Текст книги "Шестерки Сатаны"

Наглядный пример: «Не думай о секундах свысока…» Строго говоря, о десятых и сотых долях данного временного интервала тоже не стоит забывать. То, что я не превратился в подобие Алехо, было следствием сумасшедшего, но очень своевременного прыжка вправо, в дверной проем, который я совершил за несколько десятых секунды до того момента, как пули с двух направлений прошили воздушное пространство коридора.

Сам по себе этот прыжок мог бы только отсрочить процесс изрешечивания. Проем был достаточно широкий, чтоб меня смогли разглядеть хотя бы с одной стороны. Впрочем, даже если б меня и вовсе не разглядели, какая-нибудь шальная пуля из нескольких десятков могла бы меня достать.

Но повезло. Во-первых, дверь в номер оказалась не запертой на ключ, а во-вторых, она открывалась вовнутрь номера, и я скользнув по паркету после прыжка, буквально ввалился в комнату. Там я совершенно не предумышленно, а просто по инерции повалился набок, а потому смог лицезреть через распахнутую дверь печальную судьбу своего конвоира. Впрочем, это впечатляющее зрелище я наблюдал не больше двух секунд. Одна из пуль, которыми обменивались противоборствующие стороны, врезалась в стену, вышибла кусок штукатурки и с мерзким «мяу-у!» влетела в номер. Я тут же постарался откатиться подальше от двери.

Номер был точно такой же, как у меня, только незаселенный, без мебели и вообще ремонтируемый. В нем стояли стремянки, ведра и банки с краской, потолок уже был побелен, две стены покрашены, одна, пестревшая белыми пятнами шпаклевки, подготовлена к покраске, а та, что с окном, сохраняла прежний цвет. К тому же старая оконная рама была выломана, а новая еще не поставлена.

Конечно, выпрыгнуть со второго этажа не было для меня большой проблемой. Какие-то четыре-пять метров высоты. Вопрос был в том, куда потом деваться. Сарториус, если еще жив, конечно, постарается прихватить меня с собой на прорыв. В том, что ему придется прорываться из кольца, сомнений не было. С другой стороны, мне было непонятно, почему Сорокин ведет бой по старинке, не применяя ГВЭП. Ведь тогда он сумел бы этих самых коммандос стравить между собой. Они бы постреляли друг друга, а когда патроны кончились, стали резаться и морды бить сами себе. Ан нет, идет огневая месиловка, как в доброе старое время. Что произошло?

Размышлял я над этим вопросом, уже укрывшись в санузле, наиболее надежном и безопасном месте. Здесь не было окон, двери плотно закрывались и запирались изнутри.

Конечно, и коммандос, и охранники гостиницы, совместно расстрелявшие Алехо, могли видеть, куда я запрыгнул. Но если повезет, то могут подумать, будто я выпрыгнул в окно. Если не повезет, то осмотрят номер и могут вытащить меня из моего убежища. Охранники, ежели им удастся пострелять коммандос, скорее всего убивать не станут, а утащат к Сарториусу. А вот ежели одолеют коммандос, то такой гарантии нет. Но все равно, спрятаться в защищенном от пуль месте безопаснее, чем прыгать из окна во внутренний двор, где тебя могут просто сдуру срезать все, кому не лень.

Автоматная трескотня из коридора слышалась минут пять, потом все стихло. Я отошел подальше от двери, ведущей в комнату, и постарался затихнуть. Уши, само собой, навострил. Внизу, на первом этаже, по-прежнему стреляли, поэтому мне приходилось напрягать весь свой слуховой аппарат, чтобы разобрать, происходят ли какие-то перемещения здесь, в непосредственной близости от моего убежища.

Шаги по коридору я услышал очень невнятно. Разобрать, кто именно топает, естественно, было невозможно. Шли крадучись, с опаской, не спеша. Потом ускорились – топ-топ-топ! – кто-то сделал перебежку. Должно быть, перескочил от одного дверного проема к другому. Топ-топ-топ! – еще перебежка. Похоже, бежал другой боец, по другой стороне коридора. Может, вовсе мимо пробегут?

Мечтать не вредно. Но мечты имеют свойство не сбываться.

