектабельной, но по сути такой же, как и у составителей этого поразительного по цинизму и классовой озлобленности документа.

Сталин особое значение придавал тайной дипломатии, прежде всего со странами, партиями, организациями, близкими ему по духу и целям. Думаю, он никогда не вспоминал «революционного романтизма» большевиков, спекулировавших в 1917 году на борьбе с «тайной дипломатией» царизма и Временного правительства, разоблачении «секретных договоров» и соглашений. Как давно все это было!

Теперь Сталин – абсолютный диктатор. Он не только принимает главные решения по внутренним и внешним вопросам, но и страшно любит лично сам «ткать» полотна договоров, соглашений, сделок. Обычно его участие – эффективная форма «руководства» братскими партиями, давления на них, осуществления своих замыслов.

Диктатор выработал целый ритуал закрытых, часто тайных бесед. С просьбами о личных встречах к нему обращались многие: от Мао Цзэдуна до Тито, от Ким Ир Сена до Долорес Ибаррури. Второй вождь обычно давал согласие. Делегации или лидеры приезжали, прилетали, и здесь они нередко ждали назначения дня желанных встреч. Ждали по нескольку дней, а то и недель. Через это прошли Мао Цзэдун, Ким Ир Сен, Чойбалсан, Тито, Долорес Ибаррури, Вильгельм Пик, Морис Торез, Энвер Ходжа, другие национальные лидеры. Гость как бы «вызревал» для встречи с вождем, чтобы ощутить всю историческую значимость предстоящей беседы. Приглашенные в Москву лидеры жили на цековских дачах, «общались» с охраной, сотрудниками спецслужб, работниками аппарата ЦК ВКП(б) и ждали, ждали… Вдруг за несколько часов до встречи гостю сообщали: «Вас сегодня примет товарищ Сталин». Обычно назначалось позднее время: 11 часов вечера, полночь, а иногда и за полночь. Люди шли к земному богу, и все было необычно, таинственно, загадочно, даже время, назначенное для долгожданных бесед.

Сталин умел обвораживать собеседников своей «простотой», хлебосольством, щедростью и обычно добивался всего, чего хотел. Как писал в своей книге «Со Сталиным» албанский «вождь» Энвер Ходжа, первая его встреча с советским вождем оказалась неожиданно скорой. В Москву Ходжа прилетел на специальном советском самолете 14 июля 1947 года, а уже в полночь 16 июля Сталин принял албанцев. Ходжу поразило все: и просторы кабинета генералиссимуса, и мягкая обходительность Сталина, и безапелляционность его суждений, и тосты, которые провозглашал советский лидер, как и полуночный просмотр в специальном зале киножурналов и фильма «Трактористы». В ходе демонстрации картины вождь сам комментировал ее содержание. Энвер оказался наблюдательным человеком и запомнил не только содержание тостов Сталина и марку вина, которое он пил, но и живой интерес советского диктатора к особенностям «албанского языка и истории».{407}407
  Ходжа Энвер. Со Сталиным. Воспоминания. Тирана, 1957. С. 33, 52.


[Закрыть]

В процессе таких бесед Сталин фактически давал инструктивные указания. В данном случае: как бороться с внутренней реакцией и создавать МТС, как использовать в Албании советских специалистов. Посоветовал также укреплять морское побережье. Особый восторг у албанского коммунистического вождя вызвало решение Сталина «предоставить просимое вооружение Тиране бесплатно»{408}408
  Ходжа Энвер. Со Сталиным. Воспоминания. Тирана, 1957. С. 47.


[Закрыть].

К слову, Сталин всегда что-нибудь давал своим вассалам – не только личные подарки: золотые сабли, автомобили, вазы, а чаще оружие, порой деньги, специалистов, оборудование заводов, фабрик. В обмен тоже что-нибудь «брал», обычно – независимость. Беседы с иностранными гостями происходили почти по одной и той же схеме. Иногда помощники Сталина заранее требовали вопросы, которые прибывшая сторона была намерена поставить перед властителем. Чаще всего вместе с генсеком на встречах присутствовали Молотов, изредка Маленков, кто-то из военных.