Ш-ших! Бряк! Бу-бух! – стены и пол заметно тряхануло, с потолка посыпалась побелка, а в тонкой двери санузла возникло несколько рваных пробоин от гранатных осколков. Длинные щепки посыпались на плитки пола. Стену напротив дверного проема крепко пощербатило – куски недавно положенной стеновой плитки еще добавили мусора. Но это мелочи. Стой я у двери – и место в морге мне было бы обеспечено. Впечатление не из приятных.

Следом за взрывом послышался тяжкий топот и устрашающий нечленораздельный рев:

– У-о-а-а-а!

По многострадальной двери санузла лупанули две очереди. Дыр прибавилось, еще несколько плиток разлетелось на куски, мусору на полу стало намного больше, но до меня, зажавшегося в угол, точнее, в тесный закуток между стенкой, отделявшей туалет от ванной, и унитазом, ни одна рикошетина не долетела.

Потом по двери солидно грохнули ногой. Задвижка, однако, с первого удара не слетела, и некий бас солидно выматерился:

– Fuck it!

Не знаю, соображал ли я всерьез насчет отражения этой атаки. Скорее наскоро пытался догадаться: пришибут или калекой оставят? Насчет чего-либо более благополучного в голову ничего не шло. То, что я имею дело не с охранниками Сарториуса, мне уже было ясно, как дважды два. Те не стали бы швырять в комнату гранату и уж тем более – строчить по двери. Правда, в коридоре они пошарашили своего коллегу Алехо, но это был несчастный случай. В конце концов, меня-то они могли разглядеть. Не так уж было далеко, чтоб не понять, кто запрыгнул в дверь номера. Поэтому, если б им удалось завалить коммандос, то они бы вломились в номер вполне культурно и не беспокоясь за свои шкуры, поскольку знали, что у меня оружия нет и быть не может. Наверно, они могли бы и позвать голосом: мол, вылезай, сеньор-компаньеро, сейчас мы тебя к батьке Сорокину отведем. И вообще, я так думаю, эти ребята по-испански говорили бы. А тут типичный англо-американский мат.

Второй удар каблуком десантного ботинка задвижка не выдержала и с жалобным бряканьем полетела на пол вместе с прикреплявшими ее шурупами. Дверь настежь распахнулась, а сердце у меня очень тоскливо сжалось. Очень неприятно, когда хана кажется неизбежной, и нет никакой реальной возможности ее предотвратить.

Правда, тот самый господин, который так некультурно обращался с дверью, не очень торопился вломиться в санузел. Он, должно быть, понимал, что слишком торопливых иногда прошивают в упор или протыкают ножом, а о том, что у меня нет при себе ничего стреляющего и режуще-колющего, не знал.

– Дай гранату! – рявкнул он по-английски, обращаясь, должно быть, к своему напарнику.

– О'кей, – ответил тот. Я хорошо расслышал, как они копошатся, и с тупой обреченностью считал секунды. Ребята грамотные, скорее всего бросят гранату так, что мне ее перехватить не удастся. Может, меня и не достанет осколками, но глушанет капитально. В тесном помещении санузла меня может крепенько садануть воздушной волной об стенку, так, что дальнейшая жизнь покажется неинтересной и контрольная очередь в голову, которой меня обеспечат коммандос, будет выглядеть как акт гуманитарной помощи.

Однако все пошло совсем по-иному.

Испуганный вскрик сразу из двух здоровых глоток разорвал воздух. Я аж подскочил в своем укрытии, ибо нервишки и так были на пределе.

Дут! Дут! – Это работало нечто бесшумное.

– Oh, God! – прохрипела какая-то глотка. Бряцнуло выпавшее из рук оружие, стукнула по полу какая-то твердая и увесистая фигулина – скорее всего граната, а потом с тяжким шмяком повалились тела. С небольшим интервалом в несколько секунд. Должно быть, чеку из гранаты коммандос выдернуть не успели, потому что взрыва, к которому я на всякий случай приготовился, не последовало.

Вместо этого прозвучал знакомый, хотя и несколько хрипловатый голос:

– Волчара! Ты жив, а? Вылазь!

«Хуже не будет», – подумал я и вылез из своего закутка. Очень неверными

шагами подошел к двери и, пошатываясь, будто поддатый, цепляясь зараскуроченные филенки, поглядел в комнату.

Хотя голос был знакомый, узнать Элен по внешнему облику я бы нипочем не сумел. На ней была просторная камуфляжка, под которой проглядывал броник – как туда только титьки запрессовались! Поверх куртки был навьючен «лифчик» – отнюдь не дамский, а самый что ни на есть мужской – с автоматными магазинами. Сам автомат – нечто незнакомое, но, судя по всему, на базе

Калашникова – псевдо-Хрюшка держала за пистолетную рукоятку, продев локоть через ортопедический вырез приклада. Из дула, на которое был навинчен глушак, тянуло свежей тухлятинкой. Имелась и оптика. На башке был прочный, швейцарского производства, шлем с поднятым вверх массивным забралом из бронестекла, под который была капитально спрятана вся пышная соломенная грива – ни волосинки не торчало. Сама мордаха была так размалевана зелено-коричневой маскировочной краской, что мать родная, то есть Валентина Павловна Чебакова, ни в жисть не признала бы за дочку это чудище. На поясе камуфляжных штанов у мамзель Шевалье висела кобура с каким-то солидным инструментом типа «стечкина», нож НРС, которым можно не только зарезать, но и застрелить – уж не тот ли, с которым я на Кирину дачу ездил? – а также две гранатные сумки. А за спиной у грозной мадемуазель просматривался хорошо знакомый предмет – «винторез» с толстым стволом-глушителем.

Носком ботиночка – только мне таким по ребрам не надо! – девушка только что перевернула того самого нехорошего дядю, который хотел кинуть мне в санузел гранатку. Для него уже все неприятности кончились. Гранатка с невинным видом лежала рядышком с трупом, очень чистенькая и совсем вроде бы безопасная. Однако внешность этой штучки мне – Дику Брауну, конечно! – была хорошо известна и памятна по вьетнамским делам. Эта маленькая дрянь начинялась белым фосфором и при подрыве давала огромную температуру, разбрасывая во все стороны жгучие капельки, которые могли даже сталь проплавить, не говоря уж о том, что запросто прожигали насквозь человека. Но даже если капли фосфорной начинки на человека не попадали, он мог сдохнуть от вдыхания продуктов горения, особенно в замкнутых объемах. Когда-то такие штуковины Дик Браун со товарищи кидали в подземные ходы, которые вьетконговцы километрами рыли у себя в джунглях, а иногда и просто в убежища, куда прятались от бомбежек женщины и дети…

Второй коммандос тоже не подавал признаков жизни и не мог их подать при всем желании. Потому что, когда пуля калибром 9 мм попадает в глаз, это почти никому не удается.

Его рассматривало еще одно зеленое чудовище, в котором я только подсознанием смог угадать Любу.

– Не ранен? – спросила Элен, видя, что я немного не в себе.

– Н-нет… – пробормотал я нетвердым голосом. – Просто перепугался…

– На, – сказала Элен, поднимая с полу «М-16А2» с подствольником. – Удержишь?

Оружие было малость замарано в кровянке, но я не побрезговал, обтер его какой-то тряпкой.

– Любаня, смотри за дверью! – распорядилась мамзель Шевалье. – А ты, Дима, давай веселей. Пора сматываться отсюда.

– Так я чего… Готов.

– Ни фига ты не готов, боец Коротков! – рявкнула Элен с интонациями незабвенного прапорщика Кузяева из моей личной армейской юности или сержант-майора Гривса по прозвищу Джек-Потрошитель, которого хранила память Дика Брауна. – Ты в этой маечке, блин, за сто верст светишься! Сымай куртень со жмура и всю навьючку – тоже. А штаны с вон того снимешь – этот дристанул напоследок. Ботинки не забудь.

Пока я в срочном порядке напяливал на себя пропотелые шмотки убитых коммандос, застегивал на липучки броник, собирал на один ремень ихние магазины и гранаты – ту, фосфорную, которой меня едва не сожгли, тоже пришлось взять, – воинственные бабы приглядывали за окном и дверью. Дабы злокозненный супостат не подобрался незаметно, как они сами к потерявшим бдительность коммандос.