У нас нет возможности рассказать даже о малой части сталинских встреч, обычно – тайных. Правда, иногда в газетах появлялось две-три строки о прошедшей беседе, из которых нельзя было даже узнать, когда она в действительности состоялась, не говоря уже о том, что на ней обсуждалось.

К некоторым партиям и их лидерам Сталин проявлял особое пристрастие, позитивное или негативное. Он был всегда подчеркнуто внимателен, например, к Эрколи (Тольятти) и его партии. Так же подчеркнуто, но отрицательно (особенно в 20-30-е годы) относился к полякам.

Возможно, на отношение Сталина к полякам серьезно повлияло поражение Красной Армии в 1920 году под Варшавой. В числе высоких военачальников и комиссаров, битых в российско-польской войне 1920 года, оказался и член Военного совета фронта И.В. Джугашвили (Сталин).

Многие мелкие детали, штрихи повседневья генсека свидетельствуют о его устойчивой недоброжелательности к полякам, их компартии и в то же время невольном к ним уважении за стойкость и мужество. Вот одно такое свидетельство. После Гражданской войны советская Россия пыталась выйти из международной изоляции и вела сложные дипломатические маневры в отношениях с западными соседями.

На заседании политбюро 18 октября 1923 года Сталин пишет записку одному из присутствующих (видимо, Чичерину). «…Я думаю, что лучше отказаться от зондировки поляков и приняться за зондировку латышей. Латышей можно запугать, припереть к стене и пр. С поляками этого не сделать. Поляков надо изолировать, с ними придется биться. Ни черта мы у них не выведаем, только раскроем свои карты. Коппа задержать. Поляков изолировать. Латышей купить (и запугать). Румынию купить. А с поляками подождать»{409}409
  АПРФ. Ф. 45. Оп. 1. Д. 25. Л. 109.


[Закрыть].

Записка красноречиво показывает не только предельный цинизм генсека, но и невольное уважение Польши. Рана, нанесенная самолюбию Сталина в 1920 году, постоянно кровоточила. Именно генсек уже в начале 30-х годов инициировал жестокое преследование польских деятелей в Коминтерне.

Секретарь ИККИ М. Москвин (подлинная фамилия Трилиссер, один из видных деятелей НКВД) поддержал версию, сфабрикованную Ежовым, о «полной засоренности компартии Польши шпионами и диверсантами». Димитров на основе этих данных пришел к выводу, что в Коминтерне существует «разветвленная шпионская организация»{410}410
  РЦХИДНИ. Ф. 495. Оп. 74. Д. 411. Л. 5, 22.


[Закрыть]. Когда под давлением Сталина Исполком Коминтерна принял в декабре 1937 года позорное решение о роспуске компартии Польши, лидер ВКП(б) на проекте резолюции ИККИ выразился весьма красноречиво: «С роспуском опоздали на два года. Распустить нужно, но опубликовать в печати, по-моему, не следует»{411}411
  Цит. по: Вопросы истории КПСС. 1988. № 12. С. 52.


[Закрыть]. Так что в «послужном списке» Сталина мрачные страницы в польских делах связаны не только с массовым расстрелом офицеров в Катыни…

Когда-то Сталин свои беседы с делегациями компартий старался делать прилюдными, требовал публиковать о них отчеты, рассчитывая на пропагандистский эффект. Например, 5 ноября 1927 года генсек принял у себя в кабинете представителей делегаций датской, французской, немецкой, английской, китайской, бельгийской, чехословацкой и некоторых других компартий. «Диалоги» тогда еще не были тайными. Но какими? Судите сами.

Вопрос: Почему в Советском Союзе не терпят социал-демократическую партию?