Когда я надевал на себя куртку, то обнаружил на рукаве знакомый шеврон с оскаленной тигриной мордой. «Тигры»! Стало быть, мы опять в контакте с этим элитным батальоном хайдийской армии… Что ж, зато я теперь хоть знаю, где нахожусь и с кем воюю.

– Телись быстрее! – подгоняла Элен. – Как баба копаешься…

Наконец я вроде бы снарядился. Но в этот самый момент, перекрывая звуки стрельбы, вновь послышался свистяще-шелестящий гул вертолетов. В окно хлынул поток воздуха от нескольких роторов, по комнате закружились пыль и мусор.

– Проваландались! – Элен добавила пару русских фраз без протокола. – Ну, теперь держись! Побегаем!

В этот момент хрюкнула рация, и нервный голос Сарториуса позвал:

– Таня! Таня! Ответь нулевке.

– Я – Таня, слышу.

– Чего молчала?! – рявкнул Сорокин из динамика. – Где объект?

– Штаны надевал, – огрызнулась Элен.

– Пять минут, чтоб была на первом этаже! Парадную лестницу еще держу. Поняла? Жми, если жить хочешь! Видишь «вертушки»? Сколько их?

– Три зависло. Пощекотать?

– Некогда! Уходи. Конец связи!

Элен пихнула рацию в карман и приказала:

– Любаня, глянь в обе стороны – и бегом к парадной! Ты, – это уже относилось ко мне, – за ней. Не прилипай, метрах в пяти держись. Я – сзади.

Любаша сорвалась с места и понеслась, как спринтер. Я – за ней. Труп Алехо валялся на прежнем месте, я случайно поддал ногой попавшийся на пути «глок», а потом подхватил эту полезную волынку и сунул за пояс.

Как выяснилось, итог схватки между «тиграми» и охранниками гостиницы был в этом коридоре неутешительным. Тех троих, что выскочили навстречу паре коммандос, мы нашли убитыми. Их желтые рубашки были слишком хорошей мишенью в полутемном коридоре.

Сверху уже топотали десятки ног. Вторая волна «тигров» была, видать, посолиднев.

Но до площадки перед парадной лестницей мы добежали спокойно, без неприятностей. Здесь обнаружился Валет, которого Сарториус, как видно, решил освободить и приспособить к делу. Юный «зомби» с пулеметом «ПК» пристроился за небольшой баррикадой из каких-то диванчиков и держал под прицелом другой коридор, перпендикулярный тому, по которому мы прибежали к лестнице. В этом коридоре метрах в двадцати пяти перед ним валялось три трупа «тигров», а подальше – еще двое. Элен, бежавшая сзади, крикнула:

– Пригнитесь, достанут!

Это было очень своевременное замечание. С того конца коридора, куда был нацелен пулемет Валета, затарахтели очереди. Правда, не шибко прицельные. Судя по всему, «тигры» просто выставляли стволы из-за укрытий и долбили наобум Лазаря, по принципу «пуля виноватого найдет». Должно быть, Валет уже дал им понять, что провернет любую башку, которая хоть в полглаза высунется поглядеть на пару секунд. Но тем не менее, когда мы прыжками перескакивали опасный участок, несколько пуль свистнули совсем близко. Валет ответил длинной очередью, заставив стрелков шарахнуться за углы, и мы проскочили за его спиной на лестницу.

– Вниз! Живенько! – запыхавшись, крикнула Элен.

Мы вылетели в холл. Тут все было совсем не так, как тогда, когда я ночью приходил сюда за «джин энд тоником». Сейчас здесь была обстановка не то «Дома Павлова», не то Белого дома 4 октября 1993 года. Все стекла из рам перекочевали на пол, в воздухе летала копоть, в стенах зияли дыры, пробитые кумулятивными гранатами, на полу, усеянном стреляными гильзами, битой штукатуркой, кусками кирпича и бетона, валялись трупы. Через выбитые окна то и дело залетали шальные пули, но откуда – фиг поймешь, потому что перед отелем полыхало несколько машин. Среди них просматривались старые штатовские БТРы М-113, а также несколько ни в чем не повинных легковушек. Горящий бензин разлился по площадке и, должно быть, остановил наступающих. Впрочем, обороняющимся эта огнедымовая завеса тоже мешала, и они почти прекратили стрельбу.

Сарториус, с опаленной бородой и в донельзя перепачканной рубахе, выскочил из-за какой-то бесформенной кучи обломков с рацией в одной руке и с автоматом в другой. Сорванным, сиплым, как у алкаша, голосом он прохрипел:

– Направо, под лестницу, вниз! Быстро!

Элен без лишних слов толкнула меня вперед.

Под лестницей оказалась небольшая дверь, перед которой стоял Ваня Соловьев с автоматом в руках. Он, должно быть, был выставлен охранять ее и пускать только того, кого положено. Нам он дорогу не загораживал и даже не шелохнулся тогда, когда Люба, я и Элен проскочили в дверцу один за другим.

Мы очутились на площадке довольно узкой лестницы, ведущей куда-то вниз. Освещена она была только одной слабенькой лампочкой, которая к тому же все

время мигала, обещая вот-вот погаснуть. Люба в нерешительности остановилась,но Элен гаркнула:

– Вперед, вперед! Вниз до упора!

Люба, а за ней и я побежали по лестнице, едва успевая удерживаться за перила – спуск оказался крутым. Пробежали первый марш, второй, третий, четвертый… За пятым оказался бетонированный ход длиной почти в полсотни метров, освещенный несколькими лампочками, столь же хилыми, как та, что наверху.

– Быстрее, быстрее! – подстегивала Элен. – Нажмите!

Было такое впечатление, что за нами кто-то гонится. Впрочем, через паруминут сзади, от лестницы, послышался топот ног. Но поскольку перед этим не прослушивалось какого бы то ни было усиления стрельбы, то я предположил, что Сарториус приступил к эвакуации своих людей.

– Это наши, наши! – подтвердила мои догадки Элен. – Быстрее, а то мы их тормозить начнем!

За 50-метровым ходом обнаружилась площадка с двумя дверями, явно похожими на лифтовые. Мне уже и без того стало ясно, что предстоит очередное погружение в подземные вотчины давным-давно забытого хайдийского диктатора Педро Лопеса.

БЕГСТВО

На площадке мы остановились, потому что двери лифтов были закрыты. Никаких кнопок вызова кабин на стенах не было. Это вызвало недоумение только у Любы, которая, впрочем, ограничилась тем, что вопросительно поглядела на Элен: мол, а как дальше?

– Сейчас подойдут с пультом, – ответила та на этот немой вопрос.

Действительно, через пару минут после нас на площадку один за другим стали выбегать бойцы Сарториуса. Впрочем, среди тех, кто первым выскочил из бетонированного хода, были Агафон, Гребешок, Луза и Налим. Все они были вооружены автоматами, а закопченные рожи выражали глубокое удовлетворение тем, что жизнь продолжается. Следом, нервно посмеиваясь, прибежал мужик постарше, которого я помнил по заимке Лисовых, – Фрол. Оказывается, он отлично знал четверку северян, и они стали шумно, хотя и бестолково обсуждать какие-то эпизоды боя. За Фролом прибежали трое уже явно здешних ребят в сильно потрепанной и прожженной униформе охранников. Один из них, как мне помнится, сопровождал Сарториуса вместе с ныне покойным Алехо, а двух других я не знал. Следующим номером программы был сам Сарториус с пультом, а последними прибежали трое с ног до головы увешанных оружием бойцов: Ваня, Валет и еще один знакомец по Сибири – кавказец Ахмед (точной его национальности я не знал).

На тесной площадке и пятнадцать человек могли показаться толпой. Все были возбуждены, галдели на русском и испанском языках. Компаньеро Умберто покрутил головой, набрал на пульте какую-то комбинацию цифр, и вход на площадку со стороны бетонированного туннеля задвинулся стальной плитой. Одновременно плавно раздвинулись двери лифтов.

– Внимание! – гаркнул Сарториус. – Каждая кабина рассчитана на шесть человек из расчета семьдесят пять килограммов каждый. У нас средний вес выше, поэтому будем отправлять по пять. Со мной остаются Ваня, Валет, Ахмед и… Дима.

– Давай лучше я останусь, – предложил Фрол.