Сталин: Ее не терпят потому же, почему не терпят контрреволюционеров. Это партия открытой контрреволюции…

Вопрос: Почему нет свободы печати в СССР?

Сталин: Нет свободы печати только для буржуазии…

Вопрос: Кому принадлежит власть в СССР?

Сталин: Наша власть есть власть одного класса, власть пролетариата.

Вопрос: Почему не выпускают из тюрем меньшевиков?

Сталин: Речь идет об активных меньшевиках.

Вопрос: Как Вы думаете осуществить коллективизацию в крестьянском вопросе?

Сталин: Постепенно; мерами экономического, финансового и культурно-просветительного порядка…{412}412
  РЦХИДНИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 28–40. Л. 1-29.


[Закрыть]

Сталин почти шесть (!) часов подряд демагогически отвечал на вопросы коммунистов из-за рубежа. Удивительно не то, что он так лживо отвечал. Поразительно то, что его хотели слушать, хотели быть обманутыми… Но он лгал весьма часто, ибо никто не мог так искусно пользоваться оружием Лжи, как он. На последнем своем, XIX съезде партии, за четыре с половиной месяца до смерти, Сталин заявил: «Раньше буржуазия позволяла себе либеральничать… Теперь от либерализма не осталось и следа. Нет больше так называемой «свободы личности», – права личности признаются теперь только за теми, у которых есть капитал, а все прочие граждане считаются сырым человеческим материалом…»{413}413
  Сталин И.В. Речь на XIX съезде партии. Госполитиздат, 1952. С. 11.


[Закрыть]

О «правах личности» говорил человек, прекрасно знающий, что в его тюрьмах, лагерях, ссылке сейчас (именно сейчас, когда он говорил) томится 4,5 миллиона человек, абсолютное большинство которых не совершали никаких преступлений… Так что демагогические ответы коминтерновцам, выступления на съездах были неизбежной данью той лживой идее, планетарно распространенной Лениным.

Когда же Сталин встречался в самом узком кругу, он не тратил время на такую примитивную ложь, как на XIX съезде партии. Он наставлял. Учил. Инструктировал: как действовать, как лгать и снова действовать. Тотальное отчуждение личности, класса, массы от свободы, истины, исторической ответственности во время господства Сталина достигло апогея. Но он не считал свои задачи выполненными, пока весь мир не жил по его «Краткому курсу». Беседы с зарубежными коммунистическими лидерами, по большей части тайные, после войны для Сталина явились важной частью его личного влияния на распространение марксизма-ленинизма-сталинизма в мире.

Сталин несколько раз говорил членам политбюро, когда речь заходила о коммунистическом движении:

– В мире капитала есть лишь две по-настоящему сильные партии: это итальянская и французская. В известном смысле (массовости) – китайская.

Не случайно, что отношения с ними были для Сталина особыми.

…30 ноября 1947 года в Рим совпослу пошла шифрованная телеграмма – для передачи в ЦК ИКП.

«Тов. Тольятти.

На днях по просьбе Ненни состоялась встреча в Москве. Ненни информировал о положении в Италии и поставил вопросы, на которые получил ответы.

Сообщаем для сведения о содержании беседы. О единстве с коммунистами. Оно будет укрепляться. На выборах обе партии выступят единым блоком и с единым списком. Но Ненни считает преждевременным создание единой рабочей партии в Италии, так как это может оттолкнуть средние слои, а они традиционно следуют за социалистами…

Коммунисты и социалисты упустили время после ухода оккупационных войск. Больше виноваты коммунисты, не хотели создавать греческой ситуации. Мы поможем партии Ненни, в соответствии с его просьбой, бумагой по дешевой цене…

В случае взятия власти в Италии левым блоком СССР может обеспечить Италию хлебом. С углем сложнее. Может помочь Польша.

Исполнение телеграфьте.

Филиппов»{414}414
  АПРФ. Ф. 45. Оп. 1. Д. 319. Л. 4–7.


[Закрыть].

Сталин всерьез рассматривал возможность прихода коммунистов к власти (а социалисты для него были те же меньшевики – временные попутчики). Сталин укоряет Тольятти вроде бы от имени Ненни в упущенном шансе прихода к власти после вывода из Италии оккупационных сил.

В случае победы коммунистов Сталин обещает обеспечить Италию хлебом. А его страна голодает, получая по карточкам нищенские «пайки»…

Сталин любил Тольятти, если, конечно, диктатор мог вообще кого-нибудь «любить». Не случайно, что 14 октября 1952 года в своей коротенькой речи на XIX съезде партии «вождь народов» счел необходимым упомянуть имя лидера итальянских коммунистов. «Когда товарищ Торез или товарищ Тольятти заявляют, что их народы не будут воевать против народов Советского Союза (здесь речь Сталина прерывается «бурными аплодисментами»), то это есть поддержка, прежде всего – поддержка рабочих и крестьян Франции и Италии…»{415}415
  Сталин И.В. Речь на XIX съезде партии. С. 7.


[Закрыть] Эти две партии и этих двух лидеров Сталин упомянул в своей последней публичной речи. В его бумагах множество материалов о делах коммунистов данных стран, велика переписка, которая велась через советские посольства и советские спецслужбы.

Через две недели после телеграммы Тольятти, 14 декабря 1947 года, Сталин принимает в ночной Москве одного из членов руководства итальянской компартии Секкья. Кремлевский диктатор в беседе с итальянцем рекомендует иметь в стране свою разведку, с помощью которой «проникать в штабы и органы противника». Надо иметь в виду, наставляет генералиссимус, что в «партии всегда есть шпионы…». Предлагает ЦК ИКП «иметь собственную охрану, такую маленькую гвардию из испытанных людей…».

Сталин инструктирует соратника Тольятти, словно речь идет о подготовке государственного переворота, подобно большевистскому в октябре 1917 года. Кремлевский хозяин подробно интересуется здоровьем П. Тольятти, состоянием его сердца. Философски, но банально изрекает:

– Сердце – это мотор. Его надо смазывать, о нем надо заботиться. Разве может самолет летать без мотора?

Посчитав, что этой сентенции о здоровье Тольятти мало, приводит еще одну: «Ленин говорил, что для того, чтобы подготовить хорошего работника, требуется 10–15 лет, а потерять его можно в 1 час. Разве можно обращаться так с человеческим материалом?»{416}416
  АПРФ. Ф. 45. Оп. 1. Д. 319. Л. 11–15,19.


[Закрыть]

Естественно, для Сталина даже лидер – это «материал», хотя и человеческий. Но была и изюминка тайной беседы. Без видимой связи Сталин вдруг заявил:

– Можем дать вам 600 тысяч долларов. Пусть Секкья сам их и увезет…

Секкья немного растерян, рад, благодарит и размышляет вслух: «Как же их доставить в Италию?»

Сталин говорит, что это всего 2 мешка по 40–50 килограммов…

Секкья предлагает переправить деньги для ЦК ИКП через советское посольство. Выражает пожелание, чтобы купюры были не мелкие, а достоинством по 100 долларов. Итальянец продолжает благодарить за очередную помощь. Сталин бесцеремонно прерывает:

– Не стоит меня благодарить. Это наш рабочий класс вам помогает…{417}417
  АПРФ. Ф. 45. Оп. 1. Д. 319. Л. 14.


[Закрыть] Рабочий класс и не предполагал, что советский вождь, подкармливая, дарит послушным партиям не партийные, а народные деньги мешками. И делал это диктатор весьма часто.

Так, 5 августа 1948 года состоялась обычная ночная встреча Сталина с руководством Испанской компартии: Долорес Ибаррури, Франсиско Антоном и Сантьяго Каррильо. Подле Сталина сидели В.М. Молотов и быстро поднимавшийся по карьерной лестнице М.А. Суслов.