– Отставить, – строго сказал Сорокин. – Ты старшим по кабине поедешь. Значит, так. Правая кабина: Фрол, Люба, Гребешок, Налим, Виктор. Старший – Фрол. Левая кабина: Элен, Луза, Агафон, Артуро, Мельчор. Элен – старшая. Лифтом управляют старшие, они же отвечают за порядок. Опускать до упора, горизонт 100. После спуска организованно занять места в вагончике и ждать нас в течение часа. Если не прибудем, отправляйтесь самостоятельно. Мой заместитель – Фрол. Грузитесь!

Народ организованно стал заполнять кабины. Элен помахала мне рукой. Двери закрылись, послышалось характерное гудение моторов, тихий скрип разматывающихся тросов и роликов, скользящих по направляющим рельсам. А мы впятером остались на площадке.

Ваня и Валет, что для них было совершенно естественно, хранили спокойствие. Ахмед был по-восточному непроницаем. То ли он был абсолютно уверен в том, что второй рейс лифта состоится, то ли держал свои сомнения при себе, считая недостойным мужчины демонстрировать какое-то волнение. Впрочем, может быть, он просто не знал, в какие чертовы тартарары его собираются отправить. А я, слава Богу, уже много раз бывал в этом подземном царстве, и каждое путешествие туда стоило мне немалых нервов. Последний раз, в 1994-м, когда мы с Танечкой лазили в святая святых этой системы – супербункер «Бронированный труп», я вообще не запомнил толком, как оттуда выбрался, если, конечно, не поверить фантастической истории с применением перстней Аль-Мохадов, «Зомби-7», превращением в плазменный тороид, который Сарториус сумел захватить ГВЭПом и непонятным образом восстановить из него наши тела и души. Кроме того, насколько мне помнилось, перед тем как нас вынесло из подземелий, в «Бронированном трупе» должен был произойти или даже произошел на самом деле небольшой ядерный взрыв. По идее, бункер должен был полностью испариться вместе с нами, а уровень радиации в подземных туннелях даже сейчас мог быть опасно высоким. А у нас ни ОЗК, ни противогазов, ни даже респираторов «Лепесток», судя по всему, не имелось. Правда, «Бронированный труп» располагался гораздо глубже, чем нам предстояло опуститься сейчас, – на горизонте 500 метров. Пустота, выжженная взрывом в недрах земли, скорее всего остекловалась изнутри расплавившейся при взрыве породой, и основная масса радиоактивных веществ осталась там. Однако тут, на острове вулканического происхождения, и естественная сейсмика высокая. Тряханет – по «стеклу» трещины пойдут. И через эти трещины начнет туда заливаться подземная водичка, может и просто сквознячок посодействовать… Глядишь, за три года и по всем подземельям радиация вырастет.

В общем, я хорошо понимал, что ничего веселого под землей не будет и даже спасения от тех же «тигров» уход в хайдийские катакомбы вовсе не гарантирует. Мне лично еще три года назад казалось, что они чувствуют себя в тоннелях очень даже уверенно. А за истекшее время вполне могли как следует изучить тамошний театр военных действий, отработать тактику и натренировать подразделения. Я, конечно, не знал, насколько коммандос осведомлены об этом ходе с лифтом, но запросто могло оказаться, что тех, кто поехал вниз, уже ждут, как выражались во времена моего детства, «один с топором и двое с носилками».

Сарториуса, однако, на мой взгляд, волновало другое. Он стоял довольно близко от задвинутого броневой дверью хода, ведущего наверх, и напряженно прислушивался.

– Копошатся у верхней двери, – сказал Сергей Николаевич, – по-моему, взрывать собираются.

– Наши заряды не сдетонируют? – довольно равнодушно спросил Ахмед.

– Надо надеяться, что нет, – не очень уверенно произнес Сорокин. – Если не переборщат пластита на дверь, то обойдется.

– А сколько надо, чтоб ту дверь повалить?

– Граммов сто, не больше. Если рванут больше полкило, то могут лестницу завалить. А чтоб детонация пошла на наши заряды, где-то килограмм надо. Тогда они не только эту, но и парадную лестницу разгрохают.

– Сергей Николаевич, а внизу нас никто лишний не дожидается? – скромно поинтересовался я.

– Нет, – лаконично ответил он. – Там все схвачено.

Я не стал интересоваться, как именно, но понял, что за дела внизу Сарториус спокоен. А вот насчет того, что где-то оставлены заряды, которые могут сдетонировать, я узнал, мягко говоря, без радости. Зачем Сорокин что-то там наверху заминировал, меня, конечно, не очень заинтересовало. Известное дело – чтоб врагу не досталось. Но вот что произойдет, если эти самые заряды все-таки сдетонируют, меня сильно заботило. Например, не провалится ли сюда, нам на головы, вся гостиница? И не провалимся ли мы, в свою очередь, безо всякого лифта хотя бы на горизонт 100?

Но тут сомнения разрешились очень просто.

Стены, потолок и пол легонько дрогнули, а потом сверху донесся гул.

– Нет, не переборщили, – порадовался Сарториус. – Точно по норме. Ничего не сдетонировало.

– Но ведь они сейчас пройдут на лестницу и минут через пять подойдут к двери.

– Жалко, что немного раньше, чем я думал. Лифт только-только дошел до места. Думаю, что назад он пойдет минуты через три-четыре. До нас дойдет не раньше чем через пятнадцать. Еще пара минут на то, чтоб войти в кабину и закрыть дверь. Итого двадцать минут. А что у них? Спуск и проверка лестницы

– пять минут. Проход по коридору – тоже пять. Подготовка подрыва двери – не больше десяти.

– Растяжку надо было поставить, – заметил Ахмед. – Очень хорошая вещь. Еще бы десять минут добавили. Если б, конечно, они вовремя заметили. А если б не заметили, то подорвались бы. Тоже польза.

– Жалко гранату отдавать было, – сказал Сорокин. – Ваня, послушай, нет ли передвижений в нашем направлении. Сколько, где находятся.

– Идут пять человек, – сообщил Ваня. – Головной проходит первую площадку. Последний только что прошел через дверь.

– Засекай время прохождения одного марша головным.

– Принято!

Ваня насторожил уши. Как и что он там слышал – хрен поймешь. Но тем не менее, дослушав, сообщил:

– Головной прошел второй марш за одну минуту шестнадцать и три десятых секунды.

– Общее время прохождения двух маршей?

– Две минуты сорок восемь и семь десятых секунды.

– Идут с ускорением, – заметил Сарториус.

– Сначала осторожничают, потом смелей топают, – сказал Ахмед. – Третий марш еще быстрей пройдут, увидишь… Ваня послушал и доложил:

– Третий марш головной прошел за одну минуту десять и одну десятую секунды. Общее время прохождения трех маршей – три минуты пятьдесят восемь и восемь десятых секунды.

– Лестницу пройдут меньше чем за семь минут, – прикинул Сорокин. – На минуту с чем-то больше, чем я предполагал, но все равно, нужного запаса не будет.

– Надо их осадить в коридоре, – предложил Ахмед. – Можно эту дверь немного отодвинуть? Не совсем, а чуть-чуть? Постреляем, а?

– Помнишь, как ты в позапрошлом году хотел еще чуть-чуть пострелять? – спросил Сарториус с легким ехидством. – Если б я тебя не утащил насильно, федерасты тебя «шмелем» сожгли бы.

– Думаешь, здесь тоже «шмели» есть?

– Сам продавал двадцать комплектов.

– Зачем, а? Лучше б Салману продал.

– Это в девяносто третьем было, весной. А с тобой мы только в октябре познакомились. Когда с Пресни уходили…

– Лестница пройдена, – доложил Ваня. – Остановились на площадке перед входом в коридор. Общее время прохождения лестницы – семь минут три секунды ровно.

– Валет, – обратился Сарториус ко второму «зомби», – подойди к лифту, послушай, далеко ли он.

– Принято. – Валет подошел к дверям лифта, прислушался. В это самое время Ваня доложил:

– Один включил инфракрасный прицел и осматривает коридор. Нажимает спусковой крючок.

Гулкий грохот выстрелов мы и сами хорошо расслышали, так же, как звонкие удары пуль в броневую дверь и визг рикошетов. Затем все стихло.