Когда испанцы, рассказывая о положении на своей родине, стали жаловаться на материальные трудности, Сталин перебил:

– Мы можем помочь. Сколько и в какой валюте?

Долорес Ибаррури: лучше в американских долларах.

– Достаточно ли будет пока 600 тысяч американских долларов? – спросил Сталин.

Руководители испанской компартии стали, естественно, дружно благодарить «товарища Сталина». Сумму они просят привезти в Чехословакию, где хранятся их деньги{418}418
  АПРФ. Ф. 45. Оп. 1. Д. 38. Л. 105–114.


[Закрыть].

Конечно, речь шла не только о привычной денежной инъекции очередной «братской партии». Сталин долго и назидательно поучал испанцев, как объединить все антифашистские силы, как «проникать везде». Рекомендовал организовать «партизанское движение против режима…». Возможно, диктатор вспомнил, что в январе 1937 года он так же рекомендовал в своем письме главе республиканского правительства в Испании Ларго Кабальеро «создавать из крестьян партизанские отряды в тылу фашистской армии»{419}419
  АПРФ. Ф. 45. Оп. 1. Д. 318. Л. 12.


[Закрыть]. Тогда не помогло. Может, успех будет сейчас?

Ночные гости старательно помечали «мудрые указания» московского диктатора в своих блокнотах. Сталин же и в ядерный век не хотел отказаться от коминтерновского мышления, правда, трансформируя его. Он был не готов к прямому столкновению с миром капитала, но пытался там, где это было можно, создать для него максимальные трудности, потрясения, организовать партизанские выступления. Не случайно в самом конце своей жизни он назовет свою партию «ударной бригадой», глядя на которую, учась у нее, возникли такие же бригады «от Китая и Кореи до Чехословакии и Венгрии»{420}420
  Сталин И.В. Речь на XIX съезде партии. С. 8–9.


[Закрыть]. А он хотел, чтобы эти бригады возникли по всему миру. Было бы вернее, если бы назвал их не «ударными», а «красными бригадами», возникшими на Западе не без влияния ленинско-сталинской идеологии.

Партизанская борьба после окончания Второй мировой войны стала «пунктиком» Сталина. Он советовал ее разворачивать многим партиям, особенно в странах, где существовали определенные настроения недовольства правящими режимами.

Показательны в этом отношении беседы Сталина с индийскими коммунистами А.К. Голиям, Ш.А. Данте, Рао. Отвечая на заранее переданные письменные вопросы лидеров индийских коммунистов о партизанской борьбе, Сталин решительно советовал шире применять эту форму «революционных действий». Московский лидер выразил отношение и к террору. «Коммунисты, – заявил индусам Сталин, – должны быть за террористические действия масс, но против террористических действий отдельных революционных лиц, «действующих вне массового движения»{421}421
  АПРФ. Ф. 45. Оп. 1. Д. 310. Л. 93.


[Закрыть].

Уж Сталин-то знал толк в терроре. Когда 13 июня 1907 года в 10.30 утра в Тифлисе взлетел на воздух фаэтон, везущий деньги в банк, и началась оглушительная стрельба со всех сторон по конвою, за кулисами большевистской экспроприации стоял рябой Джугашвили. Правда, те 350 тысяч рублей, что захватили боевики большевиков, Ленин и ЦК использовать не смогли. Купюры были не «стандартные», по 500 рублей. Более двух десятков убитых и раненых казаков охраны на совести организатора террористического акта с целью захвата денег…

Когда 2 марта 1951 года руководители Индийской компартии вновь встретились ночью в сталинском кабинете, рассуждения о терроре и партизанской борьбе были продолжены. Сталину поддакивали его «соратники»

Молотов, Маленков, Суслов. Хотя стенограмма называется «записью беседы товарища Сталина с тт. Рао, Данге, Гош и Пуннайя», в действительности это был длинный монолог человека, посчитавшего себя победителем на все времена, безгрешным оракулом и всевидящим мудрецом.