После этого сразу пять пар ног затопотали по коридору. Затем послышался удар железом – кованым прикладом, должно быть, – по двери.

– Ну-ка, все в стороны от проема! – тихо скомандовал Сорокин. – Валет, как там лифт?

– Кабины прошли горизонт сорок. Скорость подъема – десять метров в минуту.

– Стало быть, через четыре минуты подойдет. За дверью попритихли. Ваня продолжал слушать.

– Отошли от двери. Переговариваются. Испанского не знаю, сообщить содержание не могу, – сообщил он.

– Что ж твой батя не научил их, а? – проворчал Сорокин.

– У него и надо справляться, Сергей Николаевич, – буркнул я.

– Вот дадут они сейчас из гранатомета, – нервно хмыкнул Сарториус. – Тогда нам тут никакие справки уже не потребуются…

– Не пробьют, – успокоительно произнес Ахмед. – Очень крепкая броня. И толстая.

По-моему, это он сам себя успокаивал.

Последние минутки тянулись так долго, что показались получасом. Ваня и Валет ничего не докладывали, а за дверью слышалась неясная возня, понять смысл которой я лично не взялся бы. Еще раз подумал о том, что прежде для Сарториуса не было бы никакого труда уйти из этой гостиницы без проблем. Где ж его ГВЭПы? Впрочем, я тут же и о своем, так сказать, «багаже» задумался. А ведь у меня тут чемоданчики были разные! С компроматами, с миллионами, с документами группы «Пихта»… Что-то я их не видел. Может, конечно, раньше вынесли?

Но тут послышался негромкий лязг, сразу обе кабины открылись, и мы торопливо прыгнули все вместе в одну и ту же – левую.

– Стоп! – заорал Сарториус. – Давайте двое в другую!

Все переглянулись, а Сорокин, не желая тратить время на долгие разъяснения, выдернул из кабины Ахмеда, и они перебежали в правую кабину.

– Дима, нажимай против цифры 100! – дал ЦУ Сергей Николаевич.

Я нажал. Двери закрылись, пол пошел вниз, тело словно бы убыло в весе. Кажется, я, оставшись в кабине вместе с суперсолдатами и кучей оружия, которую они тащили с собой, почувствовал кое-какое облегчение.

Но не очень надолго. Потому что примерно через пару минут после того, как наша кабина заскользила вниз, где-то наверху что-то свистнуло, грохнуло, хряпнуло…

И скорость движения кабины вниз резко убыстрилась. Уже через секунду я ощутил состояние невесомости или что-то в этом роде. То, что порвался трос, и кабина попросту падает в стометровую (а может, и глубже) пропасть, я догадался еще спустя секунду. Однако в тот самый момент, когда моя башка, парализованная ужасом, взывала не то к Богу, не то к черту, прозвучал чуть-чуть вибрирующий голос Валета:

– Скорость спуска нерасчетная. Опасно для биообъектов! Включаю экстренную остановку кабины!

Послышался хлопок, скрежет, звон, пахнуло окалиной, меня и ребят тряхнуло, подбросило, немного тюкнуло касками о потолок – и кабина остановилась.

Минуты две я делал вдохи и выдохи, пытаясь поумерить стук сердца и восстановить дыхание.

Кроме того, я попытался представить себе, с чего бы это трос лопнул. Перегрузка? Ни фига, даже в московских лифтах кабина не едет, если превышен максимально допустимый вес груза. Дефект троса? Но плетенный из стальных нитей канат лопается не сразу, а постепенно. И наверно, если эти проволоки стали лопаться, то их звон я бы слышал на протяжении нескольких минут. А тут

– р-раз! – и, слава Богу, хоть не вдрызг.

Потом я припомнил, что был свист, грохот и лязг. Прикинул. Правая кабина находилась почти точно напротив выхода из 50-метрового коридора. Если, как предполагал Сарториус «тигры» ударили по двери из гранатомета и прошибли 200-миллиметровую стальную плиту – а это реально! – то расплавленные кумулятивным факелом металлические ошметки вполне могли прошибить правую дверь. Нашей кабине они уже не достались, но зато рубанули по натянутому канату, и он лопнул, как струна на гитаре.