Все сидели за длинным столом и дружно поворачивали головы за медленно расхаживавшим по огромному кабинету Сталину с традиционной трубкой в руке: «Террор индивидуальный не решит вопроса… Партизанскую войну можно начинать везде, где этого хочет народ… Вам не надо мудрить, отбирайте землю у помещиков, а если отберете у кого-то лишнее – это потом разберетесь. У русских говорят: лес рубят – щепки летят… У вас можно создать хороший режим… Важно уметь отказаться от личных интересов…»{422}422
  АПРФ. Ф. 45. Оп. 1. Д. 311. Л. 10–14.


[Закрыть]

Как все до боли знакомо! Если представить на минуту, что сталинские «ударные бригады» путем «массового террора», партизанской борьбы, демагогии пришли бы к власти во многих странах мира, сколь более разнообразным этнически и географически стал бы большевистский ГУЛАГ!

Ночные диалоги-монологи… О некоторых из них спустя день-другой могли написать в «Правде». Две-три строки. Как, например, 18 июля 1952 года «О приеме товарищем Сталиным П. Ненни, вице-председателя Всемирного Совета Мира». О многих не сообщалось вообще ничего.

Это была стопроцентная тайная коммунистическая дипломатия, которую вел один вождь, а ему помогали его послушные «соратники», дипломатические советские «крепости» в большинстве столиц мира, активная, везде проникающая разведывательная сеть. Сталин наслаждался своей мудростью, щедростью, всезнанием, всесилием.

Пресыщение властью рождает еще большее желание испытать ее наркотическое воздействие. Победа в страшной войне убедила диктатора в его «исторической правоте», правильности его социальной методологии, основанной на насилии, обмане, планируемом пришествии эфемерного лучезарного грядущего.

Тайные беседы Сталина преследовали цель ускорить создание новых красных анклавов на политической карте мира… Чтобы это гарантированно произошло, предметом особой его заботы стал социалистический «лагерь». Правда, сразу после войны этот огромный лагерь называли «народно-демократическими странами».

К Сталину ездили, как в Мекку, не только руководители коммунистических и рабочих партий капиталистических стран, но и лидеры государств, которые благодаря СССР пошли по новому, «социалистическому пути». Впрочем, у них другого выбора и не было, ибо те, кто оказался в сфере «плотного» влияния Москвы, очень быстро почувствовали металлическую хватку Сталина. Клемент Готвальд, Георге Георгиу-Деж, Гомулка, Димитров, Ракоши, Вильгельм Пик, Энвер Ходжа, Тито, Ким Ир Сен, Чойбалсан и сам Мао Цзэдун совершали паломничество в Москву.

Сталин, решившийся после войны на одну-единственную зарубежную поездку в июле 1945 года в Потсдам (впрочем, за все послереволюционное время это был второй случай, когда он покидал СССР. Во время войны Сталин вылетал еще в Тегеран), считал, что ехать должны к нему, «вождю народов», а не он куда-то.

…Сталин во время работы над бесчисленными бумагами, которые несли ему помощники, временами оставлял их и подходил к окну своего кабинета в Кремле или кунцевской дачи. Отодвинув тяжелую штору, он мог неподвижно стоять, вперив свой взор в никуда. Возможно, не стаи ворон, летавшие с криком над Кремлем, белизна берез в Кунцеве или россыпь звезд ночного неба над столицей занимали мысли диктатора. Он не мог не вспоминать, кем он был до фантастически легкой, нелепой победы в октябре 1917 года. Полубродяга, полуарестант, полуссыльный, не проработавший до переворота, когда ему было уже 37 лет, ни одного дня (!), стал волею невероятных обстоятельств «вождем народов», лидером сотен миллионов людей… Нормального, обычного человека не могла бы не потрясти сама по себе эта сказочная метаморфоза. Но Сталин давно уже не считал себя «обычным» человеком.